Или банк открывает промышленному предприятию кредит, т. е. просто ссужает ему свой капитал. Или банк берет акции промышленного предприятия, которые, — так как теперь это допускают размеры собственного капитала, — надолго удерживаются в его владении. В этом случае последствие увеличения банкового капитала таково, что денежный капитал сначала превращается в банковый и уже этот последний — в производительный капитал.
Частные денежные капиталисты вместо того, чтобы непосредственно помещать свои деньги в промышленные акции, вкладывают их в банковые акции, и только банк, покупая промышленные акции, превращает деньги в промышленный капитал. Различие заключается в том, что банк— не просто посредник в этих операциях, как собственник банкового капитала, он стал совладельцем
промышленного предприятия.
И это банковое право собственности воздействует на промышленное предприятие совершенно иначе, чем право собственности отдельных акционеров. Так складывается вполне определенная тенденция: денежный капитал, имеющийся в распоряжении частных лиц, в возрастающем объеме сначала превращается в банковый капитал, и только уже последний — в промышленный капитал. При этом происходит удвоение фиктивного капитала.
Денежный капитал фиктивно превращается в капитал банковых акций и тем самым в действительности переходит в собственность банка. Затем этот банковый капитал фиктивно превращается в промышленные акции, а в действительности — в элементы производительного капитала, в средства производства и рабочую силу.
Дивидендная политика банков, которые оперируют крупным чужим капиталом (вкладами), должна быть более устойчивом, чем политика промышленных предприятий, в особенности в том
случае, если вклады поступают от кругов, которые только по таким внешним признакам, как устойчивость дивидендов, составляют себе суждение о том, хорошо или плохо управляется
банк, и при шаткой дивидендной политике извлекают свои вклады. Следовательно, здесь перед нами вклады некапиталистических кругов. Промышленное предприятие в своей дивидендной политике пользуется большей независимостью.
Во-первых, потому, что его кредиторы обычно с большей точностью осведомлены о его платежеспособности. Во-вторых, потому, что кредит, которым ему постоянно приходится пользоваться, платежный кредит, покрывается товарами, которые оно производит. Другими формами кредита приходится пользоваться не постоянно, как банкам, а лишь через более или менее продолжительные промежутки времени.
Такая большая независимость дивидендной политики промышленного предприятия позволяет прежде всего оказывать влияние на курс акций, а тем самым — для посвященных — получать спекулятивную прибыль на бирже. Она же дает возможность легче приспособляться к колебаниям конъюнктуры и потребностям накопления, а ведь эти колебания и умение приспосабливаться имеют для промышленного предприятия более весомое значение, чем для банков.
С другой стороны, банки легче, чем промышленные предприятия, могут внести относительную устойчивость в свою дивидендную политику, потому что колебания конъюнктуры не так сильно и не так односторонне воздействуют на банковую прибыль, как на предпринимательскую. Во-первых, значительная часть банковой прибыли не очень сильно зависит от абсолютного уровня процента; она зависит от разницы между процентом по ссужаемому и по заемному капиталу.
Но эта разница, особенно если концентрация банков зашла сколько-нибудь далеко, намного более устойчива, чем подверженная постоянным колебаниям абсолютная величина процента. Далее, в движении конъюнктуры возникают благоприятные и неблагоприятные моменты, которые отчасти взаимно компенсируются. Наиболее благоприятен период прогрессирующего подъема с постепенно растущим уровнем процента, большей потребностью промышленности в капитале, а потому — с оживленной эмиссионной деятельностью и высокой учредительской прибылью.
В то же время повышаются прибыли от ведения кассы и обслуживания платежного кредита, равно как и от биржевой спекуляции. При высокой конъюнктуре повышается как уровень процента, так и разница между получаемым и уплачиваемым процентом. Напротив, эмиссионная деятельность и учредительская прибыль сокращаются.
Потребность промышленности в капитале в большей степени удовлетворяется банковым кредитом, чем выпуском акций и облигаций, притом и спекуляция с ценными бумагами обыкновенно уже за некоторое время до кризиса ограничивается высоким уровнем процента. Начальная стадия депрессии, когда уровень процента наиболее низок, особенно благоприятна для выпуска бумаг с фиксированным процентом.
Сильно увеличивается прибыль банков от эмиссии государственных и муниципальных займов и т. д., равно как и прибыль от продажи по повышенным курсам бумаг с фиксированным
процентом из собственных запасов банков. Часть банковых долгов, раньше сделанных промышленностью, превращается в акционерный капитал и облигации, так как денежный рынок
полон и вновь приносит эмиссионную прибыль. Все это моменты, которыми более или менее компенсируется сокращение доходов, получаемых от процентов за обслуживание кредита.
Банки ведут конкуренцию не только своим собственным капиталом, но и всем капиталом, каким они располагают. Однако конкуренция на денежном рынке существенно отличается от конкуренции на товарном рынке. Важнейшее различие состоит прежде всего в том, что на денежном рынке капитал имеет форму денег, а на товарном рынке его еще приходится
превращать из товарного капитала в денежный.
Но при этом возможно, что превращение в той или иной мере окажется неудачным, следовательно, товарный капитал обесценится, и вместо прибыли будет убыток. При конкуренции товаров дело идет только о реализации капитала, а не о возрастании его стоимости. Когда конкурируют между собой денежные капиталы, капитал как таковой гарантирован, и дело заключается только в том, в какой степени он возрастает, какова будет величина процента. Но процент определяется так, что для отдельного конкурента остается мало простора. Прежде всего решающее значение имеет дисконтная политика центральных денежных учреждений, которая всем остальным дает простор только в сравнительно узких границах. Это важно в первую очередь для чисто кредитных банковых операций, как активных, так и пассивных. Здесь конкуренция относительно слабая.
Но, чем меньше простор, тем большую роль играет количественный момент: размер операционной сферы. Только в том случае, если она очень широка, можно понизить комиссионные, повысить процент по вкладам. Но условия для равновеликих предприятий будут приблизительно равные.
Далее, в области обслуживания кредита сверхприбыль отпадает, за одним единственным исключением: за исключением той сверхприбыли, которая для очень крупных предприятий по сравнению с мелкими обусловливается экономией на издержках и большей возможностью избежать потерь и разделить риск. Напротив, здесь никакой роли не играет такая сверхприбыль, которая для промышленности вытекает из запатентованных технических новшеств и столь важна в конкурентной борьбе.
Большую роль, чем при обслуживании кредита, имеет конкуренция при финансировании, следовательно, в эмиссионной деятельности. Здесь величина учредительской прибыли
оставляет широкий простор для борьбы посредством снижения требований. Но и тут границы не слишком широки. Решают здесь не столько те условия, какие сложились в самих банках, сколько степень зависимости промышленности от банков в результате прежних банковых кредитов.
Когда речь идет о конкуренции в промышленности, то следует разграничивать техническую и экономическую сторону вопроса. В банках технические различия играют совсем
ничтожную роль, техника в однородных банках одинаковая (разнородные банки непосредственно вообще не конкурируют между собой).
Между ними с самого начала имеется только экономическое различие, которое носит чисто количественный характер и определяется величиной конкурирующего капитала. Именно этот совершенно своеобразный характер конкуренции и позволяет банкам со столь большим разнообразием и изменчивостью то конкурировать, то кооперироваться друг с другом.
Нечто подобное мы наблюдаем иногда на столь же крупных промышленных предприятиях, которые при случае заключают соглашения относительно той или иной операции, например, при подрядах. Но в промышленности подобные соглашения большей частью — предшественники картелей, следовательно, длительной кооперации, исключающей конкуренцию. Если общий уровень процента является границей конкуренции при обслуживании кредита, то в сфере платежного оборота граница конкуренции определяется средней нормой прибыли. Но именно здесь для размеров комиссионных решающее значение имеет величина оборота, что обусловливает серьезное превосходство крупных банков.
Принцип банковой техники, состоящий в максимальной надежности операций, с самого начала мало располагает банки к конкуренции. Поэтому им особенно близко исключение конкуренции в промышленности посредством картелирования и получение «постоянной прибыли».
Банковая прибыль не предпринимательская прибыль. Но в своей сумме эта прибыль, отнесенная к собственному капиталу банка, должна дать среднюю норму прибыли. Если она падает ниже, то капиталы извлекаются из банкового дела, если она выше, возникают новые банки. А так как банковый капитал постоянно сохраняет денежную форму, или значительную часть его во всякое время легко превратить в денежную ферму, то здесь уравнивание может осуществляться с максимальной быстротой.
Поэтому никогда и не бывает «перепроизводства» банкового капитала. Чрезмерное увеличение собственного банкового капитала приводит просто к тому, что он опять отливает и находит применение в иной сфере, но не приводит к всеобщему краху с сопровождающим его обесценением и т. д., что мы наблюдаем в промышленных сферах. Банковый крах есть
просто следствие промышленного перепроизводства или чрезмерной спекуляции и выступает как нехватка банкового капитала в денежной форме. Он проявляется в том, что банковый капитал прочно закреплен в такой форме, при которой его невозможно немедленно реализовать в деньгах.
С развитием банкового дела, с углублением связей между банками и промышленностью усиливается тенденция, с одной стороны, к устранению конкуренции между банками, а с другой— к концентрации всего капитала в форме денежного капитала и к тому, чтобы производительные капиталисты получали его в свое распоряжение лишь при посредстве банков.
В своем последовательном развитии эта тенденция привела бы к тому, что один банк или одна группа банков получили бы в свое распоряжение весь совокупный денежный капитал. Такой
«центральный банк» осуществлял бы контроль над всем общественным производством !.
В кредите наряду с вещным выступает личное отношение. Он выступает непосредственно, как лично-общественное отношение в противоположность вещно-общественным отношениям
других экономических категорий, прежде всего деньгам: в просторечии говорят о «доверии».
Точно так же в своих завершенных формах он противостоит капитализму, представляет собой организацию и контроль в противоположность анархии. Можно сказать, поэтому, что он возникает из социализма, приспособленного к капиталистическому обществу, — это
шарлатанский, адаптированный капитализмом социализм. Деньги многих он социализирует для употребления некоторых. Вначале он внезапно раскрывает перед рыцарем кредита
захватывающие перспективы: кажется, будто рухнула граница капиталистического производства — частная собственность, кажется, будто вся производительная сила общества поступает в распоряжение отдельного индивидуума. У него кружится голова, и он кружит и морочит головы.
Капиталистическая логика
Марксизм по Гильфердингу
