Mr.Zmeelove

С утра у Серёги болели руки. Вчера он картошку покупал. С осени два мешка купит, и до весны хватает.

С тех пор, как его бросила Ленка, жил Серёга один. А много ли надо нетребовательному в быту молодому человеку.

Тележка давно сломалась, и тащить мешки пришлось на плечах. По одному, на левое и на правое.

Так что руки болели.

Серёга прошлепал в ванную, тыкнул пальцем в выключатель. Лампочка звонко щёлкнула, и везде погас свет. А это – катастрофа. Газа в доме нет. Совсем. Плита электрическая.

Работал Серёга отнюдь не электриком, а очень даже скромным токарем в автомастерской, но вдохновенно полез в электрический щиток. Наскоро натянув джинсы и схватив плоскогубцы. Опять что-то звонко щелкнуло, Серёге в лицо пахнуло горящей изоляцией. Теперь свет пропал уже в самом Серёге.

Очнулся он минут через пятнадцать. Электричество, как ни странно, было. Не было любимых плоскогубцев. От них остались только две оплавленные дужки на полу. Электриком Серёга таки не был, но что такое замкнуть две фазы, примерно представлял.

О чудесах воскрешения думать не хотелось, а хотелось в душ, поесть и в Сберкассу – за коммунальные услуги заплатить. Кстати, сначала нужно было квитанции заполнить. Потянувшись к калькулятору, Серёга вдруг понял, что знает все цифры, с точностью до копейки и киловатта с литрами. Перепроверил – все правильно. Поудивлялся-поудивлялся, заполнил квитанции и побежал.

С тех пор Серёга начал считать. Считать всё. Насколько его обвесила продавщица, насколько обманули в зарплате, сколько водки убыло из бутылки, сколько накрутил счётчик за сутки. Просто с фантастической точностью. И ничего не мог с собой поделать, чтобы перестать считать. Хоть в поликлинику сдавайся на опыты. Конечно, вначале он пытался указывать на ошибки, обсчеты и обвесы, но ему навстречу так открывали свое это самое… рот, что становилось только хуже. На работе детали точил безо всякого штангенциркуля так, что нарабатывал пять дневных норм.

Подельники сначала удивлялись. Потом завидовали. А когда к нему подошел начальник смены и мягко, но веско намекнул на увольнение, типа коллектив недоволен, Серега крепко запил.

Запой продолжался неделю.

Очнувшись, Серега мучительно и долго рыгал. Не рвал, не блевал – именно рыгал. Потом полез в шкафчик с инструментами, нарыл там пару небольших гвоздей. Ткнул ими в розетку. Погас свет.

Дядяколя – это мой сосед. Он любит выпить и поспать. И Мазепу, потому что считает себя мазепиным потомком. Мазепиным потомком он себя считает между выпить и поспать.

У Дядиколи есть семья: жена, дочь, зять и внук. И семья очень не любит Дядиколиных увлечений. Особенно, когда Дядяколя начинает считать мазепиным потомком еще и своего внука.

Оберегая чадо, семья просто не пускает Дядюколю домой.

Поэтому, когда наступает время поспать, Дядяколя спит на скамейке. Это если тепло. Если холодно – возле лифта, рядом с батареей.

Раньше Дядяколя, конечно, проявлял характер – скулил и вяло грыз дверную коробку до полуночи. Но это уже нервировало меня. А я вербально и невербально нервировал Дядюколю.

Потому что двери наших квартир в конце коридора совсем рядом, перпендикулярно. Настолько рядом, что хриплый матерок и возня под дверью мне прекрасно слышны.

После проведенных мною воспитательных мероприятий, Дядяколя теперь совершает пару контрольных звонков и идет спать в нагретые места. На скамейку или под батарею.

И вот иду я как-то с работы. Вижу Дядюколю в неположенном месте. А именно на коврике между нашими дверями. Спящего. Рядом ключи валяются.

Я бы его так и оставил. Тепло, не замерзнет. Но он занимал всю мертвую зону моей входной двери. Попасть домой не было никакой возможности. Разбудить Дядюколю в таком состоянии было тоже нереально. Разве что к лифту под батарею оттащить, но это уж совсем как-то негуманно.

И я решил поступить иначе. Позвонил, постучал, подобрал с пола ключи, открыл Дядиколину дверь, прокричал в щель стишок «Уронили мишку на пол, оторвали мишке лапу» и убедился в вопиющей пустоте квартиры. Втащил Дядюколю внутрь, заботливо прикрыл половичком, положил ключи на тумбочку и…

И совершил ошибку.

Подумав, что негоже оставлять дверь открытой (а вдруг Дядюколю украдут), я повозился с собачкой замка, вышел и захлопнул дверь.

И попал, наконец, домой. Но от привычных душ-ужин-кино-сон меня отвлек шум в коридоре.

Как потом оказалось, я захлопнул дверь каким-то не тем замком. Который снаружи не открывался в принципе, и ключ от него давно украл Буратино.

А, как я уже говорил, Дядюколю разбудить невозможно. Тем более, когда он внутри и прикрыт для тепла половичком.

Драгоценной семье Дядиколи пришлось вызывать специальную службу и вскрывать дверь. Отдохнуть мне, конечно же, не дали. Зато справедливость восторжествовала.

Наверное, впервые за всю совместную жизнь Дядяколя был пьяный внутри, а горячо любимая семья – снаружи.

А отой безвиз – это шо такое? – Баба Валя крепко сжимала потрескавшиеся ручки добротной хозяйственной сумки. Вроде ни к кому конкретно и не обращалась. Морщины на ее руках повторяли рисунок морщин на лице. Смотрела в пыльное окно пригородной маршрутки вылинялыми голубыми глазами, цвета трусов соседа.

Она же ему их когда-то и пошила из завалявшегося в сундуке отреза байки на старой машинке Зингер. Той, которая на чугунной раме. И той, которая ни зигзаг не умеет, ни закрепки ставить. Потому баба Валя нитки вначале и в конце каждого шва завязывала вручную. Наслюнявив концы и нещадно щурясь.

Шила она трусы соседу с прицелом на будущее: она вдова, он вдовец, у обоих дети и внуки в городе. Приезжают редко.

Но будущего не получилось. Слишком привыкли жить поодиночке.

Тем не менее, помогали друг другу регулярно. То сосед газовый шланг бабе Вале поменяет, то она ему миску холодца на праздник принесет.

Так отой безвиз – это что? – снова повторила баба Валя.

На этот раз откликнулась почти городская девушка, по виду – учащаяся местного профтехучилища: туфли на платформе, смоки айс днём, колготки с большими цветами на голенях. На шее, неуместные летом, жаркие закрытые наушники.

– Безвиз, бабушка, это когда вы можете поехать в Вену в любой момент.

– Ох! – Всполошилась баба Валя, – да куда ж я поеду? У меня две козы – Машка и Белая, кто их кормить будет? Соседу оставить боюсь. Забудет, старый, так они буду мекать-бекать с голодухи. И Жужа еще.

Жужей звали мохнатое недоразумение, которому природой было суждено стать собакой. Хотя, это неточно. Недоразумение не лаяло, не кусало, но каждое утро срало на крыльце. У бабы Вали вошло в привычку: утром, выходя из дому, посмотреть под ноги, проворчать что-то ругательное, взять веник и совок, смести кучку, выбросить в поганое ведро.

– Не поеду я ни в какую Вену. Я в город-то раз в месяц выбираюсь за пенсией. Почтальона-то у нас нет.

В маршрутке воняло бензином. Почти городская девушка совсем уже было надела наушники, дабы исключить последующий диалог, когда ее настиг второй вопрос:

– А вот машину в космос запульнули – это зачем?

Девушка, несмотря на внешность, была по-сельски вежлива:

– Это, бабушка, чтобы ваши внуки смогли к Марсу полететь.

– Ишь! – Опять разволновалась баба Валя, – зачем им к Марсу? Когда им? У них работа, занятые они.

– Ну, тогда правнуки.

– Правнуки, – ответ неожиданно успокоил бабу Валю. Она глубоко кивнула чему-то внутри себя, переведя взгляд выше верхушек деревьев.

– А машину жалко. Красивая.