"Мама, мне больше не страшно" 3-4
Письмо №3 или «Сомнения губительны»
«Мама, боялась ли ты когда либо закрывать глаза?
Я вот теперь боюсь.
Потому что во тьме этой я больше не одна. Это сложно описать словами, но я чувствую, как меня гладит чья-то рука по голове, словно убаюкивая перед сном. Острые когти постоянно путаются в волосах и вырывают мои пряди. Я нахожу их потом утром на подушке.
Мама, теперь со мной постоянно еще и тонкий голосок. Который то хихикает, то тихо шепчет, то угрожает. Я зажимаю ладошами уши изо всех сил, но разве это может помочь, если говорящий будто сидит у тебя внутри черепа?
И виной всему – больница. Я ведь до нее была совершено нормальной. А сейчас, насмотревшись на этих больных…я не знаю. Я начала сомневаться в самой себе, понимаешь? В своей адекватности. Мне кажется, что еще чуть-чуть и я стану одной из них.
Вы тогда потеряете меня навсегда.»
- Что скажешь? – смотрю на сидящего передо мной человека.
Я терпеливо ожидал, пока он ознакомится с материалами, но с комментариями мой гость не торопился. Лишь хмурился все сильнее и в который раз пробегался пальцами правой руки по четкам.
- Тебя наняли родители?
- И да, и нет. Они до сих пор не согласны с принудительным содержанием дочери в больнице и хотят оспорить решение суда. А для этого им нужно получить заключение независимого психиатра, соответственно их направили ко мне. Однако Катино дело уже лежало на моем столе задолго до их обращения. Все таки оно вызвало резонанс в обществе и нехилые разногласия среди моих коллег в больнице, где сейчас находится девочка. – Тянусь к бутылке с минеральной водой и задумчиво проворачиваю крышку то в одну сторону, то в другую. – Вот только чем дольше я им занимаюсь и чем больше деталей появляется, тем сильнее во мне растут какие-то сомнения. И мне это не нравится. Поэтому я и обратился к тебе за помощью, отец. Учитывая твою сферу деятельности, она мне будет как раз кстати, чтобы поставить финальную точку в этой запутанной истории.
- Что ж, - задумчиво протягивает он, - давай переберем факты вместе. Ты определил начало?
- С трудом, - раздраженно дергаю крышку и она, падая вниз, укатывается под стол, - все началось с игры.
Дмитрий смог договориться только с одной из двух семей и то, со мной связались в телефонном режиме. Мать Александры сухо поведала о том, что девочки прибыли в гости по приглашению Кати около пяти вечера. Попив чаю, они решили безобидно позабавиться. Повызывать то ли матюкливого гномика, то ли пиковую даму. Естественно, ни у Саши, ни у Лизы ничего не получилось, потому что это дурачество и не более. А Катя, как зашла в кладовку, так и пропала. Перестала даже отзываться да еще и дверь зачем-то заперла. Девочки не смогли открыть ее, когда услышали дикие крики за дверью. Сначала подумали, что Катя прикалывается и специально выдумывает, что кто-то находится рядом с ней и не выпускает. Потому что они сами там были несколькими минутами ранее и кроме коробок с какими-то инструментами ничего в той кладовой не увидели. Естественно, что Лизе и Саше этот розыгрыш не понравился и они решили уйти. Больше они с Катей не разговаривали, девочка хоть в школу и вернулась, но стала замкнутой и перестала общаться со сверстниками. В конце разговора, мать Александры настоятельно попросила больше никак не связывать их с семьей Солнцевых в виду последних событий.
- Затем у Кати начались кошмары, лунатизми и раздражительность при виде икон,- перечисляю дополнительные факты, - которыми заполнила весь дом бабушка. Я собрал анамнез жизни каждого из членов семьи и психических отклонений ни у кого не обнаружено. Даже с учетом набожности покойной, семья не выпадает из критериев нормальной и среднестатистической ячейки общества.
- Ну, вера никогда и не являлась болезнью, - спокойно добавляет отец, - ее можно назвать основой нашего спокойствия, а в некоторых случаях и оружием. Без веры человек очень слаб и его можно преломить на ту или иную сторону. Дети не зря считаются в этом плане самыми незрелыми. Их вера еще не стойкая. Их впечатлительность и в последствии пришедшие страхи, могут сыграть очень плохую шутку. Но не всегда, сын мой, это проделки психики. Существует один процент и того, что дети видят намного больше нас, особенно в малом возрасте.
- Будь добр, придержи эту мысль до конца моих размышлений, - прошу его. – Так вот, абсолютно тихая, уравновешенная и спокойная девочка с положительной характеристикой из предыдущей школы становится вдруг тенью самой себя. В малых дозах, но появляется раздраженность, агрессия и десоциализация личности. Затем появляется недомогание, которое перерастает в болезнь. Да, в карточке из детской больнице указана сезонная простуда, но у меня есть ощущение того, что это не так. Мы-то с тобой знаем, что при самовнушении…
-Или вере, - подсказывает отец.
- Или вере, -морщусь, - наш мозг и наше тело способно на многое. Поэтому болезнь здесь кажется именно той надуманной причиной, которая помогала остаться девочке дома и свести контакт с обществом к самому минимуму.
- Как думаешь, именно эту цель она преследовала?
- При знакомстве с первой половиной ее дела, я был почти на сто процентов уверен в этой гипотезе. Пубертатный период теперь наступает очень рано, возможно, у Кати начались изменения в эмоциональном плане. Которые родители пропустили или просто не заметили в виду их постоянной занятости. Может быть, все попытки ужиться в новом классе были провальными или же ее травили за что-то. Или же не замечали вовсе, а неудачная попытка подружиться с Лизой и Сашей лишь усугубило все. Поэтому Катя выбрала именно этот вариант привлечения внимания, где и начала мелькать вся эта чертовщина. Ведь ничего не пугает больше, чем появление чего-то необъяснимого. Сверхъестественного. Но гибель бабушки лишь усугубляет всю ситуацию.
- В отчете вскрытия сказано, - мой собеседник выуживает лист бумаги из папки, - что у почившей было слабое сердце, которое и стало причиной смерти.
- Да, а если добавить то, что бабушку только недавно выписали из больницы и поставили на учет кардиолога, то и удивления вроде бы не должно быть. Это был бы рядовой случай, если бы не то, в каком положении нашли женщину.
- Распятой на потолке.
- Прибитой к потолку уже после ее кончины, - исправляю его. – Следствие в тупике. Дом не взломан, признаков насилия на теле не обнаружены, как и любые отпечатки. А единственный свидетель обнаружен без сознания на кладбище. Сразу оговорюсь: у этой истории не будет хэппи-энда. Первый вариант таков, что Катя действительно не помнит произошедшего из-за того, что разум заблокировал страшные кадры дабы не травмировать ее. А такое часто случается в случае сильного стресса и испуга. И на фоне потрясений действительно потеряла связь с действительностью.
- А во втором случае, - папа одним глотком допивает свой остывший чай, - ты думаешь, что она виновна?
- Да, - киваю головой и указываю на письма, которые лежат рядом с ним, - они подтверждают мою теорию о том, что у Кати все же раздвоение личности. На это указывает и амнезия, перемещение на кладбище, которое она отрицала по началу, чужие голоса, навязчивость в мыслях. Я пересматривал видео с каждого сеанса, которые проводились еще до моего участия и сравниваю письма, которые она пишет уже по моему указанию. И это абсолютно разные люди. Уже доказано, что доминирующая личность может трансформировать тело и навыки до невероятных показателей. Был зафиксирован случай, когда пациент мог ползать по стенам. Так что вполне вероятно и то, что…гхм, распятие бабушки на потолке ее рук дело.
- А причина такого ужасающего поступка?
- Возможно, она стала невольным свидетелем трансформации. Если это так, то причина смерти кажется весьма логичной.
- Почему Катя тогда ее просто не оставила? Зачем глумиться над телом?
- На ум сразу же приходят иконы, которыми она заполонила весь дом. Может дело в них? – пожимаю плечами.
- А может, дело совершенно в другом? В том, что ты так не хочешь озвучивать? – отец поднялся на ноги и начал медленно шагать по периметру комнаты. – Что, если это не психиатрический диагноз? Что, если Катя на самом деле столкнулась с чем-то в той кладовой? И вдруг стала не Катей? А болезнь была лишь намеком на то, что тело борется? Но в итоге проигрывало, а бабушка изо всех сил старалась не допустить того, что мы в финале получили.
- То есть, мы все же скатываемся к одержимости? – мрачно уточняю.
- Но ты же для этого меня и позвал, не так ли? – Он останавливается прямо перед моим столом. - И как сын священника, ты не должен отмахиваться от такой вероятности.
- Пап, я прекрасно помню службы в церкви, на которые ты меня постоянно таскал. А еще я помню тех людей, которые гавкали, стонали и корячились на полу. В случае с девочкой, я такого не наблюдаю. Да и если вдруг, это какая-то пародия на одержимость, она вышла слабой и тихой.
- А ты что, думаешь, что зло всегда приходит с фанфарами и помпезностью?
- Ладно, - неохотно соглашаюсь с ним, - но, как ты помнишь, я уже обозначил, что хорошего конца здесь не ожидается. Завтра у меня контрольная встреча с ней и обозначение вердикта. Поменяется лишь агрессивность лечения в зависимости от степени ее болезни или, как ты подсказываешь, одержимости. Но Катя уже не выйдет из больницы. Спасибо за подсказки и помощь.
- Сын, попрошу тебя завтра быть предельно осторожным, - на какое-то мгновение в голосе отца мелькает нечто похожее на обеспокоенность, что очень ему не свойственно.
После ухода матери, он погрузился в служения и жил только церковью, порой забывая, что помимо прихожан у него вообще-то имелся еще и сын. Однозначно, это сыграло свою роль. Сколько бы я не прорабатывал свои обиды, они так до конца и не исчезли. Притупились, но не забылись.
- Брось, пап. Ты не забыл? – Хмыкаю, провожая его к выходу. - Я – атеист.
Письмо №4 или « Мне больше не страшно, мама»
Не смотря на специфику своей работы, я до си пор недолюбливал психиатрические больницы. Особенно, когда приходилось бывать в государственных, а не в частных. Ты только переступаешь порог здания, как на тебя обрушивается чувство безнадежности и полного уныния. Как по мне, это как попасть в болото, которое рано или поздно утянет тебя на дно. Здесь стены некоторых коридоров несколько лет не видели свежего слоя краски. Двери кабинетов где-то были новыми и пластиковыми. А где-то деревянными, старыми и скрипящими при каждом движении петель. Не радовали здесь и запахи. Дешевой каши, лекарств и хлорки. Я не обращаю внимания на крики и стоны, доносящиеся со всех сторон. Как и на суровые и уставшие лица других врачей. Отмечаюсь в журнале, прохожу охрану с металлоискателем и после молчаливого разрешения, движусь наверх, к палате девочки. Попутно настраиваясь на диалог с ней. Сегодня во мне не осталось и следа от сомнений. В целом, как я уже говорил отцу, мне осталось лишь оценить степень распространения болезни и ее уклон.
- Здравствуй, Катя, - приветствую, когда оказываюсь в крохотной палате, где кроме кровати с проваленным матрасом есть только такой же маленький стол и стул.
Девочка, в данный момент сидящая на подоконнике, медленно повернула голову в мою сторону и сузила глаза. Не скрывая оценивающего взгляда, она прошлась им по мне сверху вниз и только потом недовольно хмыкнула.
- У вас изъян.
- Что, прости? – обеими руками опираюсь на трость, которую использую в помощь при ходьбе.
- Вы – калека.
- Уверяю, это никак не повлияет на нашу с тобой работу. – Делаю вид, что не замечаю выпады в свою сторону. – Мы же не на перегонки собрались бегать, а разговаривать. Верно?
- Пустая трата времени, - пожимает она плечами и соскальзывает с подоконника вниз.
- Это потому что вы считаете себя здоровыми?- Сразу перехожу к выбранной тактике. - С кем я сейчас имею честь общаться?
Катя замирает у стола и снова прожигает во мне дыру своим тяжелым взглядом. Так длится около минуты, а потом она будто отмирает.
- Умный доктор. – Усмешка. - А с кем ты хочешь поговорить?
- Мне нужна Катя Солнцева.
- Вот, - следует ответ и она протягивает мне еще одно письмо, которое я тут же разворачиваю прямо при ней.
А там всего одна строчка.
«Мне больше не страшно, мама»
На этот раз, подчерк настоящий и принадлежит Кате. Нехорошее предчувствие противнем слизнем скользит по коже, заставляя подняться все волоски на теле. Это ни что иное, как прощальная записка.
- Признаюсь, это не то, что я хотел бы увидеть. – Поднимаю голову и снова встречаюсь с ее немигающим взглядом. – Хочешь добавить немного драматичности, но зачем? Ты здесь под постоянным контролем врачей, так что навредить этому телу ты не можешь. Но вот этим письмом, ты только усложняешь все для себя. И подводишь к тому, чтобы оказаться в еще более жестких условиях. Разве ты хочешь для себя такой участи?
- Хотите правду, доктор? – отвечает она вдруг вопросом на вопрос. – Самую настоящую?
- Я тебя внимательно слушаю. – Опираюсь спиной об стену.
- Ваши запугивания для меня не страшны. Потому что я выше их. Я выше вас всех. И вы подвергните мукам ту девочку, а не меня. Знаете, я раньше слышал ее голос каждый день. Мне приходилось его слушать, чтобы выуживать из него подробности ее жизни для ваших чертовых писем. Но ей уже не страшно. Она устала бороться и смирилась со своей участью. Понимаешь, доктор, детский разум тем хорош, что его можно быстро сломить и подчинить. Детский страх, особенно такой первородный и чистый…ммм…вкусный. Ты его глотаешь и не можешь насытиться. Но вот беда, детское тело не такое живучее, как этого хотелось бы. Да и возможностей у него не так уж и много, если сравнивать со взрослой особью. Мне душно в этом теле, мало места. А твои письма стали той возможностью, которую жаль было бы упускать.
От меня не укрылся тот факт, что девочка вдруг заговорила о себе, используя мужской род. Значит, на разговор вышла доминирующая личность.
- Сколько тебе лет?
- Поболее, чем вам всем вместе взятым. – Усмехается Катя, но глаза остаются серьезными. И в них будто плещется тяжесть столетий, создавая дикий контраст с юной внешностью.
- И имя свое, конечно же, ты мне не назовешь. – Констатирую очевидные вещи. – Допустим, я приму твою игру. Правила расскажешь?
- У нас полное беззаконие.
- И кого ты подразумеваешь под «нами»?
- Тьму, доктор, кого же еще?
- То есть, - вздыхаю, - ты все-таки ассоциируешь себя с…
- Нет, - обрывает она меня,- я и есть то зло, которым всех пугают. Я пришел на зов девочки и никуда отсюда не уйду.
- Тише, тише, - выставляю вперед одну ладонь.
- Скажи, доктор, тебе стало страшно?
- Нет, - качаю головой. – Ты вызываешь лишь научный интерес. Но еще ты упомянула… упомянул о письмах. Как по мне, они не дали тебе желаемого. Тебя не выпустят отсюда. Ты же понимаешь это?
- Так я и не этого добивался. – Катя делает шаг мне навстречу. – Освобождение может быть совсем не тем, что ты себе представляешь. Я не собирался выпускать это тело отсюда. Мне нужно было, чтобы сюда явился ты. Родители мне изначально не подходили. Отец – мямля. Мать – слабачка. Хлипкие личности. Была бабка, но ее пришлось устранить. Слишком много видела, слишком сильно мне все портила. Другое дело, когда я увидел тебя. Сильный врач, хоть и с изъяном. Но мы все починим, не переживай…
- О, нет, - теперь настал мой черед усмехаться,- даже не старайся. Я знаю к чему ты клонишь, но у тебя ничего не выйдет.
- У меня уже вышло. – Скалится лицо напротив. – Ты говоришь со мной. Не с ней.
- Я говорю с душевнобольным человеком по имени Катя. – Стою на своем. – И я не верю во всю эту ересь с переселением и замещением душ.
- Врешь, доктор. И пусть ты перекрыл наколотый на предплечье крест уродливой рожей волка, но ты остаешься сыном своего отца. Но только потерянным, запутавшимся, отвергающим веру. А мне такой как раз по вкусу.
Я понимаю сразу несколько вещей.
Первая – на меня смотрят чужие глаза. Такое чувство, будто чернота расплескалась из дужки по всему белку.
Вторая – это от нее веет этим замогильным холодом.
Как бы ни был болен человек, на такие трансформации ему не под силу. Девушка меняется на глазах. Оттенок кожи становится почти бесцветным и отдает синевой.
- Катя? – взываю к ней.
Проходит минута. Две. Три. Пять минут той тишины, которая тяжелым ватным одеялом накрывает нас с головой. А потом слышится голос:
- Кати здесь больше нет.
Эпилог или « Все равно каждый получит то, что желает»
Если бы кто-то из коллег встретил его при выходе из больницы, то заметил как он немного замешкался, когда расписывался в журнале посещений. Заминка была секундной, но затем на полях появилась витиеватая закарлючка, которая совсем не была его подписью.
Если бы на улице его увидел кто-то из друзей, то очень бы удивился отсутствию очков на лице и трости в руках. И если улучшение зрения можно списать на наличие линз. То внезапное излечение хромоты на правую ногу после тяжелейшего перелома в детстве, походило под описание чуда.
Будто в больницу вошел один человек, а вышел совершенно другой.
Он постоял немного на крыльце, жадно вдыхая летний воздух и разминая руки. Будто до этого находился в долгом заключении в затхлой темнице и, щурясь, посмотрел на небо.
И если бы в данную минуту рядом с ним кто-нибудь стоял, то пришел бы в ужас при виде полностью почерневших белков глаз. Будто сама бездна ада вырвалась наружу и была скрыта солнцезащитными очками, которые он стянул со стола медсестры. Внутри трепыхнулась душонка врача, но она, как и многие другие, скоро будет подавлена. Лицо мужчины озаряет нечто похожее на победоносную улыбку. Каждый получает то, что желает. Только вот у тьмы это выходит куда быстрее, изящнее, проворнее.
Насвистывая только одному ему известную песенку и засунув руки в карманы брюк, он неспешным шагом направился вперед. Куда именно лежал его путь?
Без разницы.
Весь мир теперь был у его ног.
И пора бы привнести в него побольше хаоса…