rfgt

"Мы строили, мы строили - и наконец построили"©

Рад и горд сообщить своим драгоценным читателям, что цикл "До монголов" - всё. Это было непросто и временами очень лениво, но, надеюсь, что для вас - небезынтересно и познавательно. Для меня познавательно оказалось точно. Казалось бы, в общих чертах с темой был знаком и раньше, но при подготовке статей обнаружилась куча нюансов, заставивших многое обдумать и на многое взглянуть в новом свете.

За "домонгольский" цикл я взялся не без некоторого умысла, который, впрочем, с самой первой статьи ни капли не скрывал.

Тема монгольских завоеваний в отечественных околоисторических интернетах печально известна тем, что вокруг неё постоянно наблюдается драка между сторонниками традиционного научного взгляда на те события и подчёркнуто свободно мыслящими скептиками, утверждающими, что нас жестоко обманули и ничего подобного отродясь не было.

Нет, конечно, даже последнему ёжику в брянских лесах понятно, что эта бойня ведётся не столько за научные факты, сколько за различное понимание патриотизма. Грубо говоря, за то, какую Родину любить надо, какую - не надо, а существование какой надо и вовсе отрицать. Что, на мой субъективный взгляд, есть лютая глупость на самом уровне постановки вопроса, как и любая другая политота (не путать с политикой). Но погружаться в это болото мы не будем, ибо политота убивает разум.

Если же вернуться чисто к исторической стороне вопроса, без инородных примесей, то формальным базисом монголо-скепсиса является представление, будто в какой-то момент в начале XIII-го века степные дикари в шкурах без железа вдруг как взяли - да и пошли завоёвывать развитые цивилизации с сильными армиями одну за другой. Что, разумеется, совершенно не реалистично - и с этим согласятся сторонники любого околоисторического направления. Разница лишь в том, что мы принимаем за основу этой нереалистичности - сами по себе монгольские завоевания, или утверждения, что монголы вдруг взялись не пойми откуда без каких-то особых на то предпосылок.

В цикле "До монголов" мы по порядку рассмотрели всю предысторию монгольской экспансии начиная с самого начала, ещё с тех времён, когда в степи только поднимал голову "первый прототип" монголов в лице империи Хунну. И из рассмотренного видно, что не было там никакого "вдруг" даже близко.

Чингис вовсе не придумывал концепцию кочевой империи. Она возникла очень давно, за 600 лет до нашей эры, когда китайцы, утомившись от постоянных набегов, догадались, что гуртом отражать нападения степняков сподручнее - и те ответили зеркальным решением, что ещё большим гуртом можно проломить и совместную оборону. Степь, таким образом, с самого начала не была забытой богом пустошью, где веками непонятно что творилось - напротив, они с Китаем развивались в жёсткой связке, во многом обуславливая облик друг друга.

То же и с предполагаемой "дикостью" степняков. Даже если воспроизводить распространённую ошибку и упорно недооценивать кочевой скотоводческий уклад, почитая его менее цивилизованным и прогрессивным, чем земледельческая община того же времени, Китай и Великая Степь весьма плотно контактировали целыми веками, и неизбежно нахватались друг от друга всякого. Это даже без учёта того, что металлургия и колесо попали как раз в Китай из Степи, а не наоборот.

Что же до конкретно монгольских племён, то их участие в большой региональной политике началось опять же далеко не с Чингисхана. Всё это в статьях цикла уже описывалось, но не поленюсь вкратце повторить.

Монголы ведь - это потомки племён сяньби. Тех, которые под руководством легендарного вождя Таншихая разгромили и погнали хунну, а затем заняли в степи доминирующее положение. При этом, важный нюанс, сяньби не были этакой стереотипной ордой лучников на конях - таковыми были как раз хунну. У сяньби и у всех их потомков характерной "фишкой" была как раз ударная доспешная конница. Понятно, что не многочисленная, и что лук сяньбийцы тоже уважали - но это уже многое говорит об их развитии в технологической и военной сферах.

Таншихай для сяньби был чем-то вроде Александра Македонского - вскоре после его смерти его империю принялись увлечённо делить его бывшие сподвижники. В результате сяньбийские роды тоба и кидань, проиграв конкуренцию, откочевали ловить рыбку в мутной воде усобиц китайского Троецарствия почти сразу. Чуть позже к ним присоединился род мужун, поначалу претендовавшее на главенство в степи, но отстоять эти претензии не сумевший. И, наконец, союз родов нирун и дарлекин, победив в усобице, основал новую степную империю, Жужаньский каганат. Уничтожение которого силами удачно подвернувшихся тюрок-ашина проспонсировал кто? Правильно, их дальние родственники тоба, к тому моменту успевшие заполучить себе собственное царство на бывшей китайской территории.

А дальше вышло совсем интересно. Каким-то удивительным образом так получилось, что возрождать единый и могучий Китай из множества грузыщихся княжеств больше всех оказалось нужно всё тем же сяньбийцам тоба, пусть и изрядно приобщённым к тому моменту к китайской культуре, но этнического облика не утратившим. Они и основали империю Тан - которая практически с самого своего основания учинила лихую экспансию во все стороны и сделала своими протекторатами всю Великую Степь, всю Среднюю Азию по Каспий. И до кучи - Корею с Тибетом.

С временем империя Тан, как водится, состарилась и распалась. Но практически в год её распада, 907-й, эстафету приняли ещё одни потомки сяньбийцев - кидани. Которые взяли под контроль всю степь и вновь откусили у природных китайцев их северное приграничье.

В 1115-м году киданьская держава была уничтожена восстанием чжурчженей, потомков народа завоёванного киданями оседлого царства Бохай, которые таким образом от них и унаследовали империю.

Итого, представим себе ситуацию в степи на 1162-й год - предполагаемый год рождения Чингисхана.

Роды нирун и дарлекин давно уже разрослись в целые народности, в пределах которых сформировались новые роды и племена - тайджиуты, найманы, меркиты, борджигины, татары и многие другие. Когда-то они в рамках Жужаньского каганата рулили всей степью. Это было очень давно, почти семьсот лет назад, но кое-какие воспоминания остались. Если же говорить о более близком прошлом, то сперва они были славными вассалами великого хана братского народа тоба (по совместительству - китайского императора). Потом был какой-то дурацкий двухсотлетний перерыв на каких-то там уйгуров с кыргызами, но затем дела вновь вернулись в правильное русло и они на сто лет стали славными вассалами великого хана братского народа киданей.

А потом случилась непонятная ерунда. И в последние 50 лет они - всячески принижаемые данники (даже вассалитетом такое не назвать - не уважают, в набеги не зовут) каких-то бывших землекопов с берегов Амура, по невообразимо дурацкой случайности скинувших братушек-киданей и воцарившихся вместо них.

Как думаете, сколько монгольских ханов от такого положения дел ощущали смутный зуд в районе верной сабельки на предмет собраться и привести обстановку к нормальному (в их понимании) порядку вещей? Потому политика чжурчженей, и без того степной элемент за дело не жаловавших, была в их отношении крайне жёсткой. Часть ханов они скупили и их силами старательно мутили воду, чтобы монголы всё время были заняты усобицами. Часть ханов, кто виделся им перспективным претендентом на роль объединителя племён, они или излавливали и зверски казнили, гвоздями прибивая к деревянной лошади, или расправлялись с ними косвенно, силами ханов из первой категории - и необязательно в бою, могли и просто травануть.

Понятно, что подобная практика могла работать только до первого прокола, до первого прохлопанного ушами излишне деятельного хана. Каковым и стал тот самый Темуджин Есугеевич Борджигинов, известный потомкам, как Чингисхан. И стал он таковым потому, что сначала сделал ставку не на традиционные ханские дружины, а на банальных степных бандитов, оторвавшихся от своих родов, и потому улизнул от бдительного ока чжурчженьской агентуры. Поскольку ну кто этих разбойников считает? А потом стало уже поздно.

Но вот в чём вопрос: не устраивай чжурчжени репрессий, не объединились бы степняки против них парой десятилетий раньше? Например, под началом папы или даже дедушки нашего героя.

И то, надо заметить, поначалу то Чингис, судя по его действиям, воевать с чжурчженями начал не с целью их завоевать, а с целью выйти из формального им подчинения. Просто там сыграло несколько неучтенных факторов.

Первый - сказочно удачное время нападения. Чингис наверняка слышал о том, что назревает война чжурчженей против окопавшейся на юге империи натуральных китайцев Сун.

Следовательно, догадывался, что большая часть чжучженьского войска будет стянута к южной границе. Потому он, пожалуй, в этот момент и ударил. Но реальность оказалась намного хлеще.

Чжучженьский император, как оказалось, обхитрил сам себя. Поскольку он решил пойти ва-банк, и отправил на юг не большую часть, а вообще всё своё регулярное войско, оставив север под защитой ополчения из природных китайцев. Планировал он, видите ли, сначала лихим блицкригом расправиться с Сун, а потом развернуть войска и, чтобы два раза не вставать, расправиться ещё и со своевольным северным вассалом. И как знать, отложи Чингис своё нападение на следующий год, не раздавили бы его чжурчжени.

Но получилось так, как получилось. И пока чжурчжени примерялись, как бы им половчее атаковать Сун, Чингис, сам, наверное, удивлённый таким поворотом событий, в клочья разнёс несчастных пеших ополченцев и буквально выдернул Северный Китай из-под чжурчженьских ног.

Второй же фактор заключался в том, что если чжурчжени для тогдашних китайцев были пришлыми чужаками и злобными оккупантами, то монгольские степняки на их фоне - практически своими. Это может прозвучать странно, учитывая бытующий стереотип об извечном непримиримом бодании Китая со степняками. Однако, к тому моменту китайцы жили с монголами плюс-минус в одном государстве (с учётом вассалитетов и протекторатов) уже практически полтысячи лет. И потому Чингис очень многими среди местного населения воспринимался как освободитель от чжурчженьского ига. Поддержку он нашёл и среди прежних хозяев региона, киданей. Как-то не выглядит случайным, что советник Чингисхана по вопросам госуправления и фактический автор административного устройства Монгольской империи носил фамилию Елюй (род Елюй в государстве киданей - императорский).

Так что на мой субъективный взгляд, Чингис всерьёз заболел идеей "дойти до последнего моря" уже постфактум - на волне непредвиденно-ошеломительного успеха в противостоянии с чжурчженями. То есть, мечтать о подобном он мог и прежде, кто бы ему запретил - но одно дело мечтать, и совсем другое - предпринимать конкретные шаги в этом направлении.

И то, ну, не придумал Чингисхан в этом вопросе ничего нового. У него, как хозяина степи и покорителя Северного Китая, был за спиной мощный бэкграунд из деяний его предшественников в данной роли. Был пример братского народа тоба во главе с императором Тай-цзуном, подчинившего всю Среднюю Азию. Был пример тюркского Бумын-кагана, распространившего своё влияние аж до Волги - с последующим проникновением отдельных тюркских князей и дальше в Причерноморье.

После успешной кампании против чжурчженей Чингис по факту оказался на условной должности Бумын-кагана и Тай-цзуна - должности гегемона всея степи. В силу этого возникали некоторые основания для претензий на те земли, которые покорили его предшественники.

Известно, что наиболее частым поводом для войны у Чингиса была казнь его послов иноземными владыками. Иногда договариваются даже до того, что монгольские завоевания получились чуть ли не случайно - просто дикие варвары, не слышавшие о дипломатической неприкосновенности, почём зря резали монгольских атташе, чем сами напрашивались на закономерное воздаяние.

Несколько более реалистично это объясняют тем, что Чингис, дескать, коварно организовывал повод для войны, отправляя к потенциальным жертвам послов-камикадзе с заданием хамить на всю катушку. Но здесь тоже возникает вопрос - это что же, весь монгольский дипкорпус был скорбен тяжёлой формой фанатизма при гипертрофированном мортидо?

Но всё становится на свои места, если учесть исторический контекст прошлых степных владык.

Послы Чингисхана хотели жить не меньше любого другого нормального человека, и принести себя в жертву ради будущих больших завоеваний не торопились. Просто при дворе иноземных владык они на голубом глазу несли то, во что верили и что считали правильным. Что вольнице - ша, поскольку великий каган всея степи вернулся, и потому его верным вассалам, хранившим для него свои наделы все эти годы, надлежит выслать дары, выразить покорность и ждать дальнейших указаний. Фактически, "здравствуйте, я - ваш король". То-то в ставке великого хана, наверное, искренне удивлялись, как озверели вассалы за годы безвластья, раз так агрессивно реагируют на вполне адекватные требования своего законного владыки.

Получается, что при высокой тактической грамотности и даже циничности, в наиболее высокоуровневой стратегии у Чингисхана многое сводилось к банальному "и чем я теперь хуже великого Тай-цзуна". Что может выглядеть немного наивным - но это целиком и полностью понятно. И для того, кто во времена того же Тай-цзуна был бы мелким князьком в наиболее занюханной провинции, совершенно естественно.

В истории подобных случаев предостаточно. Так, например, классический эллинизм на огромные площади понесли отнюдь не утончённые афинские интеллектуалы, а провинциальные полу-варвары из Македонии. Русь после тех же монголов заново пересобирать оказалось больше всех надо не стольному Киеву, и даже не конкурировавшему с ним Владимиру, а затерянной где-то в самом глухом лесном углу Волго-Окского междуречья Москве. Это, вообще, достаточно обычное дело, когда ношу восстановления или завоевания империи взваливает на себя не утомлённая пресытившаяся и занятая дрязгами метрополия, а энергичная и более прямолинейная провинция. Иногда - с характерным провинциальным флёром, куда же без этого.

В любом случае, расхожего стереотипа, что сидел в степи дикий оборванный хан, ковырял себе в носу и вдруг наковырял идею завоевать весь мир, на практике и близко не было. Чингисхан, как явление, не был какой-то аномалией - он был вполне закономерным продуктом полутора тысяч лет истории региона. Если в чём некоторая аномалия и была, то это в том, что Чингисахном стал именно Темуджин, в стартовой точке бывший никем по имени никак, без людей в подчинении и толком без средств к существованию. Но тут уж сыграл человеческий фактор - Темуджин оказался талантлив и, что немаловажно, везуч.

В остальном же и предшествовавшая история, и в особенности - расклад сил в регионе на рубеже XII-го и XIII-го веков, явным образом вели к тому, чтобы кто-то подобный появился.

Источник: https://zen.yandex.ru/media/klio/chingishan-i-logika-istoric...

Второй император династии Тан, Тай-цзун, был правителем из таких, которые рождаются в количестве ровно одной штуки на несколько веков для всего земного шара. В прошлой статье были рассмотрены преимущественно его завоевания - также великие и беспрецедентные. Но ими дело далеко не ограничивалось.

Отец Тай-цзуна, первый император Тан Ли Юань (тронное имя - Гаоцзу), был выдающимся полководцем, дипломатом и политиком, но таланта к госуправлению не имел. Зато им в полной мере был наделён Ли Шиминь (как звали Тай-цзуна до восшествия на престол), который и стал серым кардиналом при своём отце и главным архитектором новой империи. И как в этом статусе, так уже и во время самостоятельного правления он предпринял множество реформ, формально воссоздававших старую добрую классику славной династии Хань, но на деле выстраивавших совершенно новую систему, отвечавшую вызовам своего времени и в чём-то даже опережавшую их. Тысячу лет сохранявший актуальность уголовный кодекс, реорганизация единого экзамена для чиновников и вообще всей системы взращивания административных кадров, меры по защите земледельцев и создание огромных государственных резервов зерна на случай больших издержек. Особо стоит выделить создание системы из трёх министерств, занимавшихся стратегическим планированием, формулировкой целей и надзором за их достижением, и шести управлений, решавших конкретные задачи по достижению этих целей с учётом обстановки.

Результатом этих реформ стала сбалансированная и отлаженная государственная машина, способная наращивать благосостояние страны и двигаться в направлении, в котором укажет августейший палец, без необходимости вручную контролировать каждую мелочь. Но и на этом Тай-цзун не остановился. Видя, что на наследнике природа пусть и не до крайностей, но всё-таки немного отдохнула, он лично написал инструкцию по эксплуатации государственной машины в четырёх цзюанях (томах), названную "Ди фань" ("Правила императоров"), которую и вручил сыну с наказом тщательно проштудировать и неотступно следовать. Что наследник, отца боготворивший и послушный ему во всём, аккуратнейшим образом выполнил, как в статусе принца, так и став императором с тронным именем Гао-цзун. Методичка, надо заметить, сработала как следует, и Гао-цзун смог продолжить успешную отцовскую политику. Наверное, не последнюю роль здесь играло то, что "Правила императоров", в противоположность иным трактатам на ту же тему, не содержали велеречивых переливаний из пустых абстракций в порожние обобщения, а были конкретны, доступны и прагматичны по содержанию.

Казалось бы, что могло пойти не так? Однако же, пошло.

Прошлую статью я завершил такой вот нахальной попыткой заинтриговать аудиторию:

Такой империя Тан была в эпоху своего наивысшего могущества, при императоре Тай-цзуне. Однако, уже при нём в императорский дворец попало то, что впоследствии во многом предопределило упадок династии.

Далее длить интригу уже не имеет смысла, так что излагаю прямо. Штука, которая угодила в императорский дворец и предопределила упадок династии, звалась У Цзетянь, и была она наложницей в императорском гареме.

Дама это была природными данными ни капли не обиженная, умная, всесторонне образованная и волевая. Но вместе с тем - запредельно коварная, властолюбивая, тщеславная, бессовестная, жестокая и на всю голову отмороженная.

В гареме она состояла в должности "цайжень", в переводе - "талантливой наложницы". То есть, если на наши деньги, секретарши. Обычно это функций собственно наложницы не исключало, но сама У приглашением в опочивальню Тай-цзуна так удостоена и не была.

Нет, поначалу новенькая умница и красавица императора заинтересовала. Но однажды он, желая лучше понять, каким человеком является кандидатка в фаворитки, обратил её внимание на необъезженного жеребца и спросил, как его следует усмирить. На что получил ответ в духе "жестоко метелить железными прутьями, всячески истязать, а не поможет - пустить на колбасу".

После этого Тай-цзун, видимо, решил, что связываться с этой психованной особой не стоит, а плодить с ней новых принцев и вовсе будет миной под будущее государства. И так и оставил её на секретарской работе.

Но Гао-цзун оказался не столь проницателен, перед очарованием У Цзетянь устоять не смог и, несмотря на протесты окружения (была там связь с Тай-цзуном, или не было, а всё же верх неприличия), ввёл её в свой гарем и сделал фавориткой.

Первую половину правления мужа У Цзетянь не слишком лезла в большую политику, ограничиваясь интригами в пределах гарема за звание любимой жены и официальной императрицы. Чего она со временем и достигла. И тогда перед У открылось редкое окно возможностей.

Гао-цзун от природы не отличался богатырским здоровьем. Прямо сказать, он был весьма слабым и болезненным, причём, год от года его состояние только ухудшалось. И со временем его физическое и душевное здоровье докатились до непригодности к работе императором. С этого момента борьба за влияние при дворе стала борьбой за то, кто будет фактическим правителем при номинальном Гао-цзуне - что означало автоматическое повышение накала этой борьбы. И вот тут императрица У развернулась на полную катушку.

Её соперницы по гарему были четвертованы просто в явочном порядке - а чтобы не расхаживали тут. От императорского двора начали массово удаляться ключевые министры и чиновники, заменявшиеся ставленниками императрицы. Дядя императора попытался как-то пресечь начинавшийся бардак, но на У Цзетянь к тому моменту было завязано уже слишком многое, и он был казнён, а управляемый им клан - вырезан.

Изначально политической опорой императрицы был клан её отца. Но для горизонтов, на которые У Цзетянь выходила с ростом своего влияния, этого было уже недостаточно. Тогда она ввела режим максимальной поддержки буддизма, поставила его над прежде доминировавшими даосизмом и конфуцианством, а себя объявила Буддой Матиреей - т.е. "последним Буддой", своего рода буддистским Мессией, что должен придти в конце времён и установить царство вечного блаженства. Сложно сказать, насколько буддисты восприняли это всерьёз, тем более, что документы и свидетельства, указывавшие на просветлённость императрицы, они сами и фабриковали. Но от возможности расширить влияние они не отказались и отплатили У Цзетянь всесторонней поддержкой.

Но, кроме завоевания союзников, особое внимание императрица уделяла и устранению противников. Для этого была учреждена тайная полиция, которой вменялось в обязанности ловить и уничтожать всех, кто замышляет против Небесной Императрицы Будды Матиреи.

После смерти Гао-цзуна на престол взошёл его старший сын Чжун-цзун. Который сам был воспитан в безусловной покорности матери - но его супруга пыталась убеждать мужа, что он уже большой мальчик и может править сам. Заметив это, У Цзетянь сместила императора и заменила его младшим сыном Жуй-цзуном, никаких намёков на непокорность уже не проявлявшим. Затем, сочтя, что её влияние уже достаточно высоко, сместила и его, объявив единоличным императором саму себя.

Как можно кратко охарактеризовать правление У Цзетянь? Представьте себе 1937-й год. Причём, не тот даже, который был в реальной истории, а тот, который существует в воображении потомственного диссидента, склонного к употреблению расширяющих сознание веществ. Растяните получившееся безобразие на сорок лет. И добавьте к этому элементы из второй половины правления Нерона, когда на почве смерти наследника император начал ощутимо ехать крышей. Вот примерно это и получится.

И что самое любопытное - Китай при этом умудрялся укрепляться и богатеть! Поскольку, вспоминаем, выстроенная Тай-цзуном государственная машина была во многом автономна. Целей ей было накидано на поколение вперёд. А составлявшие её винтики до поры были чиновниками старой школы - компетентными, идейными и смелыми в решениях. Ярким примером подобных кадров был канцлер Ди Женьцзе - тот самый легендарный Судья Ди, - который в наиболее тяжёлое последнее десятилетие правления У Цзетянь просто героическими усилиями сдерживал и компенсировал выходки невменяемой императрицы, начинавшей уже постепенно впадать в старческое слабоумие.

Впрочем, Ди был немного особым случаем. У Цзетянь была дамой с конкретным приветом - но не была дурой. И то, что ей необходим был голос разума в окружении, уравновешивающий её характер и порывы, вполне понимала. Потому канцлер Ди, своей принципиальностью наживавший себе массу недоброжелателей при дворе, под репрессии не попадал, хоть и временами откровенно напрашивался. А сколько было других чиновников той же школы, у которых подобной брони не было? И сколько их было казнено?

Основным вкладом У Цзетянь в закат династии Тан было то, что её деятельность разложила бюрократию. Принципиальные чиновники именно в силу своей принципиальности легко подставлялись под доносы в тайную полицию. Те же, кто приходил к ним на смену, сочетали показную благонадёжность с космической коррумпированностью. И интриговали, интриговали, интриговали.

Л. Н. Гумилёв высказывал мнение, что в У Цзетянь нашла выход глухая ненависть коренной китайской знати к правящим инородцам-тоба. Но всё-же складывается ощущение, что там всё было намного более приземлённо и даже низменно.

Империя ещё стояла и выглядела вполне здоровой. Но первые звоночки стали раздаваться ещё при У Цзетянь. На севере, утомившись от произвола китайской администрации, восстали тюрки и кидани (монгольский народ, ещё один осколок державы Сяньби). Но императорскому двору в тот момент было не до того - императорский двор увлечённо давил неблагонадёжных. В результате, империя проспала возрождение независимого степного каганата, и её северные границы, изрядно отодвинувшиеся на юг, начали безбожно трещать под тюркско-киданьскими ударами.

Империя Тан в 700 г. от РХ

Перед своей смертью в 700-м году Ди Женьцзе рекомендовал императрице продвинуть отобранных им четырёх молодых чиновников. Пять лет спустя эта четвёрка организовала свержение У Цзетянь и восстановление на троне Чжун-цзуна. Это дало повод говорить, что великий канцлер Ди даже после смерти поспособствовал восстановлению справедливости. Но для этого, пожалуй, было уже поздно.

Безынициативный Чжун-цзун прочно сидел под каблуком у жены, императрицы Вэй, бывшей фактической правительницей. В какой-то момент Вэй решила, что они ничем не хуже У Цзетянь, отравила мужа и стала готовиться к коронации - но вмешалась младшая сестра отравленного императора, принцесса Тайпин. Императрица была казнена, а на престол по второму разу взошёл Жуй-цзун - но правила за него сестра.

Жуй-цзун, однако, от всего этого до смерти устал, так что, проправив два года, отрёкся от престола в пользу сына, Сюань-цзуна. А тот оказался не промах и тётушку от руля лихо отодвинул. Тайпин затеяла заговор по свержению племянника, но попытка её мятежа провалилась. Все заговорщики были казнены, самой же Тайпин милостиво разрешили убить себя самостоятельно.

Сюань-цзун был вполне себе неплохим правителем, и шаги поначалу предпринимал исключительно правильные. Он расформировал ко всем чертям тайную полицию, конфисковал у буддистских монастырей лишнее имущество, полученное ими при У Цзетянь, последовательно боролся с мздоимством и отказался от излишнего расточительства при своём дворе.

Во внешней политике Сюань-цзун стремился к миру, поскольку после предшествовавшего разгула средств на какие-либо авантюры не было. Однако, когда набеги тюрков стали слишком уж обременительны, он действовал решительно и, объединив силы с уйгурами, окончательно уничтожил Восточно-тюркский каганат. Уйгуры при этом наконец дорвались до исполнения своей мести тюркам - и оригинальных тюрок-ашина с тех пор не стало. Остался лишь их язык, имевший хождение среди некогда подчинённых каганату народов, и тот - с местными особенностями. Примерно как латынь легла в основу романских языков, при том что французы, испанцы, итальянцы и румыны - далеко не римляне.

В общем, большую часть своего правления Сюань-цзун был вполне успешен. Но потом, видимо, решил, что могучая государственная машина уже очищена, отлажена и способна успешно работать без особого его вмешательства. И решил отдохнуть.

Не сказать, чтобы он целиком и полностью выключился из жизни страны - церемонии ежедневных аудиенций с докладами он исправно продолжал выполнять. Но никаких действий уже не предпринимал, предпочитая жить в праздности и увеселениях, поскольку считал, что всё и так идёт нормально.

Но это было не так.

Первый министр Ли Линьфу, в руках которого сосредоточилась реальная власть, был хоть и не вторым Ди Женьцзе в части чистоты, принципиальности и идейности, но кадром являлся вполне себе компетентным. Однако, был у него пунктик - он, будучи природным ханьцем, очень не любил продвигать соплеменников, не без оснований опасаясь, что те будут интриговать и тем мало того, что дела попортят, так ещё и, что самое страшное, его собственное высокое положение поколебать могут. И потому он предпочитал им инородцев, мня их прямолинейными безопасными чурбанами, от природы неспособными учинить качественную интригу.

Автор не станет вдаваться в пространные рассуждения об априорной пагубности привлечения представителей нетитульной национальности к госуправлению - как минимум потому, что не разделяет подобных взглядов на вопрос. История, к тому же, знает множество примеров, когда иной инородец проявлял себя на службе империи воистину героически, так, что и коренному народу можно было у него поучиться Родину любить.

Но, чёрт побери, надо же смотреть, какой контингент на службу набираешь!

Протеже Ли Линьфу были сплошь "людьми длинной воли". Только не в том смысле, который в этот термин часто вкладывают иные незадачливые последователи Гумилёва, а в том, который это старое монгольское выражение имело изначально. То есть, авантюристами, ловцами удачи за хвост и временщиками. А это контингент сложный, за которым глаз да глаз нужно - и который сверх меры массово лучше не продвигать, а то всякое могут выкинуть.

Собственно, выкидывать они и начали.

В 750-м году генерал Ко Сон-джи, кореец по происхождению, двигался из мест постоянной дислокации в Средней Азии в одно североиндийское княжество, где надо было срочно поменять власть, поскольку тамошний правитель вознамерился гадить империи на торговых коммуникациях. По пути случился Ташкент - город богатый, но никому из крупных местных игроков не подчинённый и потому крайне плохо лежавший. При виде танской армии ташкентцы насторожились и привели войска в боевую готовность. Ко Сон-джи их успокоил, мол, не по вашу душу идём, и заключил с ними мирный договор. Но стоило ташкентцам отозвать войска, как Ко Сон-джи атаковал. Поскольку нечего быть такими богатыми, когда мимо целый генерал идёт.

Ташкент был взят и разграблен - причём, из трофеев генерал наиболее лакомые части отобрал лично себе. А всю городскую верхушку, которая была в курсе переговоров, Ко Сон-джи отправил в метрополию, чтобы их там казнить, как бешеных агрессоров против империи. Всё получалось шито-крыто - и внезапный доход получил, и награда от императора ожидалось. Как знать, впервые господин генерал такое проворачивал? Но на этот раз случился форс-мажор. При конвоировании пленников сбежал сын ташкентского царя. Причём, не просто сбежал, а принялся разъезжать по всем окрестным городам и ставкам всех местных ханов, рассказывая всем и каждому, как же гнусно поступили проклятые китайские головорезы с мирным Ташкентом.

Местные среднеазиатские правители были в ярости. Один за другим они заявляли, что больше с подлой империей Тан они дел иметь не желают, и из вассалитета выходят. А чтобы не получить в ответ на такое сердитую танскую карательную армию, они одновременно с этим оповестили арабского халифа в Багдаде, что прямо кушать не могут, как хотят познакомиться с учением Мухаммеда и стать вассалами халифата. Халиф, который давно облизывался на Великий Шёлковый путь, но не рисковал вступать в полномасштабную войну с могучей империей Тан и полчищами лояльных ей, как он прежде думал, степных батыров, ответил на эти просьбы радостным согласием и отправил в регион сорокатысячный корпус суровых йеменских конников для взятия под контроль ключевых точек и принятия уверений в покорности от тамошних вождей.

Узнав об этом, Ко Сон-джи двинулся бить арабов и осадил их свежеустановленный гарнизон в городе Тараз (существует в Казахстане и по сей день, в советское время назывался Джамбул). На подмогу осаждённому Таразу выдвинулись основные арабские силы.

Битва шла ожесточенно, по свидетельствам хронистов с обеих сторон - около пяти дней. И ход её склонялся скорее в китайскую пользу - цвет хваленых суровых йеменских конников разбивался о ряды регулярной китайской пехоты и отправлялся к гуриям под ударами железной тобасской кавалерии. Но в этот напряжённый момент сделали окончательный цивилизационный выбор бывшие союзники Китая, среднеазиатские кочевники-карлуки. Их конница лихо ударила в тыл имперскому войску, вынудив танцев прорываться из окружения и с боем отступать.

И Ко Сон-джи, и командовавший арабами Зияд ибн Салих доложили наверх о победе, и оба были вознаграждены. Но стратегически это тянуло на обоюдное поражение. Империя Тан полностью утратила влияние в Средней Азии, сохранив лишь гарнизоны в Семиречье. А Абассидский халифат на этом остановил своё расширение - поскольку с такими потерями двигаться дальше никаких войск не напасешься. И вскоре начал распадаться на отдельные эмираты.

Но на этом проблемы от подопечных Ли Линьфу не закончились. Поскольку был среди них такой человек, как Ань Лушань, согдиец по происхождению. Который, по-хорошему, должен был быть давно казнён за провал одной военной авантюры, в которой он зазря положил всех своих солдат. Но его папенька, человек небедный, раздал по такому случаю столько взяток, что Ань Лушаня не только помиловали, но ещё и повысили.

Из этого Ань сделал вывод, что хорошая взятка откроет любые двери - и его карьера поперла в гору, вплоть до генерал-наместника на северных рубежах.

Когда же умер Ли Линьфу, Ань попытался вместо него стать первым министром своими привычными методами - даром, что-ли, он годами весь двор умасливал. Но тут неистовому согдийцу скрутили дулю, дав понять, что своего карьерного потолка он уже достиг. Ань на это рассвирепел и взбунтовался.

И тут выяснилось, что боеспособные войска все были на границах, тогда как тыловые гарнизоны давно превратились в сборище бестолковых мажоров, головорезам Ань Лушаня противостоять не способных. А заодно выяснилось, что в свои головорезы Ань набрал контингент самый что ни на есть разбойничий. Такой, который будет жечь всё подряд просто потому что может.

Центральные области страны были захвачены мятежным генералом сразу же. Причём, вместе с императором. Для подавления восстания наследнику престола пришлось отзывать гарнизоны с западной границы и наобещать уйгурам их собственный независимый каганат равного с империей статуса, ежели они помогут войском.

Война длилась восемь лет. Ань Лушань при этом погиб через два года после её начала, но процесс было уже не остановить - слишком очевидной стала выглядеть слабость династии и слишком многим захотелось поправить дела за её счёт.

Империя Тан, тем не менее, устояла. Но - скорее благодаря уйгурам, а не собственными силами.

Произведённая после этого перепись показала, что империя лишилась двух третей налогоплательщиков. А это составляло шестую часть всего тогдашнего населения мира. Не все из этих людей погибли - часть пришлась на утраченный империей Западный Край, кто-то просто переехал в какую-нибудь глушь, предусмотрительно не сообщив об этом властям. Но потери всё равно были огромны, и от них империя Тан уже так и не оправилась.

Справедливости ради, после этого она просуществовала ещё более ста лет. Но это было уже медленное угасание. Последующие императоры тратили силы в борьбе с провинциальными генерал-губернаторами, которые взяли моду ни во что не ставить центральную власть. Они тщетно пытались извести мздоимство среди чиновников, но те на это также плевали и меняли говорящую голову на престоле кем-то поудобнее. На досуге императоры с завидной регулярностью травились "элексирами бессмертия" из ртути, мышьяка и прочей гадости. Среди народа же их авторитет день ото дня падал. Поскольку там, где в случае, например, неурожая у императоров ранней Тан тут же изыскивались заранее припасенные резервы, у поздних было только настоятельное требование вовремя заплатить налоги. В конце концов, империя Тан докатилась до масштабного крестьянского восстания, которое с трудом подавили за 10 лет - с последующим восстанием уже "подавителей" и распадом страны.

Таким образом, погубили империю Тан не какие-то абстракции насчёт синтеза несовместимых культур, или чего-то в таком духе. Её погубила элементарно коррупция, расцветшая буйным цветом после того, как имперская государственная машина столкнулась с единственной вещью, на которую она не была рассчитана. В проекте, какой её выстраивал великий Тай-цзун, она могла переварить и свести на нет и волнения земледельцев, и оборзение знати, и злоупотребления чиновников. Она могла даже компенсировать глупого, некомпетентного или ленивого правителя. А правителем умным и компетентным, но при этом - на всю голову психованным, она подавилась, и после уже никогда не работала, как следует. Остальное - лишь последствия.

Источник: https://zen.yandex.ru/media/klio/do-mongolov-vzlet-i-padenie...

Среди множества проблем поздней Римской империи, таких как вырождение элит, затяжной экономический кризис и обилие агрессивных варварских племён вдоль границ, присутствовал также кризис управленческий. Империя была слишком велика, в то время как её административные органы во многом так и оставались продуктом модернизации общественных институтов маленького города-государства. И если при Юлиях-Клавдиях (от Августа до Нерона) и Флавиях (от Веспасиана до Домициана) потенциал этих модернизаций ещё не был исчерпан, а при Антонинах (от Нервы до Коммода) проблемы большую часть времени топились в деньгах, щедро пролившихся на империю благодаря расцвету торговли с дальними восточными странами, то сразу после них Рим начал, простите, сползать в нечто непотребное. И в III веке н. э. таки достиг дна, дойдя до практически полного коллапса государственности.

Когда же император Диоклетиан фактически собрал империю заново по кусочкам, он, в числе многих прочих реформ, ради упрощения госуправления узаконил её разделение на западную и восточную части, каждую - со своим императором.

Первая в позднейшей западной историографии получила условное наименование Гесперия - которое, впрочем, особо не прижилось. Вторая же была условно поименована Византией.

Византия и Гесперия до самой безвременной кончины последней сохраняли формальное и иногда династическое единство. Фактически же они чем дальше, тем более разделялись. Византия постепенно становилась всё более и более греческой, всё более и более самобытной. Когда же она осталась единственной на тот момент империей, этот процесс ускорился, и поменялось практически всё. Язык. Культура. И, что надо заметить особо, институты управления государством. Тем не менее, византийцы помнили, что они - всё-таки Римская империя, пусть и далеко не в полном составе.

Но память памятью, а когда император Юстиниан решил отвоевать Карфаген у окопавшихся там вандалов, его окружение почти единодушно сочло эту затею авантюрой, обречённой на скорый и бесславный провал. Слишком памятны были события столетней давности, когда попытка ещё существовавшей Западной империи выбить вандалов из Африки привела к ответной любезности в виде поистине варварского акта вандализма, совершённого над Римом (и да, слова "вандализм" и "варварский" приобрели современное значение именно в честь того случая). После этого вандалы приобрели своеобразный жутковатый авторитет, позволивший им взять под "крышу" практически всё средиземноморское мореходство. Потому мало кто сомневался, что отправленные в Африку пятнадцать тысяч бойцов, даже во главе с прославленным Флавием Велизарием, ждёт разгром - с последующими неприятностями для всей империи.

Для того, чтобы война закончилась, потребовалось всего два сражения. Первое - чтобы уничтожить основные силы вандалов и занять оставшийся без защиты Карфаген. Второе - чтобы добить вандалов окончательно и взять в плен их короля. После этого африканское королевство вандалов перестало существовать, а Северная Африка вернулась в состав империи.

Лёгкость, с которой была выиграна считавшаяся безнадежным предприятием война, поразила воображение современников. И вместе с тем - подсветила, как прожектором, два крайне любопытных факта.

Во-первых, оказалось, что могучие и грозные варвары были молодцами лишь против уже очень сильно подгнившей империи. В столкновении же с империей очнувшейся, встряхнувшейся и поднабравшей тонус у них тут же начинались очень большие проблемы.

А во-вторых, выяснилось, что духовенство, старая римская знать и ещё не забывшие латынь горожане как минимум очень не против вернуться под руку императора, и в случае чего могут и посодействовать.

Нужно ли говорить, что после этого как Юстиниана, так и его окружение обуяла острая жажда поквитаться с варварами за все события последнего века? И вскоре Велизарий получил новое назначение - главнокомандующим сил вторжения в занятую остготами Италию.

Формально та война, а точнее - серия войн, длилась два десятилетия. Но по факту всё решилось в первые четыре года. За это время Велизарий захватил Сицилию, взял Неаполь, взял Рим - и выдержал осаду остготами последнего. После этого остготы пытались перегруппироваться и перейти в наступление, сговориться с персами, чтобы те атаковали Византию и тем отвлекли её от Италии, призвать на помощь франков, алеманов и вестготов. Но из всего этого действительно серьёзное беспокойство византийцам доставили только персы. Контрнаступление остготов, ради справедливости, на первых порах успешное, они отразили. Отряды франков и алеманов разбили и изгнали. У вестготов и вовсе отвоевали юг Испании. И, в конце концов, окончательно дожали остготов, подчинив Италию полностью.

Казалось бы, пришло время продолжить наступление на бывшие провинции - тем более, что, как показала итальянская война, достойных противников для Византии среди варварских королевств толком и не было.

Только этого не произошло. И вот по какой причине.

В 535-м году, когда Велизарий ещё только высаживался в Сицилии, далеко на востоке произошло катастрофическое извержение вулкана Кракатау. Которое, будучи и само по себе весьма неприятным в глобальном масштабе, ещё и спровоцировало взрыв вулканической кальдеры Рабаул. В воздух поднялось такое количество пепла, что прозрачность атмосферы снизилась по всей планете, приведя к сильному похолоданию. Также глобально наблюдалась и повышенная тектоническая активность, нередко - разрушительная.

Как следствие - неурожай. Голод, от которого, например, на севере Китая погибло 80% населения. И, как по закону подлости (или по какой-то закономерности, пока неизвестной если не науке, то уж автору этих строк точно), вскоре после этого, в 541-м году, вздумалось мутировать чумной палочке. Последствия же распространения нового штамма ныне известны как "Юстинианова чума".

Глад, мор - и всё это на фоне войн. Для тех же, кто вдруг не уловил символизма - ещё и землетрясения.

Убыль населения в бывших провинциях Римской империи и на сопредельных территориях - то есть, во всей античной ойкумене, - составила около 125 миллионов человек. При тогдашней численности населения планеты - огромная цифра. И длился этот ад вспышками в течение примерно сотни лет.

В варварских королевствах за это время практически полностью вымерло старое романизированное население. Которое унесло с собой многие знания, секреты ремёсел, высокую римскую культуру. Так и оформились Тёмные века западноевропейского Средневековья.

Для Византии же это ставило на даже теоретической возможности дальнейшей экспансии крест на долгие-долгие годы. На практике оказалось - навсегда.

Поскольку как только положение стало понемногу выправляться Византия и Иран подверглись вторжению арабов. Которому они, будучи ослабленными чумой, голодом и затяжными войнами друг с другом, уже не могли противостоять.

Расширение Византии

Источник: https://zen.yandex.ru/media/klio/romeiskii-revansh-kak-mogla...

В истории непростого соседства Китая с хунну (посвящённая этому обзорная статья - тут) имеется один весьма интересный эпизод, прямо-таки напрашивающийся на то, чтобы по его мотивам кто-нибудь написал вкусный исторический роман - такое там любопытное столкновение характеров, интересов, устремлений и цивилизаций.

Речь о первой Таласской битве 36-го года до н.э. , известной в интернетах под общим наименованием "римляне против китайцев". "Первой" - поскольку многие столетия спустя на том же месте была ещё одно сражение, на этот раз - китайско-арабское. О нём отдельно расскажу как-нибудь позже.

Вторая половина I века до н.э. была для империи Хунну периодом непрекращающихся междоусобных войн и постоянных восстаний данников. Оба явления - во многом за счёт усилий дипломатов империи Хань и на её золото. Такие вот тогдашние китайцы были коварные. Впрочем, осуждать их за это сложно. Когда сначала шестьдесят лет терпишь от этих самых хунну тяжёлые унижения, а потом при попытке переломить ситуацию твой мобилизационный потенциал на много лет вперёд ложится в опалённую солнцем степную землю, но всё-таки достигает целей - в этих условиях пойдёшь на многое, чтобы не возвращаться в "старые добрые времена".

Так или иначе, хунну такое положение дел сильно надоело. И, чтобы его изменить, новый шаньюй (хуннский император) Хуханье решил заключить с китайцами мир на условии формального признания вассалитета. Китайцев это также вполне устраивало, поскольку их коварная стратегия потребляла сумасшедшее количество денег, и, чтобы освободить свой бюджет от этого бремени, они не стали выдвигать каких-либо обидных для хунну условий или влезать в их внутренние дела. Шаньюй на переговорах был посажен хоть и ниже императора, но выше прочих китайских князей, что наглядно отражало его новый статус.

Но Хуханье был не единственным шаньюем хунну. На верховную власть также претендовал его брат Чжичжи, тоже имевший сношения с китайцами и рассчитывавший с их помощью свергнуть Хуханье. Однако, заключение мира ясно давало понять, что китайцы сделали ставку не на него.

Тогда Чжичжи убил бывших при нём китайских послов и отправился с тремя тысячами сторонников за запад с тем, чтобы там завоевать собственное царство, набрать войска - и впоследствии, свергнув брата, расквитаться и с китайцами.

Надо заметить, Чжичжи был прекрасным полководцем. Последовательно разбив в небольшой срок усуней, кангьюев (согдийцев) и динлинов, он отвоевал себе долину реки Талас, откуда и начал выстраивать собственную империю.

Чжичжи понимал, что он не сможет успешно противостоять всем соседям сразу, и потому решил заключить союз с согдийцами. Тех это вполне устраивало - беглый хуннский царевич казался весьма перспективным, и с его помощью можно было неплохо разжиться землями соседей.

И вот именно тогда в нашей истории появляются римляне.

Предположительно, это были солдаты Марка Лициния Красса, разбитые за десять лет до того при Каррах, сдавшиеся в плен и отправленные парфянами защищать восточные границы. Там какая-то их часть, видимо, была нанята согдийцами (державшими всю региональную торговлю, и потому способными себе такое позволить). И те, в свою очередь, предоставили некоторое количество ценных военспецов с далёкого запада своему хуннскому союзнику.

Именно по римским канонам фортификации была возведена укреплённая резиденция Чжичжи на берегу Таласа - с могучим земляным валом, двумя рядами частокола и сторожевыми башнями. Также римский отряд примерно в две сотни бойцов был включён в гарнизон крепости.

Укрепившись в регионе, Чжичжи счёл, что пришла пора действовать, и собрался совместно с согдийцами завоевать и разделить царство Усунь. Войска уже даже были готовы отправиться в поход - но из-за метелей его пришлось отложить.

В это время в западном китайском приграничье представлял интересы императора на должности младшего офицера чиновник Чэнь Тан. Место службы у него было, откровенно говоря, незавидное - самая что ни на есть варварская глушь вдали от столицы. Но выбирать Чэнь Тану не приходилось, поскольку в своё время он умудрился каким-то невыясненным образом проштрафиться, и ныне находился в ссылке.

Складывающаяся ситуация показалась ему несколько тревожной, и потому он решил под личную ответственность действовать на упреждение. Взяв подчинённый ему отряд, он набрал также подкреплений из динлинов, а кроме того, предложил поучаствовать представителям усуньской знати - всё-таки, битва ожидалась за их землю. Всего набралась сорокатысячная армия - которая и выдвинулась на запад.

Боевое крещение союзное войско получило в Чуйской долине, где оно было атаковано согдийской конницей. Армия Чэнь Тана успешно отразила первый натиск, а второго согдийцы не предприняли и убрались прочь, не сумев ни остановить продвижение противника, ни нанести ему серьёзного урона. Так что "по очкам", наверное, победа была всё-таки за Чэнь Таном. Вскоре союзники добрались до ставки Чжичжи и осадили её.

Первым делом Чжичжи попробовал отогнать Чэнь Тана от стен, для чего предпринял вылазку. В ней перед китайцами и предстало чудо чудное - неполная римская когорта, прикрывавшая ворота крепости.

Хуннскую атаку Чэнь Тан встретил обстрелом из арбалетов - и под тучами стрел осаждённые побежали обратно в крепость - все, кроме римлян. Те не дрогнули и продемонстрировали то, что изумлённый Чэнь Тан впоследствии назвал в отчёте для императора "построением, подобным рыбьей чешуе". То есть - "черепаху". Это позволило им прикрыть отступление хунну, и затем с достоинством убраться в крепость самим.

Обстрел, впрочем, продолжился, и к нему присоединились лучники динлинов и усуней. Защитники крепости понесли тяжёлые потери и были вынуждены сидеть по укрытиям, не имея возможности что-либо предпринять. Кроме того, одна из стрел угодила в лицо Чжичжи, нанеся рану, от которой тот к вечеру скончался.

Ночью крепость попытались деблокировать согдийцы - но, прибыв на место, не смогли найти, как подступиться к осаждающим, и убрались прочь.

Войска союзников же потратили это время с толком, засыпав окружавшие крепость рвы и разобрав в нескольких местах частокол. Наутро начался штурм. Хунну и римский отряд сопротивлялись отчаянно, но силы были не равны, и крепость пала. Оставшиеся в живых хунну были казнены. Прочие же защитники крепости, общим числом около тысячи двухсот, были взяты в плен.

Чэнь Тан после этого был реабилитирован и награждён. Ряд высокопоставленных чиновников, конечно, возражал против того, чтобы прощать излишне своевольного авантюриста, но император счёл, что победителей не судят.

Хуханье остался единственным шаньюем хунну, и в степи воцарился мир.

Что же до римлян... По логике те из них, кто смог уцелеть, должны были попасть в число тысячи двухста пленных. Но, так или иначе, их дальнейшая судьба неизвестна.

Источник: https://zen.yandex.ru/media/klio/pervaia-talasskaia-bitva-ri...

Рубеж II-го и III-го веков от Р.Х. ознаменовался большими изменениями на всём евразийском пространстве. На западе пресеклась династия Антонинов, и Римская империя покатилась по наклонной. В её дальнейшей истории были периоды стабилизации, но на прежний блистательный уровень она уже так и не вышла. Чуть восточнее, истощённое войнами с Римом и набегами аланов, в результате восстания персов пало Парфянское царство. Далее на восток - богатейшее Кушанское царство, какое-то время ещё сохранявшее влияние, но, учитывая ситуацию на кормивших его трансконтинентальных торговых путях, уже обречённое. Наконец, на самом краю континента окончательно прекратила своё существование империя Хунну. И с этого для всего региона началось "интересное время" - в самом что ни на есть древнекитайском смысле.

В 181-м году Таншихай, вождь племен сяньби, победитель хунну и великий завоеватель, умер, оставив наследникам огромную империю от Балхаша до Тихого океана. Вот только "оставил наследникам" здесь - не более, чем фигура речи. Режим Таншихая можно охарактеризовать как военную меритократию - то есть, власть компетентных полководцев без оглядки на их происхождение и социальный статус. Сам Таншихай не носил никаких титулов - он просто был общепризнанно самым компетентным, и этого хватало. Вот только именно это и сделало распад единого государства сяньби неизбежным. Полководцы Таншихая отказались идти за его сыном Хэляном, поскольку тот был для них никто по имени никак, сам ещё ничем себя не проявивший. Хэлян, пытаясь завоевать авторитет, отправился в набег на Китай - но добился только арбалетной стрелы в грудь с летальными последствиями. После этого единство сяньби стало лишь формальностью, в последующие годы постепенно отмиравшей.

Оценивать это можно по-разному. Кто-то может сказать, что если бы Таншихай озаботился подготовкой и легитимизацией наследника, то державу сяньби можно было сохранить. Кто-то возразит, что от Таншихая здесь ничего не зависело. За время гегемонии хунну в степи скопилось слишком много, с позволения сказать, пассионариев, жаждущих самореализоваться. И их объединение под властью Таншихая было скорее ситуативным, чтобы подвинуть прежних гегемонов и помешать китайской экспансии на освободившуюся после падения хунну "игровую площадку". Когда же китайцев разбили и стало можно без помех "грабить корованы", удержать их стало невозможно.

Автор этих строк придерживается компромиссного мнения. От Таншихая, пожалуй, кое-что зависело - но не в тот момент, когда он уже находился у власти и мог задумываться о её грядущей передаче, а сильно раньше. Степные племенные элиты того времени были в большой региональной политике целиком и полностью системными - привычными к иногда перепадающим с юга шёлковым халатам, нефритовым побрякушкам и изысканному рисовому вину, и потому совсем не склонными к резким движениям. Таншихай мог или попытаться принудить их к бурной деятельности - что было непросто, да и завоевания вряд-ли пошли бы таким бодрым темпом. Или махнуть на них рукой и заменить деятельными честолюбцами - что он и сделал в реальности. Это было проще, и в тактической перспективе намного эффективнее - зато с неизбежным распадом в перспективе стратегической. Поскольку нельзя ездить на колеснице, запряжённой дикими тиграми. После этого Таншихай был уже заложником ситуации - масштабных претензий на установление наследственной монархии его окружение бы не поняло.

Оно, кстати, возможно и не поняло: Таншихай умер всего в 40 лет, что даже по тогдашним меркам не особо много. Наводит на мысли о яде.

Впрочем, было бы несправедливо рисовать "диадохов" Таншихая сорвавшимися с поводка агрессивными отморозками. Вопреки литературным стереотипам, в действующем эффективном войске особо отшибленная публика ко двору не приходится. Тем более - в командном составе. Тем более - если этот командный состав набирается по способностям, а не каким-то сторонним соображениям. Просто тогдашним сяньби не было против кого дружить. Независимых хунну не стало, остались лишь немногочисленные вассальные китайцам роды. Динлинов и усуней успешно замирил ещё Таншихай. А Китай... Китайцам того времени было решительно не до степи.

Вековое противостояние степнякам стабильно подрывало экономику Поднебесной, из-за чего условия существования простонародья постепенно приближались к скотским. Правящая династия ничего с этим поделать не могла, даже если бы задумалась, поскольку между императором и исполнительной властью стояла насквозь коррумпированная каста дворцовых евнухов.

Китайские дворцовые евнухи были не просто служителями в гареме, как у турецких султанов намного позже. Из них целиком состояло всё дворцовое чиновничество - поскольку по тогдашним китайским порядкам почиталось верхом неприличия допускать даже гипотетические контакты "дееспособных" мужчин не императорского рода с императорским гаремом. А так как из-за этих порядков доступ к монарху стал возможен только транзитом через евнухов, то и возникла питательная среда для мздоимства в космических масштабах.

Для Китая с его концепцией Тяньмин ("Небесного мандата", когда император неприкосновенен только пока всё идёт терпимо) такая ситуация была катастрофой. Пошли разговоры об утрате династией легитимности, и о том, что пора бы её свергать. Особо мутили воду мистики даосского вероисповедания, недовольные доминированием конфуцианцев и не возражавшие против перспективы их подвинуть.

В результате в 184-м году разразился крестьянский бунт с чертами религиозной войны. Восставшие именовали текущий режим Синим Небом и верили в то, что если его свергнуть, то произойдёт реинкарнация Лао-цзы и настанет эпоха Жёлтого Неба - время справедливости и благоденствия. В знак своих убеждений повстанцы повязывали на голову жёлтые ленты, которые и дали название восстанию.

Лозунги "жёлтых повязок" за пределами простонародья понимания не встретили, и потому восстание было жестоко подавлено армией. Но этим дело далеко не закончилось. Вкусив возможности действовать автономно, без оглядки на евнухов, генералы сочли это приятным и не стали распускать набранных для подавления восстания солдат. Войско - простейшая форма политического капитала, а повышенная актуальность последнего в самое ближайшее время выглядела очевидной. Чиновничеству и армии не были близки конкретно идеи "жёлтых повязок", но в целом с необходимостью что-то менять были согласны все - расхождения были только в том, в чью пользу.

Наибольшую шустрость проявил генерал Дун Чжо - что любопытно, при подавлении "жёлтых повязок" бывший самым неэффективным и за это отстранённый от командования. После отстранения он, однако, за взятку купил должность, предполагавшую наличие войск в подчинении. Которые и ввёл в столицу при первом же удобном случае.

Против наглеца единым фронтом выступил почти весь остальной генералитет, а кто не выступил - тех переманили впоследствии. Когда же с Дун Чжо было покончено, победители в лучших традициях жанра передрались между собой. В процессе Китай распался на три части - царство Вэй генерала Цао Цао с "карманным" императором прежней династии, царство У генерала Сунь Цэ и царство Шу генерала Лю Бэя.

Традиционно в Китае самым негодяем считается Цао Цао, как коварный серый кардинал и узурпатор, а симпатии в основном находятся на стороне Лю Бэя, бывшего седьмой водой на киселе династии Хань и потому на каждом углу оравшего о необходимости её полноценной реставрации, без всяких Цао. Здесь, однако, скорее имеет место "эффект Ришелье" - когда политик, всерьёз нацеленный на централизацию и укрепление страны, противопоставлен харизматичному благородному герою и потому получает дурную репутацию. Впрочем, методы у Цао Цао и впрямь были те ещё. Но, как бы там ни было, эпоха Троецарствия - слишком объёмная тема, и мимоходом в статье про степняков её должным образом не раскрыть. Так что сворачиваем лирическое отступление и возвращаемся к теме.

Пока китайцы занимались усобицами, на севере, у сяньби, протекали схожие процессы, связанные с дележом наследства Таншихая. И по результатам этого действа со временем сформировались две основные группы сяньбийских племён: те, кто смог отстоять своё место в степи - и те, кому предстояло искать новый дом. К первым относились племена нирун и дарлекин. Забегая вперёд: современные монголы - их потомки. А из тех сяньби, кто стоял на выход, наиболее примечательными можно назвать племена тоба. Прибыв в китайские пределы, они тихо-мирно отправили ко двору царства Вэй своего "наследного принца" Шамохана (и нет, "шемаханская царица" - это в честь города в Азербайджане) с данью, наилучшими пожеланиями и предложением взять их в вассалы. Их предложение было удовлетворено, и какое-то время они спокойно служили вэйским правителям. Где же примечательность? О, она началась потом. Но обо всём по порядку.

Мир в 300 г. от РХ

В степи ситуация постепенно стабилизировалась, и, наконец, не позже 330-го года все бывшие владения хунну и Таншихая были объединены под властью Жужаньского каганата.

Слово "жужань" - презрительная кличка, данная тамошнему населению китайцами, и означает она что-то вроде "гады ползучие". Настоящее же название этой державы неизвестно. Современные монголы зовут его "Нирун улс", тем самым намекая, которое из двух основных протомонгольских племён было доминирующим. Правда, у вашего покорного слуги на этот счёт есть небольшие сомнения. Третьего кагана жужаней звали Татар-хан, и после него его родное племя стало звать себя "людьми Татара", иначе - татарами. А существовавшее во времена Чингисхана монгольское племя татар - не нирунское, а дарлекинское. Все каганы жужаней при этом принадлежали к одному роду Юйцзюлюй (это в китайском произношении, перевести в монгольскую транскрипцию не решусь), логично предположить, что также дарлекинскому. Зато природным нируном был не кто иной, как Чингисхан. И желание от большого уваженья додать ему преемственности я вполне могу себе представить. Впрочем, с полной уверенностью утверждать и обличать не возьмусь. Известные факты не исключают возможностей, при которых Татар-хан и "люди Татара" - не одного племени. Да и не влияет этот вопрос толком ни на что.

Зато здесь возникает ясность с термином "монголо-татары". "Монгол" - это один из вариантов прочтения китайской иероглифической записи слова "татар". Вот и всё, без какого-либо накручивания замудрёных версий.

Жужаньский каганат простоял около двух сотен лет, пока на его западных границах не начали систематически бунтовать племена теле.

Теле были результатом смешения древних динлинов с лесными самодийскими народами - и какое-то время самоназвания "теле" и "динлин" даже ходили наравне ("теле" - в быту, "динлин" - с некоторым пафосом). Изначально, в 391-м году, они были покорены китайскими вассалами тоба, и тем самым попали в орбиту возрождённой империи Цзинь (царство Вэй со спиленными номерами и сменившейся династией). Управленческие таланты Цзинь, впрочем, были таковы, что вскоре Китай вновь начал распадаться на части, и уже не на три относительно крупных, как было раньше, а на пару десятков грызущихся между собой мелких царств. Многие из которых управлялись и вовсе не китайцами. Как царство Вэй (его ещё зовут "Северная Вэй", чтобы не путать) под властью тоба. В этих условиях "плохо лежавшие" телесские племена были быстро (в 403-м году) завоёваны жужанями.

Семьдесят семь лет спустя теле отложились и основали собственное царство Гаоцзюй, союзное окрепшему тобасскому царству Северная Вэй, к тому моменту уже изрядно китаизированному. Долгие годы Гаоцзюй и Вэй совместно сражались с жужанями, и иногда даже добивались значительных военных успехов. Однако, в 540-м году теле были вновь разбиты и завоёваны. Но - не покорены.

Правители Вэй понимали, что следующее восстание их телесских союзников не за горами - и вместе с тем осознавали, что для его успеха нужны ещё союзники. И они их нашли на Алтае.

Там в это время проживало племя ашина под управлением вождей одноимённого рода (вообще, называть племя по личному или родовому имени вождя - стандартная практика для региона). Происхождение племени можно охарактеризовать, как очень смешанное, с реликтовым хуннским элементом в основе. А более всего это племя известно по слову со значением то ли "крепкие", то ли "единые", которым у них было принято обозначать воинское сословие. Это слово - "тюрк".

В составе Жужаньского каганата ашина занимали крайне важное положение, можно сказать - стратегическое. Они добывали для жужаней качественную железную руду, которая для тех, как потомков сяньби с их тяжёлой кавалерией, была жизненно необходима. Участие ашина в восстании автоматически делало жужаньские дела очень плохими - и именно потому туда отправился вэйский агент с изрядной мздой для вождя Бумына.

Результат превзошёл все ожидания. Жужани были разгромлены наголову. Авторитет ашина настолько вырос, что все бывшие вассалы жужаней без особых проволочек перешли под власть Бумын-кагана, а военная аристократия не-сяньбийских племён новой конфедерации (индоевропейцев, самодийцев и осколков хунну) стала бравировать самоназванием "тюрк". Следствием этого успеха стала масштабная экспансия на запад, где были подчинены усуни и согдийцы - также подхватившие словечко "тюрк". Остановилась экспансия тюрков только на берегах Волги - видимо, Бумын-каган и его младший брат Истеми-каган, руководивший походами на Запад, сочли, что этого вполне достаточно. И в самом деле - под контролем Тюркского каганата находился весь Великий Шёлковый путь, а шедший через континент шёлк тюрки в больших количествах получали от царства Чжоу (так стало называться царство Вэй после смены династии) в обмен на военную помощь против других царств, на которые распался Китай.

В последнем и заключался подвох. Кочевая империя тюрков фактически способствовала возрождению Китая - естественного врага всех кочевых империй.

В 581-м году умирает четвёртый правитель тюрков, Таспар-каган, и в каганате начинается вооружённая борьба за его наследство. В том же году, как будто по заказу, правитель Чжоу Ян Цзянь провозглашается под именем Вэнь-ди первым за 300 лет императором объединённого Китая, основателем династии Суй. Китай начинает давление на юго-восточные границы Тюркского каганата, подключает свои испытанные дипломатические методы - и усобица среди тюрков затягивается, увенчиваясь в 603-м году распадом империи пополам, на Восточный каганат от Тихого океана до Балхаша и Западный каганат от Балхаша до Волги.

Вэнь-ди не торопился наделать великих свершений, но всё же он был весьма искусным правителем. Вернее, даже не так - он не торопился натворить дел именно потому что был искусным правителем. Поскольку было не время. Вместо этого Вэнь-ди развивал торговлю и земледелие, обеспечивал колоссальные налоговые льготы ремесленным гильдиям, упрощал и оптимизировал сопряжённые с этим бюрократические процедуры. А ещё он ни в коем случае не лез ни в какие авантюры. Страна была разорена веками усобиц, и прежде чем что-то предпринимать, требовалось сперва хорошенько укрепиться и обрасти мясом. И мудрый Вэнь-ди это прекрасно понимал.

А вот на его сыне природа отдохнула. Ян Гуану так не терпелось дождаться своей очереди натворить чего-нибудь великого, что он убил отца. А взойдя на трон под именем Ян-ди, принялся весьма топорно копировать всех разом великих императоров прошлого, как он сам это понимал.

Великие стройки? Да, немедленно выделить средства и согнать народ на работы! Науки и искусства? Неограниченный кредит им на всё! Старое доброе конфуцианское чиновничество? Возродить любой ценой!

Конечно, ни в больших стройках, ни в науках с искусствами, ни в развитом аппарате госуправления по отдельности ничего плохого нет. Но если делать всё это одновременно, в сжатые сроки и топя любые трудности денежными потоками, то казна очень скоро покажет дно. Это и произошло - после чего Ян-ди был вынужден взвинтить налоги, урезать в пользу казны крестьянские наделы и изрядно ободрать региональные бюджеты в пользу своих мега-проектов. Что, разумеется, любви к нему в народе отнюдь не прибавило.

Тогда Ян-ди решил прибегнуть к маленькой победоносной войне и отправил войска на завоевание Кореи. И, разумеется, в лучших традициях жанра, война сожрала остатки средств и окончилась полным провалом.

Это стало последней каплей и по всей стране вспыхнули восстания, как среди простонародья, так и среди аристократии. Аристократов, вознамерившихся организовать себе собственные царства, поддержали военной силой тюрки Восточного каганата, тем самым решившие оказать "ответную любезность" Китаю за распад своей империи. Часть из них даже признали себя вассалами тюрков. Воодушевившись таким развитием событий, правитель каганата Шибир-хан лично вторгся в Китай чтобы заставить подчиниться тех, кто ещё сам не сподобился, и уничтожить тех, кто будет против.

К категории последних относился Ли Юань, военный губернатор провинции Тайюань, по происхождению - тоба, но китаизированный. В отличие от тех коллег, кто или перешёл на сторону восставших, или выжидал, он худо-бедно отбивался от вторгшихся тюрков и с переменным успехом боролся с восставшими. Но после того как самый про-тюркский из повстанческих лидеров Лю Учжоу разбил армию императора, перед Ли Юанем встала необходимость брать процесс в свои руки. Во-первых, всё и так летело в тартарары, и хуже бы уже точно не стало. А во-вторых, с императора бы сталось сорвать зло на своём верном губернаторе, мол, недостаточно помогал. Потому Ли Юань отказался признавать власть императора и выступил против него.

Такой поворот вызвал любопытство у Шибир-хана, и потому, когда Ли Юань предложил переговоры, он на них согласился. Посланник кагана был принят со всем уважением, и переговоры прошли в достаточно дружелюбной обстановке. Однако, речь на них шла скорее о заключении мира и, возможно, равноправного альянса - а это кагану, желавшему Китай попросту подчинить, было неинтересно. Потому он приблизился к границам Тайюаня и стал ждать, когда подойдут войска Лю Учжоу, чтобы совместно с ними уничтожить Ли Юаня. Но вдруг Шибир-хан заболел и скоропостижно скончался - очень вовремя, если вы понимаете, о чём я. Уже заключённое перемирие Ли Юань разрывать не стал, выразил тюркам официальные соболезнования и отправил им крупный груз шёлка "на похороны". Затем объявил императора низложенным, а себя - регентом при его малолетнем внуке. Когда же беглый Ян-ди был убит собственной стражей, Ли Юань объявил себя первым императором новой династии Тан и принялся восстанавливать контроль над страной.

К тому моменту, как Ли Юань уступил престол сыну, мятежники были ликвидированы, и теперь Китай был готов к экспансии.

Для степи на этом эпоха перемен заканчивалась. Зато начиналась эпоха больших проблем.

Источник: https://zen.yandex.ru/media/klio/do-mongolov-epoha-buntov-i-...