Бабайка.⁠⁠

Он достался ей ещё от деда с бабкой: старый и местами лысый попугай, со сведённой навсегда артритом лапкой и с дурацкой кличкой Йокарный Бабай. 

А откуда он у деда появился, то история скрывала от неё. Попугай тот очень много матерился (так, что в в первый раз аж уши отняло), не умел летать уже лет восемь-десять, обожал орехи, кетчуп и коньяк. Был всегда сварлив и очень редко весел. Обижался на неё за просто так, утыкался клювом в угол в коридоре, колупал его, и хохлил тощий зоб. И с годами появился на обоях в этом месте клювом выбитый узор.

В общем, был питомец очень неудобным: ни уедешь, ни гостей не позовёшь с этим полулысым гадом сквернословом. "Эх, Бабайка, ну когда же ты помрешь?" - часто спрашивала у него со вздохом, наливая ему в блюдечко попить. Он в ответ вопил: "Бабай не сдохнет! Я как Ленин: жив, живу и буду жить!"

В той квартире он, конечно, был хозяин. А она была его незваный гость. Может, и могли бы стать друзьями, но за годы как-то не срослось.

А потом Бабайка начал чахнуть, реже матерился, больше спал, стал противно-кислым едко пахнуть, и вообще заметно подустал. А по вечерам, он пел ей песни, тихо и совсем не озорно. Те, каких не слышала лет двести (это для гиперболы. Давно.) 

И лилась по кухне песня плавно, через толщу зим и ворох лет. И в тех песнях было самым главным то, что пел их ей когда-то дед. И Бабай его и бабкин голос до мурашек точно повторял. И на время песни ее возраст цифры очень быстро обнулял.

Вот она у деда на коленках. Вот бабуля лепит пирожки. Попугай сидит в огромной клетке, нет проплешин у его башки. Дед поёт, а бабушка танцует. Ей тепло снаружи и внутри, и в макушку дед ее целует.

Деда нет уже как года три. Бабушки шестнадцать. Но сегодня мерзкий, лысый, злобный попугай голосом бабули засмеялся.

"Птичка! Ты живи! Не умирай! Хочешь коньяка большое блюдце? Хочешь миску кетчупа налью?"

Попугай как будто улыбнулся, и сказал ей: "я тебя люблю".

А потом нахохлился и умер. Попугаи столько не живут. 

А она расплакалась, подумав, что родные больше не пришлют песнями ей весть из-за границы, весть из-за последнего крыльца. 

А потом похоронила птицу и купила нового птенца.

Мальвина Матрасова