user4657115

У нее было порезано крыло. Шла кровь, стекая на пол темницы. Кап-кап, очень тихо, звук капель отдавался этом по темнице, в это время дня еще довольно светлой.

Она приподняла голову после полета, обнажая очень живое лицо молодой эльфийки. В углах глаз сияли блестки, а на губах - довольная улыбка.

За спиной виднелся лес, шум ветра качал деревья из стороны в сторону, солнце озаряло затылок и светлые на свету волосы прилетевшего существа.

- Я не опоздала?,- спрашивает она с милой улыбкой

-  Как всегда вовремя,- не смотря на время, произносит он, весь в свету. Секунда в секунду.

Она крепко прижимается к его мускулистым рукам, мятой футболке.

Он осторожно кладет ей руки под крылья. Мягкой, нежной коже. Под самые лопатки, ощущая ладонями твердость костей, на которых держатся крылья.

Она прилетела. Наконец то.  Как же долго тянется время до нужной даты.

Ветер еще кружит желтые листья деревьев по комнате, что служат постилкой и ночлегом, местом для размышлений.

- Я принесла тебе поесть, произносит она, доставая свежие листья салата, щавель, рукколу и веточку  маленьких помидоров черри.

Он садится за стол и наблюдает, как она, ловко орудуя острым когтем, разрезает продукты и кладет их миску, изготавливает салат. Он достает бочонок вина из погреба.

После чего они немного едят, внимательно смотрят друг другу в глаза.

Она кушает, с забавным шипением втягивая в себя напиток.

Едва поев, он хватает ее, притягивая к себе, и они падают на мягкую перину из листьев и сушеной травы, обнимаясь.

- Ты не представляешь, как долго я тебя ждал!

- Ты же знаешь, что я могу прилетать к тебе не чаще чем раз в четыре года. Впрочем, и это для тебя слишком много!

Они нежно глядят друг другу в глаза.

Каждая секунда этих мгновений отпечатывается на сердце.

- Что с твоими крыльями?

- Они такие же, как и раньше. Просто немного помялись!

Он встает, находит в старинном, покосившемся комоде пузырек и повязку из мха.

Давай посмотрю...

Она не произносит ни звука, хотя видно, что ей больно. Перевязывает одну из мышц, держащих крылья.

Флюгер наверху с забавным скрипом вращается. Дождь начинает стучать по крыше. Ветер яростно влетает внутрь. Окно с громким хлопком закрывается.

— Вот зачем нужно было так торопиться, - притворно ругает он ее

— Приехала накрашенной, - с улыбкой отвечает ему она.

За окном с громким треском капли бьются в стекло, камин с дровами потрескивает в углу комнаты. Можно услышать еще и тихий вой ветра. На столе задорно поблескивает тарелочки и бокалы.  Резная деревянная салатница с грохотом едва держится на столе.

Они лежат, кушают, болтают до самого вечера, а когда восходит полная луна, и на небосводе показывается гроздь звезд, лежащих на небе, они долго всматриваются в небо, облака, летящие по небу,  звезды, стрекот сверчков..

Они будут вместе в тот тихий полночный час, когда вой волков из прилегающей чащи леса снова сменит пение лесных птиц, идущие с горящими во тьме глазами поглощать тех, кого встретят на пути, и луна злобно отражается в бойницах их глазниц.

Они проводят день, не вылезая из кровати. Разве что с перерывами на еду. Вечером, идут смотреть на закат на старую пристань, где стоит проржавевшая, но все еще рабочая шхуна.

Гуляют по саду, по его тенистым аллеям, совершенно счастливые и довольные сидят на лавке, в теплом закатном солнце, наслаждаясь звуками океана, дурманящих трав: гвоздики, зверобоя, тысячелистника.

Но увы, эту ночь им не суждено провести вместе: ей нужно лететь. На закате, крепко обняв его на прощание, она распахивает свои крылья и, последний раз, украдкой влюбленно посмотрев на него из-за спины, взмахивает крыльями и улетает.

Он вернется в свою тихую обитель. Когда полная луна станет больше походить на полумесяц,

в этот самый момент тот самый мужчина, встав на колени, протяжно воя, судорожно стуча головой об пол, издав крик (что-то среднее между свиным и коровьим мычанием), и постепенно станет в несколько раз больше размером, насколько позволяет помещение. Пот каплями струится по телу, крепким мышцам. Густая, бурого цвета шерсть заиграет в слабом свечении ночи. Длинные нижние клыки немного вырастают из рта, с которого капает слюна. С громким рыком существо, похожее на медведя, бросается в открытое окно, кажется, пролетая прямо мимо луны, едва ее не задев.

Тихий звук лап, бегущих по аллее парка. Вой. Звуки разрываемой плоти.

Он обречен до конца жизни искать всех, кого только повстречает в ночи, раздирать и съедать заживо. Он не знает, как снять это проклятье.

И каждую ночь в году, за исключением одной только ночи в году, он вынужден выходить на охоту. Лес, при этом, как ни странно, не опустел, и почти каждое утро в лесу лежали мертвые волки, люди, олени.  Задранные в клочья, с торчащими из-под ребер костями, и ужасающими ранами.

По прошествии ночи, утром, когда первые лучи багрового света начинали согревать землю парка, он возвращался обратно, в старый маяк, одним прыжком запрыгивая за его каменную кладку. Там,  понемногу, шерсть его обращалась обратно в кожный покров, а огромное тело понемногу обретало человеческие очертания.

Слева, у окна, стоит таз, куда собирается дождевая вода. Посередине комнаты, плафон освещения, прожектор, совсем ржавый, аккуратно проложенные пучки проводов.

Еще левее, печка буржуйка, вполне пригодная для приготовления блюд. В ней уже потрескивают дрова: сегодня на завтрак будут блинчики.

Слева, на столе – огромная рукописная карта мест, и перьевая ручка с чернилами.

Как же здорово, выйти утром, отворив скрипучую, разбухшую от воды деревянную дверь старого маяка, глядеть без конца на морскую гладь и искать взглядом проходящие мимо судна и яхты, смотреть, как волны разбиваются о каменистый берег, и шум океана на мгновение затихает, что вернуться через мгновение вновь.

Ходить по лесным склонам, обвитым легким маревом тумана, наслаждаясь ароматом полевых цветов, срывать плоды дикой малины. Ходить между деревьев, разглядывая кустарники, собирая с собой в корзинку грибы, орехи, фрукты.

Многое растет на этом чудесном острове. Ромашки и одуванчики, земляника и черника робко выглядывали из-под своих листочков. Но заросли борщевика могли бы испугать любого туриста.

Черно-белая карта маяка, лежащая на столе, выглядела довольно большой, но составляла несколько километров и город по соседству, тут была каменоломная шахта и спящий вулкан, кроме того, с правой стороны острова, возвышаясь, виднелась гладь гор, защищающая город от резких северных ветров. И небольшая, давно заброшенная радиовышка. Большую часть из этого по верхам, можно было увидеть, выйдя на мостик на самой вершине маяка.

Сквозь мерный шум деревьев и кустарников, Кен пробирался вперед, по тропинке, в сторону заснеженных макушек гор, рядом едва слышно пробивалось журчание ручейка, приминалась свежая зелень и галька.

Тропинка петляет, изгибаясь между склонов гор, кружа, завлекая за собой. Облака, кажется, хотят обволочь в своем тумане влагой морского бриза и утренней росы. Камни, то и дело катятся вниз по склонам. Лютики и эдельвейсы время от времени поблескивают. Есть небольшой секрет этих гор: внутри, на самой вершине, сияет, переливаясь сине-зеленым, озеро. Кен, сидя на поваленном стволе дерева, с травинкой во рту, положив ноги аккурат на край обрыва, готовит обед – пару зайцев, пойманных на обед. Уголья в костре потрескивают, зайцы, распотрошенные, мерно поворачиваются на вертелах, запах мяса стоит просто потрясающий. Капканы. Удачно расставленная сеть капканов помогала пополнять живот свежей дичью.

Столько лет живя на этом острове, не уставал Кен удивляться количеству дичи в этих местах. Первое время действительно не понимая, откуда появляются мертвые животные.