muzykaslova

Мы почти добрались до дома поздним вечером. Землю окутала мгла, но мы знали куда идти. Я, наверное, вам ещё не рассказывала об одном удивительном явлении, которое бывает в наших краях. Я называю его «Светлячковая Ночь», а мама — «Небо Светлячков». Да-да, так и говорит, когда отправляет меня днём за цветами: «Допоздна не задерживайся, но если темень застанет тебя в дороге — Небо Светлячков тебе обязательно поможет». Не знаю почему, но у нас эти небесные фонарики водятся, а в деревне Балы и на близлежащих территориях — нет. Бала, конечно же, знал, о существовании этих чудесных насекомых, но никогда не видел своими глазами Небо Светлячков.

А это было воистину грандиозное зрелище. Всё небо покрылось яркими лампочками-точечками, и они замигали, запрыгали, устроили на нём невероятное свето-музыкальное представление. Почему музыкальное? Да потому что они мигали светом гармонично, ритмично и с особенным чувством. Была в этой световой игре какая-то своя, особая мелодия. И каждый светлячок в совместном оркестре играл свою партию. У кого-то были твёрдые, низкие «ноты» (разный тембр возникал из-за различной насыщенности света), кто-то исполнял изящные, затейливые украшения: заливистые трели, форшлаги и глиссандо. Кто-то из них, устав, прерывался на паузы.

— Красиво? — спросила я, когда началось небесное празднество.

— Спрашиваешь? — ухмыльнулся Бала. — Это такая невероятная красота, в ней такая сила и такая мощь. Она способна поразить в самое сердце и заставить содрогнуться. Даже страшно как-то становится от такой красоты.

— Только страшно?

— Нет. Ещё очень приятно!

— Знаешь, я называю это чудесное действие «Светлячковая Ночь», — поделилась я с Балой.

— Это очень подходящее название, — высказался Бала, — потому что то, что сейчас происходит на небе, это целый спектакль, это концерт, это импровизация и настоящий художественный пир в небесах. Так и хочется остановиться и смотреть, смотреть и смотреть на это.

На несколько минут мы замерли все. И взрослые животные, и их маленькие непоседы-детки смотрели на небо, задравши головы вверх. Артисты-светлячки продолжали петь для нас свои песни, а мы завороженно наблюдали.

— Пора идти, — грустно констатировал Бала.

— Не печалься, теперь ты сможешь наблюдать светлячковые концерты каждый вечер, — подбодрила товарища я.

— Я рад. Понимаешь, я потрясён тем, что это явление произвело на меня такое мощное впечатление. Да-а... такое обязательно нужно увидеть своими глазами. Ведь на страницах книги все краски будто стираются, меркнут и затуманиваются, и всё как-то блёкло...

— Конечно, ведь это же магия, — воскликнула я, — живая магия природы!

Скоро показались хозяйственные постройки нашего двора. Бала ступал теперь на землю очень осторожно, чтобы что-нибудь или кого-нибудь не раздавить. Малыши-животные мирно дремали в тачке, а Тобик проснулся и заливисто лаял, стремительно виляя хвостом от восторга. Он бежал впереди всех, и самый первый зашёл в наш дом. Я теперь тоже слезла с Балы и шла по земле. Огромный Бала наклонялся ко мне и общался шёпотом. А ноги его опускались на землю так мягко, что никто в округе и помыслить не мог бы о том, что где-то рядом, совсем недалеко от мирно спящих людей, гуляет самый настоящий великан.

— Ну что, — прошептал Бала, — я буду спать на траве, а утром — приходите с родителями, и мы познакомимся.

— Хорошо. Но ведь на земле ночью холодно, как же ты ляжешь? И что, если ты простудишься?

— Коровы, овцы и козы укроют меня со всех сторон, не волнуйся. А утром отогреюсь на солнышке.

— Утром нужно будет думать, где тебя размещать и как ты у нас будешь жить...

— Ты чего-то боишься? — прямо спросил меня Бала.

— Нет-нет, я только беспокоюсь о тебе, — ответила я.

— Ты точно не замёрзнешь? — снова спросила я (признаться, я не продумывала в деталях размещение Балы на ночлег в эту первую, самую сложную ночь, и теперь была крайне обеспокоена тем, что другу моему придётся спать на холодной земле, да ещё и под открытым небом).

— Милочка. Да даже если я замёрзну. Разве могу я сейчас расположиться как-то иначе? Не могу же я, в конце концов, спать стоя, как лошади или слоны? Ты думаешь, я смогу устоять всю ночь, пребывая во сне, на двух ногах?

Я улыбнулась. Мой великан, как всегда, был полон безудержного оптимизма.

— Ладно, спокойной ночи тебе, — прошептала я, и мы с Тобиком стремительно понеслись навстречу тёплому дому.

— Тобик? Ой, а-а, и Мила здесь? — вскрикнула мама, которая вышла в прихожую в ночной рубашке спросонья.

— Да, мамочка, я вернулась, — ответила я и бросилась маме в объятья.

— Как же ты долго, как задержалась! А Тобик. Он тебя провожал, верный пёс? — расспрашивала меня мама, нежно теребя за волосы одной рукой и одновременно лаская Тобика другой.

— Мама, прости. Ты знаешь, я не одна.

— Да вижу я, что ты не одна — ты с Тобиком.

— Я не совсем это хотела сказать, — замялась я.

— А что же? — недоумевала мама.

— А то...

— Ты привела тех людей, которые тебя приютили?

— Почти...

— Так где же они, почему не заходят?

— Э-э-э, — я не могла подобрать слова, — они не совсем люди.

— Что?

— Они не люди... Я привела, но не людей.

Мама засмеялась:

— А кого? Животных, что ли?

— Ага, животных: коз, коров, овец и ещё кое-кого, только он — не животное.

— Ну, ладно, — сказала мама, — завтра разберёмся. А теперь пора ложиться спать. Я и так уже до вашего прихода дремала.

— А папа дома?

—Папа сегодня дома — уже заснул.

— Ой, мама. Мне так много нужно тебе рассказать! — сообщила я.

— Это завтра. А сегодня, давай-ка немного отдохнём.

— Ну мама. Если мы немного не поговорим сегодня, я даже не знаю, как ты себя будешь чувствовать, когда наступит завтра.

— Ну ладно.

— Мам, а истории про великанов — правда? — не раздумывая ни минуты, спросила я у мамы.

— Я думаю, правда.

— Мы в школе совсем почти не затрагивали эту тему.

— Ну, да и ладно, — утешала меня мама, ласково поглаживая по грязным волосам, — надо будет завтра утром тебя намыть, а то грязная какая — просто ужас. Хорошо хоть платьице твоё переодели.

— Мам, а ты знаешь великаньи сказки? — спросила я.

— Это о великанах или которые великаны сочинили? — переспросила мамуля. Она уже, кажется, совсем проснулась.

— А и так, и так.

— Неа, не знаю, — ответила она, — не знаю ни тех, ни других.

— А хочешь я тебе расскажу?

— О-о! Это что-то новенькое, — с улыбкой выдала мама, — теперь у нас уже дети мамам перед сном читают сказки.

— Ага.

— А это будет сказка, которую сочинил великан или же сказка о великанах? — поинтересовалась мама.

— А и то, и то, — весело ответила я.

— Ну, ладно. И откуда же ты только её узнала? — шёпотом удивилась мама.

— А вот, — подумала я и рассказала маме Балину сказку о великане, который научился понимать.

— Ну как? — спросила я.

— Это прекрасная сказка! — сказала мама.

— Добрая?

— Добрая!

— Хорошая?

— Хорошая!

— И со смыслом?

— И со смыслом!

— Видишь, мам. Великаны — очень даже культурные и творческие создания.

— Угу. А ещё добрые, хорошие и со смыслом, да?

— Ага.

— Интересно — это тебе люди на границе рассказали, у которых ты гостила?

— Нет мам, не совсем так. Но я это знаю. Я знаю, что великаны вполне могут общаться с нами. Впрочем, ты и сама скоро это узнаешь, мама.

— Ладно. Только не говори мне, что ты познакомилась с великаном, фантазёрка. Великаны существуют, я знаю. Только они живут очень-очень далеко на востоке.

— Хорошо, не буду говорить, мамочка, что я познакомилась с великаном, — пообещала я маме, а потом прошептала: «А вот живут великаны не так уж далеко от нас, просто у них как-то необходимости никогда не случалось на наши территории заглядывать, пока я на границе не появилась».

— Что? Я не расслышала: что ты сказала? — спросила мама.

— Спокойной ночи, мамуля, — зевая, пролепетала я.

Утром следующего дня мы с Балой первым делом проводили Илу и Кали. Перед этим я долго разглядывала их огромные добрые лица, попеременно меняя руки — то меня к своей голове приближал жизнерадостный Кали, то — деликатная и нежная Ила, которая уже так сроднилась со мной, что совершенно не хотела расставаться.

— У меня будет один подарок для тебя, — сказала Ила.

— Ещё подарок? — удивилась я. По-моему, в течение всего того времени, что я находилась в деревне великанов, они только и делали, что чем-нибудь меня одаривали.

— Да. В нём тебе будет удобно.

— В нём? — переспросила я. Признаться, слова Илы меня заинтриговали.

— Да, в нём. Ведь это гамак. Я сделала его вчера.

Когда я увидела подарок, я была тронута тем, что Ила использовала для создания этой вещи самое дорогое, что только может быть у девушки — свои волосы! Да, да, Ила обрезала свои великолепные длинные великаньи волосы, заплела их в тонюсенькие косички (толщиной с канат, если мерить их размер в человеческих единицах измерения) и связала так, что получился прочный и удобный гамак, подходящий не только для меня, но и для совершенно любого другого человека — был у этого гамака некий запас длины для людей более высокого роста.

— Это... бесценный подарок, — прошептала я немного смущённо и как-то нелепо — неловко, будто ребёнок, только недавно ещё научившийся говорить, соединяя буквы в слоги, а слоги — в слова.

Ила засмеялась:

— В моём поступке (обрезании волос) была и практическая составляющая.

— Какая? — изумилась я.

— Видишь ли, дорогая, в дороге совершенно неудобно мыть волосы. Особенно такие длинные, как у меня, — призналась она.

Я улыбнулась. Мои великаны были такие замечательные. Вообще, в этих поначалу пугающих своим огромным размером существах было много интересного, которое мне постепенно раскрывалось. И самыми, наверное, приятными для меня качествами, которые я в них открыла, были старательность, целеустремлённость, чувство юмора и потрясающая, смелая честность, которая оставалась с ними в любых ситуациях.

— Ну что, до свидания! — сказали почти одновременно Калилы, выдвигаясь с двумя набитыми провизией тачками на дорогу.

— До свидания! — кричала я и негромко говорил Бала в ответ друзьям.

— Удачи в пути! — снова негромко добавил Бала, а Тобик потёрся мордочкой об огромные подножия ног хозяев.

Когда фигуры удаляющейся парочки скрылись из виду, мы с Балой молча, не сговариваясь, поспешили начать своё путешествие.

Нам предстоял не такой длительный путь, как Калилам — всего один день. Вернее, максимум один день, ведь великаны ходят намного быстрее, чем люди. Да и коровы с козами и овцами тоже.

Тачка с овощами и заготовками была уже собрана загодя. Так что волноваться нам было совершенно не о чем. Мы пообедали — я, Бала и Тобик, и медленно, разморившись от сытной пищи, выдвинулись на восток за коровами. Вернее, Бала, которого разморило после вкусного и калорийного обеда (ели мы не только фрукты-овощи, но и консервированное мясо крупных моллюсков) ленивой походкой направился к животным, а мы с Тобиком в это время торжественно восседали на его плечах: я на правом, а Тобик — на левом.

Пройдя десяток метров, Бала резко остановился и оглянулся назад. Он окинул взглядом свой дом и свою деревню и замер. А потом как-то сильно, глубоко выдохнул и зашагал уже вперёд бодро, свободно, размеренно, не притормаживая и не оборачиваясь.

Скоро мы дошли до наших коровушек, козочек и овечек.

— Ух, ты! — я увидела огромное стадо: голов триста — не меньше.

— Ага.

— Как же Кали их разом в охапке-то несёт?

— Ну, положим, несёт он их всех не за раз, — уклончиво ответил Бала, — и не всех на руках, а кого-то в тачке... А может, кого и не несёт — сами бегут.

— А мы как сделаем?

— Мы-то по-умному сделаем.

— А это как?

—Это... малышей повезём, а взрослые сами побегут. Хорошо?

— Хорошо.

В общем-то, это даже неудивительно, что мы с Балой именно так и сделали.

Бала сгрёб всех самых маленьких животных в тачку (хорошо, что взятая нами в путешествие тачка была самой большой из всех, которые имелись в хозяйстве у великанов Балиной деревни — места хватило и овощам, и малышам, которые, кстати говоря, припасённые Балой овощи во время пути и подъедали).

— Бала, они твои кабачки жуют! — закричала я Бале. Мне сверху проказы малышей были видны хорошо.

— Ну и пусть жуют. Чего мне, жалко, что ли? — отвечал Бала.

— А если всё сжуют, как ты питаться будешь?

— Ты думаешь, что вы меня не прокормите? — спросил Бала с лёгкой, едва заметной иронией.

— Нет, что ты, что ты! Я полагаю, что мы найдём, чем тебя накормить.

— Да ты не волнуйся, Милочка, я и сам смогу добыть себе пропитание, если что.

— И как же?

— Ну, у вас ведь есть же где-нибудь речка в окрестностях?

— Речка есть.

— Вот и здорово. Буду рыбу ловить.

— Ой, а ты нашу речку совсем без рыбы не оставишь?

— Неа. У меня ещё кое-какие козыри в рукаве имеются.

— Это какие же?

— А вот...

И Бала рассказал мне, что он когда-то изучал по книгам съедобные травы нашей природной зоны. Он сказал, что из этих трав можно готовить всё, что угодно: рагу, супы, салаты и даже десерты.

— Десерты из трав? — недоверчиво уточнила я.

— Да-да, десерты. Из трав, смешанных с фруктами и овощами.

— Это что-то совсем нестандартное, — заключила я.

— Ты полагаешь? — не соглашался Бала. — А знаешь ли ты, что свежие огурцы прекрасно сочетаются в десерте с лёгким творожным кремом и немного кислыми зелёными яблоками?

— Нет, не знаю, — сокрушённо покачала я головой.

— А знаешь ли ты, что в запахе зелёного лука есть нотки мяты?

— Никогда даже и подумать не могла об этом, — призналась я.

— А что пареная морковь издаёт аромат самой спелой малины?

— Нет!

— А что морковь и репа подходят друг к другу как сёстры, а сельдерей и яблоко — как братья?

— Совершенно не знаю.

— То-то, — сказал мой хозяин-великан, которому я за несколько часов пути изрядно натёрла плечо.

Тобик держался на Балином плече благодаря коготкам — он немного выпустил их, и они вошли под Балину кожу. Иначе бы Тобик непременно свалился, или Бале пришлось бы идти гораздо медленней, продумывая каждый шаг. Я видела, что Бала испытывает боль, но также примечала и то, что Бала старается не обращать на это никакого внимания. На светлой рубахе его уже образовались маленькие багровые пятнышки крови. Сам бы Бала, я думаю, их бы не заметил, если бы осматривал свою рубаху. Но мне-то они были видны — совсем небольшие и не очень тёмные — в тех местах, где недавно лежали лапки Тобика. Пёс время от времени сдвигался, переворачивался и ёрзал, пока в один прекрасный момент не заснул сладким сном. Бала укачивал маленького пёсика движениями своего тела. И вот, когда Тобик уже почти совсем расслабился, наверное, разгрызая во сне вкусную куриную косточку, которой любезно угостила его моя мамуля, случилось так, что Тобик чуть не свалился с огромной великаньей высоты на землю (свои коготки он убрал из кожи Балы, ведь во сне-то они ему были ни к чему).

— Ой, Бала, Тобик сейчас... — закричала я, но не успела закончить фразу. Я хотела сказать, что Тобик упадёт, потому что увидела, как его сонное тело накренилось и готово было полететь на землю. Но в этот момент предотвращать катастрофу уже было поздно — Тобик с огромной скоростью упал... нет, вернее плюхнулся на мягкую спинку самого пушистого маленького барашка, который, объевшись кабачков, мирно подрёмывал в нашей походной тачке.

— Ай! — закричала я. Я всё ещё была в шоке, ведь наш милый пёс мог серьёзно пораниться или вообще угробиться, если бы он упал на землю, да и упал бы как-нибудь неудачно. К счастью всё обошлось только одним единственным возмущённо-испуганным «Бе-е-е-е!» и непонимающе-испуганным «Ав-ау!». Все три участника происшествия: и барашек, и Тобик, и тачка — были целы.

Последнюю часть пути Тобик так и ехал в тачке — верхом на недовольном барашке. А я по-прежнему мужественно сидела на плече у «хозяина» и держалась руками за его огромную шею.

Утром за день до того, как Ила и Кали должны были отправиться в путешествие, мы с Балой начали своё общение на очень странной волне. Бала ничего не ответил мне на моё вчерашнее предложение о походе на запад, но в то же время, он вёл себя совершенно не так, как обычно. Всего за полчаса завтрака его настроение поменялось множество раз. Сначала он был задумчив, потом неожиданно весел, потом снова задумчив, потом опять испытывал некий эмоциональный подъём. Я никак не могла застать его в момент равновесия — мягкого спокойствия без меланхолии или без ироничной улыбки. В конце концов я не выдержала и спросила:

— Что с тобой? Ты какой-то не такой сегодня, сам не свой.

Он засмеялся:

— Ты думаешь, что всего за несколько дней смогла изучить меня досконально? Полагаешь, что ты знаешь, какой я на самом деле? Считаешь, что составила верное обо мне представление?

Что-то новенькое открылось мне в этот момент в характере моего обаятельного приятеля-великана. Таким безмерно уверенным в себе и харизматичным я его ещё не видела.

— Да, я считаю, что суть — хоть человека, хоть великана — можно понять почти сразу, лишь только немного пообщавшись.

— Ха-ха-ха-ха-ха! — наигранно-страшно рассмеялся Бала.

— Ты сегодня пойдёшь помогать Калилам? — сменила я тему разговора.

— Пойду. Пойдём вместе? — предложил он.

— Пойдём.

— Скажи, а в окрестностях твоего дома как добывают соль?

— Соль? — удивилась я. Мне стало очень любопытно, почему Бала вдруг заинтересовался этим. — Вообще-то, много соли мы не едим — соль никак не добыть в наших краях. Поэтому мы приобретаем её на западе и расходуем очень экономно.

— Хорошо. Я понял, — сказал Бала и принялся с наслаждением поедать сыр в прикуску со свежим хлебом. Маленькие для него помидорки он заглатывал, даже не прожёвывая хорошенько.

Но зато теперь Бала снова стал прежним Балой, тем Балой, которого я знала, казалось, всю свою жизнь — знакомым Балой, приятным Балой, родным.

Мы застали Илу не за приготовлением обеда, а за сбором провизии в дорогу.

— А чем обедать будете?

— Да свежими овощами перекусим. Сейчас надо сложить провиант в дорожную тачку, — ответила Ила.

— А Кали на полях?

— Да. Почти всё собрано. Осталось отвезти последние крохи мельнику.

Конечно, под «крохами» Ила подразумевала такую часть урожая, которой по человеческим меркам должно было бы хватить какой-нибудь небольшой семье как минимум на полгода.

— Ты привезёшь нам кое-чего необходимого? — спросил Бала.

— Конечно. А что тебе нужно?

— Тачку соли!

— С ума сошёл. Нет, если надо, то мы, конечно, привезём. Но зачем тебе одному целая тачка соли, до старости, что ли, решил солью запастись?

— А вот надо! — настаивал Бала на своём. — В тачку эту положите сначала всё то, что для себя повезёте, а если место останется, то и соль мою, пожалуйста, вместите.

— Хорошо-хорошо. Нам-то вроде как ничего такого и не надо. Это ты ведь у нас великий экспериментатор — будет тебе тачка соли, дружище, будет!

Оказалось, что великаны с западных территорий привозили огромные куски качественной и полезной морской соли с востока — так как у них поблизости не было моря, а были только реки и пресные озёра. «Впрочем, почти всё как у нас, — думала я, — только мы соль не такими огромными кусками привозим, и не с востока, а с запада».

— Вы с собой берёте две тачки? — спросил Бала у Илы.

— Да, решили две. Одну я покачу, другую Кали, — ответила великанша.

— Но ведь вы же хотели, чтобы Кали катил тебя на тачке? — вмешалась я.

— Да это же шутка была, — объяснила Ила. — Если мы оба устанем, то сделаем привал. В конце концов мы не совсем по диким местам пойдём — ведь там, где пролегает наш путь, везде живут великаны, так что всегда можно будет остаться у кого-нибудь на ночлег.

— А-а, понятно, — протянула я разочарованно, — я-то ведь и вправду подумала, что Кали будет катить свою возлюбленную на тачке во время путешествия. Это ведь так романтично.

— Бала, что тебе ещё привести? — участливо поинтересовалась Ила.

Бала произнёс какое-то непонятное название, а потом добавил:

— Если войдёт две или три штуки, привезите все. За это я вам с Кали буду очень признателен.

— Конечно, конечно. Мы всё привезём.

Я тут же поинтересовалась у Илы, что это за штуки такие. Она объяснила мне, что это просто крупные океанские моллюски. Раковины их Бала приспособит для всякого рода поделок, а само мясо, которое находится внутри — вполне съедобно.

— Его не только можно есть, но можно ещё и получать от этого колоссальное удовольствие, — весело вклинился в нашу девичью кулинарную беседу Бала.

— Да, мясо у них действительно очень нежное, — сказала Ила.

— Когда привезут, я обязательно дам тебе попробовать! — пообещал мне Бала.

Оказалось, что Бала был не только писателем, исследователем, натуралистом и хорошо начитанным, образованным великаном. Получается, что мой друг-великан был ещё и гурманом ко всему прочему.

Я вдруг подумала: Ила сказала «мясо», имея в виду мягкую внутреннюю часть моллюска. А едят ли великаны мясо животных? За все те дни, что я гостила у них, мы ни разу не питались им: ели только молочные продукты, хлеб, фрукты и овощи. Не обдумав эту тему хорошенько, я тут же ляпнула:

— А вы мясо животных едите?

Ила посмотрела на меня сочувственно: мол, такая маленькая, а такая кровожадная девочка, а Бала посмотрел на меня с какой-то укоризной:

— Не едим! — коротко бросил он.

— Потому, что его мало? — снова сглупила я.

— Нет, потому что нам животных жалко, — ответила Ила, — в нашей деревне и ещё в некоторых других животных не едят. А иные великаны, наверное, как и люди, промышленно мясо животных заготавливают.

— Ох, это точно, — вздохнула я, — это я понимаю. У нас ведь тоже у бабушки курочки есть, и свинки, и кролики. Так вот, когда кого-то из них забивают, мне тоже очень плохо становится: грустно, противно, муторно, неприятно и не по себе.

— Вот поэтому Бала и придумал: заменить мясо животных на мясо крупных моллюсков. Оно и питательное, и вкусное, и полезное, — сказала Ила.

— А моллюсков вам не жалко? — спросила я.

— Жалко, конечно. Они тоже вроде как живые... Но коров и овец жалко намного больше — с ними ведь мы общаемся, разговариваем, в руках держим.

— Ну, да, — поддержала я Балу. — А почему этих крупных моллюсков только две-три штуки можно в тачку поместить? Такие большие?

— Самые крупные экземпляры с тебя примерно шириной, — ответил Бала, — а те, которые поменьше — с полтебя. Вот так.

— Так это не крупные, а какие-то уже тогда гигантские моллюски получаются! — воскликнула я.

Бала с Илой весело засмеялись.

— Одним таким моллюском, наверное, неделю десяток людей можно кормить, — сказал Бала.

«Было бы неплохо иметь такое угощение для гостей наших снежных отелей зимой», — подумала я.

— Мне необходимо решить с тобой ещё несколько вопросов, — сказал Бала Иле.

Я поняла, что он хочет обсудить что-то с Илой наедине.

— Может, я пока Тобика покормлю? — предложила я.

— Ага, идите во двор, — сказал Бала, — да накопайте червячков пожирнее. Тобик с удовольствием или полакомится.

Пока мы с Тобиком прекрасно проводили время во дворе, Бала и Ила о чём-то деловито разговаривали. Гул их раскатистых голосов доходил и до нас, но слов во фразах было не разобрать.

Наконец, Бала вышел и подхватил меня на руки. Тобик побежал за нами.

— Почему Тобик бежит к нам? Может, нужно отправить его домой к Калилам? — спросила я.

— Нет. Им сейчас не до него. А с тобой псу даже очень хорошо, как я заметил. И вообще — на время отсутствия Кали и Илы Тобик остаётся с нами. Пусть же он теперь всё время будет в твоей компании. А я уж за вами двумя буду присматривать, — сказал Бала.

— Так значит, Тобик теперь наш пёс? — переспросила я.

— Угу, — пробурчал мой великан, а потом добавил: «Завтра с утра провожаем Калилов, а потом отправляемся в путь».

— В путь?

— Да, мы оправляемся к тебе.

— Прямо завтра?

— Да!

Не успела я обрадоваться, как тут же спохватилась:

— Ой, а как же овощи — твои и Калилов?

— Ха! У себя я уже всё убрал. А у них уберут соседи, уже договорились.

— А как же коровы? И овцы, и козочки, как же они? — снова недоумевала я.

— Ты говорила, у вас луга?

— Ага.

— Ведь это ничего, если они пощиплют травку там?

— Это здорово! — вскричала я.

Мы с Балой и Тобиком вернулись в хижину в самом приподнятом расположении духа.

Бала пришёл, когда уже совсем завечерело. Впрочем, было совсем не холодно — только немного темновато. Мы с Тобиком в обнимку лежали на сене, и каждый из нас, видимо, размышлял о чём-то своём.

— Ку-ку, — произнёс Бала, когда зажёг свечи. Свечи эти при горении распространяли по хижине невероятно сладкий, дивно пахнущий аромат.

— Мы здесь! — ответила я за себя и за Тобика. — Что за волшебные запахи бродят по твоему дому сегодня, Бала? — спросила я, стараясь поразить Балу тем, как оригинально я умею подбирать слова.

— Ты любишь литературу? — неожиданно спросил меня он вместо ответа.

— Ну, да...

— Это прекрасно. Тогда я тебе кое-что покажу... попозже. А запах — это я в воск для свечи пряную смесь из восточных растений добавил. Такие цветы и травы растут там, где Ила родилась. Она мне дала эту смесь. А пахнет приятно, ведь правда?

— Ага. А почему ты что-то про литературу спрашивал?

— Да просто я пишу кое-что.

— Что? Ты пишешь?

— Пишу.

— А... это книга, которую ты написал, там, такая, в сенной обложке?

— Угу.

— Но я не читала. Я только открыла, увидела, что она непечатная, и сразу закрыла.

— Ну-ну, ничего. А если захочешь, то после ужина я тебе почитаю?

— Конечно, хочу!

Вот так я узнала, что Бала — мой скромный и обаятельный, а также молодой и добродушный великан — является самым настоящим писателем.

После ужина мы с Тобиком прилегли на полу, прислонившись спинками к голеням сидящего на полу великана. И он прочитал нам одну из своих удивительных сказок (в том, что все его сказки удивительные, я убедилась позже, когда он прочитал мне их все до единой).

Вот эта сказка (я потом переписала себе от руки все Балины сказки), которая живёт теперь в моей тетради с сенной обложкой (обложка эта очень похожа на ту самую, Балину обложку):

Сказка о великане, который научился понимать.

Жил-был молодой великан. Он был очень славный огромный великан. Им могли гордиться все его родственники до пятого колена (родственников дальше пятого колена великан не помнил), а также соседи, друзья и знакомые. Всем было приятно, что они знакомы с таким большим, прямо-таки исполинским великаном (будто это достижение какое-то — быть огромным великаном, ну да ладно).

Все его любили с детства, а он всё рос, рос, и становился больше и больше. И все его любили — всё больше и больше, по мере роста, так сказать. Почему-то великаны очень уважали размеры и силу, хотя у живых существ есть ещё и душа, и сердце. Они ещё должны уметь ладить друг с другом и дружить.

Зря, конечно, все нахваливали размеры и силу великана, потому что он так и привык — быть самым большим, самым сильным, а значит и самым лучшим. Ему как-то забывали, наверное, объяснять, что лучший — это тот, кто при всех своих огромных личных достижениях, может замечать ещё достоинства и успехи других, может кого-то любить и уважать, кроме себя.

Шли годы. Великан обладал огромным ростом, силой и огромным авторитетом в обществе великанов.

У него не было друзей, потому что никто не мог сравниться с ним по силе и размеру, а те, кто был меньше его, были ему неинтересны. Часто он посмеивался над другими, чуть ли не наступая на них (ну, конечно же, он не наступал на них по-настоящему) и говорил:

— Какие-то вы все маленькие, ха-ха-ха, как таракашки!

И всё-таки он был не очень плохим великаном, потому что встретил и полюбил великаниху, женился на ней, и у них появились дети — маленькие великанчики. Но его маленькие великанчики, к огромному сожалению их отца, были не просто обычными маленькими великанчиками, детьми великанов. Они на самом деле были маленькими, чересчур маленькими даже для маленьких великановых детей. Это были какие-то великановые карлики, а не нормальные великаньи дети.

Когда такое несчастье, как появление маленьких-премаленьких, как тараканчиков, детей, случилось в жизни великана, он сначала долго не мог прийти в себя.

Смотрел он свысока на своих деток от крупной и рослой великанихи — пожалуй, самой подходящей во всём мире для него невесты, и удивлялся:

— Почему же они такие маленькие? Как такое вообще могло произойти, когда оба родителя просто огромны?

Но ведь такое может случиться с каждым. Просто в силу своей ограниченности великан и не знал об этом. Удаляясь ввысь от других, он всё больше удалялся и от реальной жизни. Он, оказывается, даже и не знал, что более мелкие существа, тоже как-то живут и, быть может, живут не менее насыщенной жизнью, чем он, и уж тем более, являются не менее важными, чем он, существами для матушки Вселенной.

Великану приходилось сильно нагибаться, чтобы общаться с детьми. Иногда он просто вставал на колени, а иногда и вовсе ложился, чтобы получше расслышать их невнятный писк.

Когда он в первый раз нагнулся, было тяжело — после этого долго ныли мышцы на теле, болели суставы и побаливало любящее отцовское сердце.

— Как же они такие будут жить-то? — спрашивал он у своей жены, которая в отличие от него, сразу безоговорочно приняла своих милых малышек в своё огромное материнское сердце. — Над нами теперь уже все великаны посмеиваются. Их таких мелких никто уважать не будет. И нас перестанут.

— А так и будут жить. А уважать их будут те, кто способен уважать. А кто не способен, так пусть и не уважает — нам то что! — отвечала жена. — Главное, чтобы они выросли хорошими и добрыми, а уж друзей тогда они себе найдут.

— Да каких друзей-то они найдут, мелкие такие? — сокрушался великан.

— А ты посмотри. Опустись и посмотри, — предлагала жена. — Смотри, сколько много разных живых существ здесь, внизу. — Она-то уже давно жила там, «внизу», где ползали её маленькие детки, где бегали самые обычные кошечки и собачки, где жили в траве бурундучки, морские свинки, ёжики и мышки-полёвки.

И великан опустился вниз. С тех пор он узнал много нового и сильно изменился. Он перестал смеяться над всеми малышами, с которыми отныне сталкивала его судьба. Своих детей он тоже понял и принял. А в один прекрасный день воскликнул:

— Одного не могу понять: как же был я раньше таким большим и таким глупым? Как мог я не понимать таких замечательных малышей?!

И с этого дня великан всегда был очень внимательным и добрым ко всем наинтереснейшим живым существам, которые были меньше его по размеру...

Вы представляете, какие чувства овладели мной после того, как Бала, своим немного взволнованным, но с очень искренними интонациями голосом прочитал эту сказку до конца. Вы понимаете, понимаете, понимаете? Это была сказка-полусказка, полусон и полуявь, полубыль, полумиф, полупризнание и полупророчество. Это была история про нас. В ней будто были все: и я, и Кали, и Ила, и сам Бала, и Тобик, и все-все-все живые существа на нашей планете: и маленькие, и большие. В ней будто смешались времена, территории, народы, прошлое, настоящее и будущее. Но в то же время в этой сказке никого из нас по-настоящему не было. Конечно, непонимающий великан-муж и отец — это не Кали, его добрая жена — не Ила, хотя она и похожа в чём-то на нашу добрую подругу. И всё же казалось, будто бы всё это про нас, и будто среди тех мелких животных, которые перечислялись в сказке, без сомнения, присутствовал и Тобик... и даже я.

— Это самая лучшая сказка, которую я когда-либо слышала, — призналась я.

— Брось, что ты. Это просто сказка... моё творчество, понимаешь?

— Понимаю.

Бала был так трогательно эмоционален. Он не мог, а может, и не хотел скрыть своё возбуждение.

— Просто... Просто вы с Тобиком — мои первые читатели. Ой, то есть слушатели, — говорил он.

Бала был, мне кажется, близок к тому, чтобы расплакаться. К счастью, он сдержал свои эмоции и свои слёзы тоже. Почему к счастью? Потому что ему потом (я знаю) было бы неловко передо мной. А ещё — потому что своими слезами Бала мог бы знатно вымочить нас с Тобиком, вот почему. Бала ведь великан, а потому и слёзы у него тоже крупные — не просто маленькие капельки, как у нас, людей.

— А ты думаешь можно сделать так, чтобы люди и великаны снова стали общаться? — спросила я.

— Не знаю. Никто об этом не думает: ни те, ни другие.

— Интересно почему...

— Не хотят, и не думают.

— А если захотят?

— Тогда, наверное, можно.

— Почему вообще бывает непонимание! — сердито бросила я.

— А потому, что различия становятся важнее, чем сходства. Чем что-то хорошее, что-то доброе, общее, вечное.

— Как у тебя в сказке, да?

— Да.

— А вообще, знаешь, Бала. У меня идея. Когда Кали и Ила отправляются на восток?

— Послезавтра.

— Так вот. В тот же день, сразу после их ухода мы с тобой тоже отправляемся в путь.

— Куда это? — удивился Бала.

— Пришло время людям и великанам снова начать общаться: мы отправляемся на зиму ко мне домой! — мгновенно ошарашила я великана своим предложением.

Утром следующего дня в хижине Балы меня разбудили чьи-то настойчивые облизывания. Я открыла глаза и увидела... Тобика! Этот пёс был единственной ниточкой, которая теперь связывала меня с семьёй.

— Тобик! Тобик! Бала, Тобик вернулся, — закричала я, но оказалось, что Балы уже не было дома. Он оставил мне завтрак рядом с моей постелью.

— Мы совсем забыли про тебя, Тобик! Калилы, наверное, оставят тебя с нами на время своего отсутствия. Где же ты пропадал?

Тобик нежно лизнул меня, а потом я увидела на его ошейнике мамино письмо.

Трясущимися от волнения руками схватила я письмо и прижала к своему сердцу. «Ну же, читай, читай скорей!» — вопил внутренний голос, а его противник страх не сдавался: «Погоди, не разворачивай, не надо! Неизвестно, что ты там увидишь. Возможно, твоя мама в бешенстве, ведь прошло уже целых пять дней, как ты отсутствуешь. Ты слышишь: ТЫ ОТСУТСТВУЕШЬ! ТЫ ОТСУТСТВУЕШЬ! ТЫ ОТСУТСТВУЕШЬ!!!»

Но в скором времени я взяла себя в руки и развернула мамино послание.

«Милочка! Я очень волнуюсь и тревожусь за тебя. Надеюсь, с тобой ничего не случилось. Тобик — замечательный пёс. Я уверена, что такая ласковая и воспитанная собака может быть только у очень хороших людей. И всё же, дорогая, ВОЗВРАЩАЙСЯ скорей! Ты нужна нам. И если захочешь отдохнуть — отдохнёшь дома. К тому же, даже, если хозяева добродушно предлагают тебе остаться ещё погостить на каникулах — злоупотреблять их гостеприимством нельзя. Лучше поблагодари их и пригласи как-нибудь посетить наш дом. А сама, как получишь это письмо — возвращайся. Мы очень ждём!

P.S. Тобика отпустили не сразу, потому что он простудился ночью в пути. Отлежался в тепле, немного пришёл в себя и заторопился к вам. Сообщи об этом хозяевам, пусть немного поберегут пса — переохлаждение чревато последствиями.

Ну всё, торопись дорогая, очень скучаем.

Мама и папа»

Волна эмоций захлестнула меня с головой. Мамочка, папочка, дорогие мои, я, конечно же, должна вернуться. Но как?

Пока я размышляла, завтракала и играла с Тобиком, Бала и Калилы напряжённо работали. Бала собирал поспевшие овощи, сушил и солил их на зиму, а Калилы собирали рожь. Они на огромных телегах-тачках свозили зерно к великану-мельнику, который был рад поскорее переработать его в муку.

Бала заскочил на обед, принёс мне хлеба, сыра, молока и овощей:

— Прости, дорогая, сегодня нет времени даже на то, чтобы приготовить для тебя полноценный горячий обед — мы все трудимся, чтобы удалось реализовать твою гениальную идею с путешествием Калилов на восток. Ведь и мне лучше сделать как можно больше дел сейчас — потом мы с тобой будем заняты выпасом животных наших друзей.

— Да-да, я понимаю, — сказала я, — ты и так принёс мне еды на несколько дней. Разве могу я ещё настаивать на том, чтобы ты что-то готовил?

— О, Тобик! — встрепенулся Бала, увидев пса. — Обрадую Калилов после обеда. Как ты, дружок? Почему так долго?

— Оказывается, он заболел в первую ночь, — сообщила я, — и моим родителям пришлось ненадолго задержать его — не отпускать же хворающего беднягу сразу в обратный путь.

— А-а... Это ничего. Главное — Тобик жив, и он снова с нами. Хотя я был уверен, что с этой собакой ничего не случится — пёс очень умён и хорошо ориентируется на местности. Так значит, ты уже получила ответ от мамы?

— Да, — промямлила я.

— Теперь, значит, нужно снова Тобика посылать обратно к тебе домой.

— Зачем? — удивилась я.

— Ну как же? — сообщить твоим родителям, что ты остаёшься у меня.

— На лето? — поинтересовалась я.

— Почему только на лето? Можно и вообще. Живи здесь хоть всю жизнь! Мой дом теперь твой дом! — торжественно отрапортовал Бала.

— Скажи Бала, а ты не думал, что мои родные будут тосковать по мне, а я по ним? — спросила я напрямую.

— Ой. Вообще-то не думал... Но ведь тебе здесь будет хорошо!

— А школа?

— Я сам буду тебя учить. Поверь, со мной ты узнаешь много интересного и многому научишься.

— По книгам великанов?

— А что? Я буду брать тебя в руки, и ты будешь читать с высоты. Видно будет отлично, а страницы я сам буду переворачивать.

— Это здорово. Но, пойми: даже если я останусь здесь навсегда, мне ведь всё равно захочется видеться с близкими. Ила, живя с Кали, тоже скучает по своим родным, не так ли?

— Конечно.

— И я решила ей помочь.

— Да, да, ты молодец!

— А ты бы помог мне?

— Конечно, конечно помог... Ну так что — напишешь ответ, и вечером отправим Тобика, да?

— Пожалуй, отправим его завтра... или послезавтра, — ответила я. — Куда спешить — только середина лета? А Тобику нужно немного отдохнуть и оправиться после болезни.

— Ну, хорошо, — согласился Бала и побежал (точнее — пополз из хижины на коленках) работать дальше.

— А как же обед? — крикнула я ему вслед.

— Я уже пообедал, — ответил он.

Когда Бала ушёл, я стала размышлять, что делать дальше. Мама знает, что со мной всё хорошо и она в общем-то не сердится на меня за то, что я сейчас нахожусь в гостях. Но ведь она не разрешает мне оставаться в доме Балы надолго и настоятельно просит меня как можно быстрее вернуться домой. А Бала, в свою очередь, тоже любит меня и не желает со мной расставаться. Как же быть? Я не могу обидеть своим уходом ни маму, ни Балу. Бала в конце концов не сделал мне ничего плохого, а даже наоборот — ухаживал за мной и проявлял заботу и участие к моему самочувствию и настроению. Да и его друзья-великаны Калилы тоже. Рассуждая логически, я пришла к тому, что лучшим выходом будет наше всеобщее воссоединение — раз я нужна и моему великану, и моим родным, то нужно их как-то объединить.

— Вот так, Тобик, — сказала я. — Пожалуй, в ближайшие дни мы все станем путешественниками. Кали с Илой отправятся на восток, а мы с Балой — на запад, ко мне.

Тобик ничего не ответил, но посмотрел на меня с большим уважением. Я поделилась с ним сыром и молоком, и он с удовольствием разделил со мной трапезу.

После обеда я немного погуляла во дворе и похозяйничала на огороде у Балы. Мне было легче, чем ему, собирать мелкие овощи — огурцы, помидоры и морковь. Насобирав огромный чан, я вернулась в хижину. Я знала, что Бала тоже работает на огороде — вдалеке виднелся его силуэт, но я решила не подходить близко — зачем отвлекать трудолюбивого великана от работы?

В хижине заняться было абсолютно нечем. Меня манила только комната с книгами. Там был какой-то особый приятный дух учёности, философствования и поисков чего-то неизведанного.

Я обратила внимание на необычную книгу — у неё была какая-то особенная обложка. Сначала я не могла понять, из какого материала она была выполнена, а потом догадалась. Обложка была сделана из натурального сена: оно было аккуратно спрессовано и наклеено на бумажную основу. Такая обложка для книги приятно пахла лугом и обдавала каким-то теплом. И на ощупь была весьма приятна — сено не осыпалось и не казалось сухим и ломким. Может быть, Бала пропитал его какими-то маслами или покрыл сверху лаком.

Я очень хотела поскорее открыть и почитать эту загадочную книгу (в конце концов, в чтении книги нет ничего неприличного). Я только открыла книгу на первой странице, как увидела, что это была и не книга вовсе. Это был ежедневник, блокнот или дневник Балы. Я сразу поняла это, когда мой взгляд упал на крупные, написанные от руки буквы. Я была уверена, что буквы были выведены Балой. И хоть я и не видела никогда его почерк, но сразу поняла — это именно он. Во-первых, если размышлять чисто логически: а чей ещё почерк может быть в блокноте, который находится в комнате с книгами в хижине Балы? А во-вторых, как мне кажется, у каждого почерка (и совершенно неважно человечьего или великаньего) есть свой характер. Так вот: те «загогулины», крючки, петельки и палочки, которые я увидела в книге-дневнике, были по характеру очень похожи на их создателя: это были твёрдые, серьёзные, но в то же время удивительно добрые буквы.

Читать личные записи моего «хозяина» я, конечно же, не стала — это, как мне всегда говорили, просто не этично. Поэтому я постаралась быстро захлопнуть книгу, пока мой любознательный и хитрый разум не начал читать текст вопреки моего желания. Единственное слово, которое я всё-таки невольно выхватила из контекста, было слово «великан». Итак, Бала писал что-то о великанах. Это очень даже интересно. Я подумала, что мой друг расскажет мне о своих записках, если захочет. И ещё вдруг почему-то подумала об образовании: зная алфавит, оказывается, и читая книги, можно многому научиться. Оказывается, так много общего может быть между девочкой из страны лугов (так я любовно называла свой родной край) и великана, живущего в глухой великаньей деревеньке на востоке земли. Бала ещё удивлялся: откуда я так много знаю, а ведь я удивлялась не меньше: и его образованности, и его развитому уму, и его сообразительности, и его знаниям о действительности, таким правдивым, справедливым и неискажённым... и таким похожим на мои собственные умозаключения. Да, Бала был прав: он действительно многому мог меня научить. Да такой талантливый и интересный молодой великан мог бы даже на работу в нашу школу в качестве учителя устроиться!

... Я согнула мамино письмо пополам, а потом ещё раз пополам. А потом ещё раз, и ещё раз, и ещё раз. Получившуюся малюсенькую, почти квадратной формы, бумажку я положила в правый кармашек своего любимого платья. «Мамочка-мамочка, папочка-папочка, Бала-Бала! Как я вас всех люблю!» — шёпотом повторяло весь вечер моё сердечко.

На следующее утро мы с Балой снова ходили в гости к Калилам (так мы с Балой тайно стали называть влюблённую парочку).

Бала, оказывается, решил уделять мне как можно больше внимания и делать каждый мой день как можно более насыщенным и интересным. Поэтому он с раннего утра проверил овощи на своих полях и к моему пробуждению сообщил мне преприятнейшую новость: на завтрак мы с ним приглашены к Кали и Иле.

После котла превосходной овсяной каши я была бодра и весела, как никогда. Единственное неудобство заключалось в животе: он был такой выпуклый, что неудобно было ходить. Я была похожа на девочку, которая случайно проглотила арбуз, ну, или её заколдовали, и при арбуз оказался в её животе при помощи магии. Проблема решилась очень легко — мои друзья великаны катали меня на своих руках (или, если выражаться точнее, в своих ладошках).

Перед обедом мы с Илой как девочки и как хозяйки остались дома — колдовать над приготовлением чудесного, волшебного обеда. Впрочем, сказочно вкусный обед с такой хорошей кулинаркой, как Ила, приготовить было совсем не сложно. Пока «мальчики» занимались своими делами, мы с Илой прекрасно проводили время: готовили, болтали, смеялись (хотя готовила-то, конечно, Ила, а я помогала ей разве что только своим присутствием, ведь пищу в таких объёмах, в которых её принимают великаны, я приготовить не смогла бы).

— А почему ты выбрала Кали? — осторожно спросила я у неё.

Ила задумалась, а потом сказала:

— Понимаешь, они оба замечательные.

— И как же ты делала выбор?

— Не знаю... Это трудно объяснить. Я чувствовала, что и Кали, и Бала — мои самые-самые близкие друзья, они оба мне родные. И я их обоих буду любить всю свою жизнь, вот только суженый мой — это Кали.

— Но почему?

— Не знаю почему! Кали — добрый, и Бала очень добрый; Кали умный, и Бала очень умный; Кали — интересный, и Бала очень интересный...

— Может быть, дело в возрасте? Тебе и Кали по восемнадцать лет, а Бале — всего шестнадцать? — допытывалась я.

— Не знаю, — признавалась Ила. — Хотя — нет, дело совсем не в возрасте. А ты знаешь: Бала... он очень уникальный. Он вообще исключительный! Он увлекается чтением, и у него столько всяких грандиозных идей! И куча секретов, — рассказывала Ила. — Мне кажется, что я просто не смогла бы ценить его так, как он того заслуживает, вот и всё. А так он просто знает, что я его безмерно уважаю.

— Да, Бала — превосходный великан, неповторимый, никогда таких не встречала, — поддакивала я.

— Ха-ха-ха, — засмеялась Ила, — а много ты за свою жизнь вообще великанов встречала-то кроме Балы, а? Скажи, а Бала — это какой по счёту великан, с которым ты познакомилась?

— Первый, — призналась я, и мы вместе с Илой ещё долго от души заливались смехом.

Потом разговор как-то неожиданно переключился на родных и родителей. Ила вспомнила своих родителей и чуть не расплакалась, ведь она очень скучала по своим маме и папе. Вспомнила и я о своих драгоценных матушке и папеньке. И поняла, что несмотря на прекрасное общение с друзьями-великанами, мне очень хочется обратно домой. Без моих любимых полевых цветов, пчёл и добрых знакомых я ещё могла как-то худо-бедно прожить какое-то время, но без родных людей я жить бы не смогла.

— А почему бы вам с Кали не навестить твоих родителей, или им не приехать к вам гости? — решила узнать я у Илы. Такое решение поначалу показалось мне очевидным.

— Это далеко. Нужно много времени. У нас нет такого транспорта, который движется быстро, какой имеется на востоке. Нам придётся идти пешком или катить друг друга на тачке попеременно (хотя, конечно, скорее Кали катил бы меня весь путь, нежели я его, пусть даже небольшое расстояние). Одна я не решусь ехать к родителям, не отважусь отправиться в далёкое путешествие без любимого, а он — не может оставить надолго свои стада.

— А почему бы вам не оставить животных на Балу? — посоветовала я.

— Ой! Мы об этом не думали... Мне кажется, это было бы, наверное, очень нескромно с нашей стороны.

— Ну что ты! — попыталась я разуверить Илу. — Бала, наверное, с удовольствием согласился бы.

Я видела, что Ила очень сильно тоскует по родителям. — А хочешь, я сама об этом поговорю с Балой? Я уверена, что у нас всё получится.

Ила была счастлива. Ну конечно! Я предложила ей такой удивительно простой выход из затруднительного положения, что она была просто ошеломлена.

— Мы... мы с Кали даже не предполагали, что можно поступить именно так. Ты знаешь, а ведь Бала давно просил у нас разрешения самому попасти наших животных и поухаживать за ними. Ему, наверное, это даже было тогда необходимо, а мы с Кали и не поняли. Кали сопротивлялся, мол, и сами мы прекрасно справимся, не нужно нам помогать. Он вообще-то намерения Балы, как я теперь понимаю, воспринял неверно. Он думал, что Бала главным образом хочет разгрузить нас от работы, а Балу, может быть, самого прекрасно бы поддержало общение с милыми коровками, козочками и овечками.

— Вот видишь, как здорово! — радовалась я.

— Здорово. Тебе тоже, я надеюсь, понравится общаться с нашими питомцами. Ты ведь не боишься коров?

— Нет, — немного растерялась я.

— А коз?

— Да вроде нет.

— А овечек?

— Думаю, что нет.

— Вот и отлично.

Я была чрезвычайно рада тому, что Кали и Ила отправятся к родителям, ведь теперь пара могла увидеть всех родичей сразу — и Калиных родичей, и Илиных. К тому же, Ила призналась, что её родители — уже не молодые великаны — плохо перенесли бы долгое передвижение на запад. К тому же, они никогда не бывали в здешних краях и с трудом сориентировались бы на местности, возможно, не найдя сразу среди десятков мелких деревень деревеньку Кали и его дом.

Но душа моя в то же время раздваивалась. Противоречивые и противоположные чувства одолевали её, попеременно нападая друг на друга и яростно атакуя: чувство умиротворения и удовлетворения, смешанное со светлой радостью и чувство тоски, приправленное самой яркой и безнадёжной грустью, какая только может быть на свете. Меня вновь огорчило то, что обаятельная великанша Ила воспринимала меня не как гостью, а исключительно как домашнего «зверька» своего друга Балы. И ещё: мне хотелось знать, сколько времени я буду вынуждена оставаться у Балы, пока он сможет понять меня и отпустить, ведь я уже очень-очень соскучилась по своим родным. Поэтому я спросила у Илы:

— А если вы с Кали отправитесь к родителям в ближайшие дни, то когда вы вернётесь?

— В ближайшие дни, так скоро? — удивилась Ила.

— Ну да. А чего тянуть?

— И правда. Это было бы замечательно!

— Так когда вы вернётесь?

— Я думаю, нужно несколько месяцев... Осенью... к осени вернёмся!

— К осени?

— Да, а что не так?

— Нет, всё хорошо, — обманула я, — а как же ваши овощи?

— Вы с Балой съедите, а что не съедите — заготовите! В общем, соберёте урожай.

— Хорошо, — согласилась я, — но нам надо ещё будет и Балины овощи убрать и заготовить.

— Я уверена — вдвоём вы со всем справитесь, — сказала Ила, — а зерновые мы сами уберём — сейчас же, перед отъездом. Они в этом году рано созрели.

Я немного обрадовалась тому, что, возможно, все самые важные и необходимые дела великанов удастся завершить хотя бы к началу осени — к сентябрю. В сентябре я должна была обязательно отпроситься у Балы домой, на учёбу.

И всё-таки меня разъедало чувство какой-то тревоги и тоски — как же это так: я вынуждена провести всё лето вдали от семьи. Я ведь всегда помогала маме с цветами и с духами, а ещё — с пчёлами. Даже если мама и поймёт меня и разрешит остаться в гостях до конца лета, то кто же будет делать всю мою работу дома за меня. «Разве так можно? — Нет, так нельзя!» — думала я. В первый раз у меня такое. Я всерьёз задумалась о том, как бы совместить теперь мою новую реальность с новым окружением и прекрасный старый мир с мамой, папой, любимыми цветами и прежним образом жизни. Может быть, пригласить Балу к себе после сбора урожая и приютить его на всю зиму? Тем более, что Бала сам говорил, что зимой он скучает и проводит время главным образом дома за чтением книг. Может быть, среди нашей дружной семьи ему не придётся скучать?

Кали и Ила жили в большом великаньем доме. Меня они сразу приняли и полюбили. Поскольку мебели в их доме было немного (пара ещё только недавно стала жить вместе), все великаны — Бала, Ила и Кали сидели на полу, а я попеременно сидела на их ладонях. Так мы разговаривали.

— Это хорошо, что ты теперь живёшь с Балой. Это так здорово! — сказала Ила.

Я было хотела возразить — сказать, что я не совсем вроде как «живу с Балой», а что я просто решила немного погостить у него. Ведь у меня в общем-то был свой дом — родной и горячо любимый очаг, где меня ждали любящие родители и друзья. Но Ила была так уверена, что я теперь навсегда останусь с Балой, что я не стала ничего говорить.

— А вы... А как вы все познакомились? — спросила я.

— Мы? Кали с Балой соседи и с детства друзья. Можно, сказать, что Кали и Бала — почти братья, — рассказывала Ила, — потому что воспитывался Бала Калиными родителями. А его родители, прости Бала, погибли, когда Бале было пять лет.

— Какой ужас! — я была полна сочувствия. Теперь понятно, почему Бала чувствовал себя таким одиноким. Ему шестнадцать лет, и он почти взрослый, но всё ещё ребёнок, который, к тому же знает, что его любящие мама и папа погибли.

— Но у меня были родители. Наши с Кали родители, — возразил Бала.

— А где они сейчас? — бесцеремонно спросила я и тут же, наверное, покраснела от стыда.

— Они на востоке, работают в крупном городе, как и многие из здешних мест, — ответил Кали, — здесь жить немного скучновато, не каждому по нраву. Поэтому и родители уехали. Вырастили нас с Балой, и уехали. А мы тут и сами неплохо справляемся: я с животными, а Бала с овощами.

— Да и ты неплохой огородник, — похвалил Кали Бала, — у тебя тоже овощи есть, и весьма неплохие, да ведь? — обратился Бала ко мне за подтверждением того, что овощи Кали «весьма неплохие».

— Ага, — ответила я. — А ещё у вас с Илой сыр и хлеб очень вкусные, — похвалила я будущих молодожёнов.

Ила улыбнулась. Обрадовался и Кали. А Бала только поддержал меня в моих комплиментах. Было видно, что мой великан очень любит своих друзей.

— Вот только дом у нас не самый большой и удобный, — поделилась Ила.

— Ну почему же, — сказала я. — Побольше, чем хижина Балы (надо ли говорить, что мне вообще этот дом великанов казался целым отдельным княжеством или королевством).

— Да, но... — начала было Ила.

— Ила хочет сказать, что по нашим, великаньим, меркам дом у нас не самый внушительный. Даже на самых восточных землях, откуда родом родители Илы, хоть местность и более густонаселённая, а и то у иных великанов дома побольше. Хотя, дорогая, там и строят-то многоэтажные (в основном четырёх и пяти) дома для десятков великаньих семей.

— Так значит у вас даже лучше! — вскричала я. — Никаких соседей стенка к стенке, и собственный двор, на котором можно гулять!

— Точно! — поддержал меня Кали, и Ила тоже воодушевилась и перестала выражать недовольство домом:

— Вообще-то, внутри у нас замечательно. Это ребята постарались — выкрасили стены в этот приятный кремовый оттенок.

— Да, мне очень нравится, — снова не удержалась я от комплимента. Вообще, дом Кали и Илы был очень уютный. А цвет стен был очень интересным: будто смешали морковный с дынным. Получился оттенок, придающий всему внутреннему пространству дома нежнейшее благородно-бархатистое сияние. Мне иногда даже казалось, что я —маленькая семечка внутри большой тыковки. Впечатление усиливалось, когда хозяева и Бала «катали» меня по воздуху, плавно перемещая в пространстве.

За разговорами, смехом и весёлым чаепитием мы все и не заметили, как наступил вечер. Кали и Ила зажгли свечи, и очаровательное сияние «тыковки» окутало нас всех уютной вечерне-домашней дымкой.

В этот вечер узнала, что великаны — замечательные создания и весьма интересные собеседники. «Почему бы людям не начать общаться с ними, как это было когда-то», — подумала я. И ещё у меня в голове промелькнула мысль, что великаны и люди могли бы быть взаимно полезны друг другу, только пока я не знала в чём именно. Об этом нужно было хорошенько подумать. И я решила поделиться своими соображениями с великолепной троицей (так я за глаза окрестила тривеликаний союз Кали, Илы и Балы).

— А что вы думаете, могли бы люди и великаны снова начать общаться?

— Снова? — удивился Кали. — Ты знаешь?

— Да, знаю.

— Такая молодая, а знает историю! — продолжал восхищаться Кали.

— Меня Бала просветил, — смутилась я, а Бала с улыбкой закивал. В этот момент я сидела у него на ладонях, поэтому мое ложе тоже закачалось, «закивало» в такт движениям Балиной головы.

— Ну-у-у... — конечно, почему бы и нет. Мы, великаны, совсем не против, — начала Ила, — можно было бы поселить по несколько человек в каждую семью великанов, — закончила она свою мысль. — Для людей в домах великанов (даже в таких, как наш дом) места хватит.

Меня не покидало ощущение, что добрые великаны хотят «приручить» людей, как мы одомашниваем кошек, собак, морских свинок и так далее. Но я не хотела такого развития событий. Почему бы не развивать отношения по-другому, как друзья и как взаимополезные друг другу партнёры?

Тогда я осмелилась спросить напрямую:

— А раньше, когда люди и великаны общались, они что... мммм... недолюбливали... недопонимали друг друга?

— Что ты имеешь в виду? — уточнил Кали.

— Я имею в виду, может, великаны в силу своего э-э-э-э... размера относились к людям как-то пренебрежительно, что ли. А люди... может, они в силу своего опять же размера... побаивались вас, великанов, да?

— Да не было такого! — возмутился Кали. — Великаны — очень хороший народ. Никогда мы тех, кто меньше нас, не обижали понапрасну.

— Простите! — невольно вскрикнула я. — Я не хотела обидеть великанов.

— Ничего-ничего, — успокоил меня Бала, осторожно поглаживая меня своим тёплым указательным пальцем правой руки по спине.

— Да. Ты ведь у нас в гостях! — примирительным тоном заключил Кали. — Разве может тогда идти речь о каком-то недопонимании?

— Наверное, нет? — робко предложила я правильный вариант ответа на вопрос.

— Конечно, нет! — почти в один голос сказали Кали и Ила.

Кали как-то почувствовал, что в момент нашего диалога о былых взаимоотношениях людей и великанов, между нами маленькой искоркой промелькнуло непонимание. Я чувствовала, что Кали очень расположен ко мне душой и не хочет раздора, и готова была забыть о произошедшем, но Кали, по-видимому, тревожился больше меня. Он, казалось, обдумывал, каким образом он может загладить свою «вину».

— А ты любишь сладкое? — неожиданно спросил он.

— Я? Пожалуй, люблю. Ведь я достаточно часто наедаюсь мёда, когда приходит сезон.

— Вот и отлично! Ила, дорогая, угости-ка нашу гостью домашними леденцами! Ой, — тут же осёкся добродушный молодой великан. — Пожалуй, ей одного будет достаточно.

Ила вытащила откуда-то из закромов «малюсенький» леденец-петушок на «палочке» (размером с черенок лопаты). Она положила гигантское лакомство величиной с мою маленькую голову на чистую хлопчатобумажную салфетку и аккуратно ударила по нему большим и указательным пальцами, свёрнутыми в кольцо для щелчка. Леденец треснул. Ила стукала по нему ещё несколько раз, пока голова петушка не раскололась на несколько кусочков.

— Бери, бери. Прямо руками бери и лопай! — заботливо предлагал Кали.

— Спасибо! — радовалась я. И дело было вовсе не в самом леденце (что я, маленькая в самом деле, что ли?), а в отношении великанов ко мне, к моим чувствам и к моему настроению. Им хотелось порадовать меня, и я радовалась — безумно радовалась именно этому. Я блаженствовала в тот момент так же, как тогда, когда моя мама или мой отец угощали меня домашними разносолами и деликатесами. Они искренне хотели доставить мне удовольствие, и я наслаждалась, вкушая плоды этого трогательного их желания.

Теперь же, с более острым трепетом вспоминая родных, я быстро поедала сладкий леденец, старательно похрустывая им, как свежим огурцом из утреннего салата. И рот мой был широко открыт, и глаза распахнуты. А сладкий и липко-тягучий застывший сахарный сироп размокал, размягчался у меня во рту и прилипал к зубам. Но я улыбалась, смеялась и разговаривала с набитым ртом. Видела бы меня мама, сказала бы, что выгляжу я ужасно неопрятно. Но... слава богу, великаны вряд ли могли рассмотреть ржаво-коричневый леденцовый налёт на моих зубах.

— Мы рады, что тебе нравится! — приговаривал Кали.

— Я поже бада, — невнятно бормотала я.

После леденцовой вакханалии, этого моего индивидуального пиршества (великаны леденцы ели крайне редко, берегли зубы, так как им трудно было производить большое количество материалов для замены выпавших зубов) настроение у всех невероятно поднялось. У меня так точно оно доросло до Балиного плеча.

— Теперь необходимо снова попить чаю, — сказала Ила, — ты знаешь, какой чай я хочу предложить тебе сейчас?

— Какой? — спросила я.

— Тот чай, который мы сами собирали.

— Что? В вашей деревне растёт ещё и чай?

— Нет, — засмеялась Ила, — этот чай растёт у меня на родине, на востоке, в горах. Это высокогорный чай.

— Вы забирались на горы? Ух,ты! — я дивилась своим новым знакомым всё больше и больше.

— Конечно. А-а... Я понял. Это для вас, людей, горы — это что-то исполинское. Для нас-то они намного доступнее. Ведь мы раза в три побольше вас, нам и горы — в три раза меньше кажутся, — сообразил Кали.

— А-а... Точно, — согласилась я.

Оказывается, Кали и Ила там и познакомились — в горах. Кали захотелось поработать на востоке. Работа как раз и заключалась в том, чтобы собирать чай. А Ила тоже работала в этом месте. Там они и встретились. Это потом уже Ила приехала к Кали в гости. И все молодые великаны жили в одном доме и дружили: Кали, Ила и Бала. Это было примерно год назад. Бала отделился полгода назад, потому что Ила выбрала Кали в качестве возлюбленного.

«Грустно, конечно, что Ила не выбрала Балу. Но ведь тогда Кали был бы несчастен», — размышляла я перед тем, как заснуть.