Ребёнком я росла общительным, робостью и стеснительностью не обремененным, поэтому в деревне была вхожа в каждый дом. И всё же большинство моих детских воспоминаний связаны с семьёй двоюродного брата нашего папы, которая жила по соседству, – моими троюродными. Первые уроки нравственности я тоже приобрела благодаря им.
Родители нас воспитывали в строгости, особенно братьев (трое их у меня было…). Не дай бог дома на глаза отцу попасться какой-нибудь незнакомой безделушке – тут же разборки учинит: чьё? откуда? Нашёл – унеси туда, откуда подобрал! Я, наверное, в силу своего малого возраста или избалованности всё-таки рискнула однажды - позарилась на чужое… Всю жизнь потом своим детям и ученикам рассказывала эту историю, на собственном примере учила: воровать нехорошо!
Я уже говорила: к соседям ходила, как к себе домой – уж очень мне там нравилось! В многодетной семье трое младших детей – девочки. И игрушек у них было много. Я иногда пытаюсь вспомнить, какие игрушки у меня были в детстве. Вспоминается только кукла, наполовину тряпичная, набитая опилками. Голова у неё, кисти рук и ступни, покрытые розовой краской, тоже из спрессованных опилок... Кукла была красивая, но старая, с отбитым носом. Помню, мой брат (он на 3 года старше) доводил меня до слёз, угрожая оторвать ей ручки-ножки или «выпустить опилки», если... Наверное, было за что!
А еще у меня был пластмассовый медведь. Правда, неприятного ядовито-желтого цвета, зато новый - мама из Ишимбая его привезла, специально для меня покупала. Приехала она домой, а в сумке у нее – лимоны! А это и не лимоны вовсе, а медведь лимонного цвета.
Я, конечно, радовалась игрушке, но она была неинтересная: сидеть-стоять мишка не умел, головой не кивал, а ручки-лапки к туловищу «прилипли» - даже одежду на него не наденешь. А вот у моих троюродных была игрушка – всем игрушкам игрушка! Яркая, разноцветная и ещё… и еще она громко гремела (у неё внутри мелкие горошины были)! Мой мишка был какой-то мягкий и гладкий, от зубов на нём оставались следы, от ногтей – царапины… А вот пластиковая игрушка у соседей была совсем другая: жёсткая, её приятно было держать в руках, ею можно было «музыке подыгрывать». Это была "золотая рыбка", с большими голубыми глазками, с высоким спинным плавником, рифленым хвостиком и чешуей – одно загляденье!
Однажды (осень стояла на дворе – холодно уже было) пришла в соседский двор, поднялась на крыльцо, а там, на верхней ступеньке, – рыбка, та самая, «золотая»! Игрушка-погремушка валяется без присмотра, просто так, как ненужная вещь… Ну, я и не удержалась: схватила её, спрятала под кофту - и была такова. Дома залезла на печку, достала рыбку… Как мне хотелось потрясти её, чтобы она громко-громко «заиграла», но нельзя – услышат! Услышат – заставят вернуть! Поводила я пальчиком по блестящему плавнику, чешуйке и хвостику «моей» золотой рыбки, посидела на горячих кирпичах в надежде, что, может, вдруг все из дома уйдут... Да где там! Бабушка на кухне хлопочет, сестра и братья в комнате сидят - уроки учат. Решила: завтра старшие в школу уйдут, мама с папой – на работу, а бабушка во дворе будет занята – вот тогда-то я вдоволь и наиграюсь.
У нашей печки под самым потолком ниша была небольшая. Каково было её предназначение, я до сих пор не знаю. Завернула своё сокровище в тряпицу, сунула в эту нишу узелок и спустилась с печки.
В ту ночь я, видимо, плохо спала, потому что проснулась довольно поздно… Да и что делать рано пятилетнему ребёнку в деревне? Мы ведь в ясли-сады не ходили: играли допоздна, спали до обеда...
Выскочила я из постели, побежала к печке, вскарабкалась, сунула руку в тайник, а там - пусто! Где моя рыбка? Куда она подевалась? Бегаю по комнатам, под кровати заглядываю, в тумбочки старших - нет рыбки! Глянула: рыбка в окне, между рамами… Родители с утра пораньше, пока я спала, дом утеплили – рамы вставили.
Все знают: в деревне на лето вторые рамы выставляют, а осенью их снова вставляют. Гвоздями закрепят, пластилином щели замажут – тепло становится дома, уютно. Мы всё лето фольгу от чая собирали, фантики от конфет, обложки от журналов, чтобы красивые "экспозиции" устроить. Так вот, глянула я и обомлела: между рамами окна, возле которого бабушкина кровать стоит, рыбка красуется, разноцветная, с высоким спинным плавником, рифленым хвостом и чешуйками, и голубым глазом на меня смотрит. Меня такое горе охватило: я с ней даже поиграть не успела! Что будет, если соседи увидят?! Они меня воровкой назовут! А что будет, если папа узнает?!.
Дальше меня моя память немного подводит: по одной версии мне кажется, что я весь день проплакала, а вечером рассказала маме, она сняла окно… По второй - я долго горевала, закрывала окно подушкой, когда соседи к нам приходили, потом рассказала маме, она сняла окно… Врать не буду – не помню! Но то, что я эту золотую рыбку, разноцветную, с высоким спинным плавником, рифлёным хвостиком и чешуйками возненавидела на всю оставшуюся жизнь, - хорошо помню. Как только мама выставила окно, я её схватила, побежала к соседям… и там, на крыльце, оставила. Рыбку они точно подобрали, потому что я её и потом у них видела, но ни разу после этого даже не прикоснулась к ней, словно боялась обжечься.
Через много лет я маме поведала эту историю, всё допытывалась, почему она игрушку между рам засунула, ведь должна была знать: она чужая. Мама даже припомнить не смогла эту мою жизненную трагедию. Думаю, мои соседи тоже не помнят… и не только о том, что у них игрушка терялась, но даже о том, что у них, вообще, была такая золотая рыбка. А я помню...
