БАЛКОН
На балконе пятого этажа стоят двое мужчин. Солнце только начало подниматься и лица пока скрыты в темноте, освещаемые только слабым светом тлеющих сигарет. Высокий молодой мужчина смотрел перед собой, держа ладони в карманах куртки, пока другой низкий и сутулый потирал руки.
— Ты уже рассказал ей?
— Нет и не буду.
— И правильно, регламен подобное запрещает.
— Идиотизм.
— Нам уже пора, не хочешь попрощаться с ней ещё раз?
— Нет, не хочу будить.
— Твоё дело.
Сутулый сморщенный мужчина, затушил сигарету о поручень и кинул её вниз. Засунул руку вглубь своего пиджака и достал продолговатый матово черный предмет.
— Посылка?
— Да.
— Куда?
— В дом.
— Опять гоняют нас туда сюда, надоело уже.
— Что поделать.
— Просто думал, после “Развития”, мы чем то масштабным займёмся.
— Мечтай! Не в архиве же работаешь. Кстати у тебя стабилизатор нормально работает? Не забыл зарядить?
— Работает нормально, галюнов не вижу. Заряд вроде 5 из 6, думаю хватит.
— Эхх, ну пошли тогда.
ПЛАТФОРМАПЛАТФОРМА
Двое мужчин заходят в просторный вокзал и направляются к кассам. Подходя к кассе, они обсуждают маршрут и время, после чего старший из них наклоняется и заговаривает с кассиршей.
— Здравствуйте, милочка, два до Свердловска.
Кассирша, улыбаясь в ответ, проверяет расписание на бумажном тарифнике, лежащем рядом с кассовым аппаратом.
— Сейчас посмотрим, — говорит она мягким голосом и перелистывает несколько страниц — Ближайший поезд отправляется через час, места в третьем вагоне. 35 рублей за билет.
Мужчина запустив руку внутрь своего пиджака, достает небольшую книжечку, черного цвета с гербом Советского Союза и семиконечной звездой. Он показывает кассирше “Корочку КУИР”.
Некогда приветливая кассирша на секунду замирает. Улыбка сходит на нет, а кожа бледнеет.
— Секунду товарищи, — говорит она сбивчиво и торопливо.
Получив билеты, мужчины направляются к платформе. Вокруг слышен шум вокзала: объявления, шаги спешащих пассажиров, звонок отправляющегося поезда. Они проходят через турникет и следуют по указателям. Наконец, выходят на перрон, где встречает свежий ветерок. На платформе они проверяют номера вагонов и готовятся к посадке, ожидая прибытия своего поезда.
ВАГОНВАГОН
Купе поезда дальнего следования мягко покачивалось, убаюкивая своим ритмом. За окном давно наступила ночь, и в вагоне царила тишина — приглушенный свет лишь слабо очерчивал силуэты предметов и создавал уютную полумглу.
— Знаешь, Савелич, когда я был маленьким, мать часто рассказывала мне сказки о небе и звездах. Они были нескладные и глупые, но... — он улыбнулся, словно видя перед собой далекое прошлое. — Даже сейчас я вспоминаю их.
Лежа на спине, он потянулся к устройству на груди и начал крутить щелкающий переключатель. С каждым поворотом задняя часть верхней койки постепенно начинала мерцать, словно размываясь, пока не открылась панорама звездного неба — безмолвного, глубокого, загадочного.
— “Жила-была на небе маленькая Луна. Каждый вечер, когда темнело, Луна спускалась низко над землю, чтобы посмотреть, как дети засыпают. Однажды она заметила на земле одинокого мальчика, который долго сидел под звёздами, глядя на неё. Луна мягко наклонилась и спросила:
— Почему ты не спишь, мальчик?
— Мне так хочется увидеть, как ты танцуешь среди звёзд, — ответил мальчик.
Луна улыбнулась, её свет сделался ещё мягче. Они подружились, и каждую ночь Луна рассказывала ему сказки о далеких мирах и звёздах. Мальчик слушал, а потом, убаюканный её голосом, засыпал.
Но однажды мальчика не стало. Луна грустила и не могла понять, куда делся её маленький друг. Она искала его всю ночь, заглядывала в каждое окно, надеялась увидеть его, но так и не нашла.
И тогда звёзды, увидев печаль Луны, решили помочь. Они забрали мальчика к себе на небо, и он превратился в яркую звезду рядом с ней. Теперь Луна и звезда мальчика каждую ночь светят вместе, и Луна больше не бывает одинока.
С тех пор на небе сияет маленькая звезда — лунный мальчик. И если ты взглянешь на неё, она, может быть, тоже расскажет тебе одну из тех удивительных сказок, которые Луна рассказывала ему.” — юноша закончил свой рассказ.
— Знаешь, и я вот думаю, Лена тоже станет такой звездой? — тихо произнес он, глядя в темноту за окном. — Иногда мне кажется, что люди, которые уходят, просто находят себе место на небе. Как будто они становятся частью чего-то большого, бесконечного… и, может быть, даже продолжают наблюдать за нами оттуда, светят чуть ярче, когда мы о них вспоминаем.
— Спи, Паш. Рано вставать, — глухо донеслось от старика, который лежал на соседней койке, отвернувшись к стене.
Паша тихо поднялся, стараясь не разбудить старика, и бесшумно выскользнул из купе. В вагоне стояла полутьма, свет тусклых ламп лишь слегка освещал длинный коридор, по которому он направился к концу вагона. Подойдя к двери, он открыл небольшое окно, чтобы подышать свежим воздухом, и закурил.
Снаружи мелькали темные силуэты деревьев и редкие огни далеких домов, а над всем этим раскинулось бескрайнее звездное небо. Паша смотрел на него, вдыхая прохладный ночной воздух, и мысли снова унесли его к Лене.
Он выпустил тонкую струйку дыма и, словно разговаривая со звездами, прошептал:
— Лена, — едва слышно прошептал он, глядя в небо, — если ты когда-нибудь тоже станешь звездой, я найду тебя там. Буду смотреть на небо каждую ночь и искать твой свет.
ДОМДОМ
Двое брели по узкой тропинке, пробираясь сквозь густой, еще сырой лес. Мягкий ковер из опавших листьев, перемешанных с влажной землей, хлюпал под ногами, оставляя на одежде следы темной грязи.
— Ну вот, опять, — проворчал молодой, оглядывая свои штаны. — Только вчера чистил! И вообще, почему они всю эту херню не могли перенести в город, а не в этот гребаный лес? — молодой раздраженно выдохнул, с отвращением глядя на размазанную по штанинам грязь.
Старший, шагавший впереди, обернулся через плечо и ухмыльнулся, глядя на недовольного спутника:
— Ты забыл, как они говорили? Для обеспечения наибольшей безопасности и защиты объекта было принято решение перенести его сюда, — старший говорил ровным тоном, не оборачиваясь, словно цитировал кого-то. — Подальше от города, подальше от чужих глаз. Здесь всё сложнее найти, сложнее увидеть, а если что — лес сам защитит.
Молодой раздражённо фыркнул, обводя взглядом тёмные, высокие деревья, что стеной окружали их со всех сторон. Они стояли как молчаливые стражи, почти скрывая небо.
— Лес защитит, ну да… — пробормотал он,— Ты серьёзно? Какой-то дремучий лес? Говорили же, что «объект» и так опасен, будто бы сам по себе… А это место — не по себе тут. — Он понизил голос, не отрывая взгляда от мрачных теней, как будто следующих за ними. — Каждый раз, как нам приказывают идти к этому “Дому”, мне кажется, что кто-то следит за нами. Но близко не подходят.
Старший усмехнулся и, помедлив, ответил:
— Может, и прятали. Может, такие вещи всегда хранятся там, где меньше всего ждёшь. Лес, парень, — это не просто место. Это граница. Граница между нашим миром и… ну, и тем, что люди обычно не видят. Сам знаешь.
Молодой ощутил, как холодок пробежал у него по спине. Тени деревьев становились всё гуще, и в воздухе повисла странная, напряженная тишина, словно сама природа прислушивалась к их разговору.
— Вон, гляди уже почти дошли.
Молодой вскинул взгляд. Впереди, среди деревьев, высилась массивная, тёмная изба. Она выглядела так, будто природа сама пыталась поглотить её, за века обернув мохом и трухой, покрыв почти все поверхности. Бревна были рассохшимися и покрытыми зелеными пятнами, а между ними темнели глубокие дыры, словно чёрные провалы в пустоту.
Крыша избы с явными прогалинами едва держалась, подгнившие балки торчали наружу, угрожая вот-вот обрушиться. Казалось, одно лишь дуновение ветра могло разметать её по сторонам, и всё же изба стояла здесь — забытая, укрытая, словно неведомая сторожевая башня посреди леса, выросшая посреди леса, как его неотъемлемая, но в то же время чуждая его часть. Она была чем-то, что лес не желал отпускать, но и не мог полностью поглотить.
— Не нравится мне это место. Побыстрей уже закончить здесь и домой.
Изба встретила их зияющей дырой — дверным проёмом, который выглядел скорее как пасть какого-то древнего существа, готового проглотить их целиком. Тёмные, обветшалые доски обрамляли проём, а вокруг шевелился мох, словно живой, растекался по стенам и заползал внутрь. Казалось, что за порогом начинался иной, забытый мир, отделённый от всего остального леса мраком и вековой тишиной.
Молодой сделал неуверенный шаг вперёд, но тут же остановился, почувствовав, как холодный сквозняк вырвался из темноты избы, обдав их сыростью и гнилью.
— Идём, — тихо сказал старший, чуть качнув головой, как будто понимал, что слова здесь лишние.
Внутри, среди пустоты и затхлого полумрака, на самой середине полусгнившего, покосившегося пола, стоял древний стол. Он казался живым от мха, густо покрывавшего его неровную поверхность, словно сотни крохотных зелёных существ облюбовали его в качестве убежища. Гнилой, едва державшийся на потрескавшихся ножках, он всё же выглядел непоколебимым — так, будто его не могли сдвинуть ни время, ни окружающая сырость, ни сама тьма.
На его поверхности, посередине, лежал странный продолговатый предмет матово-чёрного цвета. Он был идеально гладким, без малейшего следа пыли или гниения, будто чужеродным этому месту.
Двое медленно приблизились к столу, ступая по скрипучему полу, который отзывался на каждый их шаг приглушённым треском, словно дом ворчал от нежелания принимать гостей. Старший осторожно протянул руку, обхватил продолговатый футляр и медленно поднял его. В тусклом свете предмет казался ещё более зловещим, словно впитывал окружающую тьму.
Открыв футляр, старший обнаружил внутри аккуратно сложенную записку. Он развернул её, и тусклые, неровные буквы проявились на пожелтевшей бумаге:
"Оставьте посылку. Длина 16.78."
— Паш, ты тут нужен. Выставляй 16.78, — произнёс старший, доставая из пиджака матовый предмет меньшего размера. Он вложил предмет в футляр на столе и закрыл его.
Молодой как по привычной команде снял куртку и кофту, обнажив странное устройство, вышитое прямо в его грудь. Его взгляд скользнул по металлическим деталям, он медленно начал поворачивать щелкающий переключатель на груди. С каждым движением раздавался тихий, но ощутимый щелчёк, словно механизм оживал, настраиваясь на нечто невидимое.
Старший стоял рядом, наблюдая за парнем, его взгляд был сосредоточенным и внимательным, но он не делал ни единого движения, чтобы торопить его. Он понимал, что это был не просто механизм, а точный, выверенный ритуал, от которого зависело больше, чем можно было осознать.
Перед глазами молодого начали плыть странные размытые образы, словно сама реальность немного дрогнула и исказилась, открывая другую грань, скрытую от обычного зрения. Очертания деревьев и избы потускнели, превращаясь в зыбкие, неустойчивые силуэты, сквозь которые проступали странные тени, мерцающие и словно прорывающиеся из иных миров.
Пока образы ещё не обрели чёткость, всё оставалось лишь сумбуром туманных пятен и искажений. Но постепенно они начали складываться в единую картину. Сначала проступили белые стены — ослепительно чистые, гладкие и ровные. Перед ним было другое место — белая комната, стерильная и ослепительно чистая. Мягкий, холодный свет без теней заливал всё вокруг, подчеркивая каждую деталь. В центре, за серым металлическим столом, сидела женщина, молодая, но с жёстким, проницательным взглядом. Лицо её пересекал длинный шрам, тянувшийся через нос. Она не отрываясь смотрела на парня.
— Наконец вы здесь, товарищ, — её голос был ровным, почти безэмоциональным, но в нём чувствовалась скрытая сила. — Я профессор Мария Чернова. Вы как раз вовремя.
Она сделала короткую паузу, словно давая ему момент осознать, где он оказался.
— Вы когда-нибудь слышали о проекте "Второй шанс"?
