Серия «Сфайрос»

Их путь отмечался буераками и неожиданными провалами, что никак не способствовало ускорению. Злобно палило солнце, выжигая нервные клетки, хотя уже начинало клониться к закату. А там, у горизонта, ненавязчиво сползались в небе серые кучи. Тени удлинились и стали тягостными. Поглощенная жидкость разбазаривалась телом в виде пота, оба беглеца вдобавок были вымазаны в пыли и мелком мусоре. Лишь редкие порывы ветра предлагали скупое облегчение.

- Скоро траву жрать начнем!- не выдержал Мига. Даже не голода, а больше тишины. Серый пер себе вперед молчаливым броненосцем, Мига же терпеть не мог игры в молчанку.

- Ты сутки потерпеть не можешь?- отозвался Серый без особого сочувствия.

- Я ж последние два года по графику хаваю!- осклабился Мига.- Мое туловище в упадке.

- До деревни доберемся, раздобудем воды и хавчика.

- Настучат!- Мига прищурился, и этот прищур сделал из него внешне нормального человека, прикрыв буркалы.- Всю деревню не грохнешь.

- Всегда есть отщепенцы. В любом селе есть такие. Живут на отшибе, с людьми не контачат, гребут в одну харю. Найдем такого сквалыгу, у него и разживемся. Не найдем, так сопрем курицу втихаря. Никто ментам из-за курицы звонить не будет. А если и позвонит, те нахер пошлют.

Мига не был уверен: сейчас, когда вся милиция на рогах, любая курица может стать мамонтом. Тем не менее, Серый производил впечатление человека, у которого всегда есть надежный план. Так что Мига поостерегся выпячивать свое мнение.

- Жаль, что твои кореша нам ствол не подогнали,- горестно вздохнул он.- Только перья.

- Они предлагали. Я не подписался.

- Да ладно?- Мига выкатил «миги».- А чо?

- Возни много, и ненадежная штука. Когда надо, может заклинить. С двадцати метров хрен попадешь, вблизи тоже толку немного, за руку схватят и вывернут. Шум один. Лучше ножа еще ничего не изобрели.

- Так ты и не пали почем зря! Пуганул немного, и уже лады.

- С оружием так не канает,- возразил Серый.- Оружие, если попадет в руки, оно хочет выстрелить. Как у Чехова. Если в начале пьесы висит на стене ружье, в конце оно обязательно выстрелит.

Мига пожал плечами. Часто ему была непонятна вся эта философская ботва и корчанье теллигента. Сам он придерживался иконно простых истин. Типа, дают – бери, бьют – беги, и подобная этика. Но и тут он не стал пререкаться, его номер семнадцатый, чтобы без повода бакланить.

- Чехов бы спекся на нашем месте,- заметил он невпопад.- Под таким солнцем.

- Спокойно зрит на правых и неправых,- неожиданно продекламировал Серый.- Добру и злу внимая равнодушно.

Мига с интересом покосился на Серого. В биографии их рулевого по-прежнему оставалась куча белых пятен – чем тот жил, пока не свернул с комсомольской дорожки. А Серый был комсомольцем в старших классах, не хер собачий, и планировал стать партийным, футы-нуты лапти гнуты. А что помимо этого – загадка. Да и о своих криминальных трудах делился тот вскользь и неохотно. Больше любил впадать в философию и поучать, чем бесил Мигу до карачуна, но постепенно тот приспособился и не возбухал.

С самим же Мигой все обстояло кристально с точки зрения понятий. Был у него дружок в начале 80-х, они жили в одном районе и регулярно ходили в соседний на мочилово с тамошними. Из-за этого оба состояли на учете в детской комнате милиции, но в их кругах это считалось достоянием, да и в школе пацаны уважали. Подростком Мига был уже закоренелым гусем – пил, курил и заставлял марамоек брать в рот. Не насиловал, потому как статья беспонтовая и риск быть опущенным. Так что, когда дружок предложил ему обнести хату по наводке какого-то чмыря, вовлечение Миги случилось естественным образом. Не то, так другое, он уже катил по прямой линии и особо не парился.

Чмыря они поставили на шухере, когда брали хату, а через неделю взяли их самих. Рутинное дело, таких тупарей малолеток даже искать особо не пришлось. Чмырь сдал их обоих в обмен на свободу, Мига получил три года колонии, дружок – всего два. Мига только на суде узнал, что, пока он зубоскалил в лицо следаку, дружок активно спихивал на него все косяки, так что Мигу в результате судили как организатора и зачинщика. Посему год лишку дружок себе выторговал, а вот долгую жизнь – ни хрена не угадал.

Мига отсидел положенные и вернулся назад с репутацией и связями. Нашел дружбана – а чего его искать-то, вот он сидит, в соседнем доме по-прежнему,- наведался к нему и почикал гниду ножиком. Раз двадцать воткнул. Дружок по случайности торчал дома с чувихой своей. Базарили, что жениться на ней собирался, все пучком. Мига преподнес обоим свадебный подарок, почикав и чувиху попутно, предварительно сбросив с ней весь сексуальный пыл, накопленный за три года отсидки. Чувиха, к несчастью, выжила и стала ключевым свидетелем по делу.

Он был готов к новому сроку, но тут внезапно столкнулся с избитой истиной про закон и дышло. Дело развалилось. Куча мелких нестыковок, неверно проведенные розыскные мероприятия, раздолбайство и пофигизм в следственных органах. В довершение свидетельница вдруг начала темнить и путать показания, а потом и вовсе соскочила. Походу, кто-то обрисовал ей, что в следующий раз Мига освободится и нанесет визит уже ей, девка и сломалась. Так что отпустили Мигу на все четыре стороны, а он, окрыленный успехом, взял и приперся к той девке-свидетельнице и трахнул ее еще раз. Мига всегда остро чувствовал в людях жертву, а когда чуял – пользовался. Он планировал приберечь шалаву надолго, но та вдруг сорвалась и слиняла в другой город. Да и пофиг. Мига быстро нашел ей замену.

Нынешний срок Мига отбывал тоже за налет на хату. Все обошлось без крови и пыли, только бабка, присутствовавшая в доме, через два дня окочурилась от переизбытка впечатлений. Но срок Миге влепили солидный, учитывая все его прошлые заслуги, коих набиралось немало за его тридцатилетнюю жизнь. Самое фартовое, что за серьезные преступления его так никогда и не взяли – убийства, изнасилования и однажды похищение ребенка.

Он бы и не подписался на побег, его в целом устраивала такая жизнь, от воли до воли. Но Серый соблазнил загранкой и чистыми документами. Начать новую жизнь, завести новую личность – это офигенно возбуждало. Мига будет ходить, весь из себя кент, и только он сам будет знать, сколько крови на его руках, а черных пятен - на душе. Но с новым именем он уже не будет палиться на мелочах и заниматься квартирными бирюльками. Нужен крупный куш, чтобы эдак – раз!- и в дамки на Венецию. И Серый вполне годится в партнеры и в рулевые для таких прожектов.

Серый постарше будет, под сорокет. Закончил институт чего-то там, но по специальности не работал. Уже на старших курсах начал барыжить японской техникой и пластинками. Связался с гопниками; будучи прошаренным и имея в башке что-то помимо гудрона, быстро их переорганизовал и встал во главе. Исполнял как чужими руками, так и самолично. Не бурел, чем заслужил положение. В 90-е его позвали в братву, и Серый влился спаянным коллективом в городское новообразование. Вскоре он уже совмещал криминальные сходки с легальным бизнесом, хотя что сейчас можно назвать легальным, порожняк один и пустозвонство.

Серый был обстоятельный, начитанный и вроде ровный. Он оставался ровным до тех пор, пока его жена не начала шкуриться с его партнером по бизнесу, с каким-то Двориком. Мига был без понятия, кликуха это или по паспорту, Серый при упоминании так его всегда и звал – Дворик. Чего там задумал Дворик – неведомо, Мига терпеть не любил в ревность и старался не провоцировать. Возможно, жене Серого тоже втемяшилось стать Двориком и посыпать дорожки золотой пылью, она хотела развода и нового мужа. Возможно, Дворик через бабу планировал поломать Серого и отжать у него бизнес. Возможно, это была обоюдная задумка сладкой парочки. Ну а скорей всего, по мнению Миги, эти двое просто шкурились без каких-либо затей, только и всего. Как бы там ни было, Серый, запалив обоих, вдруг перестал быть ровным, а стал тем, кем и оставался по сей день.

Он взял ружье и без разбирательств отстрелил башку Дворику, оставив его без дворика и без крыши. Дворик сидел в машине, а Серый подошел спереди, расчехлил ружье и шарахнул через лобовуху дуплетом. Тормознутый Дворик сидел как пригвожденный с круглыми глазами, а через секунду он продолжал это делать уже без кочерыжки. Серый, не теряя времени, отправился домой к супруге. Для начала он хорошенько избил ее руками, ногами и попутными предметами. Бил долго, часа два. Реально так поизмывался, потом на суде соседи кукарекали, как пытались вызвать ментов на шум. Менты приезжали, а Серый такой выходил к ним – спокойный и обстоятельный, типа весь ровный,- и заверял, что это поклеп. Дожидался, пока утихнет, и принимался заново. По делу обезглавленного Дворика его ведь пока не вычислили, следственная группа работала на месте отстрела. На каком-то этапе посчитав, что избиений достаточно, Серый достал флакончик с кислотой и залил ее в рот уже лежащей без сил женщине. Результат очевиден – жена-изменщица понесла кару в мучениях.

Но самое непостижимое: Серый учинял весь этот беспредел на глазах своего шестилетнего сына! Мига аккуратно наводил справки: Серый не был в тот день ни пьяным, ни ужаленным. Творил деяния с чистыми мозгами и незамутненным сознанием. За что ему и впаяли по полной. С такими подвигами в активе Серый должен был чалиться в тюряге, но его почему-то определили в ИТК. Скорей всего, на воле подмазали, кого надо. Сын Серого с того дня торчит в каком-то интернате для дебилов. Ни с кем не говорит, смотрит в одну точку, периодически вопит по ночам и бьется головой о стены.

Так что срыв Серого, когда они пользовали ту девулю, повстречавшуюся им в лесу несколько часов назад, наверное, объясним. Хрен его знает. Может, тот во время соития вспомнил свою любимку, или ему померещился Дворик, или он просто решил отомстить всем бабам. Мига не любил в психологию тоже, как и в чужие амуры, поэтому предпочел не заморачиваться наглухо.

- Так ты не местный?- Миге было все равно, о чем базарить, молчание его угнетало не меньше жары.- Места ты четко знаешь…

- Я карты изучил. Для нас сейчас забуриться не в ту степь – однозначно, кранты. Нет, не местный. С Севера я.

- А я из Подмосковья!

Впервые после убийства Витяя Серый взглянул на Мигу внимательно. До этого он просто ломился вперед и думал свою муторную думу, а отвечал на отвяжись.

- Мига, у тебя есть мечта?- внезапно спросил он.

- Дык полюбас!- гыгыкнул Мига.- Мечтаю, чтобы не повязали снова и чтобы твоя схема сработала.

- Это не мечта, это цель!- презрительно бросил Серый, и Миге сначала захотелось придушить его за гнилой базар, а потом он мысленно махнул рукой: Серого не переделать.- Мечта – это что-то почти недостижимое. Никаких шансов, но ты все равно думаешь о ней и живешь на одной надежде. Есть у тебя такая мечта, Мига? Или была когда-нибудь?

- Дык полюбас!- повторил Мига, однако тон его настолько отличался от привычного, что даже Серый удивился. Конфузливость неожиданно оказалась Миге к лицу, даже его буркалы перестали пучиться.- Было дело. Давно уже.

- Колись!

- Да ну нафиг! – заканил тот.- Дурь это все, братан. Че об этом бакланить: было – и прошло. Уже точно не будет больше.

- Про эффект попутчика знаешь? С кем еще тебе делиться, Мига, если не со мной? Сейчас не разложишь, больше и шансов не будет. Будешь думать потом: а чего не рассказал тогда? Может, легче бы стало.

Мига хмыкнул и какое-то время обдумывал предложенный расклад. Он сорвал новую травинку, задумчиво пожевал. Травинка наградила Мигу горечью напополам с пылью, он с отвращением ее выплюнул. Краем глаза отметил, что кучное скопление у горизонта вдруг набрало силу и стало синюшным.

- Ну короче… Короче, на сцене я хотел играть.

Мига думал, что Серый заржет на этот глупый пассаж, но его кореш вдруг уважительно присвистнул.

- Молодец, Мига!- И в голосе просквозило восхищение, и хоть Мига не особо благоговел перед Серым с его неадекватными загонами по бабам, он все равно почувствовал себя польщенным.- Это уже по-взрослому. Это уже в натуре тема. А с чего вдруг?

- Да, блин!- Чувак даже воодушевился.- В школе как-то замутили спектакль. Набрали учеников, обещали, что будем в городе выступать. А я, прикинь, вообще случайно попал на этот сходняк. Даже название им есть – труппа. Это, короче, группа актеров…

- Я знаю, Мига.

- А… Ну вот, короче. Мне говорят: хочешь четверку по поведению? Я говорю: базара ноль. Меня за поведение грозили на второй год оставить, а тут такая удача, я и повелся. А когда первый раз на репетицию вышел – пересрался и сдриснуть хотел. Они же там все теллигенты собрались, все очкарики и отличники, и я один беспредельщик. А потом вдруг говорю себе: Мига, тебя улица не научила ничему, что ли? Ну-кось покажи этим бакланам, как надо спектакли изображать. Ну и короче получилось у меня ништяк, даже завуч пришла и похвалила. Очкариков не хвалила, а меня – да.

Мига даже раскраснелся от воспоминаний. Или от удовольствия. Впервые за много лет он испытывал наслаждение, не причиняя кому-то физическую или нравственную боль.

- И чем дело кончилось? Выступили?

Мига резко насупился и пнул земляной валун. Тот рассыпался в прах.

- Не-а. Закрыли тему на полпути. Мы еще репетировали, когда прогудели отбой. Не срослось чего-то. Четверку мне так и не дали. А на второй год оставили, как и обещали. Так что урок по жизни я усвоил, нехрен в сказочки верить.

- Сочувствую…

- Да забей! Масть у меня такая, против нее не попрешь. Ну а ты, Серый? Разоблачайся и ты тогда за мечту!

Серый долго молчал. Мига уж подумал, что тот не ответит. Промолчит – и хрен с ним. Не по-пацански, конечно, он-то ведь разложил все как есть, но возбухать Мига не был намерен по этому поводу. Однако Серый ответил. Тихо, как прошелестел.

- Я мечтаю найти себе настоящую бабу. Чтобы можно было переиграть, понимаешь? Жена мне попалась не та. Вроде все при ней, но не моя. Я думал на зоне, в книжках искал. Короче, своя баба: это когда во всем впритирку, даже по мелочи. Один начинает говорить, второй на подхвате договаривает. Или один думает купить что-то, а второй уже покупает. Один, к примеру, выбрал цель, а второй стреляет по ней. Все общее – враги, друзья, интересы, грехи. Таких людей называют половинками одного яблока, родными душами. Бог так распорядился, что всех перемешал. И вот я мечтаю такую душу найти и все переиграть заново. Если вдруг фарт, и ты встречаешь по жизни такую бабу, то с первого взгляда – сечешь, Мига?- с ходу врубаешься, что это она и есть. Твоя.

Видимо, давешняя молодуха из леса не соответствовала критериям, мрачно подумал Мига, тщательно охраняя выражение лица. Подмахивала видать не так, или по цели не пальнула, или еще что. Хорошо хоть Серый ножом ее не стал резать, обошелся руками, а то шел бы теперь обмызганный по уши. Да уж, этот тип реально сдвинут на бабах, и в этом Миге виделась нездоровая фигня. Во всей последовательности доводов и поступках Серого имелась червоточина, слабое место. Если по нему как следует пнуть, Серый может сломаться в самый неподходящий момент.

Внезапно до них докатился легкий отзвук. Оба путника подняли взгляд к горизонту и обнаружили, что сгущаются тучи. А звук, который они услышали – приглушенное эхо далекого грома.

Надвигалась буря.

Продолжение следует...

- Может, мне пальнуть по ним для тонуса?- вполголоса предложила Мила, пытаясь снять напряжение.

- Может, придется,- в тон ответил Стас.

Распахнулись три дверцы, и у них отлегло от сердца. Всего лишь молодняк, два пацана и девка. Выглядят нашкодившими, как воришки под прожектором. Бухие или накуренные, или все вместе,- этакая неожиданная группа поддержки для Милы. Свернули, кирнули, заблудились, теперь ищут помощи. Места незнакомые, колючие и враждебные, отсюда неуверенность, тормозить или нет.

- Привет!- Стас взял с места в карьер.- Я Стас, это Мила. Мы тут проездом. Вы, как я понял, тоже?

- Типа,- кивнул головой тот, что сидел за рулем. Длиннющий, как шпала.- Мы из города.

- Заблудились?

- Ну, типа…

Верзила замолк, сверля Стаса покрасневшими глазами. Глаза – отходняковый фактор, сдают с потрохами. И он даже не посмотрел на Милу, этот длинный хер, а значит, что-то явно прогнило в ихнем королевстве. Если какой-то мужик вдруг не смотрел на Милу, Стас понимал, что с этим мужиком сильные проблемы. Второй чувак, на полголовы ниже первого, такой полупокер в джинсиках, на Милу взглянул. Но очень бегло, что тоже неформат. А вот девица неожиданно напомнила Стасу ту шлюшку из цветочного. Такая же молоденькая, среднего роста, худая, но с выпирающими дойками. Стас нервно сглотнул и удержался, чтобы не покоситься на жену.

- Слышь, ребзя, я не хочу нагнетать,- сказал Стас,- но тут походу какие-то деревенские разборки. Мы пошли спросить дорогу, а там в доме кровь, жильцов нет.

Он кивнул в сторону дома. Свежевыжатая троица по команде уставилась на скособоченное жилище Марта Зимнего.

- Трупов, правда, тоже нет, хоть это радует. Но я боюсь, как бы и по нам не прошлись, как по свидетелям. Так что мыслю, что лучше отсюда линять, и линять торопливо. Дорогу мы вам не покажем, сами заблудились. Но тут либо вперед, либо назад. Я предлагаю вперед. Одна деревня есть, будет и другая. Там спросим.

- Ты в чем обтруханный?- неожиданно вмешалась Мила, прицельно изучая тройку. Ее явно не расслабил виноватый и безобидный вид подростков, в отличие от мужа.- Не кровь, случайно? Или обоссался?

Шпала и Сисястая сразу поняли, о ком речь, и покосились на Полупокера. Теперь и Стас разглядел, что джинсики и футболка кренделя в каких-то стремных пятнах. Полупок гоношисто выпятил грудь, рисуя самца, но у него не очень получилось. А Милка, как всегда, зрит в корень и на шаг впереди.

- Это пиво. Пиво пролил.

- Пивом обливались?- наседала Мила.

- Че? Не… Да в машине случайно пролили.

- Сбили кого-то?

- Нет! – Обтруханный блондинчик перестал быть самцом и явно испугался. Теперь он сам покосился на приятелей, ища содействие.- Просто тачка подскочила, пролилось.

- С чего такой допрос?- Шпала выкатил волевой подбородок. Стас ожидал, что тот для порядка растопырит локти, играя в грозного поцыка, но тот не стал. Привык уповать на рост и широкие плечи.

- Да вот хочу понять, почему вы трое выглядите, как мешком напуганные.

Ребята еще раз переглянулись, потом Шпала вздохнул.

- Мы вчетвером ехали. С нами еще была девчонка, вот ее подружка.- Он указал на Сисястую.- Она отошла в кустики и пропала. В лес зашла, и нет ее, короче. Мы звали, потом искали. Ничего не нашли, никаких следов.

- Понятно.

Мила просигнализировала Стасу глазами свое мнение по этому поводу. Он решил не юлить и спросил напрямик:

- Сами накосячили? Или передознулась?

- Это не мы,- подала голос Сисястая.- Она моя подруга была, мы все втроем ее ждали. Сначала ждали, потом искали.

- Как насчет «тачка подскочила»?- не унималась Мила.- Тачки подскакивают, люди выпадают, теряют руки-ноги.

- Вот ни фига вы не угадали!- начал заводиться Шпала.

- Ладно, отбой!- Стас поднял руку, прекращая перебранку.- Вас как звать?

Женька, Виталик и Юлька представились.

- А в доме кровь животного или человека?- вдруг спросила Юлька, и все вылупились на нее. Девушка на секунду смутилась, но продолжила:- Я к тому, что хозяин мог разделывать какого-нибудь барана. Кто их знает, здешние обычаи, может, у них принято в доме разделывать. А теперь хозяин где-нибудь рядом, или к соседям пошел мясо продавать.

- Много ты тут баранов видишь?- накинулся на нее Виталик.

- Баран или курица, какая разница!

- Мысль на самом деле интересная,- согласилась Мила.- Хочешь рискнуть и поискать?

- Я – нет!- В голосе Юльки звучал вызов.- Пусть Виталик сходит.

- Охренела? Чо я?

- Женька за рулем,- веско пояснила Юлька.- А я девочка так-то.

Теперь весь народ смотрел на Виталика. Тот поозирался по сторонам, как будто надеясь, что сейчас отовсюду слетятся местные граждане и избавят его от трудов. Но улицы и дома продолжали излучать тишину и безлюдность. Виталик нахмурился, подыскивая причины отхода, а потом озарился.

- Я лучше в соседних домах и поспрашиваю. Вдруг правда пошел мясо продавать.

- Хитрый план,- одобрил насупленный Женька.

Юлька кивнула. Стас, поразмыслив, тоже кивнул. Мила выбрала нейтралитет, пожав плечами.

Виталик убег. Они наблюдали, как тот торкнулся сначала в одно подворье, потом в другое, и оба раза безрезультатно. Но на третьей попытке ему таки повезло, калитка свободно распахнулась. Виталик победно отсалютовал и пропал с глаз. Оставшиеся кучковались группами возле машин, хотя реально на группу тянули только Стас с Милой. Долговязый Женька и аппетитная Юлька даже не смотрели друг на друга, из чего следовало, что друзьями они были ситными.

Мила приблизилась к Стасу и шепнула краем рта.

- Эту оглоблю я знаю.- Она указала глазами на Женьку.- Сынок Бахтарова.

- Баха?- Стас округлил глаза.- Сын Баха?

- Угу. Я по тачке узнала. Баха тачка, он обмывал в прошлом месяце.

Стас не стал уточнять, каким боком его жена причастна к обмывке машины Баха, и с кем она там ошивалась. С некоторых пор он предпочитал закрывать глаза на многие вещи, потому что открытые глаза не всегда означают прозрение. Бахтаров был одним из городских авторитетов; Стас, можно сказать, рос на легендах об этом типе. В легендах фигурировал мачо, прорвавшийся к вершинам благодаря лишь собственным мозолям. Истории, однако, умалчивали, что Бах был педофилом. Любил баловаться с несовершеннолетними школьницами, а если доходило до родителей, затыкал им рот либо деньгами, либо дулом. Сынок понятия не имел, что парочка его бывших одноклассниц побывала в постели у его папаши и нормально с этого поимела. А вот Мила была в курсе дел, через нее знал и Стас.

На дорогу бесом вылетел полупокерный Витальджан. За время отсутствия он подрастерял все остатки самцовости и теперь выглядел ровно настолько, насколько весил: обтруханный в пиве, перепуганный, не сильно приспособленный к жизни юнец. Виталик несся к ним как угорелый, и лицо его цветом напоминало лицо Стаса десятью минутами ранее. Мила молниеносно выхватила из сумочки ПМ, но с предохранителя пока снимать не стала. Все напряглись на одну ногу, готовые задать деру по машинам.

- Там это!- выпалил Виталик на подходе.- Там, короче, это! Гонево, там, короче, это!

- Роди уже, наконец!- рявкнула Мила. Виталик увидел в ее руках ствол и посерел еще больше. Мила быстро огляделась и, не обнаружив немедленной атаки оборотней или бухих деревенщин, убрала пистолет в сумочку.

- Кровь там тоже! Зуб даю, кровь там. Везде. Я в дверь постучал, никто не открыл. Я толкнул, дверь открыта. Я зашел. Там все вымазано. И походу чьи-то кишки валяются. Я без понятия, животное или человек.

Стас схватился за дверцу, Мила уже запрыгивала внутрь с пассажирской стороны.

- Так, братва! Я впереди, вы – за мной! Рвем когти!

И на этот раз они действительно сорвались.

Продолжение следует...

Рулила, отрекомендовавшийся Витяем, поначалу пристал с предложением метнуться до тачки «посмотреть». Серый умело осадил помощничка, попросил подбросить до ближайшей деревни, там мол у него друган с трактором. При подготовке к вояжу Серый дотошно изучил всю местность и названия населенных пунктов, поэтому ориентировался свободно. В отличие от Миги, у которого внутренний компас по жизни был разбит, так что он даже не пытался разобраться. Витяй не стал больше задавать вопросов, согласившись подвезти, и это решение подарило ему где-то лишние полчаса жизни.

От тупого и монотонного бубнежа рулилы Мига чуть не уснул. Он отчаянно подавлял зевки и за короткое время поездки возненавидел гниду всей душой. Витяй разозлил еще в самом начале, едва они тронулись. Услыхав про дачу, Мига поинтересовался наличием в тачке бухла. Витяй глянул на него богобоязненно и отрицательно мотнул кочерыжкой. Офигеть, дебил! Кто линяет на дачу от семьи без бухла, пидор какой-нибудь? Мига еле дождался от Серого условного знака, в последние минуты он был готов даже на самодеятельность.

Сейчас Серый флегматично глядел прямо по курсу и на вопросительный взгляд рулилы никак не отреагировал. Витяй пожал плечами, притормозил на обочине. В ту же секунду Мига вонзил ему в шею заточку.

Рулила захрипел и запузырился, тело рванулось в предсмертный танец, так полюбившийся Миге за годы жизни. Ноги бесперебойно заклацали по педалям. Одной рукой рулила вцепился Миге в предплечье, пытаясь отодрать его от себя, другой инстинктивно зашарил в поисках дверной ручки. Куда ж ты, голубь, бежать собрался, с пером в яремной вене? Мига ухмыльнулся, а Витяй, еще немного подергавшись, затих окончательно.

- Не вытаскивай сразу,- предупредил Серый, оставаясь таким же невозмутимым, словно ничего особенно не случилось.- Зальет тут все.

- Сам знаю!

Серый быстро и без лишней суеты обыскал водителя. В наружном кармане водительского жилета обнаружились сиги и несколько мятых рублишек. А вот во внутреннем схроне нашлось 200 баксов, и это уже был куш. Деньги молниеносно испарились в руках Серого. Он еще для надежности пошебаршил в бардачке, но ничего стоящего там не имелось. Потом нагнулся и загреб пару раз под сиденьем.

- Горшок ищешь?- осведомился Мига.

- Барсетку или типа того…

Серый пошебаршил и разочарованно выпрямился.

- Нет?

- Нет.

- Ну по нему видно, что он лошара промзоновский. Откуда у него барсетка?

- Ладно, валим.- Серый взялся за ручку дверцы.

- В смысле?- Мига выкатил буркалы. Зырил он знатно; у него и в нормальном состоянии глаза были здорово навыкате, а любая эмоция превращала их в дальние семафоры. Отсюда и кликуха – Мига.- Я думал, мы этого скинем, и дальше на тачке.

Они вдвоем взглянули на труп водителя, который с утра явно прослушал свой ежедневный гороскоп. По дороге они избегали встреч – выбор безлюдного пути должен был способствовать их незаметному продвижению, - но Витяй как-то неумело выскочил из-за поворота и напоролся на свою судьбу. Пришлось автостопить, изображать озабоченных путешественников. А потом кончать. В отличие от рулилы, Миге и Серому звезды покуда благоволили – с самой ночи, когда они совершили свой дерзкий рывок из исправительной колонии. Друганы Серого схоронили для них одежду, бабло и курево, так что с виду они вполне походили на фраеров. Но о билетах на автобус и о попутках не могло идти и речи. Пробирались пешком по бездорожью, верховодил Серый – впрочем, как обычно. Он знал местность, у него имелась память, а Мига ни черта не знал и в картишках запоминал только три хода, да и в целом его устраивала вторая роль. Но братских чувств к Серому он не испытывал ни на грош. Как и тот в ответку. Им двоим было по пути, на этом все.

- На тачке нельзя,- отрезал Серый.- Базарили уже. Заметут. Первый патруль, и конец рывку. В лес этого оттащим, чтобы без палева. А сами через поля двинем.

Мига недоверчиво оглядел травяное море слева.

- Да ну нафиг?

- Я тебе отвечаю, не ссы. Недолго осталось. Доберемся до Академика, будут ксивы и загранники. А потом в Латвию, у меня там кореш.

- На границе повяжут…

- Втихаря проберемся. Есть у меня поводырь, должен мне. Он проведет. Отсидимся в Латвии у кореша, пока все не уляжется. Потом вернемся, с новыми паспортами, все дела. Мига, сейчас такое время! Я тебе отвечаю, пришло время творить беспредел. Бывшие зэки идут в депутаты, все старые долги гасятся. Пройдет год, и все нахрен забудут про Мигу и Серого, тогда пробьет наш час. Главное, не накосячить.

Как и всегда, после слов Серого на Мигу накатило спокойствие. Он склонен был верить этому типу, хотя скорешились они совсем недавно на зоне. Серый вроде как был образованным, книжки читал, но свернул на фартовую тропку еще в 80-х. Поначалу фарцевал, потом сколотил банду, они стали вычислять цеховиков и разводить на бабки. Попутно крышевали других фарцовщиков, потом это стали называть рэкетом. Серый никогда не жил по понятиям, на зоне держался особняком, о себе вовсе не бакланил – отсюда и кликуха – Серый,- но паханы его уважали и под шумок прислушивались к его мнению.

Он будущее знал, этот Серый. Мог спрогнозировать события. К примеру, предположил, что старый кум уйдет вскорости на пенсию, порядки на зоне изменятся, на передний план выйдут «апельсины» и «лаврушники», а общероссийский бардак так или иначе коснется и зоновских режимов. И действительно, вскорости заступил новый кум, молодой и загребущий, и кореша Серого подбили к нему клинья. Новый кум любил побаловаться наркотой, на этом и спалился. Взятый за яйца, кум посодействовал Миге с Серым, оба совершили удачный рывок, причем с гарантированной форой.

Серый также знал, что срок форы нужно делить на два, а то и на три: кум запаникует и даст сигнал о побеге раньше, чем обещал. На данный момент всяко менты уже в аврале, так что Серый уверенно увлек Мигу в Пустошь, хотя ни тот, ни другой не ведали ни о каком фольклоре, оба были не из здешних мест.

- Может, тачку запалим?- предложил Мига.

- А смысл? Только надымим тут, лишнее внимание. Стоит и стоит тачка, всем похрен. Грибники-то тут шастают. Приехал баклан, тачку поставил – и в лес с ведром. Дома его не ждут, подорвутся не скоро. Мы уже до города доберемся. А там Академик нас ждет уже.

- Надеюсь, по девке тоже не сразу кипишнут,- осклабился Мига.- Я вроде ее путем забросал. Если только пес какой-нибудь отроет, или кто тут у них водится.

Серый помрачнел и промолчал. Последствия удачного побега, помноженные на годы воздержания, накрыли их одновременно еще поутру. Адреналин кипел в крови, его нужно было срочно гасить, пока моча не ударила по мозгам и не толкнула на глупости. Избегание оживленных мест означало одновременно и облом с магазинами. А значит – ни еды, ни воды, ни бухла. Бухло могло бы несколько притупить адреналин, но взять было негде, чтобы не запалиться.

А тут вдруг подарок за подарком, даже скептический Мига на время поверил в счастливую звезду. Повстречать девку в этом зверином захолустье, причем ничошную, и все при ней,- это надо в сценарии писать. Но вот случилось, верь – не верь, так что сброс напряжения судьба им обеспечила. Частично, если уж по справедливости. Потому что Миге куража не хватило, он был не прочь еще разок вертануть девулю на шишке, но настала очередь Серого, Мига уступил место, а у кореша снесло крышу. Подчистую. Сначала, как принято у людей, Серый пользовал девку по назначению, не обращая внимания на ее сопли и вой. И вдруг на середине пути чего-то распсиховался и стал молча долбить ее кулаком в лицо. Раз за разом, раз за разом, продолжая при этом сношать; Мига аж рот разинул от такого экспериментального соития. А потом Серый ее задушил. Хотя Мига не поручился бы, что к тому времени она была еще жива. Крышу по линии баб у Серого рвало знатно. Но тут уж ничего не поделать – психологическая травма, бабы сами виноваты.

Перетерли; стало быть, время ломиться. Выйдя из машины, Мига хотел закурить, но Серый взглядом предостерег его не делать этого. Мига вник: не хочет оставлять следов, даже пепел. Ладно, он перетерпит малек, говно вопрос, хотя, по его мнению, это просто пердеж в лужу. Вдвоем они выволокли бездыханное тело дачника и шалапута Витяя и откантовали за ближайшие деревья и кусты, где теперь ему предстоит прятаться от опостылившей семьи дни, а при удаче – недели. Мига аккуратно вынул из шеи заточку, но кровь не фонтанировала – пошла лениво, впитываясь в сухой валежник. Они слегка поворохались, присыпая тело листьями и ветками. Вроде нормально; минимум они выполнили, дальше как карты лягут.

Серый пробежался по внутренностям тачки, стирая наиболее бросающиеся в глаза пятна крови и все возможные отпечатки. Мига молча созерцал, изнывая от желания закурить и не понимая танцев с конями. Даже если их не пристегнут к Витяю, ту покоцанную девку они до краев залили элексиром бодрости, ведь Серый тоже спустил в нее, Мига это заметил. Так что следы наверняка останутся, да и в машине всего не сотрешь. Три – не три, а «вышак» им ломится однозначно. Теперь они смертники, терять им больше нечего.

Прихватив всю воду в двух пластиковых бутылках, обнаруженных в машине, они углубились в валунистое поле, покрытое истощенной травой. Земля была твердой, и от этого шагалось бодро. Очень скоро вокруг них образовались бескрайние прерии, однако Серый ни разу не затупил или озадачился. Он уверенно шагал к своей цели, настроив внутренний компас, ну а Мига пассивно следовал за ним.

Продолжение следует...

Мила бухала коньячину из горла, задрав красивые ноги на приборную панель. Ее длинное летнее платье сбилось у талии. Из динамиков надрывался «Accept», чьим ярым поклонником был Стас, а Мила просто терпела. Она разглядывала безынтересный пейзаж через ветровое стекло и массивные солнцезащитные очки, скрывающие пол-лица, и в целом производила впечатление успешной двадцатипятилетней женщины, разморенной в путешествии. Вот только через пару километров по бездорожью Стас начал подозревать, что вовсе его жена не разморена – ни поездкой, ни жарой, ни коньяком на жаре. А по-привычному собрана и свита в тугую пружину, как питон Каа накануне кормежки.

Не исключен такой вариант, что Мила его грохнет. Прямо тут, в захолустье. Ямы и могилы…

- Ты же помнишь тот цветочный магазин рядом с домом, который год назад открылся,- меланхолично говорила Мила.- Сколько раз ты мимо проходил за последний год? Раз пятьсот? И вот скажи: когда в последний раз у тебя возникло желание туда заскочить? Порадовать жену цветами? Ты если домой что приносишь, только пиво и фисташки. Сигареты еще. Рутина. И равнодушие.

Начало их отношениям с Милой положила похоть. Стоило ему лишь завидеть ее на дискотеке – 19 лет, высокая и изящная, как гимнастка, в короткой юбке, светлые волосы ореолом,- как его член восстал впереди всей планеты. А вокруг – обломки старого строя, огонь и пепел, рыночная экономика, реклама и политота, Виктор Цой дает очередной концерт, повсюду толпы молодежи с раздутыми ноздрями, почуявшие запах перемен. Природа не дала ему выбора, он прикипел к Миле намертво и прикипел пожизненно. А еще у них как-то легко все сложилось, и спустя год образовалась новая ячейка.

Через несколько лет Стас спросит себя: а были ли чувства, именуемые настоящими? Или была лишь новизна, молодость и цоевская меломания? Страсть точно была неоспоримой. Стоило Миле приподнять юбку – без разницы, где она это делала,- как Стас ожесточенно рвал с нее одежду и заваливал на ближайший топчан. Он полагал, что с годами похоть истает. Возраст возьмет свое, ведь даже черная икра может надоесть, если жрать ее ведрами. Но Мила была сильнее икры. Она была сильнее всего на свете.

Массовое открытие в городе риэлторских контор навело Милу на мысль, что следует пересмотреть ключевые пункты в жизненном плане. Выдержав траблы с предками, она забросила бесперспективную учебу в педагогическом колледже и отправилась на собеседование по агентствам недвижимости. Стас перебивался случайными заработками в стиле «купи-продай», осваивая непростое искусство коммерции и мечтая прославиться. А тут Милу приняли в самом лучшем агентстве города, и когда жена пошла в карьерный рост, у них в доме появились стабильные деньги. Удачу Милы Стас воспринял как сигнал к собственному серьезному старту. И тут словно знак судьбы: в его пространстве нарисовался бывший одноклассник и травокур Семакин по прозвищу Сима.

Сима предложил Стасу мутить с оргтехникой. Сима знал входы и выходы (он так сказал), у него были связи, подвязки и контакты (зуб даю, все старые кореша), мозг разрывало от гениальных схемоз и задумок, только деньгами Бог обделил. Ну и Стаса ведь обделил тоже; зато есть люди, которых не обделил, и которые радеют за мировую справедливость, помогая неоперившимся. Таким, как Стас с Симой. Надо просто пойти и попросить бабла, и этот даст; вот только просить должен именно Стасян, ведь при всех Симовских талантах он оказался подрезан в языке – заикался малек, а употребление «травки» только усугубляло изъян. Вряд ли спотыкающемуся на каждом слове Симе удастся убедить авторитетного человека в своей коммерческой надежности. А у Стаса всяко-разно прокатит, он и базарить умеет красиво, и сам статен и широкоплеч, недаром же краса района Милка выбрала его в мужья. Короче говоря, классика жанра, и Мила прочухала бы лохотрон насквозь, вот только Стас не стал делиться с женой из гендерных предрассудков. А сам не прочухал и повелся. Думал, сюрпризом будет. Сюрприз, мать его, удался.

Раздобыть денег оказалось легко и безоблачно, что уже само по себе вскоре будет внушать ужас коммерсантам поздних 90-х. Стартап же Стаса пришелся на зарю криминала, когда еще верилось в благообразные улыбки и сказочные посулы. Но кореша Симы не выказали решимости в том, что готовы сотрудничать с двумя клоунами, выползшими невесть откуда. Поставки откладывались, аренда росла, и в конце концов едва начавшийся бизнес схлопнулся. Сима мгновенно исчез, а вот авторитетный спонсор исчезать никуда не собирался в ближайшем будущем. Мало того, он вдруг почему-то обеспокоился состоянием своих счетов и попросил деньги назад.

Стас пришел к Миле и посыпал голову пеплом. Он ожидал бури с ее стороны, он был готов к серьезной размолвке, но Мила ничем его не упрекнула. Сказала только, что придется продавать квартиру. Хату подарили им предки в складчину на свадьбу, впредь же, видимо, им пригодится опыт Милы на рынке съемного жилья. Больше денег брать неоткуда. Стас смирился и стал искать встречи с авторитетом, чтобы вымолить отсрочку, пока он будет продавать квартиру. Но авторитет даже не стал с ним разговаривать. Авторитет в это самое время уже подбивал клинья к Миле.

Они, короче, пришли и сказали, что хата хатой, но деньги с нее покроют только основной заем. А уже накапали проценты, и это плохо. Наиболее вероятная позиция Стаса в ближайшем будущем обозначена на кладбище, при этом сам долг никто не отменяет – переходит на Милу. Но можно всю замуту разрулить иначе. Они спишут долг – и базовый, и проценты,- за регулярные услуги со стороны Милы. Она же с хатами мутит. Знает че-почем, хоккей с мячом. Ну вот и пусть сливает им расклад про хаты со старичками, у которых из родичей только кот да песель, а дальше – не ее забота. Идет себе, живет и работает дальше, ни в чем не замазана, оба со Стасом в джекпоте. Мало того, еще и приплачивать будут, говно вопрос. За каждую информацию – баблишко, а за удачный навар по ее наводке – реальное бабло.

Стас до сих пор не знал, по какой причине продавилась его молодая, сексуальная, но до крайности строптивая жена. Из-за страха за него? Или когда ей на полях газетки нарисовали примерную цифру? По слухам, Миле пришлось переспать с кем-то из этих, чтобы закрепить сделку. По слухам, именно так в их среде закрепляются сделки с бабами. Может, Милу привлек сам кураж? Бандитская романтика, а деньги и он сам – вторичная подметка для остатков совести? Стас не хотел об этом думать.

И деньги вдруг ринулись к ним Ниагарой, обещание на первых порах держалось крепко. А бизнес взлетел в гору, Стас открыл магазин бытовой техники и стал полноправным хозяином, безо всяких мутных заик. Они с Милой сделали ремонт в своей, счастливо сохранившейся, квартире, и БМВ, которую вел Стас, они приобрели большей частью на деньги Милы. Сама жена отказывалась водить. Для рабочих передвижений существовало такси, для личных – стоило лишь щелкнуть пальцами и выбрать желающего. Стас старался максимально отодвинуть всяких прихвостней или кобелей, рвущихся в служки, предпочитал по возможности возить жену сам.

Поначалу их отношения даже окрепли. Когда отпустил первый шок, и они осмелились поверить, что удалось отделаться малой кровью, пришлось принять новую реальность. Новая реальность задавала мрачный тон. Теперь Мила – черный риэлтор, плотно завязанная с криминалом и косвенно ответственная за отъем у одиноких пенсионеров квартир и превращение добропорядочных горожан в бомжей. Методика отъема предполагала самый широкий спектр, вплоть до убийств, и отличало Милу от ее работодателей только лишь то, что лично она на курок не жала. Стас старался сильно не лезть в эту муть, и Мила большей частью помалкивала. Опасения, что криминал встанет между ними стеной, не нашли опору. Стас вдруг обнаружил, что хочет свою жену даже сильнее, чем прежде, хотя он всегда был уверен в своей стопроцентной сексуальной отдаче. А тут вскрылись резервы, которые сидели в застенках морали. При мысли о том, что он женат на преступнице, он терял голову, а ширинка вздувалась, как вулкан Кракатау. Видимо, они все-таки пара. Оба отмороженные на всю башку.

Котелок у Милы всегда варил что надо, не чета Стасу, верящему всяким косноязычным забулдыгам. Она изначально понимала, что шакалить втемную, работая в солидной фирме,- это до поры до времени. Скоро ее изобличат, люди умеют складывать два и два, а город у них небольшой, чтобы было место третьему. Ну а когда ее раскусят, ее сделают крайней. Она попыталась донести свои мысли до братков, обрисовывая провальность стратегии, но авторитетные люди на манипуляции не велись. Фарт пер, их тылы прикрыты, этого достаточно. А если Мила засветится, в тот же день на должность заступит Мила №2, мало разве охочих до легкого бабла девиц. Мила лишний раз убедилась, что она – один в поле воин. И тогда она вновь ринулась на танки, терять ей было нечего, а природная несгибаемость придавала сил. Ну и страх тоже, не без этого, ведь, случись кипишу, Мила №1 недолго будет ходить по земле.

Им повезло: в криминальной среде города назрели серьезные перемены, и Мила бесстрашно оседлала новую волну. Она встретилась с кем-то,- Стас понятия не имел, с кем,- и переговорила. Беседа длилась сутки, жена буквально приползла под утро – выжатая, пьянющая, но счастливая. Вероятно, в этом разговоре раскрылись не только таланты шестерки и наводчицы, но и множество других, из чего собеседники сделали вывод, что использовать Милу в качестве расходника недальновидно. Таким образом Мила расширила свой профиль с сохранением должности. Вскоре авторитет, под гусли которого она исполняла (тот самый кент, занявший Стасу денег), оперативно распространился на мелкие запчасти по подъезду своего дома, а следом за ним – все его кореша и мелкие утырки, вплоть до Симы-Семакина. По городу прокатился впечатляющий передел, о котором еще долго шушукались в кулуарах. Штурвал теневого города был передан другим паханам, Мила выжила, а вместе с ней и Стас заодно.

Они открыли свою риэлторскую контору на подставного чушпана, посадили туда девочку-секретаршу, наняли персонал для понта дела. Юридически Мила осталась не при делах, но рулила всем она. Попутно она изобрела и внедрила еще несколько схемоз, куда Стас тоже вникать не торопился. Знал только, что Мила исключила беспредел со стариками. Теперь жилье отжималось корректно, с постепенным давлением на объект и всеми необходимыми подписями, а сами объекты переселялись в ближайшие деревни – в целости и сохранности. Стас по инерции рисовался непричастным и чистеньким коммерсом, аж самого тошнило. Он-то как никто знал, что его магазин бытовухи служил скорее для отвода глаз и отмыва бабла. И вообще, не будь вложений со стороны Милы, плюс ее крыша, он давно бы прогорел.

Согласно стасовой логике, после того как Мила вышла на новый уровень, поток свободных денег должен был увеличиться. Но случилось обратное, он резко иссяк, и Стас не ведал, почему. Он попробовал несколько раз подкатить к жене с вопросами и натыкался на ее задумчивый (нередко – пьяный) взгляд. Весь последний год она частенько на него так прицеливалась, словно снимала мерку на костюм. Помимо всего прочего Стас начал временами побаиваться свою супругу, особенно после того, как у Милы завелось оружие. Его либидо, впрочем, при этом никак не страдало.

Алкоголь стал другом и спутником. Пару раз Стас застигал жену в ванной, как она что-то занюхивает. Он делал вид, что все тип-топ. Частенько жена приходила домой за полночь – пьяная и воняющая чужим потом. Он пытался устраивать сцены ревности, но Мила перешибала их враз. Молча раздевалась догола, ложилась на спину и раздвигала ноги. Он не мог ничего с собой поделать. Он был раб своих желаний – ломался и задвигал мужское самолюбие в тень мужской похоти. В сексе Мила продолжала неистовствовать без оглядки, как в первые дни знакомства, и почти всегда кончала. Собственно, она и жила так же – без оглядки. В их положении смотреть назад было чревато головокружением и срывом. Им оставалось лишь нестись вперед, как на скачках.

Но что-то под сурдинку утекало, а потом исчезло насовсем. Что-то важное, настоящее, на чем зиждется семья. Игры с огнестрелом и мутные схемозы толкают к безразличию, а духовная яма становится выгребной. В их связи, которая когда-то действительно была настоящей, образовалась прореха, и она ширилась. Стас часто вспоминал ту первую дискотеку, когда они столкнулись на танцполе, и последующие за ним месяцы безумств и романтики. Они были беспечными, счастливыми и независимыми. У ног плескался океан возможностей, волны любви опьяняли. А теперь брак казался Стасу тюрьмой.

Он надорвался. Завел интрижку с этой молоденькой продавщицей из цветочного магазина, что открылся неподалеку от дома. Блондиночка, ее звали Снежана, и она так напоминала Стасу прежнюю Милу, хоть и внешне отличалась. Разочарование после первой постели он постарался по привычке задвинуть в тень. До Милы ей в сексе как до Клеопатры, но отдача какая-то от нее шла. Что-то помимо секса служило магнитом, и если бы вдруг их отношения перетекли в платонические, Стас этому только бы обрадовался. Потому что в постели для него существовала только жена, а со Снежаной он просто ностальгировал.

Приятели-коммерсы выставляли свои настоящие и мнимые интрижки на витрины, Стас же ютился, образно говоря, в подсобке, и не отсвечивал. Узнает Мила – ему не жить. Даже если ей приходится самой ему изменять, оправданием это не послужит. Беда в том, что каждый из них считал другого обязанным. Мила полагала, что Стас ей должен, потому что она спасла их от разорения, от потери квартиры, может, от чего-то похуже, и перечеркнула тем самым свою жизнь, встав на тупиковые рельсы. Стас считал, что Мила ему обязана, потому что он остается ее верным псом, несмотря на все грехи и преступления. Они думают об этом глубоко внутри, но они не говорят об этом вслух. И никогда не скажут. И это угнетало.

Сегодня Мила забронировала супруга в качестве водителя до деревни за много километров от города. Цель объяснять не стала. Сказала, покажет дорогу, он сам все увидит на месте. Потом попросила свернуть с трассы на проселочную грунтовку, якобы чтобы нализаться в пути и не мелькать перед дорожными постами. А еще через паузу вдруг на пустом месте, прихлебывая коньячину, начала рассуждать о семейных ценностях, периодах расцвета и кризиса, охлаждении супругов и цветочном магазинчике. Куда ходят все добропорядочные мужики, которые балуют своих жен, а Стас избегает.

Вдруг? Его жена ничего не делает вдруг. Она же гребаный Робокоп в юбке, и не важно, трезвая она или вусмерть бухая. Талант не пропьешь, мозги у Милы не сохнут, а вполне себе на разгоне. Стало быть – знает. Не просто предполагает, тогда это были бы догадки вслепую. Тут явно кто-то засек и настучал. Стас понятия не имел, чем закончится допрос. Мила может хмыкнуть и предложить тройничок. А может выхватить ствол и вышибить ему мозги. Ямы и могилы. Она намекала на ямы и могилы. Теоретически он мог бросить руль, выскочить и задать стрекача в самое поле наперегонки с зайцем. Но он знал, что не побежит. От любого бы побежал, но не от Милы. Он готов принять от нее пулю, даже так. Сейчас именно огнестрельное оружие представлялось ему апогеем их нездоровых отношений.

Инстинктивно он, конечно же, продолжал ломать несознанку.

- Это я-то погряз?- попытался он перейти в наступление.- Сама последний раз когда готовила дома?

- Соскучился по готовке?- промурлыкала Мила, и Стас прикусил язык.

Ямы и могилы. Ему бы взвешивать тщательнее, прежде чем говорить что-либо. Любой вопрос Милы может оказаться с двойным дном.

- Куда мы премся все-таки?- Он решил зайти с тыла и перескочить на другую тему.

- Узнаешь.- Мила хлебнула коньяку. Стас покосился на ее голые ноги. Сбитое у талии платье едва прикрывало трусики, и Стас поспешно отвел взгляд, ощутив привычный штопор возбуждения.- Или не узнаешь.

И вот как хочешь, так и понимай! Мила прикурила две сигареты, одну передала Стасу. Это была их традиция, и пока традиция жива, не все потеряно. Они с самого начала отношений всегда раскуривали для себя и для партнера. Какое-то время ехали молча. Мила выпускала дым в окно, солнцезащитные очки скрывали любые эмоции. Стас хмурился, взирая на тупую грунтовку и безнадежный пейзаж.

- В курсе, что это место Пустошью называют?- спросила Мила.

- Слыхал…

- Любимое место братвы. Для разборок и всяких злодеяний. Где-то в этой пустоши покоится с миром героический Жорик.

- Что за хрен?- удивился Стас.

- Это, короче, хрен!- рассмеялась Мила.- Работал у нас еще в старой конторе. Риэлтором, как я. Только я сама устроилась, а Жорика тесть протолкнул по блату. Этот его тесть… Короче, из старой банды, которая полегла. Жорик этот больно любил с бабами работать. И оказался такой героический, что стал с ними спать. Его тесть устроил на работу, а он придумал его дочери изменять. Героический и тупой, самый кандидат в Пустошь. Жена его вычислила, пожаловалась папе. Сначала Жорика турнули с работы. Потом жена с ним развелась и турнула из дома, хата-то ее была. А потом пропал Жорик. Официально уехал в столицу и там геройствует. А по секрету шушукают, что грохнул его тесть. Дочка сама попросила, так сильно задел ее Жорик своим предательством. Где-то тут лежит. Здесь много кто закопан – и правые, и неправые. Так что прикинь, какие девки бывают мстительные.

- И в чем мораль басни?- спросил Стас внезапно севшим голосом.

- Хрен знает. Вспомнилось.

Мила выщелкнула окурок в окно. Пригубила коньяк. Какое-то время наслаждалась послевкусием, бесстрастно рассматривая дорогу впереди сквозь темные очки. Потом плотно закрутила крышечку, убрала бутылку в гнездо между сиденьями. Ловко одним движением стянула трусики, забросила их на заднее сиденье, откинула спинку до упора и раздвинула ноги.

- Трахни меня… Только выруби своего Удо.

И как в любые времена, как в любой день – хороший или не очень, солнечный или ненастный, удачный или в хлам косячный,- это было сильнее него. Без лишних слов Стас припарковался у обочины, поставил машину на ручной тормоз, выключил магнитолу, быстро справился с нижней одеждой и перелез через сиденье. Вопреки обыкновению, сегодня Мила не бесновалась под ним. А продолжала бесстрастно изучать сквозь темные линзы, и фантазия Стаса разыгралась настолько, что выстрел оказался преждевременным. Но Мила тоже успела кончить. Стас так и не понял, знала ли она об его интрижке с продавщицей, или здесь имел место целый карнавал совпадений.

Снова ехали в молчании и тишине, с выключенной магнитолой. Мила не стала задирать ноги на приборную панель, цивильно одернула платье, но к бутылке вернулась. Стас знал, что сегодня она ее прикончит. После чего будет высматривать какой-нибудь ларек, чтобы догнаться пивом. К вечеру ее будет штормить; быть может, она захочет секса еще раз, или же просто вырубится на полпути, а ему придется тащить ее волоком.

- Я дом строю,- вдруг выдала Мила, и Стас от неожиданности подскочил.- Далеко. Мы туда едем.

Минуту он ошалело переваривал новость дня. Ни фига себе, а он вообще ни сном, ни духом! Он так-то знал, что его жена кладезь тайн и способностей, но такое известие огорошило его навылет. Он не мог сейчас припомнить, чтобы Мила отлучалась куда-то больше чем на сутки. Максимум приходила под утро, и судя по видку, строительство чего бы то ни было волочилось у нее в конце списка.

А может, дело не в грошовых секретах и шпионских играх? И Мила права, он просто отдалился. Ушел мыслями к своей продавщице Снежане, уплыл в прошлое или страну фантазий и перестал замечать очевидные намеки?

- Да ладно?- прохрипел он.- Начала только?

- Не-а. Давно начала. Построили почти.

- Блин, Милка, и ты еще упрекаешь меня в равнодушии!- не сдержал он подковырку. Вот и обнаружился шлюз, куда сливалась большая часть денег.- Не могла сказать раньше? Я что тебе, враг?

- Не-а, не могла.- Мила зевнула.- Никто не знает. Я бригаду из соседней области заказывала. Дом на мою двоюродную бабку оформлен. Я одна наследница.

- Ты соскакиваешь?- напрямую спросил Стас.

- Хрен соскочишь,- честно ответила жена.- Все равно вычислят, если захотят. Но что-то делать нужно, Стасик, это точняк. Скоро все низы повяжут. Верхи сдадут, это очевидно. Так всегда происходит, понимаешь, везде обновляется штат, чтобы нормально работали, свежая кровь и все такое. А я слишком сильно в теме, чтобы меня оставлять.

- И что ты думаешь?

- Да я пока в процессе!- Мила хищно ему ухмыльнулась и вернулась к коньяку, из чего Стас заключил, что тема закрыта.

Неизвестно, как там безымянные могилы вдоль дороги, но ямы почти сошли на нет. Грунтовка выровнялась и перешла в гравийку, стали попадаться халупы. Ну как халупы… Две-три развалины, а потом глядишь – вполне себе дом с огородом, и вроде челдобрек копошится. Правда, при ближайшем рассмотрении выяснялось, что не человек это вовсе, а огородное пугало, но людским духом пахло, косвенное присутствие ощущалось.

- Надо дорогу спросить,- сказала Мила.- Как на трассу выбраться.

- В смысле?- взбеленился Стас.- Ты же сказала, что знаешь дорогу!

- На трассе знала. А тут нет.

- Зачем тогда свернули?

- Потрахаться захотелось.- Мила пожала плечами.

Что ж, тут не поспоришь, и Стас посчитал, что небольшой крюк – достойное условие для спонтанного интима. Еще бы цветочный магазин вычеркнуть из сценария… А он и вычеркнут! Как и молоденькая Снежана. Стас одномоментно осознал, что нет у него больше любовницы,- все это сон и игры в ностальгию. Его женщина – здесь, на пассажирском сиденье, хлещущая коньяк из горла, носящая в сумочке пестик и думающая на тридцать шагов вперед. Другого ему не дано, да уже и не хочется.

- Интересно, что это за хутор? Знака я не разглядел…

- Это точно не то, что нам нужно. Нам нужно назад на трассу. Давай вон в последнем доме спросим.

- Почему в последнем? Друган там твой?

Мила отупело на него уставилась, а через секунду уже хохотала полной грудью. Стас расслабился, из сердца ушли остатки тревоги. Пока ему удается рассмешить жену, будущее продолжает им мерцать.

- Ты как узнал? Ну да, точняк! Дядя Прокоп там живет.

Они рассмеялись в унисон. Стас заметил движение дальше по курсу и прервал смех. В поле за домом, невдалеке от изгороди, туча воронья справляла пир горой.

- У меня такое подозрение,- сказал Стас,- что не из-за редкого жучка у них там дележка.

- Не видать отсюда. Сдох походу кто-то. Может, сам дядя Прокоп и окочурился.

Они гыгыкнули напоследок, потом Стас тормознул машину, и они выбрались наружу. Теперь две сигареты прикурил Стас, протянул одну Миле. Пригляделись к окрестностям. Двор, хоть и неопрятный, производил впечатление обжитого, но хозяина поблизости не наблюдалось. Оба подумали о собаках и нашли их отсутствие странным.

- Дядя Проко-о-оп!- заорала вдруг Мила на всю деревню, и Стас согнулся от беззвучного смеха.- Дядя Прокоп, выходи уже, едрена вошь! Племяшка приехала.

Она затянулась сигаретой и слегка покачнулась. Потом стащила очки, прищурившись в сторону дома. Будучи подшофе, все же именно она первой заметила неполадки в обстановке.

-Там дырка,- сказала она.

- Где?

- В двери.- Она указала сигаретой в сторону хибары.

Во входной двери зияла немаленькая дырка, вся обгрызенная по краям.

- Походу, не живет тут никто,- расстроился Стас.- С такой дверью. Если только это не специальная дырка, чтобы ссать, не выходя из дома.

- Но мы с тобой в дырку ссать никогда не будем, да ведь, Стасик!- Мила отбросила бычок и водрузила очки на место.- Мы с тобой сядем в машину и сделаем вид, что ничего не видели. Поспрашиваем в других домах. Не нравится мне эта хренотень.

- Мила, там не было никого,- напомнил Стас.- В других домах. Мы ни одного человека не встретили.

- Чай пьют!- отмахнулась Мила, но Стас уже растворил калитку и зашагал по направлению к двери по обычной земляной тропинке, по сторонам от которой располагались ряды запущенных грядок. Ветер выкатил ему под ноги дырявую шляпу, и Стас, не думая, пнул ее как заблудшую кошку. Поразмыслив и покачнувшись еще раз, Мила двинулась следом.

Крыльцо отсутствовало, над входной дверью имелся навес домиком, поддерживаемый двумя стойками. Стас приблизился и просто крикнул в дырку.

- Есть кто?- Он заглянул внутрь.- Слышь, хозяин, нам бы… Вот бляха!!!

Мила от неожиданности подпрыгнула и икнула.

- Чего там?

Вместо ответа Стас отпрянул от двери и опустился на корточки. Резкая лиловость лица выдавала сильный шок от чего-то, что открылось ему внутри дома. И тогда его жена стала действовать так, как могла действовать только она, и за что Стас всегда восхищался ею в глубине души, несмотря на все терки и взаимные претензии. Молниеносно развернулась и ринулась назад к машине. Она не задала ни одного лишнего вопроса, даже не помедлила секунду, чтобы оценить риски. Ветер взметнул светлую копну волос, мелькнуло платье, и Мила была такова.

Однако через мгновение она уже летела назад на всех парах, как фурия в аду, с пистолетом наперевес.

- Чего там?- завопила Мила на подступах.

- Там…- начал было Стас, но она и без него заглянула в дырку. Резко отскочила – как полицейский из фильмов, когда есть риск стрельбы изнутри. Какое-то время тяжело дышала, пока ее опьяненный мозг увязывал картинки в единый коллаж, потом осознала, что палить сегодня изнутри точно никто не будет. Снова приникла к двери и уже целую минуту разглядывала кровавые подробности в доме.

- Дядя Прокоп спекся,- резюмировала Мила. Перевела взгляд в поле, на тучу ворон.- А там, походу, жена дяди Прокопа, тетка Матильда.

Она хмуро оглядела Стаса и, убедившись, что тот начал розоветь, предложила.

- Зайдем?

Он замотал головой.

- Зачем? И так все ясно. Деревенские разборки. И мы тоже можем попасть под раздачу.

- Может, найдем там карту,- предположила Мила на серьезных щах, и Стас сначала вылупился на нее, а потом фыркнул. Жаль, что он не нагрузился с ней на пару, быть может, присоединился бы сейчас к обмену шутками. Впрочем, хмельная и развратная Мила исчезла, теперь это был собранный и хладнокровный ветеран разборок. Они одновременно еще раз припали к дыре, щека к щеке, как дети, обнаружившие лаз в сказочный мир. Только кровавая бойня внутри не располагала к волшебству и хорошему настроению. Мила продолжала сжимать пистолет обеими руками, направив ствол вниз.

- Да ну нафиг!- решила, наконец, она.- Только извозимся все, нас потом менты и примут. Двинули.

- Может, как ты предлагала, в других домах попробуем?

- Нас там грохнут, Стасик. И правильно сделают, если мы будем такими дебилами. Давай, супруг, рвем когти.

Но рвануть они не успели. Потому что сначала их уши различили приближающийся шум, а потом на дороге возник крадущийся на малой скорости автомобиль.

Продолжение следует...

- Да вы запарили! Отец мне башку снесет за машину!

- Такую тачку бомба не возьмет! Это ж танк натуральный!

- Не, нафиг…

- Ну Женечка, ну плиз-плиз-плиз. Это круче, чем на карусели. Еще разок!

- Кать, заканчивай эту ботву, а то другая карусель нас всех ждет.

- Да ладно! А если за поцелуй?

- Ха! В десна?

- Дурак! В губы.

- Ладно, последний раз хитрый план.

Он увидел впереди новый пригорок.

- Готовы?

- Да!- раздался дружный хор.

- Держитесь, обормоты!

Он вмазал ногой по педали почти до упора. Новенький «Ниссан Патрол», действительно похожий на танк, с чьим официальным хозяином случился бы припадок от такого обхождения, истошно взревел и ринулся вперед. Шум мотора заглушил звуки «Сектора Газа» из магнитолы. Из-под массивных колес вырвались тучи пыли вперемешку со щебнем. На полной скорости внедорожник взлетел на небольшую возвышенность на дороге и оторвался от земли. Какую-то долю секунды они висели в воздухе, затем дружно ахнули вниз, рискуя стойками и собственными мозгами.

- Вау! Круто!

- Как на мотике!

- Ты на мотике что ли гоняла?

- Ну на мопеде… В деревне.

- Ха!

Их путь напоминал длинную бесконечную синусоиду. Слева простирались голые, в травяных проплешинах, полевые неудобья, справа раскинулся лес. Идея свернуть с автострады на эту душную гравийку принадлежала долговязому Женьке, рулевому их четырехколесного ковчега. Во-первых, меньше проблем с дорожно-патрульной службой. Во-вторых, захотелось козырнуть тачкой, которую батя прикупил в прошлом месяце, и только впервые доверил своему сыну-оболтусу для дальней поездки на дачу. Приятель Женьки, блондинистый и слащавый Виталик, расположившийся на заднем сиденье с бутылкой пива в одной руке и с девицей – в другой, поддержал аферу. Их спутницы, которых они накануне зацепили на дискотеке, воздержались от комментариев. Так они оказались вдали от главных дорожных путей, а употребив пару «косяков», принялись балбесничать.

- Давай, целуй!- самодовольно повелел Женька.

Катька перегнулась через сиденье и, ухватившись за Женькин затылок, впилась ему в губы. Машина ощутимо вильнула.

- Эй, вы, там!- хохотнул Виталик.- Хорош гнать! Это ведьмин поцелуй.

- Почему ведьмин?- Катя отстранилась от водителя и уселась на место.

- Потому что грозит бедой,- назидательно растолковал Виталик.

- Бедой грозит только эта дорога,- фыркнула Юлька, девица сзади.- Вы хоть знаете, куда едете?

- Это был хитрый план!- задорно отозвался Женька.- Не очкуй, у меня компас в голове.

- Хотя бы по холмикам не скачите. Встанет машина, что будем делать?

- Ой, вечно ты!- скривилась Катька. Она была менее симпатичная, чем Юлька, но добирала баллы за счет вульгарного вида. Вчера на дискотеке пацаны клюнули поначалу на Катьку, потому как Юлька скромно терялась на фоне подруги. И сегодня Катька тоже заявилась с утра затонированная, что твой катафалк, в двадцать слоев помад и теней, в юбке до трусов и в маечке на бретельках, сквозь которую несколько неряшливо просвечивали соблазнительные соски. Юлька же на сей раз выставила свою самую впечатляющую телесную подробность, подчеркнув ее блузкой с низким вырезом.- Опять ты со своей моралью. Встанет – толкать будем.

- Вот ты и будешь!- отрезала Юлька.

- Хорош гнать! Вместе будем,- хохотнул Виталик.- Я за попу подтолкну.

- Вы офигели там сзади?- возмутился Женька.- Не встанет моя тачка, она через болото пройдет.

- Я и говорю – не встанет!- убежденно поддакнула Катя.

- Встанет – не встанет. Главное, не бухать много, тогда что надо – всегда встанет.

И, как бы подтверждая свои слова, Виталик опустил окно и вышвырнул пустую пивную бутылку на ходу. Звяканья они не услышали за шумом мотора.

- А пиво не разобьется там, в багажнике?- всполошилась Катька.

- Ты че, у меня хитрый план!- отмахнулся Женька.- Там ПЭТки.

- Баклажки что ли?

- Ага. Последнюю в стекле Виталик только что уконтрапупил.

- Блин, жмот. В стекле вкуснее.

Им было по девятнадцать. Женька с Виталиком перешли на второй курс института, и по такому случаю Женькин батя расщедрился и отдал сыну тачку на выходные. Оба учились в платном потоке, в целом были мажорами и наслаждались жизнью. Отец Виталика сидел тузом на градообразующем предприятии, отец Женьки… в общем, тоже был шишкой, но несколько по другому профилю. Платный факультет подразумевал активное послабление со стороны преподавателей, так что Женюля и Витальджан не сильно перепахивали и в учебное время. А уж сейчас, летом, зависали либо на дискачах, либо на блат-хатах у таких же обеспеченных дружков или прихлебал. В плане девчонок проблем они давно не знали, сегодняшняя вечеринка считалась рядовой, разве что с выходом на взрослый уровень. Отец Женьки отгрохал дачу вдали от города, и вся четверка намылилась именно туда. С благословления хозяина, разумеется. Хотя Женька не удивится, если батя нагрянет неожиданно к ним на своей прежней «Ауди», для нормоконтроля

- Давайте, раз уж насчет пива,- зацепился Виталик.- Тормозни, я достану баклаху.

- Только снаружи открывай,- предостерег Женька.- Чтобы салон не залить.

- Да без б.

Женька хотел пристроиться на обочине, но потом вспомнил, что за последние полчаса они никого не встретили на этом унылом маршруте, и тормознул посреди в раскоряку. Виталик сгонял до багажника и вернулся с открытой бутылью 2,5-литрового калибра. Он тут же совершил продолжительный глоток из горла и передал баклаху Юле.

- Держи!

- Стаканов нет?

- Не-а. Чета не подумали. Хорош гнать, я не заразный.

Юлька скептически оглядела его, потом бутылку, потом махнула рукой и присосалась к горлышку. В этом была вся Юлька. Они с Катькой учились в одном классе, но в школе не дружили и даже почти не общались. Юлька была отличницей и задроткой, а Катька – оторвой и хулиганкой. Разные миры, разный круг общения, разные интересы. Их связывало только одно – бедность. Юлька перешла в 10-11 классы целенаправленно и по умолчанию, Катька – случайно. Предки пока не знали, как финансово оформить взрослеющую дочь, им было проще подольше подержать ее на школьной скамье. Юлька, несмотря на отличные оценки в аттестате, в институт все же не прошла. Вполне вероятно, что благодарить за это ей следовало долговязого Евгения и блондинистого Виталия, которые уверенно забили в институте вакантные места. А может, причина не в обнаглевшем рыночном строе, как выглядит со стороны, и девушке элементарно не хватило баллов.

Как бы то ни было, когда Катька осенью пришла в технарь, то с удивлением обнаружила там Юльку-задротку. Но это была уже другая Юлька, не задротка вовсе. Юлька, которая состригла длинные волосы, навела себе короткую стрижку в стиле а-ля Деми Мур в «Привидении», с такой же дураковатой челкой. Как и героине в фильме, стрижка ей удивительно шла. Юлька, которая начала выпивать, гулять, ошиваться на дискотеках и мутить с пацанами, которую замечали тут и там в пацанских тачках и на блат-хатах. Цели оказались перечеркнутыми, жизненный план пошел коту под хвост, а когда карьера рушится, на руинах возносится вымпел анархии. В любой новой ситуации Юлька всего лишь на мгновение замирала, внутри нее вступали в конфликт молодость и консервативные установки родителей, а потом она махала рукой и бросалась в омут очертя голову. На этой анархистской почве они и сблизились, Катька и Юлька, хотя последняя продолжала временами бесить первую своими снобистскими замашками.

- Дайте-ка и мне бухнуть.- Женька протянул руку назад.

- Держи. Гляди только, чтобы менты не замели.

- Не заметут. У меня заклинание против них.

- Опять!- Катька рассмеялась.- То ведьмин поцелуй, то заклинание. Ну делись!

- Собака пьяная, собака драная,- замогильным голосом продекламировал Женька.- Попробуй останови!

Салон взъерошился от очередного хохота.

- Смотрите, еще один!- Катька встрепенулась, указав на замаячивший вдали холмик.- Ну что, попрыгаем?

- Нахрен! Попутала?- возмутился Женька.- Договорились же.

- Ну точно в последней раз!- взмолилась Катерина.- Ну, плиз-плиз-плиз!

- Отвянь.

- А если за что-то поинтереснее поцелуя?

Он покосился на нее. Сначала на нее, потом на ее ноги, торчащие из-под мини. Но даже не в ногах дело, от Катьки пахло сексом. От Юльки не пахло, а от Катьки – за километр шлейф. Так-то занятия поинтереснее поцелуя предполагались сегодня вечером по умолчанию. Сегодня они с Виталиком договорились замутить групповушку; раньше они только развлекались парами по разным комнатам, как старперы, а недавно насмотрелись порнухи у Виталика дома, и мир открытых дверей, многочисленных тел и визуального удовольствия открылся им. Юлька, правда, немного морозится, но это поначалу. Сколько таких замороженных у них было: стоило выпить, и трусы слетают в угол резинкой. В общем, замануха со стороны Катьки представлялась нелепой, чтобы Женька мог на нее повестись. Но им было по 19. Что тут еще сказать?

- Ладно, последний раз. Но стопудово последний, я вам слово пацана даю. Больше не просите.

Холмик рос на глазах. Крупные сомнения по поводу преодоления оного вспыхнули в Женьке, позволившем девке себя переупрямить. С отцом у него были в целом нормальные отношения. Однако лояльный характер отца оставался таковым ровно до первого скола или царапины; дальше - трындец. Тираном он мог быть знатным. Однажды, когда Женька, будучи школьником, нарушил важное обещание, батя разгрохал его двухкассетный «Шарп» - предмет зависти одноклассников и повод затащить домой чувиху потискать. Так что шутить с батей Женьтос зарекся. Но сейчас он уже не мог дать заднюю. Им было по 19. Что ж тут добавить?

- Ладно, держитесь, обормоты,- пробурчал он и втопил.

Все же в последнее мгновение перед тем, как въехать на холм, внутри парня что-то дрогнуло, и он порывисто сбросил газ. Трамплин от этого произошел смазанным, кривым и скачкообразным. Лобовое стекло совершило небольшую рваную дугу, прокрутив изображение от неба к земле, и теперь они все увидели, что за холмиком дорога упирается в воду.

- Черт!- Женька рванул ногу к педали тормоза, но поздно: на всех парах они врезались в… Ни во что они не врезались. Не было там ничего, на дороге, пыляка одна и гравий. Но что-то там все-таки было, потому что и пыляка, и камни казались волнообразными.

Машина торпедой влетела точно в центр новообразования. Женька мысленно обрек себя на аварию и отлучение от отцовской ласки (и от вечерней групповухи, таки да), но случилось вовсе не то, что представлялось логичным. Просто время словно замедлилось, и свет померк на секунду-другую. И сразу же все вернулось на привычные места: предметы в уготованные ниши, ощущения в предназначенные душевные слои. Нещадное солнце палило воинственно и безбожно. Автомобиль летел по свободной гравийке, не залитой никакими мрачными водами, лужами или соплями.

Женька ударил по тормозам, остановил тачку и вырубил магнитолу. Пение Юры Хоя прервалось на полуслове. Какое-то время сидел, не двигаясь, ухватившись покрепче за баранку, убеждаясь в сохранности отцовской машины. Прочие молчали. Все старались унять шумное дыхание.

- Мне одному привиделось или как?- осторожно поинтересовался он. Ответа не последовало, и парень обернулся.

Вся четверка насуплено взирала в заднее стекло. Сквозь него солнечно просматривался холмик, по которому они только что прошлись с азартом идиотов, но нигде поблизости не наблюдалось никаких подозрительных образований или сгустков.

- Глюки, что ли?- тупо спросил Виталик самого себя. Из чего Женька заключил, что помстилось не только ему.

- Я подумала, что вода,- подтвердила Катька.

- Ага, вода!- огрызнулся Женька.- Днепр, нафиг! И где она теперь?

- А я знаю?- Градус Катьки заметно понизился.- Чего ты на меня орешь?

- Твоя дурацкая затея…

- Ты сам согласился,- ядовито ухмыльнулась девушка.

- Блин, надо по этому делу бухнуть,- решил Виталик и рванул крышечку пластиковой бутылки.

Раздался характерный звук, и тут же из горла вверх устремился столб белой пены.

- Твою мать!- заорал Женька, узрев истинное святотатство.

- Ты чего творишь!- взвизгнула Юлька и отскочила от Виталика, насколько позволял салон, прижавшись к боковой дверце.

Катька запрокинула голову и неестественно захохотала.

- Мы же растрясли все пиво!- неистовствовал Женька, в то время как Виталик ловил ртом пену, пытаясь минимизировать ущерб.- Сука, на себя лей, мимо себя не лей! На Юльку лей! На себя лейте, дебилы!

- Нафига на себя-то лить?- Виталик, наконец, унял фонтан и вытаращился на друга.

- У меня на даче стиралка, там отстираетесь. А что я с чехлами буду делать? Батя меня вместе с залитыми чехлами закопает нафиг!

Виталик огляделся вокруг себя. Сконфуженным он явно не выглядел. Но обрыганом выглядел вполне, сидел теперь в обтруханной футболке и джинсах. На Юльку попала лишь пара капель, не в сравнении с ним.

- Да почти не попал на чехлы,- хмыкнул Витальджан. Он закрыл крышечку поплотнее.- Все на меня вылилось.

- Один хрен теперь вонять будет! Менты остановят, начнут всех шмонать.

- Собака рваная, собака драная,- продекламировала Катька, и остальные вынужденно рассмеялись.

- Пьяная,- вяло поправил Женька.- Не рваная, а пьяная.

- Надо перекурить,- заявил Виталик на голубом глазу.

Трое вылупились на него, ожидая очередной импровизации на непредвиденный мотив.

- Чего? Я просто курить хочу.- Виталик сделал непричастные глаза.

- Снаружи!- повелел Женька и первым полез из салона.

Вчетвером они выбрались на свежий воздух. Поначалу озирались по сторонам, выискивая следы того явления, которое им повстречалось на дороге, или чего-либо необычного. Картина вокруг оставалась типичной. Поле, лес, замызганная, гравийная дорога в никуда, полное безлюдье и эталонное, пиковое солнце. Легкий ветерок, как небольшой росчерк, плюс жужжание мух. Все, кроме Юльки, закурили. От «косяка» часом раньше девушка отказываться не стала, но сигаретами не баловалась. Женька с Виталиком козыряли «Кэмелом», Катька дымила «Магной».

- Явление!- веско подытожил Женька.

- А нахрен ты вообще через Пустошь рванул?- тут же очнулся Виталик.

- Срезать хотел.- Женьке не хотелось признаваться, что это были просто понты.

- А что за Пустошь?- спросила Юлька.

- Вот – Пустошь!- Виталик театрально обвел руками панораму.

Девчонки снова поозирались, рассматривая окрестности через новую призму. Справа от машины громоздился лес, который хоть и не был бескрайним, но довольно плотным и кряжистым. Слева – непаханое поле, бескрайняя равнина, не занятая ничем, кроме травы. Только вдалеке торчал колок неразличимых отсюда деревец. Гравийка исчезала вдали. Цивилизация покинула эти края в первом веке до нашей эры.

- А что тут не так?- снова спросила Юлька.

- Говорят, в 60-е здесь мутилось какое-то гонево,- сказал Виталик.- То ли эксперименты, то ли отходы радиоактивные. Бабка моя рассказывала, что раньше тут торчали деревня на деревне. А сейчас как корова языком слизала.

- Деревни будут,- хмуро вставил Женька.- Дальше по курсу должны быть. Так, через пень колоду деревни, остатки одни. Но люди есть, и дорога осталась.

Катька пару раз затянулась и отбросила окурок в траву.

- Ладно,- возвестила она,- если уж тормознули, пойду помаленьку.

- Хорош гнать!- удивился Виталик.- Куда ты собралась?

- Намеков не понимаешь,- отозвался Женька вместо Катьки. Его лицо немного посветлело после произошедшего.- Помаленьку – значит, по-маленькому.

- Ты пойдешь?- спросила Катька подругу.

- Не. Терпимо пока.

- Ну-ну.

Они наблюдали, как девушка ковыляет к деревьям на своих высоченных каблуках, которые в народе именовали «ортопедическими». Через минуту она скрылась за ближайшими деревьями.

- Что еще бабка рассказывала?- поинтересовалась Юля, больше для разрядки, поскольку снова воцарилось неудобное молчание.- Почему деревни пропали?

Виталик оглядел девушку с головы до ног. Изучил блузку с низким вырезом, где присутствовало то, за что явно можно подержаться. Придя к каким-то своим умозаключениям, Виталик окатил девушку дымом. Юлька поморщилась, но не отвернулась. Только сдула со лба челку.

- Да хрен знает. Мутно все по большей части. Бабкины сказки. То говорят, что вымирать начала скотина. Потом говорят, что не скотина, а люди умирали. Другие говорят, что не умирал тут никто, а просто пропадали люди целыми дворами. Ну то есть вечером все нормально, утром встают – у соседей дом пустой, самих нет, и больше никто их не видел. Типа проклятым место вдруг стало, не смогли тут больше жить. Дома по бревнам растаскали еще в восьмидесятые, когда перестройка началась.

- Хитрый план!- задумчиво подытожил Женька, выбрасывая сигарету.- Ну где там эта овца?

Катька не стала далеко забираться в дебри, вообще для своих нужд ей было бы достаточно, чтобы другие отвернулись. Но порядок есть порядок. Она проделала несколько шагов, подвернула разок ногу на шпильке, вляпалась в паутину и сочла, что церемоний с нее достаточно. Рядом высился вяз, окруженный росчерками солнечной пыли. Пахло сосняком, гнилью и тревогой. Лес всегда ее пугал своими звуками и тенями. Вот и сейчас, стоило ей задрать юбку, как неподалеку треснула ветка. А разве ветки трещат просто так, если на них не наступать?

- Мальчишки, это вы прикалываетесь?- напряженно крикнула Катька. Лес отвечал ей затаившимся молчанием.- Можете выйти и посмотреть, если так интересно.

Она хохотнула, но ей вновь никто не ответил. Катька пожала плечами, стянула трусики и присела справлять нужду.

Продолжение следует...

- Черт тя возьми!- бурчал он себе под нос, недовольно водя глазом вокруг.- Разрослась тут, мать ее еттить. Недельку всего не полота, а уж наглеет, будто тебе тута лес. Не ровен час, на башке повылезает. Хм! - Он удовлетворенно хмыкнул, радуясь незнамо чему: то ли победе над сорняковой стихией, то ли удачной шутке.

Действительно, огородишко, на всю неделю благополучно предоставленный самому себе, подвергался теперь неукротимому нашествию мелких, зловредных травинок, которым дай волю – поглотят весь мир. Однако не отъезд или отсутствие Зимнего послужило причиной садового беспорядка. Разве что мысленное отсутствие, если можно так выразиться. Он вообще выходил из дома всю неделю только лишь в хлев и в клозет, поскольку методично опустошал лошадиными дозами огромную бутыль самогонки. Бутыль он приобрел у ближайшего соседа за два дома, а почему за два – потому как ближние дома были пустыми, заброшенными и вымершими. Каким вскоре станет здесь все.

Выныривая засветло по внутренней побудке из затхлой ямы сна, Зимний отправлялся в хлев, пристроенный к дому, где кормил тощую коровенку, что жила с ним с незапамятных времен. Потом забирался снова в дом и там перманентно поглощал бухло, уныло взирая в окно на безрадостный пейзаж и слушая радио в транзисторе – единственной связи с внешним миром.

- Ну вот, кажись еще грядка готова, провались она,- пробормотал Зимний и мученически, трясясь всеми членами, поднялся на ноги с ножом в руке.

Обозрев остальную часть возделываемой землицы, Март Зимний недовольно выпятил челюсть: парочка прополотых грядок терялась в травянище и была лишь началом в борьбе с вредоносной травой. За оградой, привязанная к вколоченному в землю колышку, мирно паслась коровенка, пощипывая травку и время от времени благосклонно мыча, радуясь первой за неделю вылазке. В ответ Март Зимний беззлобно бросал «тьфу, кляча!» и продолжал работу.

Он почесал в затылке, поправил шляпу и переступил на новую грядку.

Март Зимний был детдомовский вскормленник. Именно там ему присудили имя, а также дали фамилию в нагрузку, а почему именно так – он не знал нипочем. Знал только, что среди детей был еще один Март – Песенный. Был Июль Жаркий и Июнь Благополучный. Был Май Праздничный и Октябрь Увядший, которого все дразнили Хрентябрь Увядший. Кто-то там среди работников номенклатуры очень любил сказку «12 месяцев». Или не любил, как поглядеть. И все поголовно были Александровичами, что бы это ни значило для будущих поколений. Странно, ведь Александры среди руководства детдома не числились; был лишь дядя Шурик, завхоз, не самый доблестный кандидат в кумиры.

Когда его выпустили из детдомовских застенков, Март перебрался сюда в деревню, где укоренился и жил поныне. Колхоз помог с отстройкой дома, Март же долгое время покорно трудился на благо страны. Сейчас, временами оборачиваясь назад, Март дивился чрезвычайно: он не мог сопоставить картины памяти с тем, что видели его глаза сейчас. Он словно подвис между двумя мирами, так разительно отличались эти картины. Некогда бурлящая жизнь тогда и великое захолустье ныне раздваивали сознание, иногда Марту даже хотелось прослезиться. Но тут он вспоминал о своем увлечении и, напротив, благодарил судьбу за такие наимудрейшие перемены. Ведь постепенная глухомань – это именно то, что ему было нужно для утех и услад.

Утехи и услады Марта Александровича Зимнего заключались в том, что он был душегубом.

Началось в классическом стиле, с отравления соседской собаки, которая заколебала гавкать по его душу, а однажды вцепилась в зад и продрала штаны. Мерзкая шавка, надлежит уничтожить вовеки! Март умертвил пса совсем не деликатно. Отравил какой-то медленной дрянью, так что псина выла часа три, прежде чем подохла. Сосед, конечно, смекнул, чьих рук дело, но доказательств не имел и затаил злобу. Между ними установилась молчаливая вражда, переходящая в ненависть, так что через несколько лет Март отравил и соседа - от греха подальше.

Вначале он промышлял только по домашнему скоту, псам и кошкандерам. Всегда был крайне осторожен. Сделал верные выводы после случая с собакой и изучил яды и растворы. Упражняясь в изготовлении снадобий, Зимний потравил почти всю собственную живность, – а ведь когда-то у него имелись куры и поросята. Соседям он наплел, что кого-то продал, кого-то слопал, а кто помер самостоятельно. А вот к коровенке прикипел душой и не посмел, хотя так и не дал ей никакого названия, кроме Тьфукляча. Наловчившись, Март Зимний вышел в большой мир и взялся за соседское окружение. Травил редко, незаметно, без повода и без следов. Тихушником он был тем еще, детдомовская школа обучила житейским хитростям. Никто и подумать не мог, что случавшаяся время от времени гибель домашнего скота – следствие манипуляций и злого умысла одного человека. Соседа. Который, натешившись с животными, однажды естественным образом перешел на людей.

Здесь он тихарился еще строже. Смерть человека – это вам не кобылка скопытилась. Тут всяко приедет следак, начнет вынюхивать и вполне может дознаться. Март Зимний ограничивался бухариками, причем выборочно. Кому в водку подмешает метанол. Несчастный случай, каких полно, особенно в деревнях. То посидит в гостях, а уходя спецом откроет погреб; бедолага и сверзится. То вызовется помочь с латанием крыши, напоит ваньку, да и пихнет с крыши. Каждое убийство Март обставлял как несчастный случай. Но рано или поздно его бы все равно вычислили, если бы не черная атмосфера самих территорий, куда судьба их всех определила на прозябание.

С этим краем было что-то не то. Край вымирал. Зимний время от времени наведывался в соседние деревни к северу – там обнаруживалось невероятное оживление. Скупались старые избы, сносились под корень, на их месте вырастали дачи, настоящие дворцы. Сюда же никто не спешил, напротив, все больше и больше местных запирало хибары и рвало когти, будто спасаясь от змей. А к западу… Там, поговаривали, совсем худо. Люди дичали. Ходили слухи о нападении на проезжавшие машины, о пропаже залетных и даже о людоедстве.

Март Зимний, занимая в поселении крайний дом, чувствовал себя, тем не менее, относительно комфортно. Маргинальное окружение ценилось им на удовлетворительно. Есть место для фантазии и пища для утех и услад. Иногда на Зимнего накатывало, он нахлобучивал неизменную свою шляпу с дырявой тульей и полями «а-ля стадион» и отправлялся в гости к соседу, посплетничать да собрать последние новости. Сосед – какой-то недавний приблуда, скрывающийся то ли от властей, то ли от долгов. Не важно, Март порешал, что в свое время кокнет и его по-дружески. Тем более что деревня теперь отрезана от цивилизации официально и вскоре исчезнет со всех карт. Временами же он запирался в доме и самозабвенно хлестал самогонку в компании со своими тусклыми мыслями.

Время разбрасывать камни минуло; и хотя в глазах периодически темнело, руки ходили ходуном, а организм вопиял об опохмелке, Март Зимний, скуля и истекая уксусным потом, терпеливо двигался к концу своих непосильных тягот.

Всплакнула коровенка. Зимний хотел выдать свою привычную напоминалку «тьфу, кляча», но его слова застряли в горле, как сырая галька. Он не припоминал, чтобы в знакомых интонациях животного когда-либо звучал испуг. Март взглянул на корову и озадаченно крякнул. Вечно понурое создание, изучающее единственно рельеф под ногами, вдруг приняло цирковую стойку, разве что не опустилось на задние копыта. Телка водила мордой из стороны в сторону, уставившись на негустой ряд деревьев по ту сторону дороги. Деревья защищали от напора ветра простиравшееся за ними поле, где в незапамятные времена сеяли рожь. Зимний посмотрел туда, но не увидел ничего примечательного. Лишь ветер играл бледно-зелеными листьями, да легкие смерчики пыли вихрились вдоль дороги.

- Что за хрень?- спросил Зимний пучок сорняков, только что вырванный им из земли.- Чего ты тута, еттить твою, как сука перед кобелем навострилась?

Зимний поднялся с колен и перешел на новый участок.

- Ветром кажись надуло,- объяснил он себе, поддев ножом очередной корень.- Ты б еще в травах разбиралась, еттить твою, цены б тебе не было. Не торчал бы я тута на грядках. А вот запустил бы корову в огород, она бы все сорняки и выела. А потом пошел бы и патент получил. Или напрокат стал бы отдавать. Зажили бы!..

Новое мычание резко оборвало его утопические теории. Зимний вздрогнул, похмельное сердце недобро ворохнулось, пучок сорняков выпал из рук. Что это такое в мычании вечной флегмы, никак паника? Так может всхрапнуть лошадь, если ей уши прижечь зажигалкой. Зимний пристально вгляделся в корову, гоня от себя мысль, что коровенка наладилась отдать Богу душу. Но вроде нет – как стояла, так и стоит, крениться не собирается, вот только снова пялится на проклятые деревья.

Зимний покрутил головой, а потом прилепил озадаченный взгляд к ним же. Поначалу он не находил никакого внятного обстоятельства, которое могло бы вывести его клячу из равновесия. А потом увидел такое, от чего брови ринулись на лоб, а челюсть отвисла, превратив рот в отвратительный зев.

Занимая окружность навскидку около четыре метров в диаметре, листья на деревьях стали вдруг видоизменяться. Хотя нет; по сути, они оставались такими же, какими и были во все времена, вот только как-то поплыли волнами. Словно перед Зимним выросло кривое зеркало. Зимний понятия не имел, что тут такое творится, и спросить ему было не у кого – он ведь почти всех укокошил. Единственное, что он точно знал: ни черта хорошего от таких превращений не жди. Зимний медленно поднялся во весь рост и приложил руку к шляпе, словно оттуда мог почерпнуть себе дельных мыслей.

- Кажись, «белочка» нагрянула,- смиренно подумал он.

Хотя какая «белочка»? Корова разве бухала семь дней кряду, чтобы топорщиться? Зимний взглянул на клячу. Так и есть, топорщится, что те сам дикий зверь! И хвост трубой, надо же, мать ее етти; Зимний бы никогда не подумал, что его коровенка способна задрать хвост пистолетом.

- Му-у-у!- трубно возгласила корова, переживая по поводу недостатков в пространстве.

- Му-у-у!- отчаянно воззвало оно затем к Зимнему, недоумевая, почему тот не предпринимает защитных действий.

- Что за?..

Ненормальный вид листьев стал разрастаться и мгновенно поглотил всю зелень. Зимний застыл истуканом, потрясенный увиденным явлением. Нож выпал из рук, воткнулся было в землю, да несильно, а потому лег плашмя.

- М-У-У-У!- возопила корова иерихонской трубой и, рванувшись что было сил, умудрилась выдернуть из земли надежно вбитый кол. Ну как надежный… Два раза стукнул, только и всего. Корова кинулась в противоположную сторону, спасаясь от вибрирующих листьев, не находя данное явление достаточно безопасным, чтобы его исследовать.

- Стой!- остервенело заголосил Зимний.- Куда, проклятущая!

Он намеревался кинуться вдогонку за животным, но тут вдруг осознал, что же такое вибрирует у него перед носом. Никакие это не листья, а вибрирует воздух между ним и листьями. Что-то в воздухе… Что-то присутствует в самом пространстве. Потому как сейчас это что-то метнулось вбок, листья разом приняли первоначальный вид, а вибрация устремилась вслед за коровой.

- М-у-у-у!- отчаянно заверещало животное и попыталось ускорить темп.

Но выше головы, как известно, не прыгнешь. А кляча вам тута не спринтер, чтобы сайгачить. Сгусток настиг корову играючи и поглотил ее заднюю часть, состоявшую из выгибающегося дугой туловища, взбрыкивающих ног и задранного хвоста. Задняя часть деловито завибрировала, как это только что делали листья, и Зимний взмолился, что пусть это будет белая горячка, пусть это будет все, что угодно, хоть глюк и повреждение рассудка. Потому что не бывает таких чудес, чтобы вот так возникла из ниоткуда вибрация и сожрала половинку его любимой клячи.

А она взяла и сожрала! Воистину! Зад коровы стерильно отделился от тела и… исчез с глаз долой, словно и не было, а животное не успело даже пикнуть, настолько быстро и ювелирно оно помножилось на 0,5. Она напоминала лошадь Мюнхгаузена, разрезанную пополам, когда та пила из ручья, и вода выливалась сзади. И у клячи полилось, чем она хуже коняки, только вот не вода совсем, а кровь. Причем кровяка ринулась из нее потоком вперемешку с кишками. По инерции передняя часть процокала еще несколько метров на двух копытах, разматывая позади кишки и смешивая их с землей. Потом молча завалилась на бок. Вибрация быстро поглотила останки, и они исчезли.

Нет коровенки!

Зимний сам обратился в сорняк, которые перед тем самоотверженно выпалывал. Он пучил взгляд на то место, где только что драпала его муму-подруга, и не видел ее! А видел только длинную петлю кишок, которую, если потрудиться, наверное, можно свернуть в лассо, да еще видел лужи крови тут и там. Смертоносная вибрация висела над кровью, принюхиваясь.

- Ой, еттить твою! – опомнился Зимний, когда явление вновь начало расти.

Очевидно, вибрация не утолилась коровенкой, а возжелала еще жратвы. А тут вот Март Зимний, тот еще охальник и душегуб, смысл ему дальше топтать? Март Александрович Зимний преисполнился истовым желанием потоптать еще этот мир. Подскочил на месте, разворачиваясь на 180 градусов, рванул в сторону дома. Порыв ветра сбил с головы шляпу, она упала на грядку с огурцами. Преодолев расстояние аршинными скачками, Зимний пулей влетел внутрь, захлопнул дверь и задвинул засов. Для пущей надежности еще придвинул к двери массивный стол. На секунду замер посреди комнаты, пытаясь привести в сносный порядок свои похмельные мысли. Рванул к шкафу и вынул оттуда ружье, которое приберег для защиты, памятуя об угрозе и слухах с запада.

Ружье было заряженным и валялось как попало, в обычном шкафу. Ну а кто тут будет проверять? Зимний развернулся к двери и неожиданно для себя расплакался.

- Ну что за хреновня, а?- скулил он.- Что за хреновня тута?

Та часть стены, где была входная дверь, завибрировала сразу в двух местах. Образовалось два круга; они, словно кислотные жидкости, вгрызались в дерево, стремясь слиться воедино. Вибрация, только что убившая корову и отправившая ту прямиком в ад, переливалась в пространство комнаты.

Зимний вскинул ружье.

— Получай, проклятущая!

Комната сотряслась от двух выстрелов из двустволки в упор. Пули пронзили вибрацию насквозь, а заодно – и входную дверь, в которой образовалась дырень размером с голову. Теперь через эту дыру можно было высунуться и обозреть окрестности, случись Зимнему полюбопытствовать. Вот только на вибрацию ружейный выстрел произвел впечатление пука. И урона, судя по всему, не нанес: как вибрировало, так и продолжало вибрировать вблизи.

— Черт! — всхлипнул Зимний.— Кто ты, дьявол? Чего тебе от меня надо?

Он в отчаянии швырнул в вибрацию ружье. Что еще ему оставалось? Одновременно с этим сгусток выпустил из себя два направленных потока – справа и слева. Глаза Марта Александровича Зимнего выкатились из орбит, когда, пронзенный чудовищной вспышкой боли, словно его поясницу пополам перекусили гигантские кусачки, он мешком свалился на пол. На мгновение ему почудилось, что он видит ряд огромных зубов, но будто они были не здесь, а где-то глубоко внутри этого сгустка, в темноте.

А затем он и сам погрузился в эту темноту.

Продолжение следует...

Орел был молод, однако он обладал памятью поколений – о чем никогда не узнают ученые и что не может быть зафиксировано никакими исследовательскими данными. Орел познал мир, ему была известна изнанка жизни. Непростые времена и странные события всегда отличали эти места; внизу, окруженные необъятными пространствами, теснились деревеньки, где часто проливалась кровь. Генетическая орлиная память свидетельствовала о кровопролитии и преступлениях без цели, ради удовольствия. Орлу это было непонятно, но он не обладал способностью суждения.

А еще эти места были отмечены истинным Хищником! Тем, Кто Охотится. Периодически Хищник возникал, как стихия, из тайных глубин небытия, и бесчисленные поколения сражались за свои гнезда, за место под солнцем – бились в воздухе и на земле, побеждали и проигрывали, выживали и гибли, отступали и нападали вновь. Эти координаты всегда были средоточием смертельной вражды, пролитая на земле кровь пробуждала Хищника из спячки, а орлы первыми вступали в схватку испокон веков. Орел не пытался покинуть ареал обитания. Он принимал судьбу, как есть, он не обладал оценочными навыками.

Впереди него что-то возникло. Неясное, расплывчатое очертание. И орел мгновенно понял, что пришло его время вступить в бой и умереть за свое потомство, которое поджидало его в гнезде. Взгляд стал острее, по оперенью прошлась легкая дрожь предвкушения, когти выпустили добычу. Мертвый кролик, кувыркаясь, полетел вниз. Сегодня семейство не дождется пропитания, впрочем, как и самого орла.

Прямая его полета изогнулась влево; краем глаза следя за чуждым явлением, орел попытался зайти с фланга. Без вариантов – дрожание воздуха среагировало молниеносно, переместившись разом и вновь преградив путь. Сейчас орел вдруг осознал неким чувством, свойственным лишь зверям и птицам, что он не является целью и привычной пищей для Хищника. И стоит ему отступить, оставить эти места, он может сохранить жизнь и спасти свой род. Но отступление или трусость были чужды гордой птице.

Издав решительный клекот, орел ринулся в бой. Едва его клюв коснулся поверхности вибрирующего сгустка, как орел потерял себя. Крепкий клюв не встретил никакой ощутимой формы, куда можно было бы нанести удар. Стремительная атака рассыпалась на несколько беспомощных кувырков. Через секунду орел вылетел с другой стороны: он прошел сквозь соперника, даже не успев этого осознать.

Явление разрослось и рывком придвинулось к птице. Орел попытался уйти в сторону, но не успел. Правое крыло взорвалось болью; орел издал душераздирающий крик, когда крыло отделилось от тела и исчезло с глаз. Из раны хлестала кровь, разметаясь по воздуху отдельными кляксами. Сгусток вновь придвинулся, и чьи-то мощные, невидимые зубы впились в птичье тело.

Орел был еще жив, когда падал вниз без своей нижней половины, разбрызгивая по ветру кровь. А потом сгусток совершил последнюю атаку и поглотил оставшуюся половину тоже.

Продолжение следует...