Nikotin220

Долго же мы с ним решали эту проблему, – каким путем идти к Кордону. Он же, упертый баран, не живший и месяца в Зоне, говорил, что лучший вариант идти через Свалку. Пошли мы через Свалку на свое горе. Хорь сразу же мне не понравился, еще тогда давно на Большой земле. Мы виделись с ним пару раз, и впечатления у меня о нем остались не ахти. Свел нас вместе тогда и сейчас мой старый друг, знакомый мне еще со школьной скамьи – Матвей. Он будто меж двух огней, мной и этим Хорем… не помню, как его звали до приобретения этого прозвища, толи Анатолий, толи Андрей…
Буквально вчера прошел Выброс. Мне всегда не нравилась Свалка после Выброса, не такая она какая-то, ну и что, что здесь самое плодовитое место в Зоне. Вот именно что из-за артефактов во всем и беда. Если бы не аномалии, не было бы артефактов, не было б артефактов, не было б покалеченных и погибших новичков! Не знаю, откуда эти парни, Хорь и Мат, взяли артефакты тогда, но факт остается фактом – будь у тебя хоть миллионы вырученных рублей с хабара, но рука чешется взять еще один. Вот поэтому факту мы и застряли здесь. У нашего всеумного Хоря, таки, зачесалась рука. Сколько я не матерился, по поводу Свалки, мои опасения подтвердились, и кто-то из нас, – а это Хорь, – попал в аномалию…

*

Грузно облокотившись на гнилую деревянную барную стойку, я посмотрел на купленные мной ломоть сала и сыра с приставленной рядом бутылкой самогона производящегося недалеко от Бара, за деньги, вырученные с трофейного «Пустынного Орла». С презрением я посмотрел на сало, оно было каким-то серым, и пахло от него не первой свежестью. Про сыр вообще молчу, сухой и плесневелый, знаю, конечно, что где-то на Большой земле, есть страна, где сыр с плесенью считается деликатесом. А в Зоне это прожиточный минимум. Если не серое сало с плесневелым сыром, то, пожалуй, альтернативный вариант будет всего лишь голодная смерть где-нибудь посреди Зоны. Никто помогать тебе точно не будет, лишь обдерут, сначала мародеры, ну а потом и мутанты. Лично мне не охота альтернативы… На хлеб не хватило, поэтому придется сыр использовать как хлеб. Такой бутерброд, конечно, не самое худшее. Но гадость еще та.
Самогон еще терпимей, тут я особо и не заморачиваюсь, знаю где, видел, как гонят его. Вопросов не возникало. Тогда я совсем слонялся без дела, ну и пришел в Бар, может Бармену-то будет, чем помочь. Да, надо было сопроводить группу, которая поставляла самогон в Бар. Пришлось посидеть, пождать, когда все будут готовы к пути. Помещение там не огромное, простой, частный дом, приведенный в порядок, чтобы было удобно и безопасно гнать «горячащее». Долго готовились, зато тщательно. День ушел лишь на то, чтобы подготовить телегу, – именно телегу! – загрузить ее ящиками «Зоновским самогоном». Еще полдня на сбор группы сталкеров и наемников, прикрывающих все стороны вокруг телеги. Муторно, конечно, но зато дело выгодное, платят прилично. Недели две я у них проторчал, заработал свыше тридцати косарей, которые в последствии спустил на водку и девок.
С горем пополам я все-таки осилил ломоть сала с сыром, запивая самогоном, я пополнил желудок, и теперь ближайшие четыре часа, надеюсь, он меня не будет беспокоить, чтобы я его пополнил повторно.
А в Баре тишина. Странно, сегодня в нем вообще нет народу, лишь я и еще один хрюкающий от переизбытка алкоголя в крови, сталкер. Вроде как сегодня должен быть Выброс, от чего у меня больше вопросов, почему Бар не заполнен под завязку сталкерами и наемниками.
«Ха-ха-ха!.. Мы бога-аты!» – раздалось от выхода. В Бар залетели два путника, в обнимку, с широкой улыбкой, и огроменными рюкзаками за плечами. На шее висят примитивные респираторы. Одеты в черные, толстые куртки, у одного из них была какая-то надпись на груди. Ботинки на хорошей, крепкой подошве, это видно и отсюда, из самого угла бара. Лица настолько счастливые, что я их даже и не узнал поначалу. Это Матвей и его кореш Хорь, не люблю я этого парня, ох как не люблю, борзый, уродлив, но, как видно по Матвею, хороший, все-таки друг. Может оно и так, дружить мне с ним не приходилось, лишь пересекался и все.
Я оглушительно свистнул, чтобы привлечь их внимание, и когда добился ожидаемого, я махнул рукой, типа: «Иди сюда!» Похоже, свет не падал мне на лицо, так как Мат растерялся, когда я подозвал его к себе. Не знаю, что он сейчас думает, но я вижу его растерянные глаза, и чуть дрожащие сухие губы. Хорь, воспользовавшись тем, что я отвлекся, положил свою мохнатую руку на кобуру, медленно и незаметно, – ну да, ну точно, – расстегнул ее.
– Руку убери, – грозно с басом проговорил я Хорю, явно надеявшегося прострелить мне голову прямо здесь, в Баре. Удачи ему, конечно. Помимо того, что он стоял на свету, и того, что у меня отличное зрение, так наверняка его бы вывели потом из Бара, ну и пустили бы его на Арену, в лучшем случае, ну а в худшем, бросили бы без оружия за пределами. Так что, я спас ему жизнь, заметив то, что он полез за стволом. – Ну что Матвей, как дела твои?
– Я Вас знаю? – чуть растерянно спросил Мат.
– Ну, как же это так-то? Девять лет за одной партой, даром прошли что ли? Ты даже меня и не запомнил?
– Твою мать! Ха-ха! Не ожидал тебя здесь увидеть! – и полез обниматься. Я это проигнорировал, лишь выставив руку, для того чтобы поздороваться. – У нас, это, хабара много, сдать, вот, пришли! Ты чего самогонку-то хлещешь? Ща мы водки принесем! Погодь минут десять, ща все будет!
Прошло десять минут, Мата с Хорем так и не было. Ну да ладно, у меня тут оставалось еще немного самогона, надеюсь, когда допью, они придут. Не, что-то не то, самогон этот, даже голова не дурманится, горячо, хорошо, но дурмана нету… Допив горячащее, я расслабился малость, и прислонился к стене, ох неужели закружилась голова, и чуть ее задурманило. Во рту стоял какой-то тошнотворный привкус. Не знаю, как я еще не сблевал прямо тут у стойки.
Неужели они вышли из этой каморки, провозившись там минут пятнадцать. В одной руке Матвей держал толстенную пачку денег, а в другой толстенный бутыль водки с Большой земли.
«Живё-ом!» – на весь Бар пробасил Мат. А Хорь шел с улыбкой и горящими от счастья глазами и пересчитывал свою пачку денег. Глаза-то большие блестят, от счастья прослезился, похоже…
Матвей нарочито громко поставил бутыль на стойку и ушел обратно в коморку явно за закусью.
Повисла глухая тишина. Мы остались с Хорем с глазу на глаз. Я смотрел на мутную бутылку принесенной Матом водки, а тот будто одержимый пересчитывал свою пачку раз за разом. Наконец Матвей вернулся с шикарной закуской: хлебушек, лучок, колбаска… ммм… красота!
Матвей схватил бутылку и открутил крышку, расставил граненые стаканы и разлил всем на глаз водки.
«За встречу!» – сказал Матвей и моментально опустошил стакан, во болван! даже не выдохнул, вон, сейчас кашляет и пафосно пытается занюхать рукавом. Я-то взял и выдохнул, теперь только все горит во рту, внутренности, а так все нормально. Так, глубокий вдох, все, малость прошло.

Николай Хмелёвский
Ксения Сигаева
«Сибирь»

1. Чужаки

Новосибирская область, недалекое будущее

 Берега Оби, укутанные пушистым снежным одеялом, блестели в лучах восходящего солнца мириадами холодных искр. Покрытая тонким льдом река медленно несла свои темные воды на север.
 Крупные хлопья снега белым холодным ковром ложились на мощные железобетонные стены Форта – доживавшей свое время обители выживших.
 Улицы Форта были практически безлюдны. Страшные морозы и неизвестные болезни не позволяли жителям лишний раз покидать свои дома. Правда, не у всех дома были….
 Те, у кого не было дома, выживали как могли, или же уже смирились.
 Разведенный посреди улицы костер согревал жизнь маленького ребенка, одетого в скромную курточку, которая была больше размера на два. Рядом сидел угрюмый лысый – это было заметно даже несмотря на шапку – мужик. Его лицо уродовали гноящиеся язвы, желтовато-серый гной засыхал неприятного вида коркой. Мужчина был босой – свою обувь он отдал греющемуся ребенку. Ноги у мужчины были истерты в кровь, на левой стопе у пальцев болтался клочок кожи. Страдалец явно испытывал жестокую боль, но не хотел показывать этого своему ребенку, дабы тот не брал в пример эдакую слабость.
 Тяжелые ворота открылись с отвратительнейшим скрипом, и в Форт ворвались люди, державшие в руках автоматическое оружие из прошлого. Сразу стало ясно – мира от них ждать не стоило.
 Один из пришельцев достал из нагрудного кармана небольшой цилиндр, – чуть больше ширины ладони, – выдрал из него кольцо и швырнул предмет в сторожевую вышку. Через несколько мгновений раздался громкий хлопок, полетели искры.
 Девочка, что сидела у костра, закричав, бросилась бежать, путаясь в огромных отцовских ботинках. Мужик подпрыгнул на пятой точке, крякнул, и завалился на правый бок. Умер на глазах у ребенка от испуга. Нелепая и постыдная смерть, хоть и быстрая.
 Умирать нужно в бою – ради того, чтобы жили другие, да хотя бы ради своих детей. Отдать свою жизнь ради того, чтобы жили они, чтобы выжил Форт – вот достойная смерть. Нужно смело глядя в глаза старухи с косой, напоследок плюнув ей в безносую морду, а не от испуга, предварительно обгадившись.
 Воняло от покойника дерьмом смачно, ясно конечно было, что при таком образе жизни человек не пахнет розами, но сейчас «аромат» нечистот был особенно заметен.
 Девочка, убегая за поворот, поскользнулась и, не удержав равновесия, упала в сугроб. Размазывая по щекам слезы, она поднялась, будто брезгуя, отряхнула снег и скрылась в переулке.
 Все те немногочисленные «счастливчики», оказавшиеся на улице в момент появления неизвестных вооруженных людей, поспешили немедленно разбежаться по домам или скрыться во дворах, за углами домов, куда угодно – лишь бы подальше от заявившихся в Форт чужаков.
 А те остановились посреди улицы. Вперед медленно вышел высокий мужчина, закованный в самые настоящие латы, причем явно недавно отполированные. На голове красовался шлем, его забрало было поднято, позволяя рассмотреть лицо – изрезанное сетью шрамов и морщин, и абсолютно бесстрастное. На вид ему было за пятьдесят, хотя, возможно, его сильно старили шрамы.
 Несмотря на возраст, мужчина не сутулился под тяжестью лат – напротив, он держался на редкость ровно и даже несколько горделиво.
 В ножнах на поясе у «рыцаря» висел короткий меч с деревянной резной рукоятью, а из-за спины выглядывал несколько шедший вразрез с обликом воина автомат Калашникова.
 Мужчина окинул сперва улицу, а затем – своих людей холодным, бесстрастным, как и его лицо, взглядом, а затем резко и громко приказал:
 – Певцов, Семенов – левая вышка. Храмов, Орлов, ваша – правая. Никого не убивать, максимум – оглушить. Титов, Кочегаров, Попов, Миндюк – остаться здесь, прикрыть тылы. Остальные – за мной.
 Отряд чужаков двинулся дальше. Идти им приходилось медленно – улица давно превратилась в каток, а приложиться мордой лица об лед никому не хотелось.
 – Да кто вообще им ворота открыл?! – послышалось откуда-то.
 Следующая улица была пуста. Наступила почти мертвая тишина, нарушаемая лишь завыванием ветра да глухим стуком подбитых металлом подошв об лед.
 – Вымер этот Форт, что ли? – как-то без особого интереса спросил кто-то из отряда чужаков, впрочем, ему и не требовался ответ.
 – А хрен его знает, – пожал плечами другой.
 Предводитель чужаков не обращал внимания на перешептыванье своих людей. Выйдя с отрядом на «центральную площадь» Форта, он принялся выглядывать среди окруживших промерзший не слишком большой свободный пятачок домов здание правления поселения.
 Впрочем, их уже ждали – на крыльце самого большого дома стояли трое мужчин, одетых довольно сносно по меркам Форта – не иначе, местные богачи.
 – Кто вы такие и что вам здесь нужно? – сипло спросил один из них, худой невысокий мужчина средних лет. Судя по поведению, он и был здешним «правителем».
 – Мы? – с легкой усмешкой эхом откликнулся предводитель чужаков. – Разве вам еще не ясно? И что за кислые лица? Ну, разве так встречают своих хозяев?
 – Хозяев?! – у сиплого отвисла челюсть.
 – Разумеется, – ответил незнакомец без враждебности, но от этого троим фортовцам стало несколько не по себе. – Мы – ваши хозяева теперь. Я – Гзак, они – мои солдаты. Если, конечно, вы против, то мы покинем вас…
 – Мы против! – не дав чужаку договорить, воскликнул сиплый. – Нам аборигенов¹ за глаза хватает, а тут и вы еще объявились… Нет, господа, мы решительно против!
 – В таком случае, мы будем вынуждены взять пленных, в качестве выкупа за вашу свободу, – Гзак шагнул вперед. Говорил он вежливо и без тени иронии, и из-за этого смысл сказанного становился еще более зловещим.
 – Вы – работорговцы? – обреченно спросил фортовец.
 – Многовато вопросов задаете, а ведь мы даже не знаем, кто, собственно, вы такой есть.
 Сиплый устало взглянул на чужаков.
 – Денис Костенко, глава Форта. Еще раз спрашиваю, вы – работорговцы?
 – Так бы сразу, – Гзак едва заметно усмехнулся. – Нет, уважаемый глава Форта, мы не работорговцы. Надеюсь, вас удовлетворит такой ответ?
 Костенко упрямо покачал головой, но предводитель чужаков словно бы не заметил этого.
 – Мы даем вам два дня. На третий день мы придем снова и заберем пленных. Если вы не отдадите их добровольно, мы возьмем их силой, – Гзак развернулся и двинулся к своим людям. Не успел он сделать и пары шагов как Костенко зло бросил ему:
 – Мы не обязаны ничего вам платить, и, тем более, отдавать вам наших людей! Мы вообще ничего вам не должны…
 Договорить он не успел. Все произошло почти мгновенно – Гзак выхватил из кобуры одного из своих солдат пистолет, так же быстро снял его с предохранителя. Грянул выстрел.
 Пуля, пройдя в считанных миллиметрах от головы Костенко, впилась в деревянную дверь. Денис запоздало охнул – пуля таки задела его, зацепив край уха.
 – Странно, я ж в голову целился! Непорядок, никакого качества в оружии не стало… На, – Гзак вернул пистолет владельцу, – вернемся на базу, Афанасу отдашь – починит.

 Пока перед зданием правления кипели нешуточные страсти, никто из участников конфликта не заметил два девичьих лица, наблюдавших за ними из окна ничем неприметного дома.
 Девушка-медсестра из местного лазарета и дочь главы Форта с тревогой наблюдали за разворачивающейся на «площади» драмой. Хотя слышимость была практически нулевой, было ясно, что неизвестные вооруженные люди явно пришли не с миром и дружбой.
 – Да какого черта они сюда приперлись? – шипела Костенко-младшая. – У нас же брать нечего, люди все скоро и то повымрут… Нет, ты скажи мне, Ир, что им от нас надо?
 – Я-то откуда могу знать? – подруга пожала плечами. – Подожди, Ксан, сейчас они договорят, и Денис Алексеевич все расскажет.
 – Расскажет он, как же! И сколько раз говорить – зови меня Юнона!
 – И в кого ты такая уродилась, а? – Ирина тяжело вздохнула. – Прозвище себе выдумала, на оружии помешалась, да и внешне – пацан пацаном!
 Дочка главы Форта недовольно топнула ногой:
 – Ты прямо как папа говоришь! Это не так, должно быть так… Почему я должна жить по чьим-то стандартам? Я не хочу сидеть у костра, я хочу защищать Форт! В конце концов, я… Мамочки!
 – Что?! – Ира аж подпрыгнула – и от восклицания подруги, и от раздавшегося на улице хлопка.
 – Этот ублюдок выстрелил в папу!

 – Это было предупреждение, – бросил Гзак и обернулся к своим солдатам. – Уходим.
 Отряд чужаков неспешно двинулся в сторону ворот. Денис Костенко смотрел им вслед, прижав ладонь к уху. Несколько капель крови упали на снег, и глава Форта словно проснулся – зачерпнув из сугроба пригоршню снега, Костенко приложил ее к пострадавшему уху. Боль немного унялась, и Денис, матерясь себе под нос, побрел к дому.
 – Папа? – на крыльцо выбежала Оксана. За спиной дочери маячила медсестра Ирина – очень вовремя она зашла в гости… – Ты в порядке? Что вообще произошло? Зачем приходили те люди?
 – Все потом, дочка, – Костенко тяжело вздохнул. – Одно только могу сказать: у нас крупные неприятности...
______
¹Аборигены-мутанты – для читателей серии "КРЕМЛЬ 2222" они известны как Нео.