SashaYellow

Случайно наткнулся в новостях, решил поделиться. Конечно, кто-то уже знает многое из этого, но для кого-то, возможно, это будет интересно:

Adidas — в честь основателя компании Ади (Адольфа) Даслера.

Adobe — названа в честь реки Adobe Creek, которая текла за домом основателя компании Джона Ворнока.

Apple — яблоки — любимый фрукт основателя компании Стива Джобса. После трех месяцев тщетных попыток найти название для нового бизнеса, он поставил своим партнерам ультиматум: «Я назову компанию Apple, если к 5-ти часам вы не предложите лучшего».

Atari - название Atari произошло из настольной игры Го, в которой Atari обозначает ситуацию, когда камень или группа камней игрока находятся в опасности захвата противником.

Canon - когда Лаборатория точных оптических приборов в Японии начала разработку первой 35-миллиметровой фотокамеры, было придумано название — Kwanon, что является именем японской богини милосердия. Эмблема компании тех времен включает в себя изображение многорукой богини. Когда же разработка камеры была успешно завершена, название было изменено на Canon, чтобы легче было продвигать устройство на международном рынке.

Macintosh — название сорта яблок, продававшегося в США.

Google — название произошло от слова Googol, означающее единицу со 100 нулями. А Google было написано на чеке, который основатели этого проекта (среди которых, кстати, бывший россиянин — Сергей Брин) получили от первого инвестора. После этого они назвали поисковик именно так.

Hotmail — основателю компании Джеку Смиту пришла идея доступа к электронной почте через web из любой точки мира. Когда Сабир Бхатиа появился с бизнес-планом данного сервиса, он перебрал все слова, оканчивающиеся на “mail” и в конце концов остановился на hotmail, так как в названии присутствовали буквы HTML (язык разметки веб-страниц).

HP (Hewlett-Packard) — основатели компании Билл Хьюлетт (Bill Hewlett) и Дэйв Паккард (Dave Packard) бросали монетку, чтобы решить, чье имя будет первым в названии. Как вы понимаете, выиграл Билл.

Intel — основатели компании Боб Нойс и Гордон Мур хотели назвать ее Moore Noyce, но к тому времени уже сущестовала сеть отелей с таким названием. Так что они решили остановиться на сокращении от INTegrated ELectronics (Интегрированная Электроника).

Kodak — “K” — любимая буква Джорджа Истмена, основателя компании. Он искал слова, начинающиеся и заканчивающиеся этой замечательной буквой. Тем более, что во всех алфавитах “K” пишется одинаково. В конце концов, было выбрано “Кодак”, якобы именно такой звук производит фотокамера при съемке.

LG — первые буквы двух корейских брэндов Lucky и Goldstar.

Mitsubishi — название придумал основатель компании Ятаро Ивасаки в 1870 году. В переводе с японского mitsu — три, а hishi — ромб. Буква “b” оказалась шестой не из-за ошибки, а вследствие того, что японцы обычно “h” в середине слова произносят как “b”. Что касается логотипа, то, вопреки мнению, первичен именно он. А выглядит он так, потому что трёхлистник был семейным гербом основателя компании.

Motorola — основатель Поль Гэлвин придумал название, когда его компания начинала производство радио для машин. Многие производители аудио-компонентов в то время заканчивались на “ola”.

Nike — название происходит от греческой богини победы Ники, а не от английского слова, которое бы читалось «найк».

Nintendo — составное из 3-х японских иероглифов “Nin-ten-do”, которые можно перевести как “небеса благославляют тяжелую работу”.

Nokia — начиналась, как деревообрабатывающий завод, разрослась до производства резиновых изделий в финском городе Nokia.

Reebok — по названию маленькой и быстрой африканской антилопы.

Samsung — в переводе с корейского “samsung” означает “три звезды”.

Sanyo - слово Sanyo обозначает «три океана» на японском языке. Основатель компании хотел подчеркнуть этим, что собирается продавать свои товары за Индийский, Атлантический и Тихий океан, завоевав весь мир.



Sega - компания Sega начинала в 1940 году на Гавайях с производства игровых пинбольных автоматов для военных и имела название Standard Games. Эти автоматы поставлялись в части, чтобы военные не тратили деньги в сторонних организациях вроде казино, а оставляли их в частях. В 1951 году компания переехала в Токио и стала называться «Service Games» («обслуживающие игры»), чтобы отразить род ее деятельности — обслуживание военных в «игровом» плане. В 1965 году эта компания объединилась с другим производителем игровых автоматов, Rosen Enterprises, после чего название было сокращено до Sega.

Seiko - тут все просто — название происходит от японского слова «Успех».

Sharp - истоки этимологии лежат в 10-х годах прошлого века, когда токийский житель Токуджи Хаякава начал производство фирменного изделия - вечно-острого механического карандаша, не требующего затачивания.

Cisco Systems - название этого телекоммуникационного гиганта произошло от названия города Сан Франциско, где компания была основана в 1984 году.



Sony - когда в 1946 году была основана компания, она называлась не Sony, а Tokyo Tsushin Kogyo. Через несколько лет основатели компании решили придумать какое-нибудь более запоминающееся название. Для этого были скомбинированы слова sonus (латинское слово «звук») и Sonny (приблизительный перевод — «маленький мальчик»). Полученное слово Sony идеально вписалось в концепцию выпускаемых компанией товаров, отличающихся маленькими размерами и высоким качеством звука.

Subaru — компания названа по имени созвездия. Оно же и отображено на логотипе компании.

Toshiba - в 1939 году произошло объединение компании Tokyo Denki, производящей бытовую технику, и Shibaura Seisakusho — производителя станков для машиностроения. Взяв «TO» от первого названия, и «SHIBA» от второго, образовалось слово Toshiba, которое сейчас известно всем.

Yahoo — слово придумал Джонатан Свифт в книге “Путешествия Гулливера”. Так звали отталкивающего, омерзительного человека. Основатели “Yahoo!” Джери Янг и Дэвид Фило выбрали это имя, потому что сами себя называли yahoo’ми. Однако, сейчас название расшифровывается как Yet Another Hierarchical Officious Oracle.

Яндекс — образовано от Yet Another Indexer (еще один индексатор).

Звонок раздался, когда Андрей Петрович потерял уже всякую надежду.
— Здравствуйте, я по объявлению. Вы даёте уроки литературы?
Андрей Петрович вгляделся в экран видеофона. Мужчина под тридцать. Строго одет — костюм, галстук. Улыбается, но глаза серьёзные. У Андрея Петровича ёкнуло под сердцем, объявление он вывешивал в сеть лишь по привычке. За десять лет было шесть звонков. Трое ошиблись номером, ещё двое оказались работающими по старинке страховыми агентами, а один попутал литературу с лигатурой.

— Д-даю уроки, — запинаясь от волнения, сказал Андрей Петрович. — Н-на дому. Вас интересует литература?
— Интересует, — кивнул собеседник. — Меня зовут Максим. Позвольте узнать, каковы условия.
«Задаром!» — едва не вырвалось у Андрея Петровича.
— Оплата почасовая, — заставил себя выговорить он. — По договорённости. Когда бы вы хотели начать?
— Я, собственно… — собеседник замялся.
— Первое занятие бесплатно, — поспешно добавил Андрей Петрович. — Если вам не понравится, то…
— Давайте завтра, — решительно сказал Максим. — В десять утра вас устроит? К девяти я отвожу детей в школу, а потом свободен до двух.
— Устроит, — обрадовался Андрей Петрович. — Записывайте адрес.
— Говорите, я запомню.

В эту ночь Андрей Петрович не спал, ходил по крошечной комнате, почти келье, не зная, куда девать трясущиеся от переживаний руки. Вот уже двенадцать лет он жил на нищенское пособие. С того самого дня, как его уволили.
— Вы слишком узкий специалист, — сказал тогда, пряча глаза, директор лицея для детей с гуманитарными наклонностями. — Мы ценим вас как опытного преподавателя, но вот ваш предмет, увы. Скажите, вы не хотите переучиться? Стоимость обучения лицей мог бы частично оплатить. Виртуальная этика, основы виртуального права, история робототехники — вы вполне бы могли преподавать это. Даже кинематограф всё ещё достаточно популярен. Ему, конечно, недолго осталось, но на ваш век… Как вы полагаете?

Андрей Петрович отказался, о чём немало потом сожалел. Новую работу найти не удалось, литература осталась в считанных учебных заведениях, последние библиотеки закрывались, филологи один за другим переквалифицировались кто во что горазд. Пару лет он обивал пороги гимназий, лицеев и спецшкол. Потом прекратил. Промаялся полгода на курсах переквалификации. Когда ушла жена, бросил и их.

Сбережения быстро закончились, и Андрею Петровичу пришлось затянуть ремень. Потом продать аэромобиль, старый, но надёжный. Антикварный сервиз, оставшийся от мамы, за ним вещи. А затем… Андрея Петровича мутило каждый раз, когда он вспоминал об этом — затем настала очередь книг. Древних, толстых, бумажных, тоже от мамы. За раритеты коллекционеры давали хорошие деньги, так что граф Толстой кормил целый месяц. Достоевский — две недели. Бунин — полторы.

В результате у Андрея Петровича осталось полсотни книг — самых любимых, перечитанных по десятку раз, тех, с которыми расстаться не мог. Ремарк, Хемингуэй, Маркес, Булгаков, Бродский, Пастернак… Книги стояли на этажерке, занимая четыре полки, Андрей Петрович ежедневно стирал с корешков пыль.

«Если этот парень, Максим, — беспорядочно думал Андрей Петрович, нервно расхаживая от стены к стене, — если он… Тогда, возможно, удастся откупить назад Бальмонта. Или Мураками. Или Амаду».
Пустяки, понял Андрей Петрович внезапно. Неважно, удастся ли откупить. Он может передать, вот оно, вот что единственно важное. Передать! Передать другим то, что знает, то, что у него есть.

Максим позвонил в дверь ровно в десять, минута в минуту.
— Проходите, — засуетился Андрей Петрович. — Присаживайтесь. Вот, собственно… С чего бы вы хотели начать?
Максим помялся, осторожно уселся на край стула.
— С чего вы посчитаете нужным. Понимаете, я профан. Полный. Меня ничему не учили.
— Да-да, естественно, — закивал Андрей Петрович. — Как и всех прочих. В общеобразовательных школах литературу не преподают почти сотню лет. А сейчас уже не преподают и в специальных.
— Нигде? — спросил Максим тихо.
— Боюсь, что уже нигде. Понимаете, в конце двадцатого века начался кризис. Читать стало некогда. Сначала детям, затем дети повзрослели, и читать стало некогда их детям. Ещё более некогда, чем родителям. Появились другие удовольствия — в основном, виртуальные. Игры. Всякие тесты, квесты… — Андрей Петрович махнул рукой. — Ну, и конечно, техника. Технические дисциплины стали вытеснять гуманитарные. Кибернетика, квантовые механика и электродинамика, физика высоких энергий. А литература, история, география отошли на задний план. Особенно литература. Вы следите, Максим?
— Да, продолжайте, пожалуйста.

— В двадцать первом веке перестали печатать книги, бумагу сменила электроника. Но и в электронном варианте спрос на литературу падал — стремительно, в несколько раз в каждом новом поколении по сравнению с предыдущим. Как следствие, уменьшилось количество литераторов, потом их не стало совсем — люди перестали писать. Филологи продержались на сотню лет дольше — за счёт написанного за двадцать предыдущих веков.
Андрей Петрович замолчал, утёр рукой вспотевший вдруг лоб.

— Мне нелегко об этом говорить, — сказал он наконец. — Я осознаю, что процесс закономерный. Литература умерла потому, что не ужилась с прогрессом. Но вот дети, вы понимаете… Дети! Литература была тем, что формировало умы. Особенно поэзия. Тем, что определяло внутренний мир человека, его духовность. Дети растут бездуховными, вот что страшно, вот что ужасно, Максим!
— Я сам пришёл к такому выводу, Андрей Петрович. И именно поэтому обратился к вам.
— У вас есть дети?
— Да, — Максим замялся. — Двое. Павлик и Анечка, погодки. Андрей Петрович, мне нужны лишь азы. Я найду литературу в сети, буду читать. Мне лишь надо знать что. И на что делать упор. Вы научите меня?
— Да, — сказал Андрей Петрович твёрдо. — Научу.

Он поднялся, скрестил на груди руки, сосредоточился.
— Пастернак, — сказал он торжественно. — Мело, мело по всей земле, во все пределы. Свеча горела на столе, свеча горела…

— Вы придёте завтра, Максим? — стараясь унять дрожь в голосе, спросил Андрей Петрович.
— Непременно. Только вот… Знаете, я работаю управляющим у состоятельной семейной пары. Веду хозяйство, дела, подбиваю счета. У меня невысокая зарплата. Но я, — Максим обвёл глазами помещение, — могу приносить продукты. Кое-какие вещи, возможно, бытовую технику. В счёт оплаты. Вас устроит?
Андрей Петрович невольно покраснел. Его бы устроило и задаром.
— Конечно, Максим, — сказал он. — Спасибо. Жду вас завтра.

— Литература – это не только о чём написано, — говорил Андрей Петрович, расхаживая по комнате. — Это ещё и как написано. Язык, Максим, тот самый инструмент, которым пользовались великие писатели и поэты. Вот послушайте.

Максим сосредоточенно слушал. Казалось, он старается запомнить, заучить речь преподавателя наизусть.
— Пушкин, — говорил Андрей Петрович и начинал декламировать.
«Таврида», «Анчар», «Евгений Онегин».
Лермонтов «Мцыри».
Баратынский, Есенин, Маяковский, Блок, Бальмонт, Ахматова, Гумилёв, Мандельштам, Высоцкий…
Максим слушал.
— Не устали? — спрашивал Андрей Петрович.
— Нет-нет, что вы. Продолжайте, пожалуйста.

День сменялся новым. Андрей Петрович воспрянул, пробудился к жизни, в которой неожиданно появился смысл. Поэзию сменила проза, на неё времени уходило гораздо больше, но Максим оказался благодарным учеником. Схватывал он на лету. Андрей Петрович не переставал удивляться, как Максим, поначалу глухой к слову, не воспринимающий, не чувствующий вложенную в язык гармонию, с каждым днём постигал её и познавал лучше, глубже, чем в предыдущий.

Бальзак, Гюго, Мопассан, Достоевский, Тургенев, Бунин, Куприн.
Булгаков, Хемингуэй, Бабель, Ремарк, Маркес, Набоков.
Восемнадцатый век, девятнадцатый, двадцатый.
Классика, беллетристика, фантастика, детектив.
Стивенсон, Твен, Конан Дойль, Шекли, Стругацкие, Вайнеры, Жапризо.

Однажды, в среду, Максим не пришёл. Андрей Петрович всё утро промаялся в ожидании, уговаривая себя, что тот мог заболеть. Не мог, шептал внутренний голос, настырный и вздорный. Скрупулёзный педантичный Максим не мог. Он ни разу за полтора года ни на минуту не опоздал. А тут даже не позвонил. К вечеру Андрей Петрович уже не находил себе места, а ночью так и не сомкнул глаз. К десяти утра он окончательно извёлся, и когда стало ясно, что Максим не придёт опять, побрёл к видеофону.
— Номер отключён от обслуживания, — поведал механический голос.

Следующие несколько дней прошли как один скверный сон. Даже любимые книги не спасали от острой тоски и вновь появившегося чувства собственной никчемности, о котором Андрей Петрович полтора года не вспоминал. Обзвонить больницы, морги, навязчиво гудело в виске. И что спросить? Или о ком? Не поступал ли некий Максим, лет под тридцать, извините, фамилию не знаю?

Андрей Петрович выбрался из дома наружу, когда находиться в четырёх стенах стало больше невмоготу.
— А, Петрович! — приветствовал старик Нефёдов, сосед снизу. — Давно не виделись. А чего не выходишь, стыдишься, что ли? Так ты же вроде ни при чём.
— В каком смысле стыжусь? — оторопел Андрей Петрович.
— Ну, что этого, твоего, — Нефёдов провёл ребром ладони по горлу. — Который к тебе ходил. Я всё думал, чего Петрович на старости лет с этой публикой связался.
— Вы о чём? — у Андрея Петровича похолодело внутри. — С какой публикой?
— Известно с какой. Я этих голубчиков сразу вижу. Тридцать лет, считай, с ними отработал.
— С кем с ними-то? — взмолился Андрей Петрович. — О чём вы вообще говорите?
— Ты что ж, в самом деле не знаешь? — всполошился Нефёдов. — Новости посмотри, об этом повсюду трубят.

Андрей Петрович не помнил, как добрался до лифта. Поднялся на четырнадцатый, трясущимися руками нашарил в кармане ключ. С пятой попытки отворил, просеменил к компьютеру, подключился к сети, пролистал ленту новостей. Сердце внезапно зашлось от боли. С фотографии смотрел Максим, строчки курсива под снимком расплывались перед глазами.

«Уличён хозяевами, — с трудом сфокусировав зрение, считывал с экрана Андрей Петрович, — в хищении продуктов питания, п