Anumbris

"Оливер стал моими глазами и моим голосом. Если вы собираетесь обсуждать что-то со мной, то и он должен при этом присутствовать. Он уже знает больше, чем кто-либо, и всё это время оставался верен нашему делу. Он сможет сохранить всё в тайне".

Беллум не верит, что я перевожу жесты Тьюриса правильно, и тогда тот показывает ему жест, понятный и без перевода. Сапий смеётся и говорит, что доверяет мне и не против моего присутствия. Керда соглашается. Решением большинства я посвящён в самые сокровенные тайны Лаборума. И вот, страшная истина открывается передо мной. Я был совсем маленьким, когда случился Катаклизм, и, как оказалось, даже близко не представлял себе подоплёку произошедшего. Нечто настолько ужасное казалось попросту немыслимым. Теперь решение старейшин о сокрытии истины, которое раньше виделось мне несправедливым, наконец-то обрело смысл. С одной стороны я понял, что это был мудрый выбор, но в глубине души всё ещё считал его аморальным.

Вечером после заседания мы возвращаемся в покои Тьюриса. Я всё ещё в шоке после открытой мне истины. Я никак не могу смириться с тем, в каком положении оказался наш народ, в отчаянии выкрикиваю, что лаборейцы заслуживают лучшего, нежели вечно жить во лжи и невежестве. Я до сих пор мыслю в рамках морали прежних времён, почитавшей прогресс и просвещение как высшее благо. И тогда Тьюрис объясняет мне то, что открылось ему во время пережитого кошмара.

"Когда я был молод, я тоже был очарован знанием. Я думал, что человеку под силу объяснить всё на свете, что Творцы и Судьба — не более чем выдумка отсталых жрецов. Я проводил годы, пытаясь выстроить теорию, объясняющую бытие с позиции рациональности и исключающую высшие силы. И я не был одинок: весь наш народ, пользуясь плодами прогресса, возомнил себя всемогущим и всеведущим. Гордыня и алчность поглотили нас. Но однажды Судьба показала нам, насколько мы на самом деле были ничтожны. Мы заигрывали с силами, которые неподвластны человеческому пониманию, и за это поплатился весь мир.

Пойми, знания сами по себе не плохие и не хорошие. Они — не более чем инструмент, но иногда могут быть и разрушительным оружием. Их постижение не обязательно делает тебя лучшим человеком. А в руках большинства людей, подверженных соблазнам и порокам, они зачастую приносят только разрушение и горе. Я понимаю, тебе противно, что мы отняли у людей право знать правду. Но подумай об обществе, которое мы создали! Да, люди живут в неведении, но зато каждый из них уверен в завтрашнем дне, каждый имеет своё место, своё предназначение — и это после всего, что мы пережили! Подумай о том, что лежит на другой чаше весов! Если мы поведаем людям истину, в праведном исступлении они проклянут нас, и тогда шаткому миру, который нам чудом удалось выстроить, придёт конец".

Его неспешность и последовательность успокаивают меня. Я обдумываю смысл его "слов" и сопоставляю их со сказанным ранее на собрании. Я понимаю, чем руководствовались старейшины, принимая такое решение. Они предпочли спокойствие риску, выбрали процветание и порядок здесь и сейчас, а не гипотетическое и скорее всего сопряжённое с большими жертвами возрождение мира через исполнение Пророчества Антидия. Это решение действительно было мудрым, но у его истоков стоял страх перед неизвестностью. Если бы этот выбор предоставили мне, я бы скорее всего рассудил по-иному. Но меня не было там, и я не видел того, что видели эти старики, поэтому у меня не было морального права критиковать их решение. И всё же, в одном я осмеливаюсь возразить.

— Но ведь не все люди такие! На совещании Сапий говорил, что для восстановления Акваториума отобрал несколько десятков сообразительных рабочих и выдал им книги по гидравлике. Нам нужны учёные, иначе вся сложная техника рано или поздно выйдет из строя, и никто не будет знать, как её починить! Нам нужны врачи, чтобы лечить болезни и травмы! Восстановите Университет! Пусть самые прилежные и способные получат доступ к библиотеке! Вы уже поделили общество на пять каст, так пусть будет и шестая!

Тьюрис колеблется, но он тоже понимает, что без касты учёных наш народ долго не протянет. Мы обсуждаем эту инициативу ещё некоторое время, и в конце концов он соглашается. Но оба мы понимаем, что в библиотеке Университета содержится слишком много информации о старой эпохе, до которой мы не можем допустить даже горстку избранных. И тогда, посовещавшись с остальными правителями, мы принимаем единственное возможное решение — уничтожить все опасные книги.

По просьбе Тьюриса отбор произвожу лично я. Каждые сутки я отправляюсь в Кристальные Башни с жаждущими знаний добровольцами и отрядом гвардейцев во главе с самим Беллумом, который относится к этой затее весьма скептически. Мы медленно перебираем каждый этаж перевёрнутой библиотеки. Всем присутствующим строго запрещается просматривать содержимое книг кроме тех, которые уже признаны безопасными. Я изучаю каждую книгу на предмет нежелательных сведений. Если я заключаю, что в книге слишком много подобной информации, её ждёт судьба быть выброшенной в Бездну. Если же книга в целом безопасна, но по некоторым главам и абзацам можно сделать нежелательные выводы, она попадает в категорию "запрещённые" и откладывается для последующего редактирования.

Процесс отбора долгий, и в общей сложности занимает несколько месяцев непрерывной работы. Между тем добровольцы начинают штудировать безвредные книги. Мудрецы прошлого составили огромное количество хороших учебников, но отсутствие практики сильно тормозит процесс, и новоявленным врачам и инженерам приходится учиться путём проб и ошибок. Пройдут долгие десятилетия, прежде чем каста учёных примет свой окончательный вид.

Это время я запоминаю особенно хорошо, но вовсе не благодаря своей неприятной задаче. Впервые за всё время после Катаклизма мне выпадает шанс увидеть кого-то кроме старейшин и немногословных гвардейцев. И тогда же я осознаю, что сильно отличаюсь от них. Несколько десятков человек, отобранные лично Сапием как самые рассудительные и прилежные среди выживших, те, кому предстоит стать первым поколением учёных, на деле оказываются ужасающими невеждами. Усилиями Керды среди людей активно насаждается вера в Творцов и Церковь Фейберуса. По её мнению, через религию они научатся нравственности и взаимоуважению, и этот подход уже начинает давать свои плоды. Как бы там ни было, сейчас эти плоды не слишком-то заметны. Лишённые памяти о цивилизации, они словно великовозрастные дети, подверженные самым низменным проявлениям человеческой натуры.

Мои неловкие попытки подружиться ни к чему не приводят. На меня смотрят со страхом, недоверием и неприязнью. Мой альбинизм они считают болезнью или проклятием и боятся подходить ко мне близко. Они завидуют моему привилегированному положению и открыто шепчутся об этом. Некоторые из них даже начинают подозревать (вот ведь поразительная прозорливость), что отбирая "нежелательные" книги, старейшины хотят скрыть от них какую-то неудобную правду. Пару раз в порыве жалости к этим несчастным одичавшим людям я даже задумываюсь о том, чтобы рассказать им всё как есть, дать им возможность самим выбирать свою судьбу, но, конечно, дальше мыслей это никогда не заходит.

А потом, возвращаясь в Цитадель после очередного дня в Университете, я снова захожу в покои Тьюриса, вижу радостную улыбку на его морщинистом лице, и тут понимаю, что я дома. Этот человек ценит меня таким, какой я есть. Он всегда готов выслушать меня и дать мудрый совет. Он обучил меня всему, что я знаю, и продолжает обучать каждый вечер, на протяжении всех этих месяцев и лет. Он нуждается во мне, а я — в нём. И как только я посмел помыслить о том, чтобы предать его ради этих примитивных, необразованных и озлобленных людишек?! Пусть все они пропадут пропадом! Моё место — здесь, рядом с Тьюрисом, и больше мне никто не нужен!

Я продолжаю выполнять свой долг, но больше не пытаюсь наладить ни с кем дружбу. Они всё равно не хотят видеть меня своим. Спустя почти год я завершаю разбирать библиотеку, и отныне моя работа будет заключаться в том, чтобы редактировать в целом безопасные книги, уничтожая любые упоминания старого мира. Учитывая, что делать это можно и в Цитадели, моему счастью нет предела. Однако вечером после своего последнего дня в библиотеке, когда я радостно сообщаю Тьюрису, что теперь буду всё время проводить рядом с ним, он реагирует на это с некоторой озабоченностью. Хотя он давно навострился жестикулировать очень быстро, в этот раз его движения медленные и неуверенные:

"Ты подружился с кем-нибудь? С ребятами твоего возраста или, может быть, с девушкой?"

Мой ответ решителен:

— Нет. Мне никто кроме тебя не нужен.

Тьюрис грустнеет ещё сильнее. Я в ужасе подозреваю, что мог надоесть ему, но потом вспоминаю, что без меня он не способен ни ходить, ни говорить. А потом моё сердце сжимается, когда я вижу его следующие жесты.

"Ты ошибаешься. Я тебе не нужен. Посмотри на меня. Я жалкое, неполноценное подобие человека. Но ты так молод. Ты замечательный юноша. Ты не должен тратить на меня свою жизнь. Ты заслуживаешь большего, чем быть прикованным к отвратительному старику вроде меня".

Не в силах больше это терпеть, я останавливаю его руки, а затем крепко обнимаю человека, который стал для меня отцом. По моему лицу катятся слёзы.

— Не смей так говорить! Не смей называть себя жалким! Ты — моя семья! Я никогда не оставлю тебя, слышишь?! Я — твои глаза! Я — твой голос! А все эти идиоты и ногтя твоего не стоят!

Старик содрогается от рыданий. Вопрос исчерпан. Я выбрал свою судьбу. Отныне и навсегда я помощник Тьюриса и, как следствие, верный слуга правителей города и хранитель их тайн.

Проходят годы и десятилетия. Под действительно мудрым руководством старейшин новое общество растёт и развивается. Учёные постепенно восстанавливают разрушенные лаборатории в Кристальных Башнях, что позволяет проверять знания на практике и писать новые книги, более подходящие новой эпохе. Налажено производство светоносных кристаллов, на расстоянии питающихся энергией, вырабатываемой ветряками. Возобновлена работа Мануфакторума и шахт. Из Акваториума проведены трубы до глубинных озёр, что полностью решает проблему нехватки воды.

Учёные постигают науки по книгам, прошедшим через мою редактуру. Управленцы осваивают экономику, чтобы обеспечить каждую семью стабильным достатком в виде риса. В Небесном городе появляются школы, где мальчиков обучают работе на производстве, девочек — догматам Церкви Фейберуса, а наиболее любознательных детей — и более сложным наукам, чтобы в будущем они пополнили ряды касты учёных. Идеология, основанная на крепком Братстве, безропотном Труде и нерушимой Вере в неизбежную Судьбу, обеспечивает людям спокойную мирную жизнь и исключает вероятность волнений и мятежей. Тех же, кто отказывается жить по новым правилам, приходится ссылать в шахты — чаще всего за обыкновенные преступления, но иногда и за излишнее любопытство. Каждое такое решение правители принимают с тяжёлым сердцем. Но их поддерживает уверенность, что они совершают необходимое зло ради всеобщего блага.

С течением времени я начинаю всё больше убеждаться в том, что уже давно подозревал: моё тело не стареет. В то время, как в обществе сменяются поколения, я продолжаю выглядеть как юноша, только недавно достигший совершеннолетия. Я знаю, что среди лаборейцев есть и другие долгожители, подобные мне. Но, в отличие от них, я прекрасно осведомлён о причине своего бессмертия. В моих жилах течёт проклятая кровь. Я такой же, как и наши правители, с той лишь разницей, что их тела когда-то постарели по причинам, не связанным с реальным возрастом.

Всё это время Тьюрис продолжает обучать меня всему, что знает сам. Я постигаю медицину, философию, продвинутую математику. Поскольку он является формальным главой касты учёных, то и я, как его представитель, получаю белую мантию. Через меня он руководит организацией всей научной работы, и я часто бываю в Кристальных Башнях. Разумеется, нам дозволяется только изучать и применять знания из разрешённых книг, а на любые новые исследования наложен строжайший запрет. Постепенно учёные из первой волны добровольцев стареют и умирают у меня на глазах, а их сменяет новое поколение, не заставшее тягот первых лет после Катаклизма. Они воспринимают меня как мальчика на побегушках, хотя в действительности я старше любого из них.

К моему удивлению, повсеместное распространение религии действительно делает людей более доброжелательными и нравственными. Они верят, что если будут вести праведную жизнь, то после смерти их Души вознесутся на Магнию, некую райскую землю за пределами этого мира. Что ж, пускай верят в то, во что хотят, если в итоге это приносит обществу пользу. Но меня не обманывает это лицемерное религиозное добродушие. Я знаю, что все эти люди думают и чувствуют на самом деле, когда улыбаются мне в лицо. Даже когда некоторые из них зовут меня повеселиться и выпить с ними в свободное время, я понимаю, что они лишь хотят использовать мою близость к старейшинам и заручиться моим расположением, чтобы поскорее получить более высокую должность. Я всегда нахожу повод отказаться. Ведь дома меня ждёт единственный человек, которому я по-настоящему нужен.

Мы не вспоминаем о том разговоре, и Тьюрис больше ни разу не унижает себя передо мной. Он принимает моё решение остаться с ним, хотя иногда всё же пытается подтолкнуть меня к заведению новых знакомств, не понимая бессмысленность этих попыток. А когда становится очевидным моё бессмертие, он прекращает и их — видимо, осознав, что "бесценная молодость", которую я трачу на него, для меня никогда не пройдёт.

Итак, десятилетие сменяется десятилетием, жизнь за стенами Цитадели течёт своим чередом, а я остаюсь прежним — бледной тенью, неотступно следующей за старым Мудрецом. Но всё же иногда, по ночам, когда Тьюрис уже давно спит, я долго ворочаюсь в кровати, и меня посещают мелочные мысли об упущенных шансах. Я стараюсь рьяно отгонять их. Мой выбор давно сделан, и менять что-либо уже поздно. Есть вещи, для которых я просто не создан, как бы тяжело не было это осознавать. И я никогда не должен забывать об этом.

— Эй, ты в порядке?

Голос Филиуса вырвал Оливера из воспоминаний. Альб настолько погрузился в них, что закрыл глаза и на несколько минут совершенно абстрагировался от реальности. В покоях Тьюриса он частенько так делал, когда о чём-либо размышлял, не боясь, что его прервут без причины. Конечно, в обществе обычных людей такое поведение выглядело странно. Но по крайней мере теперь, пройдясь по своему прошлому, Оливер точно распределил, что из этого он может сказать вслух, а что должно остаться тайной.

— В порядке, — сказал он, чувствуя себя некомфортно из-за немыслимой в подобном разговоре откровенности. — Я верен старейшинам... потому что Тьюрис — моя семья. Для меня нет ничего дороже. Я никогда не предам его, даже если все остальные возненавидят меня.

— Я понимаю, — кивнул Филиус. — Но ты ведь защищал всех старейшин, а не только Тьюриса.

— Я делаю это, поскольку их позицию разделяет и Тьюрис. Никто из нас не имеет права осуждать старейшин, не зная причин их решений.

— Пусть так, но почему тогда мы не имеем права узнать эти причины? Мы уже знаем, что нас обманывали, и Мартин с остальными точно потребуют от старейшин ответа! Всё это может плохо закончиться!

Оливер знал это, и сам этого боялся. Но в то же время он понимал, что даже если не брать в расчёт его верность Тьюрису, раскрытие тайны из его уст только обострит ситуацию. Их репутация среди членов отряда и так трещала по швам, а когда поход будет завершён, и люди обо всём узнают, то старейшины будут выглядеть в их глазах чуть ли не злодеями, намеренно державшими их за скот. В таких условиях у правителей Лаборума оставался лишь один шанс подтвердить свою добрую волю и сохранить доверие народа. Они должны будут сами раскрыть все свои тайны и добровольно отдать себя на суд толпе.

Дальнейшие действия были для Оливера предельно ясны. Промедление более недопустимо. Он должен был немедленно вернуться в Цитадель и попытаться убедить Тьюриса и остальных правителей всё рассказать, пока остальной отряд не вернулся и не вызвал среди людей возмущения. Конечно, сперва это покажется для них безумием. Беллум, скорее всего, не захочет даже слышать об этом. Керда, как обычно, не станет ничего предпринимать без одобрения остальных. Но вот Сапий... Он может внять разумным доводам.

— Хватит. Я ухожу, — твёрдо сказал Оливер и встал.

— Подожди! — запротестовал Филиус. — Хотя бы помирись с остальными, прежде чем уйти! Мари и Воевода Люфт ведь относятся к тебе неплохо! Ты всё ещё один из нас!

При слове "Мари" у альба кольнуло в сердце. Ещё одно глупое чувство, под влиянием которого он оказался, попав в этот несчастный отряд. Больше всего он хотел стереть себе память о последних днях, забыть, что когда-либо встречал этих людей.

— Я не один из вас. И никогда не был, — не оборачиваясь бросил Оливер и направился вверх по ступеням.

Филиус не стал следовать за ним и замолчал, видимо, наконец-то осознав невозможность переубедить его. Но через несколько секунд он всё же произнёс:

— Но этого ведь хотел сам Тьюрис, разве нет?

Оливер остановился и обернулся. К своему неудовольствию он осознал, что не может просто игнорировать подобные заявления, если они касаются воли Тьюриса. Разумеется, Филиус был неправ — но нельзя было допустить, чтобы он или кто-либо ещё думал, что Оливер идёт наперекор желаниям старого мудреца. Никто не должен был сомневаться в его преданности. В каком-то смысле это было для него делом чести.

— Тьюрис доверяет мне, поэтому и приказал стать одним из Избранных. Я исполнил этот приказ и сделал всё, что от меня зависело. Только и всего.

— Я ведь уже однажды говорил тебе, что это не было похоже на приказ, — возразил Филиус и сделал несколько шагов вверх по лестнице. — Будь это так, разве стал бы Сапий спрашивать твоего согласия?

— Даже если так, разницы нет. Желания Тьюриса для меня важнее всего.

— В таком случае, почему ты не останешься с нами, как хотел он?

— Я уже сказал, я сыграл свою роль. Я выполнил его поручение. Не вижу смысла продолжать этот разговор.

— Нет, не выполнил! — вдруг воскликнул Фил и резко поднялся на одну ступеньку с Оливером, отчего их лица оказались всего в полуметре друг от друга. — Вспомни, что именно он тебе сказал! Он не просто хотел, чтобы ты отыскал одного из Доминусов за компанию с нами. Он хотел, чтобы ты стал частью отряда! Полноценной частью! Мы все связаны общим долгом и должны завершить наше дело вместе! Разве Тьюрис хотел бы, чтобы ты бросил своих соратников? Своих друзей?

— Это не имеет смысла. Моё место всегда было рядом с Тьюрисом. Зачем ему...

Оливер вдруг замолчал на полуслове. Он собирался сказать "зачем ему сводить меня с вами", но в этот момент подобная идея внезапно перестала казаться ему такой уж абсурдной. Не далее как несколько минут назад он впервые за много лет вспомнил начало их с Тьюрисом дружбы — со всеми подробностями, которым до этого он не придавал значения. Оливер снова прокрутил в голове тот разговор, те объятия и слёзы. Неужели вопрос не был закрыт ещё тогда? Возможно ли, что за все эти годы старик так и не смог до конца смириться с его выбором?

"Нет, быть не может. Я бессмертен, моя молодость никуда не уйдёт. Тьюрису нет смысла сокрушаться о том, что я, по его мнению, упустил в своей жизни. Или же дело вовсе не в молодости? Что если — чисто гипотетически — Тьюрис все эти годы продолжал желать мне иной жизни, но, зная о непреклонности моего решения остаться с ним, попросту не мог найти подходящего повода отослать меня? И лишь сейчас, когда сто лет спокойствия подошли к концу, и настало время предрешённых давным-давно великих деяний, такой повод был найден — а я, сосредоточенный на исполнении своего долга в качестве Избранного, попросту не заметил истинной причины его предложения?"

Именно в этот момент Оливер осознал, что не сможет покинуть отряд сейчас. И дело было даже не в том, стоило ли верить мнению Филиуса на слово. Он вполне мог ошибаться, и за решением Тьюриса вовсе не обязательно стояло желание найти для Оливера друзей. Но если существовал хоть малейший шанс этого, возвращаться в Цитадель в одиночестве было никак нельзя. На мгновение альб представил, какое разочарование постигнет Тьюриса, если он осознает, что надежды на лучшую жизнь для своего помощника, которые он несмотря на молчание лелеял все эти годы, окончательно пошли прахом... Одна мысль об этом заставила сердце Оливера болезненно сжаться.

"И кроме того... Разве ты сам в глубине души не хотел этого?"

Перед глазами пронеслись лица членов отряда — таких разных, но связанных общей целью, уже прошедших вместе немало опасностей и привыкших друг к другу. В те немногие мирные моменты, когда они могли отдохнуть от похода и просто болтали за трапезой или разбивались на группы и занимались разными интересными делами вроде летописи или изучения вражеской техники — в такие моменты Оливер, чувствовал себя по-настоящему счастливым, хоть и чаще всего наблюдал за всеми со стороны. И среди всех лиц наиболее отчётливо ему виделось лицо Марии — златовласой, ретивой, пылающей неподдельной страстью к Творцам и Свету, чей внутренний огонь и воля, казалось, могли выжечь всю Тьму мира. Возможность находиться рядом, восхищаться прекраснейшим существом из когда-либо рождённых и называть себя её соратником и другом — разве уже одно это не стоило того, чтобы остаться?

Оливер окончательно осознал, что если он уйдёт сейчас, то лишится всего этого навсегда. И хоть его положение в отряде уже было хуже некуда, оставался ещё призрачный шанс всё исправить. Забавно, но до разговора с Филиусом он и не подозревал о существовании этого шанса. Десятилетиями живший в Цитадели, контактирующий лишь со стариком, который уже давно понимал его с полуслова, он совсем позабыл, как достигать этого взаимопонимания с кем-то другим. Но именно Фил, попытавшийся не обвинить его, как все остальные, а спокойно расспросить и понять — именно этот наивный мальчишка показал ему, что нужно сделать в данной ситуации.

— Оливер! Ты чего? — подал голос Фил. Должно быть, альб снова погрузился в размышления настолько глубоко, что на некоторое время застыл на месте.

— Ты прав, — сбросив оцепенение, сказал Оливер и посмотрел ему в глаза.

— Прав? Я? В смысле... Это здорово! — было видно, что сам Фил уже не ожидал, что его слова возымеют действие, и потому неподдельно обрадовался. — Хочешь сказать, ты остаёшься с нами?

— Если есть шанс, что Тьюрис действительно этого хочет... то да, я останусь.

— Отлично! — просиял Фил и даже подпрыгнул от радости. — Пошли, нагоним остальных! Объясни им всё, как и мне! Уверен, они тебя поймут!

— Да. Хорошая идея, — кивнул Оливер, сдержав улыбку.

Удивляясь, как же он раньше не додумался до столь очевидного решения, альб помчался вниз по ступенькам вслед за Филом. Он вновь вспомнил слова и улыбку Тьюриса и с радостью подметил про себя, что старый учёный в итоге оказался мудр во всём.

"Что ж, вот и настал неизбежный момент драки", — подумал Эстус. Это был единственный способ поставить брата на место. Но хватит ли ему сил одолеть столь уверенного в себе Гифриса? Гнев заглушал страх, но всё же сердце Повелителя Огня бешено заколотилось. Два Доминуса встали почти вплотную, сверля друг друга взглядом. Остальные трое не вмешивались.

— Владыка Гифрис! Уделите, пожалуйста, минуту внимания! — вдруг раздался женский голос со стороны аудитории.

Повелитель Льда со злостью закатил глаза и нехотя отвернулся от Эстуса. Тот отошёл в противоположную сторону и облегчённо выдохнул — всё-таки он был рад, что их отвлекли от наклёвывающейся драки.

— Что ещё?! — ледяным тоном процедил Гифрис, глядя на идущую к ним пару академиков — уже знакомого учёного в круглых толстых очках и худую женщину, чьи седые волосы были собраны в строгий пучок.

— Прошу прощения, что отвлекаю Вас, Владыка, но я нашла несколько серьёзных противоречий в работе своего коллеги, — женщина смерила спутника суровым взглядом и забрала у него тетрадь. — Он сказал, что Вы проверили его расчёты и не нашли там ошибок. Не могли бы Вы взглянуть ещё раз и разъяснить, кто из нас неправ?

Гифрис ругнулся себе под нос и отрезал:

— Я сейчас занят! Мне некогда разбирать ваши конспекты! И вообще, мы уже собираемся уходить...

— Да ладно тебе, брат. Для тебя же это сущий пустяк, — тихо усмехнулась Алия за его спиной. — Ничего страшного, если мы задержимся на пару минут. Ты же не хочешь, чтобы эти милые люди подумали, что ты и сам не разбираешься в том, о чём им рассказал?

Взгляд Доминуса Льда заметался, его лицо побагровело. Он обернулся на сестру, затем снова на ожидающих ответа учёных, сжал кулаки и процедил:

— Ладно! Давайте сюда!

Взяв в руки тетрадь, Гифрис нервно огляделся, снова вполголоса выругался, открыл первую страницу и, изо всех сил щурясь, попытался прочитать написанное. Все вокруг, даже Эстус, с любопытством на него уставились. Примерно полминуты Гифрис стоял как вкопанный. Было видно, что его руки тряслись. Наконец, дыша так тяжело, будто он только что пробежал пару километров, Доминус Льда поднял взгляд, преисполненный чистейшей ненависти ко всему живому, и с огромным усилием выдавил:

— Мне... нужны... очки.

Эстус прыснул, Целерис громко хохотнул, а Алия только снисходительно улыбнулась:

— Я же говорила.

Гифрис выглядел так, будто он вот-вот взорвётся от гнева и стыда. Видя это, учёная сразу же сорвала со своего коллеги очки и протянула Повелителю Льда.

— Я не буду носить эту безвкусицу! — рявкнул Гифрис, не обращая внимания на задетые чувства несчастного академика. — Найдите мне нормальные очки, быстро!

— У Юлиуса хорошие очки, — еле сдерживая смех, заметил Эстус. — Можем одолжить у него. Эй, Юлиус!

Оставшиеся в аудитории Избранные молчали и выглядели весьма скучающе: Люфт уныло глядел на карту, Мари дремала, положив голову на стол и закутавшись в капюшон, а Юлиус задумчиво жевал лепёшку. Услышав возглас Эстуса, все трое моментально оживились. Повелитель Огня жестом подозвал чиновника к Доминусам. Мари с Чарльзом на всякий случай последовали за ним.

— Да? — важным тоном спросил Юлиус, стараясь держаться как можно более гордо перед Детьми Фейберуса и особенно Повелителем Льда, который демонстративно смотрел в сторону.

— Можешь дать Гифрису свои очки на время? — спросил Эстус.

— Мои очки?! Зачем, интересно узнать, ему понадобились... — тут Мари наступила Юлиусу на ногу, и он сдержался. — То есть, я хотел сказать, для Детей Фейберуса ничего не жалко...

Он нехотя снял очки и протянул их Доминусу Льда. Тот резко схватил их и медленно, чуть ли не с отвращением надел.

— Ну как, стало лучше? — прохрипела Алия.

Гифрис ничего не отвечал и явно изо всех сил пытался сдержать злость. Наконец, он сделал пару глубоких вдохов и вновь поднёс к глазам тетрадь, на этот раз уже не щурясь.

— А знаешь, белоснежка, тебе идёт! Теперь ты прям как настоящий умник! — подметил Целерис.

— Я ГИФРИС! ГИФРИС, ТЫ, БЕЗМОЗГЛЫЙ УВАЛЕНЬ! ГИ-ФРИС! — взревел Повелитель Льда, швырнул тетрадь на пол, сорвал очки и разбил бы, если бы Эстус вовремя не вырвал их у него из руки, — с меня довольно! Мы уходим! Сейчас же!

— Как это уходим? Надо сперва дождаться наших друзей с трудами Антидия! — воскликнула Мари.

— Подождите, Владыка! Мы ещё столько хотим у Вас уточнить! — взмолилась учёная.

— Кто-нибудь вернёт мои очки?! — проворчал Юлиус, болезненно щурясь.

В тот момент Эстусу было даже немного жалко брата. Он, конечно, заслуживал, чтобы с него сбили спесь, но такими темпами ситуация могла быстро выйти из-под контроля. В таком состоянии эгоистичный по натуре Гифрис вполне мог навредить окружающим, в том числе с помощью своей силы льда. Поэтому Повелитель Огня решил всё-таки продемонстрировать свою добрую волю и разрешить ситуацию мирно. Отдав Юлиусу очки, он вернулся к рюкзаку и достал из него Сигил Синапсис.

— Замолчите все! Я ничего вам не должен! — продолжал кричать Повелитель Льда, пятясь назад с перекошенным от гнева лицом. Эстус специально встал на его пути.

— С дороги! — рявкнул Гифрис, наткнувшись на него.

— Вставь этот Сигил в броню!

— Я сам решу, что мне делать!

— Просто попробуй! Я уже испытывал, как он действует, это как раз то, что тебе нужно!

— Хорошо, хорошо, только замолчи! — с этими словами Доминус Льда вырвал Синапсис у Эстуса из рук и с силой вдавил его в разъём на груди. — Ну и? Как мне этим пользоваться?!

— Сосредоточься на своём восприятии! Напряги зрение и слух!

Гифрис метнул на брата недоверчивый взгляд, но всё-таки сконцентрировался. Все вокруг с любопытством подались вперёд. Спустя несколько секунд Сигил на его груди засветился светло-голубым. Разъярённое выражение исчезло с лица Повелителя Льда, и он удивлённо, даже растерянно огляделся по сторонам.

— Это... интересно. Весьма интересно!

— И как ощущения? — спросил Эстус.

— Я вижу... всё! — поражённо воскликнул Гифрис, глядя вдаль. — Я могу различить каждую неровность на той дальней стене! И я слышу, о чём шепчутся учёные вон там, на заднем ряду! Гм, ну и дилетанты же они...

— Вот видишь, а ты не верил, — усмехнулся Повелитель Огня. — Теперь ты и читать нормально сможешь.

Снисходительно хмыкнув, Повелитель Льда поднял с пола тетрадь и пристально вгляделся в первый разворот.

— Так и есть. Признаю, в этом вы были правы. Ну что ж, так и быть, проверю эти... Стоп! Что за?..

Он заглянул за тетрадь, пару секунд таращился в пол, затем снова перевёл взгляд на бумагу и потрясённо объявил:

— Я вижу сквозь неё!

Все удивлённо вытаращили глаза, а Эстус воскликнул:

— Я и забыл про это!

— Интересно, я могу видеть только сквозь тонкие предметы? — воодушевился Повелитель Льда и перевёл взгляд на остальных. — Так-так! Я вижу через одежду! И даже... Кхм, а вот это уже не очень приятно...

Его взгляд задержался на Мари, отчего та нервно заёрзала на месте. Увидев это, Люфт тактично заслонил её.

— А сквозь стены можешь посмотреть? — спросил Эстус.

Гифрис прищурился и сконцентрировал взгляд на ближайшей стене. Одного выражения его лица хватило, чтобы понять: возможности Синапсиса были воистину огромны.

— Да! Я вижу коридор! И лестницу! Я даже могу смотреть через несколько стен сразу! Я не могу различать цвета, и картинка не слишком чёткая, но всё же!

— Вот чёрт! — с досадой выпалил Эстус. — Если бы я знал, что с ним можно видеть так далеко, то мы могли бы заранее узнать, есть ли поблизости враги! Мы могли бы навязать им бой на наших условиях, взять кого-нибудь в плен...

— Что было, то было. По крайней мере, теперь-то мы знаем об этом преимуществе, — пожал плечами Люфт. — Кстати, что значит "чёрт"?

— Ты поступил крайне беспечно, не испытав действия Сигилов как следует, братец! — продолжал Гифрис, с восторженной улыбкой оглядываясь по сторонам. — Сила этого артефакта огромна! Я могу видеть отсюда даже очертания соседних башен! Я желаю испытать эффекты от всех шести! Без сомнения, я смогу раскрыть их полный потенциал! Ну-ка быстро все вытаскивайте их и давайте сюда!

— Эй! Мы уже выбрали себе Сигилы! — возмутился Эстус, отступив подальше. Остальные тоже не спешили расставаться со своими дисками.

— Успокойтесь, когда я выберу себе самый лучший, вы сможете поделить остальные пять как вам захочется, — махнул рукой Повелитель Льда и вытащил из груди Синапсис. — Можете пока тоже попробовать посмотреть через стены. Там у одной башни очень интересная форма, как будто из неё выросла опухоль.

— Постойте! Нет у наших башен никаких опухолей! — возмутилась учёная. — Что Вы имеете в виду, Владыка Гифрис?

— Да я откуда знаю? Сбоку башни какой-то большой шар или, если выразиться точнее, эллипсоид... Давайте, давайте, пошевеливайтесь!

Но на его приказы уже никто не обращал внимания. Остальные Доминусы вскочили на ноги. Избранные в ужасе переглянулись. Все понимали, что значат эти слова.

— Снова эти ублюдки! — сквозь зубы процедил Люфт. — Клянусь Творцами, как же они мне надоели!

***

Итак, это случилось. Оливер знал, что рано или поздно долг заставит его вступить в открытую конфронтацию с остальными членами отряда. И он также в глубине души понимал, что не сможет в чём-либо их убедить, не раскрыв секреты старейшин. Штайн был прав в одном: с вторжением врагов и пришествием Детей Фейберуса привычный уклад жизни навсегда остался в прошлом. Потому не было ничего удивительного, что люди начали задавать такие вопросы, какие раньше даже не приходили в их головы. Они жаждали правды, которую от них скрывали десятилетиями, и если прежде любые подобные поползновения можно было пресечь силой гвардейцев, то теперь это не представлялось возможным. Таким образом, у правителей оставалось только два выхода: либо добровольно поведать народу страшную истину, либо окончательно утратить доверие, а вместе с ним и власть. Если произойдёт последнее, то лаборейцы, предоставленные сами себе, снова повторят ошибки прошлого, и этот порочный круг никогда не закончится.

В любом случае, решение оставалось за ними. Оливер не имел никакого права действовать самостоятельно. Задача, которую на него взвалили, действительно оказалась невыполнимой, но это не значило, что он должен сдаться и предать доверие дорогого ему человека. Единственное, что ему оставалось делать — это до конца исполнять свой долг, невзирая на злость, ненависть и презрение со стороны остальных членов отряда. Не то чтобы он сильно страдал из-за своего положения изгоя: в конце концов, это было для него не впервой. И всё же в глубине души давала о себе знать горькая досада, вызванная наивной надеждой, что хоть на этот раз, в этой пёстрой компании, у него что-нибудь сложится...

Оливер не ждал, что за ним вернутся, и просто сидел на ступеньках там же, где произошла ссора, закрыв лицо ладонью. Однако через несколько минут снизу послышались чьи-то шаги. Едва ли остальные уже успели взять из хранилища труды Антидия и вернуться, так что альб в недоумении поднял взгляд. Как оказалось, шаги принадлежали Филиусу Шеферу. Наивный добродушный парень, должно быть, испытывал к альбу некоторую жалость и захотел его утешить. Подобное снисхождение только удручало Оливера ещё сильнее. Он стал изгоем по собственной воле и не хотел, чтобы его жалели.

— Ты чего отстал? — с натянутой улыбкой спросил Фил.

Оливер не ответил. Он не собирался поддерживать это дурацкое притворство и делать вид, что ничего страшного не случилось. Филиус это понял, перестал улыбаться и осторожно присел рядом.

— Послушай, неважно, что у тебя со всеми разногласия. Ты всё ещё член нашего отряда! Мы должны держаться вместе!

Оливер помедлил, но всё же ответил:

— Я исполнил свой долг Избранного. Мой Доминус найден. Теперь я вернусь к Тьюрису.

— Ты хочешь просто бросить нас? — взволнованно спросил Фил. — Но это неправильно! Почти все уже нашли своих Доминусов, но никто не бросил общее дело! Даже Юлиус передумал уходить, хоть и собирался.

— Мне нет смысла оставаться. Иначе всё станет ещё хуже.

— Ты имеешь в виду отношение к тебе? — Фил нервно усмехнулся. — Ну, навряд ли оно может испортиться ещё сильнее! И потом, ты же сам виноват. Если бы ты нормально объяснил своё мнение, никто бы на тебя не накинулся.

— Это не моё мнение. Моё значения не имеет.

— А чьё тогда? Старейшин? — Фил подвинулся поближе и заглянул ему в лицо. — Почему ты так уверен, что то, что они сделали, было правильно? Я тоже хочу в это верить, но как можно оправдать запрет на любопытство, ссылку Тома, уничтожение книг? Это же ужасно!

— Ты прав, это ужасно, — спокойно сказал Оливер. — Но все вы должны понять, что сделано это было не из корыстных побуждений. Единственной вещью, которой всегда руководствовались наши правители, было благополучие лаборейского народа.

— Но почему они избрали такой путь?! Почему они не хотели исполнить Пророчество и призвать Детей Фейберуса, пока не осталось иного выхода?!

О, как же сильно в этот момент Оливер хотел сломаться и рассказать всю правду! Если бы они всё знали, если бы понимали, от каких страданий их всё это время оберегали старейшины! Но он не посмел бы сделать это даже под страхом смерти.

— Я не могу сказать. Такова воля старейшин, — сухо произнёс Оливер и отвернулся, чтобы не смотреть собеседнику в глаза.

Филиус ничего не ответил и некоторое время сидел молча. Альб надеялся, что чётко дал ему понять: дальнейшие расспросы будут столь же бесполезны. На самом деле, больше всего на свете он хотел, чтобы Филиус прекратил его мучить и ушёл обратно к остальным. Оливер видел, что парень искренне хочет наладить контакт, но это было совершенно невозможно, и оттого на душе становилось ещё поганее. О Творцы, почему, почему он поддался на уговоры Тьюриса и не отказался становиться членом отряда, когда ещё была возможность?..

— А почему ты так предан старейшинам? — неожиданно спросил Фил. Похоже, он был не из понятливых.

— Я уже объяснил, я не могу ничего рассказать про их...

— Я сейчас не про их секреты! Я говорю о тебе, — Фил снова подвинулся к нему, и Оливер был вынужден посмотреть ему в глаза. — Ты так яро защищаешь их только потому, что сам во всём с ними согласен? Но ты же только что сказал, что твоё собственное мнение не имеет значения. Значит, есть какая-то другая причина, по которой ты им так верен?

Первой реакцией Оливера было рьяное внутреннее возмущение. Что простой мальчишка мог знать о верности?! Понимает ли он вообще истинный смысл этого понятия? Тем не менее, сдержав гнев, альб осознал, что Филиус непреднамеренно попал в точку. Верность Оливера никогда не зависела от того, разделял ли он полностью мнение старейшин. Она была основана на гораздо более глубоком чувстве, которое всегда было для альба настолько очевидным, что в последнее время он даже не вспоминал о его происхождении. Но несмотря на это, события полувековой давности идеально сохранились в его памяти, и стоило Оливеру мысленно вернуться к ним, как он не смог сдержать улыбки.

— Воевода Элерт! Вы пришли за Владыкой Гифрисом?

— Вольно, Франц, — улыбнулся Мартин. — Мы его уже встретили. А ты что тут делаешь?

— Я исполнил приказ и предупредил умников об опасности! Я счёл своим долгом остаться здесь и охранять их. Правда, теперь, когда прибыл Владыка Гифрис, я для этого больше не нужен. Мне разрешили сидеть тут, вот я теперь и читаю... всякие интересные штуки.

Он закрыл свою книгу и отодвинул подальше, но Воевода успел разглядеть название: "женская анатомия: иллюстрированный справочник".

— Вот как? Ну читай-читай, — усмехнулся Мартин.

Они прошли мимо поста к огромным дверям. Судя по тому, что их ручки располагались у потолка, они были здесь ещё до Катаклизма. Штайн изо всех сил налёг на створы, и те поддались с громким скрипом. Когда же Избранные увидели, что кроется за дверьми, то никто, за исключением Оливера, не смог сдержать восхищённого возгласа.

Перед ними предстал полностью облицованный деревом круглый зал, по размерам превышавший даже главный зал Цитадели. Вдоль стен один за другим проходили ряды высоких книжных шкафов, полностью заполненных толстыми фолиантами и свёрнутыми свитками. Чтобы дотянуться до верхних полок, нужно было взобраться по специальным подвижным лестницам, установленным на рельсы. Впереди за рядами виднелись перила, а вдалеке за ними — противоположная сторона зала; центральная часть представляла из себя открытое пространство. Когда же они прошли к краю балкона, то оказалось, что они находились всего лишь на верхнем ярусе огромной библиотеки, под которым располагались ещё пять таких же этажей с балконами.

— Впечатляет, не правда ли? — гордо сказал Штайн. — Труды Антидия находятся внизу, в специальном закрытом хранилище.

Но на них остальным было уже по большому счёту плевать. Фил и Том умоляюще посмотрели на Мартина, и тот, тоже поддавшись величию этого храма знаний, только махнул рукой.

— Господин Штайн, можно мы... — заикнулся Том.

— Хорошо, — улыбнулся ректор, который всё понял с полуслова. — Только кладите книги на место.

Обрадовавшись, словно дети, они бросились к рядам полок. Мартин, покачав головой, пошёл за ними — ему, чего греха таить, тоже было интересно. Только Оливер не сдвинулся с места и неодобрительно посмотрел на Штайна.

— Они не учёные. Хранящиеся здесь знания для них не предназначены, — вполголоса сказал он.

— В этом зале нет ничего запрещённого. Да и потом... Посмотрите на их жажду познания! Как можно отказывать тем, кто так страстно ищет истину?

— Вы забываетесь, Штайн. Вы не хуже меня знаете, что знания опасны для неподготовленных людей.

— Вы так в этом уверены, господин Леонхарт? Ведь мы используем наши знания на благо всего Лаборума. Без них мы бы не выжили в перевёрнутом мире.

— Учёными становятся только самые сознательные граждане. Они готовятся к этой ответственности с детства и потому готовы нести это бремя. Но в руках простых людей знание не приносит ничего, кроме зла и горя. Мудр тот, кто изучил многие науки и желает нести их людям. Но тот, кто осознаёт опасность знания и сознательно охраняет людей от этого соблазна, во сто крат мудрее.

— Вы и вправду так считаете? — Штайн помрачнел.

— Так считают старейшины, и это единственное, что имеет значение, — отрезал Оливер и отвернулся.

Остальные уже затерялись между шкафами. На каждой полке было указано, книги по какой тематике здесь лежат. Этот этаж был полностью отведён биологии. Том очень быстро нашёл в нужной секции толстую книжку под названием "Большая энциклопедия фауны Ноа" за авторством некоего Эдмунда Брема.

— Вот это да! Неужели до Катаклизма в мире водились такие твари? — восхищался он, листая страницы с зарисовками. — Гигантские хищные кошки, крысы размером с доменную печь, огромные насекомые и амфибии... Интересно, хоть некоторые из них ещё где-нибудь сохранились?

— Надеюсь, что нет, — отозвался Мартин, который изучал книжку про занятный феномен, носивший название "неотения".

Согласно ей, некоторые современные животные произошли от детёнышей древних существ, которые каким-то образом стали способны к размножению, не достигая взрослости. Таковыми, к примеру, были странные твари, названные "аксоларрами", зарисовки которых выглядели весьма жутковато. В книге не говорилось, что именно стало причиной этого феномена, но Мартин готов был поспорить, что тут явно не обошлось без козней Владыки Тьмы, в своё время извратившего сущность многих живых тварей.

А Фил тем временем метался из стороны в сторону, не зная, какую из сотен книг выбрать. Будь у него сколько угодно времени, он бы просто читал всё подряд до тех пор, пока не прочёл бы всю библиотеку. Но сейчас им нельзя было оставаться тут надолго, и это приводило его в отчаяние.

— Всё, довольно. Мы и так сильно задержались, — наконец, сказал Оливер. — Штайн, ведите нас к трудам Антидия.

Ректор поколебался, но всё же смиренно кивнул:

— Да, верно. Зовите остальных.

Вздохнув, Фил окликнул Мартина и Тома, и те вышли из-за полок с раздосадованным видом. Инженер поспешно закрыл свой рюкзак, из которого торчала книга, и закинул его за спину. По счастью, никто кроме Фила этого не заметил: Штайн хмуро смотрел в пол, а Оливер отстранённо глядел вдаль.

Они вернулись ко входу, рядом с которым находилась лестница, идущая вдоль круглой стены зала. Том снова принялся расспрашивать Штайна, но теперь тот отвечал отрывисто и неохотно: Оливер шёл прямо за ними и сверлил взглядом спину ректора. Фил шёл позади всех, и каждый раз, когда они спускались на очередной этаж, он напряжённо вглядывался в таблички на полках, чтобы хоть примерно понять, какая литература здесь собрана. Судя по ним, второй сверху ярус был отведён под медицину, третий — под химию.

— И всё-таки мне кое-что не даёт покоя, — сказал Том, когда они почти спустились до четвёртого этажа. — Заряженные вражеские кристаллы ведь слегка светятся. Если наши светоносные кристаллы имеют ту же природу, значит ли это, что они тоже "заряжены"?

— Сомневаюсь в этом, — протянул Штайн. — Они светятся гораздо ярче и к тому же никогда не гаснут. Если бы их свечение зависело от подзарядки извне, они бы рано или поздно "выгорали", и их приходилось бы заряжать заново.

Том замолчал на несколько секунд, а потом пробормотал:

— Лес Ветряков...

— Что-что?

— Когда мы только начинали поход, все кристаллы в туннелях и в Лесу Ветряков почему-то потухли. Мы думали, что это были происки врагов. Но вот что интересно: перед тем, как кристаллы перестали гореть, местные рабочие остановили вращение ветряков. А когда Юлиус привёл их в движение, кристаллы снова начали светиться...

— К чему Вы клоните, господин Коллер?

— Что если свечение кристаллов напрямую зависит от работы ветряков? Вы упоминали, что электричество может быть выработано с помощью турбины. А вдруг ветряки — это и есть огромные турбины, которые обеспечивают кристаллы постоянной подзарядкой?

Штайн напрягся и повернулся к Оливеру. Тот хмуро посмотрел на него, но ничего не сказал. Поколебавшись, ректор глубоко вздохнул и всё-таки ответил:

— Это интересная гипотеза. Ветряки — сооружения очень древние, и принцип их работы нам неизвестен. Всё, что мы знали... То, ради чего ветряки постоянно поддерживались в рабочем состоянии... Это чтобы светоносные кристаллы, которые мы выращиваем в лабораториях Башни Химии, каким-то образом продолжали светиться.

Том изумлённо открыл рот, Мартин остановился как вкопанный, а Оливер внезапно рассвирепел, подбежал к Штайну и схватил его за рукав.

— Так это действительно правда, и вы об этом знали? — воскликнул Том.

— Да, но...

— Молчи! — вскричал Оливер и попытался закрыть ректору рот, но Мартин вовремя схватил его за руку и удержал.

— Довольно! — рявкнул Воевода. — Хватит лжи! Что ещё вы скрыли от нас?!

— Подождите, как это в лаборатории? — спросил Фил. — Ведь светоносные кристаллы — это осколки Солнца, упавшие на землю давным-давно!

— Это ложь. В действительности все светоносные кристаллы в Лаборуме были выращены здесь же нашими специалистами, — отвернувшись, сказал Штайн, которому каждое слово давалось с заметным усилием.

Тут Оливер окончательно потерял самообладание и, отчаянно вырываясь из хватки Мартина, закричал:

— Изменник! Тебя снимут с поста и сошлют в шахты! Как смеешь ты выдавать секреты старейшин?! Как смеешь пренебрегать их доброй волей?! Они спасли наш народ, они подарили нам рай в этом мире!

— Нет больше смысла лгать! — с отчаянием воскликнул Штайн, обернувшись. — Нам уже не вернуть всё как было! Дети Фейберуса явились к нам, и они имеют право знать правду! Вы не представляете, каким счастьем для всех нас было внимать знаниям Владыки Гифриса после десятков лет запрета на любые новые исследования!

— Вы все лишь поддались соблазну! Неужели вы не понимаете очевидной истины?! Знания — это Тьма и зло! — надрывно крикнул Оливер и замолчал, тяжело дыша.

Повисло молчание. Видя, что альб перестал вырываться, Мартин отпустил его. Оливер сделал несколько шагов вперёд по ступеням, и Штайн с Томом брезгливо от него отстранились. Оливер и сам понимал, что после такого заявления слушать его уже никто не будет, и с бессильным гневом смотрел себе под ноги.

— Хорош учёный, — протянул Том, глядя на него с откровенным презрением. — Ничего не хочешь нам рассказать?

— Нет, — твёрдо сказал Оливер. — Кто-то должен охранять вас от опасной правды. Это бремя я буду нести до конца.

Все остальные переглянулись. К этому моменту уже никто не видел в альбе своего товарища. Сейчас вопрос стоял один: что с ним делать дальше?

— Не пытать же его, в самом деле, — мрачно сказал Мартин. — Пошли. Мы сами узнаем правду.

— Правильно, — кивнул Том и поманил за собой ректора. — Скажите, господин Штайн, а про механоидов вы тоже знали?

Тот в последний раз с грустью обернулся на Оливера и поспешил за инженером со словами:

— Нет, о них я услышал впервые. Старейшинам наверняка известно больше.

Мартин прошёл мимо альба, даже не посмотрев на него. Фил поколебался, но тоже засеменил следом. Оливер остался стоять, где стоял — раздавленный, непонятый и одинокий.

— И много ещё вы скрывали от нас? — спросил Мартин у Штайна. — Что это за клятва, о которой он говорил?

Ректор выглядел несколько подавленно, но одновременно с этим в его глазах читалась решимость. Похоже, видя, что привычный уклад жизни уже не вернуть, он твёрдо решил раскрыть все известные ему секреты.

— Вступая в касту, молодые учёные обязуются держать все свои знания в тайне от остального населения, — пояснил Штайн. — Старейшины полагают, что так будет лучше для всех, хотя, конечно, не все из нас с этим согласны. То, что мы скрываем происхождение светоносных кристаллов — лишь частный случай этого правила. Наши секреты ограничиваются научными знаниями в различных дисциплинах, и навряд ли они заинтересуют кого-нибудь кроме господина Коллера.

— А вам известно что-либо о временах до Катаклизма? — спросил Том. — Я видел, что многие книги здесь сохранились ещё с тех времён. Но в тех, что я успел полистать, было в основном про ботанику и зоологию, и ни слова про тогдашнее мироустройство.

— Разумеется. Они бы не позволили сохранить какие-либо подробные записи. Когда я ещё был студентом, прежний ректор, престарелый Риман, рассказывал мне, что в юности застал времена сразу после Катаклизма. В то время, как остальные касты занимались новой инфраструктурой Лаборума, учёные под непосредственным руководством старейшин приводили в порядок эту библиотеку. Риман говорил, что все книги тщательно просматривались, и если в них содержались какие-либо нежелательные сведения, их просто выкидывали в Бездну.

— Дикость! — воскликнул Том. — Но подождите, не может же быть, что никто ничего не помнит о тех временах! Даже если записи были уничтожены, должны же были остаться люди, вроде этого Римана, видевшие Катаклизм своими глазами! Неужели они ничего не рассказывали своим детям и внукам?

— Это один из известных исторических парадоксов. Мы частенько обсуждали его в неформальной обстановке, пытались понять, почему никаких воспоминаний о старой эре не сохранилось. Ничего конкретного, конечно, выяснить не удалось, но один факт был крайне любопытным: согласно старым медицинским картам, у всего старшего поколения — тех, кто должны были застать Катаклизм — наблюдались прогрессирующие нарушения памяти. Иными словами, они не только не помнили саму катастрофу, но и постепенно забывали даже те события, которые произошли с ними уже после этого.

Мартин почувствовал, как по его спине пошёл холодок. Мысли, которые настойчиво лезли в его голову, были слишком жуткими, чтобы давать им волю.

— Самое интересное, что у последующих поколений ничего подобного уже не наблюдалось, — продолжил ректор. — Можно сделать вывод, что эта патология была не врождённой, а приобретённой вследствие некоего травмирующего воздействия на кору головного мозга. В конце концов мы поняли, что есть лишь одно объяснение этому феномену: каким-то неведомым образом во время Катаклизма память всех выживших была искусственно повреждена.

— Не может быть! Как такое вообще возможно?! — спросил Том.

— Никто не знает, — пожал плечами Штайн. — Тем не менее, по тем обрывкам информации, которые ещё можно выудить из нетронутых книг, можно сделать определённые выводы о прошлом, которые противоречат общепринятой истории. Например, в этих ваших Священных Текстах указано, что мы являемся потомками выжившей группы праведников, нашедшей пристанище на руинах Лаборума. Однако по косвенным фразам из книг можно понять, что ещё до Катаклизма мы, лаборейцы, жили на этом самом месте, и кроме того, уже тогда составляли отдельную этническую группу. В более старых книгах эту группу часто обозначают как "Народ Фейберуса".

— Ну, так и есть. Ведь все мы и были созданы Светоносным, — заметил Фил.

— Да, но судя по контексту этого обозначения, помимо нас существовали и другие народы, которые не были с ним связаны. Называя себя "народом Фейберуса", лаборейцы таким образом обособляли себя от каких-то других людей.

— Возможно, так себя называли как раз те немногие праведники, оставшиеся верными Светоносному, — предположил Мартин. — Все остальные перешли на сторону Владыки Тьмы и утратили свой прежний облик, как и говорила Мари. Всё-таки война с Тьмой длилась многие столетия, и именно Лаборум мог быть последним пристанищем поборников Света.

— Вы думаете, стоит воспринимать религиозные тексты столь буквально? — прищурился ректор. — Конечно, частично они могут быть правдой, и Дети Фейберуса тому доказательство. Но то, что они отражают истину в одном, вовсе не означает, что они целиком правдивы. Задумайтесь над этим.

Все замолчали, обдумывая услышанное. Они уже миновали четвёртый этаж, посвящённый механике, и подходили к пятому, когда Фил вдруг огляделся по сторонам и спохватился:

— А где Оливер? Он не пошёл за нами!

— Какая разница? Боишься, что он потеряется? — равнодушно спросил Мартин.

— Не говори так! Пусть мы не согласны с ним, но он всё ещё член нашего отряда.

— Ты слышал, что он говорил! — возмутился Том. — Он держит нас за скот, которому не положено ничего знать о мире!

— Может, мы его просто не так поняли. Вы все только и делаете, что обвиняете его. Почему бы не поговорить по-хорошему?

— Не вижу в этом смысла, — сказал Штайн. — Господин Леонхарт уже много десятков лет служит Тьюрису. Он предан старейшинам до мозга костей и не посмеет пойти наперекор их воле.

— Может, и не стоит его переубеждать. Я просто хотел бы узнать, почему он так считает, — Фил посмотрел на Мартина. — Можно я сбегаю к нему? Мы вас догоним.

— А я думал, ты захочешь сразу увидеть труды Антидия, — удивился Воевода. — Если думаешь, что сможешь разговорить его, иди. Но навряд ли ты чего-нибудь добьёшься.

— Хотя бы попытаюсь, — улыбнулся Фил и побежал наверх по ступеням. Проводив его взглядом, остальные продолжили спуск. До последнего этажа оставался всего один пролёт.

— Всё это неправильно, — твердил Том, потирая подбородок. — Если память наших предков действительно была стёрта, то книги оставались единственным источником знаний о нашей истории! Зачем старейшинам было избавляться от этой информации? Разве им самим не было интересно, на что был похож мир до Катаклизма?

— По-моему, ответ очевиден, Том, — сквозь зубы сказал Мартин. — Они и без книг всё прекрасно помнят. Произошедшее не было случайностью. Старейшины намеренно лишили нас любых сведений о старой эре. А значит, логично предположить... что это именно они стёрли народу память.

Том в ужасе вытаращил глаза, а Штайн нахмурился и вздохнул — видимо, сам он уже давно пришёл к этому выводу.

— Когда мы найдём всех Детей Фейберуса и вернёмся в Цитадель, то устроим Сапию и остальным серьёзный разговор, — продолжил Мартин, сжав кулаки. — И для них он навряд ли будет приятным.

***

Прошли уже почти сутки. Гвардейцы дежурили у двери бесперебойно, периодически заглядывая внутрь, чтобы проверить, нужно ли что-нибудь их узнику. Беллум больше не приходил — едва ли у него хватило бы духу смотреть в глаза преданного им друга. Других правителей в его покои тоже не пускали. О том, что сейчас происходит в башне, стражи помалкивали — скорее всего, по приказу. Они наверняка ожидали, что Сапий попытается переубедить их в правильности их поступка. Но, к их удивлению, старик ничего не говорил. Большую часть времени он продолжал сидеть у жаровни и, часами не меняя позы, смотреть на огонь.

Гвардейцы были уверены, что он сломлен предательством и окончательно смирился со своим поражением, не видя смысла что-либо предпринимать. Отчасти они были правы. Однако если бы они решились не просто поглядывать на него со спины, а подойти поближе и посмотреть старику в лицо, то увидели бы нечто странное. Абсолютно спокойный и расслабленный, Сапий мечтательно глядел на пламя — и улыбался.

— Я этому не удивлён. Ведь вы, наслушавшись местных сказок, сразу же встали на сторону лаборейцев. Я прав?

Остальные трое Доминусов переглянулись. Для них вопрос о выборе стороны даже не стоял, ведь враги всегда стремились их убить, даже не пытаясь наладить диалог. Но вот у Эстуса история была несколько иной. Вспомнив собственные сомнения, свой первый бой в Лесу Ветряков и решение, которое он тогда принял, Повелитель Огня воскликнул:

— Дело не в сказках! Эти люди были в отчаянии! Они не смогли бы справиться с врагами своими силами, потому и попросили нас о помощи! По-твоему, мы должны были отказать и обречь их на гибель?

— А, так дело в благородстве? — протянул Гифрис и понимающе улыбнулся. — Теперь понятно. Ты захотел поиграть в героя, а остальные просто увязались за тобой.

В этот момент Эстус так возненавидел брата, что захотел поджарить его, как остроухих солдат в той первой битве. Видимо, злость отразилась на его лице так что Доминус Льда поспешно добавил:

— Не подумай, что я тебя осуждаю. С точки зрения этики это был правильный поступок, что говорит о тебе как о нравственном человеке. Впрочем, если бы подобная дилемма встала передо мной, то я бы сперва осмыслил её с рациональной позиции. Взвесил бы все "за" и "против", обдумал риски и выгоды, и лишь потом бы выбрал одну из сторон конфликта.

— Хочешь сказать, ты бы на полном серьёзе рассматривал возможность примкнуть к нашему врагу?! — гнев окончательно вытеснил нерешительность, и взбешённый Эстус вскочил на ноги. — Да будет тебе известно, что мы сражаемся на стороне Света! А враги наши — прислужники Тьмы, которые хотят разорить и поработить весь мир!

— Ты так думаешь, потому что тебе так сказали! — громко, но спокойно сказал Гифрис. — Скажи, много ли ты вообще знаешь об этих захватчиках, не считая того, что вообразили местные на основе своих легенд? Ты сказал, что вы сталкивались с ними в бою. Но была ли у вас возможность узнать их цели и мотивы?

— Ну... Нет, такого не было, — признал Эстус и сразу, не дожидаясь ответа, добавил: — Но я знаю, что они сделали, и для меня этого достаточно! Они убили сотни невинных людей! Они злодеи, это же очевидно!

— Они злодеи с точки зрения лаборейцев, а поскольку ты с самого начала находишься среди них, то для тебя это тоже кажется очевидным. Но в реальности нет объективного добра и зла.

— Конечно есть! И не важно, с кем я был! Даже если бы я смотрел на всё это со стороны, для меня всё равно было бы очевидно, что захватчики творят зло!

— Да ну? А давай-ка представим гипотетическую ситуацию: что если один из наших братьев сразу после своего пробуждения встретил захватчиков и остался с ними? В этом случае он будет воспринимать происходящее с их точки зрения, а все их действия станет считать оправданными. И тогда врагами он будет видеть лаборейцев, а вместе с ними и нас, собственных братьев.

— Чушь! Это невозможно! Враги хотят нас уничтожить! А даже если бы такое и случилось, он бы сразу распознал обман и встал на сторону добра!

— Послушай, я не собираюсь сейчас читать очередную лекцию, последние три дня я только этим и занимался. И я не говорю, что мы должны бросить лаборейцев. Я просто полагаю, что наша первоочередная задача — сперва составить полную картину происходящего в этом безумном перевёрнутом мирке. Отведите меня к тем, кто инициировал наше появление здесь. Они должны знать больше, чем остальные.

— Я уже спрашивал, — буркнул Эстус и, успокоившись, снова сел. — Местные правители тоже знают только легенды.

— Не думаю, что ты был достаточно настойчив, — лукаво улыбнулся Гифрис. — Не забывай, по сравнению с ними мы почти всемогущи. Уверен, если как следует припугнуть их нашей силой, они станут более разговорчивы...

— Ты серьёзно? — Эстус не верил своим ушам.

— Не волнуйся, до этого навряд ли дойдёт, — протянул Повелитель Льда и тут заметил, что один из академиков, прихватив с собой тетрадь, направляется к ним. — О нет, очередной научный профан, жаждущий моих знаний! Нам надо побыстрее уходить отсюда...

Учёный в круглых толстых очках с необычайной для его возраста прытью подбежал к Доминусам, низко поклонился и благоговейно спросил:

— Владыка Гифрис, я завершил подробное описание явления электромагнитной индукции, о которой Вы рассказывали. Не могли бы Вы проверить, всё ли я верно понял и правильно ли произвёл расчёты?

С этими словами он с почтением поднёс свой труд к трону Повелителя Льда. Тот недовольно вздохнул, но всё же взял исписанную мелким почерком тетрадь. Несколько секунд он напряжённо смотрел на разворот, даже не пробегаясь взглядом по строчкам, затем несколько раз глянул на учёного, не сводящего с него восхищённых глаз, после чего вернул ему тетрадь со словами:

— Да, всё более-менее правильно.

Учёный несколько раз моргнул и пояснил:

— Благодарю, Владыка, но на этом развороте только вступление, а основная статья идёт дальше...

— Основы вы поняли верно. Продолжайте в том же духе.

Академик удивлённо выпучил глаза, ещё раз с почтением поклонился и поспешил обратно к коллегам. Гифрис подождал, пока он отойдёт, и надменно фыркнул:

— Дилетанты! Они не знают даже элементарных вещей! Я, конечно, не помню ничего до появления здесь, но сдаётся мне, что в наше время каждый ребёнок знал, что мир имеет форму внутренней поверхности цилиндра...

— Ты ведь даже не прочитал его труд, — перебил Эстус.

— Ну, я... — Гифрис запнулся, отведя взгляд, но потом отрезал. — Нет у меня времени читать их графоманию! Особенно сейчас, когда пришли вы...

— Ты не смог разглядеть написанное, — внезапно прохрипела Алия. — Ты всё время щуришься. У тебя со зрением беда.

— С моим зрением всё в полном порядке! — рявкнул Повелитель Льда. — А я и не знал, что ты умеешь разговаривать.

— Надо же, — мрачно усмехнулась Домина. — А мне казалось, ты всё знаешь.

— Во всяком случае больше, чем все вы вместе взятые! — тут Гифрис услышал смешок, явно исходивший от Целериса, и гневно спросил. — Я разве сказал что-то смешное?

— А? Не, это я того... анекдот вспомнил! — махнул рукой тот. — Ты не бузи так, белоснежка, для здоровья вредно.

— Слушай, ты, троглодит! Ты начинаешь меня бесить! Запомни раз и навсегда: я Гифрис! А если не можешь запомнить, запиши где-нибудь!

— О! Да, мысля хорошая! — радостно закивал Целерис, но тут же погрустнел. — Только я ентово, грамоте не обучен. Ты лучше сам покажи, как оно правильно пишется. А то ещё запомню не так, как надо.

— Буду я ещё такой ерундой заниматься! Попроси кого-нибудь другого! — фыркнул Гифрис и довольно громко прошептал. — Ну что за идиот!..

Целерис этого не слышал, или во всяком случае не подал виду, как Каэлий с Алией. А Эстус уже не видел смысла хоть что-то говорить, и просто молча поражался, какой же на самом деле сволочью оказался его ледяной брат.

***

В то время, как Дети Фейберуса разбирались между собой, у Избранных наконец-то выдался шанс отдохнуть с дороги и немного расслабиться. Оливер был знаком со Штайном, поэтому ректор сразу начал расспрашивать его про новости из Цитадели, здоровье Тьюриса и других старейшин. Все остальные предпочли сесть подальше от них, за исключением Тома, который изнемогал от любопытства. На удивление, никто из местных не стал проявлять к ним восторженный интерес, как это было в других районах. Вместо этого учёные вновь вернулись к своим записям и дискуссиям.

— А чем они все занимаются? — с интересом спросил Том, подвинувшись поближе к двум учёным.

— Систематизируют знания, которые поведал нам Владыка Гифрис, — ответил Штайн. — Пытаются связать их с тем, что уже было нам известно. Создают новую теоретическую базу. Некоторые даже приступили к созданию новых разработок на основе этих сведений. Подумать только: специалисты из всех Башен собрались здесь и конспектируют его слова, словно зелёные студенты! Не каждый день такое увидишь.

Ректор то ли не понял, что говорит с презренным шахтёром, то ли не придал этому значения. В любом случае, для Тома это был шанс.

— Господин Штайн, а Вы можете рассказать про эту "энергию, подобную молнии"?

— Владыка Гифрис называл её "электричеством". Это довольно сложная наука, — нахмурился ректор, смерив его недоверчивым взглядом. — И в любом случае, это только теория...

— В таком случае, пришла пора проверить её на практике!

С этими словами Том достал торчащее из его рюкзака вражеское оружие и положил его на стол перед Штайном. У того сразу загорелись глаза. В Акваториуме инженер уже навострился собирать и разбирать трубку, что сразу же и продемонстрировал. Учёный тут же принялся внимательно осматривать детали механизма.

— Удивительно! Это и впрямь походит на электрические цепи, о которых нам рассказал Владыка Гифрис! Вот только он говорил, что для выработки электроэнергии используют вращающуюся турбину. А что здесь выступает источником тока?

— Полагаю, вот это, — гордо сказал Том и достал из кармана кристаллический снаряд.

— Что это? Дай-ка взглянуть! — Штайн некоторое время покрутил снаряд и осмотрел его с помощью монокля. — Хм. Похоже на светоносный кристалл, даже слегка мерцает. Это определённо кристаллический сигний, но неизвестного типа...

Вдруг молча сидевший рядом Оливер резко повернулся и дёрнул ректора за рукав. Он хотел сделать это незаметно, но от острого глаза Тома ничего не ускользнуло.

— Погодите, — медленно сказал тот. — Но ведь сигний — металл. Причём тут светоносные кристаллы?

Штайн поколебался, переводя взгляд с Тома на Оливера, но потом всё-таки заговорил:

— Исследования показали, что вещества, из которых состоят сигний и светоносные кристаллы, проявляют схожие аномальные свойства, которые не встречаются ни у одного другого известного элемента или соединения. Это действительно удивительный материал, настоящее чудо. Собственно, поэтому мы и называем его сигнием — на древнем языке Творцов "чудо" звучит как "signum".

— Я этого не знал, — пожал плечами Том и, прищурившись, глянул на Оливера. Тот смерил его холодным взглядом и отвернулся.

Том со Штайном продолжили изучать вражеское оружие, а тем временем остальные Избранные расположились чуть поодаль и с интересом наблюдали за разгоревшимся неподалёку спором Доминусов о добре и зле.

— Радуйся, Юлиус. Похоже, мы нашли второго тебя, — хохотнул Мартин, кивнув в сторону Гифриса, разлёгшегося на ледяном кресле и во всеуслышание демонстрирующего свои познания в этике.

— Чего?! Да мы ни капельки не похожи! — возмутился тот. — Ну да, бывали у меня заскоки, но это всё в прошлом! Я теперь другой человек!

— Да ну? А по-моему, ты всё такая же заноза, — сказал Чарльз Люфт. — Взять хотя бы ситуацию с Оливером...

— Это совсем другое! Вы не представляете, как этот ходячий манекен меня бесит! — Юлиус бросил сердитый взгляд на двух учёных и Тома. — Почему он продолжает защищать старейшин и ничего не хочет объяснить? За кого он нас держит?

— Мне понятно твоё недовольство, но я не стала бы судить Оливера столь однобоко, — сказала Мари. — Он определённо знает куда больше нас. И я вижу, что ради сохранения этой тайны он скрывает от нас даже свои настоящие чувства. Если он действительно верит в добродетель старейшин, и готов даже стать изгоем ради неё, то, может, на то есть серьёзные причины?

— И какие же? Они десятки лет задерживали исполнение Пророчества! По факту, они противились воле Творцов!

— А помнишь, что ты рассказывал мне в Лесу Ветряков? — подал голос Фил. — Что Сапий ведёт себя странно, говорит с Творцами, слышит голоса у себя в голове? Что если это не сумасшествие? Вдруг он всё делает так, как они велят?

— Ни туприссия себе! Я никогда не слышал, что так бывает! — нахмурился Люфт. Мартин тоже покачал головой.

— Голоса Творцов? В голове? — Мари вдруг заволновалась. — Я читала об этом в Священных Текстах! Это редчайший дар, которым Творцы наделяют только самых благочестивых праведников! Этим даром обладал святой пророк Антидий: Творцы сообщали ему свою волю, которую он и передал нам в своих трудах. Если у Сапия есть такой же дар, то его благонамеренность несомненна!

— Или он просто свихнулся. Это тоже возможно, — пожал плечами Мартин.

— Знаете, а я так не думаю, — сказал Люфт. — Сапий знает куда больше нас. Это благодаря нему Дети Фейберуса явились спасти нас, хоть и только сейчас. Что же касается Оливера, то я кое-что узнал о нём, когда мы ходили по Ветрякам. Вспомните хотя бы, как он раскромсал рукава своей мантии, чтобы пустить их на фитили. Он самоотверженный человек, преданный нашему делу всем сердцем. И он свято хранит ведомые ему секреты, потому что явно знает, что так будет лучше. Можете меня осудить, но я верю в него.

Юлиус понял, что оказался в меньшинстве, и только недовольно фыркнул, опустив взгляд.

— А ты, Мартин, как я погляжу, тоже из тех, кто всё подвергает сомнению? — усмехнулась Мари, откинувшись на спинку стула. — Ничего-ничего, придёт время — и сам всё увидишь. Мудрость Творцов безгранична, и когда благодаря их провидению наш город будет спасён, ты осознаешь истинную силу Веры.

— Да, кстати, я всё хотел спросить... — слегка смущённо улыбнулся Люфт. — Тогда, в Акваториуме, когда Владыка Алия расправлялась с врагами, а ты всё смеялась и кричала, что так им и надо... Что это было?

Ответ явно хотели услышать все, так что Мари тут же залилась краской:

— Это было глупо. Я перенервничала, вот и вспылила.

— Это понятно, просто я не ожидал от тебя таких слов, — сказал Мартин. — В Лесу Ветряков, когда Владыка Эстус не хотел убивать врагов, ты его оправдывала. Говорила, что всякому праведнику противно насилие. Ты изменила мнение?

— Не совсем, — жрица опустила взгляд и нахмурилась. — Фейберус действительно учил, что всякое убийство человека, даже врага, есть страшный грех. Потому военные, даже отставные, не могут принять священные обеты и стать жрецами. Ведь вы посвятили свою жизнь военному делу, а значит, в душе уже приготовились убивать ради защиты народа. Но теперь я поняла, что всё это время мы неверно истолковывали эту истину. Видите ли, дело в том, что наши враги не люди.

Все в недоумении уставились на жрицу. Никто из членов отряда к этому моменту уже не считал врагов сверхъестественными демонами. Все необъяснимые ужасы вроде железных летающих шаров и оружия, стреляющего шаровыми молниями, на деле оказались лишь развитыми технологиями. Да и сами захватчики, хоть и сильно отличались от лаборейцев внешне, всё же были обычными живыми существами.

— Что ты имеешь в виду? — спросил Мартин. — Они же не тёмные духи. Без своей навороченной техники они простые смертные, как и мы.

— Они не демоны, однако и не люди, — Мари подняла глаза и мрачно оглядела собеседников. — Все мы видели их вблизи. У них тёмная кожа и глаза как у хищных зверей. Я всё думала, кто они такие и откуда взялись, а потом вспомнила строчки из Священных Текстов, и тогда всё стало очевидно. Послушайте!

"Выжили и некоторые из тех, кто служил Владыке Тьмы. Они не возвратились к Свету, не поднялись к небесной тверди, но уползли вниз, в чёрную и затопленную ядовитой водой бездну, и там видоизменились, превратившись в мерзких тварей: хладных ящеров, жестоких дикарей, свирепых оборотней и других отвратительных существ, в сердцах которых давно потух последний огонёк Света. Отныне они жаждут одного: уничтожить последний оплот Света и полностью погрузить мир во мрак".

Вот кто наш враг! Потомки отступников, в незапамятные времена отринувших Свет Фейберуса и поддавшихся на лживые обещания Деймониса, да будет проклято его имя! То, что они выглядят как страшные нелюди, не случайность! Ведь именно Владыка Тьмы до своего падения создал животных, и он же ответственен за звериное, низменное начало в нас самих. Эти отступники отбросили всё человеческое, полностью поддались Тьме, оттого и кожа у них почернела! Даже остроухие, хоть и больше похожи на нас, не в силах скрыть своей истинной натуры — поэтому уши у них и звериные!

— Да! Я тоже об этом думал! — воскликнул Фил. — Про свободу выбора между животным началом и добродетелью, про зло и добро! Я даже рассказывал про это Тому! Выходит, я был прав!

— Именно так, — жрица кивнула ему. — Понимаете теперь? Наши враги выбрали зло и потому перестали быть людьми. Спасти их уже невозможно. Остаётся лишь один выход: избавить мир от этого зла.

Мартин и Люфт понимающе закивали. Мари жестом попросила их придвинуться поближе, и сама наклонилась к ним.

— Я ещё не настоятельница, и всё же я уверена, что в учении Фейберуса разбираюсь лучше, чем кто бы то ни было! Посему я сделаю то, что должно было быть сделано давным-давно, — уверенно сказала она. — Мартин, Чарльз! От лица Церкви Фейберуса я провозглашаю, что нет греха в вашем благородном деле, и благословляю вас на борьбу с прислужниками Тьмы любыми средствами, как воинов, подобных святому воинству древности!

Воеводы смиренно склонили головы, и Мари поочерёдно коснулась их ладонью. Юлиус и Фил наблюдали с благоговением.

— Благодарю тебя, — поклонился во второй раз Мартин. — Сейчас, когда почти все Дети Фейберуса найдены, благословение Творцов нужно нам как никогда. Грядёт решающая битва с захватчиками, исход которой определит судьбу всего нашего народа!

— Но готовы ли к ней сами Дети? — вздохнул Люфт, глядя на Доминусов. Как раз в этот момент Эстус разгневанно кричал на Гифриса. — Среди них уже пошёл раздор.

— Пусть они сами разберутся между собой. Не думаю, что это наше дело, — сказал Мартин. — Наша работа — отыскать оставшихся двух Детей.

— Да, но меня всё равно тревожит, что Владыка Гифрис перетягивает одеяло на себя. Лидером должен быть Владыка Эстус, это всем понятно!

— Так указано в Пророчестве, но как по мне, он не очень для этого подходит. Лидер должен определяться своими качествами, а не формальностями...

Тут Мартин замолчал и бросил взгляд на Люфта. Ненамеренно он снова затронул больную тему. Тот нахмурился, но не стал возражать и продолжил:

— Как бы там ни было, нет смысла задерживаться здесь надолго. Мы обошли все места прибытия Детей, которые видели дозорные с нижины Цитадели. Куда приземлились оставшиеся два, неизвестно. Врезаться в небесную твердь и упасть обратно в Бездну они не могли, поскольку это противоречит Пророчеству. Они точно находятся где-то в Лаборуме. Я предлагаю пройтись по всем туннелям, где мы ещё не были.

— И нам следует поторопиться, — добавил Юлиус. — Запасы продовольствия в Цитадели не бесконечны.

Все ожидаемо закивали, но тут подал голос Фил, который всё это время явно не решался что-то спросить:

— Эм, ребята... Я слышал, здесь в Университете, есть огромная библиотека с кучей всяких интересных книг! Я понимаю, что нам нельзя медлить и всё такое, но раз уж мы здесь, может, сперва заглянем туда?

— Фил, без обид, но наш поход важнее, — возразил Мартин. — Потом, когда всё кончится, сможешь хоть сутками тут торчать, это я тебе обеспечу. А сейчас мы должны сосредоточиться на своём долге.

— Но знания из этой библиотеки могут помочь нам! Может, мы найдём там что-нибудь о прошлом Детей Фейберуса, чтобы они всё вспомнили!

— Фил прав, — неожиданно сказала Мари. — Я слышала, что здесь хранятся труды самого пророка Антидия, в которых подробно описано, как возродить этот мир! Эти сведения понадобятся Детям в их дальнейших странствиях. Почему бы сразу не забрать их?

— Раз такое дело, я согласен! Всё равно Дети пока не наговорились, — сказал Мартин. — Пошли вдвоём, быстрее управимся. Пойду попрошу этого Штайна нас отвести, — он встал из-за стола и направился к нему.

— А вы не хотите присоединиться? — спросил Фил у остальных.

— Чего я там не видел? Некогда мне. Покумекаю пока над новым маршрутом, — сказал Люфт и полез в рюкзак за картой. По какой-то причине в его голосе слышалась печаль.

— Я и так два часа тащился с полным ранцем, — проворчал Юлиус. — Нет уж, не хочу я бегать по лестницам туда-сюда.

— Юлиус прав. Нам ещё предстоит обратный путь, — кивнула Мари. — Я учила древний язык в Храме и попробую разобрать труды, когда вы их принесёте.

Тем временем, услышав предложение Мартина, Том оживился и воскликнул:

— Я иду с вами! Всегда мечтал там побывать! Вы ведь не против, господин Штайн?

— Обычно допуск в библиотеку имеют только наши специалисты, — вздохнул тот. — Но так уж и быть, раз такие дела творятся, я вас отведу.

— Круто! Там же куча книг, написанных ещё до Катаклизма! Мы можем столько узнать о старом мире!

— У нас нет на это времени, — резко сказал Оливер, глядя в сторону.

— Не нравится — не ходи, тебя не заставляют! — усмехнулся Том, складывая детали оружия обратно в рюкзак.

— Нет, я пойду с вами, — Альб встал и окинул спутников серьёзным взглядом.

— Вот и отлично! Я бы удивился, если бы Вы остались, господин Леонхарт, — улыбнулся Штайн.

Медлить не было смысла, так что ректор сразу же встал и направился к выходу, поманив за собой остальных. Помахав оставшимся в аудитории товарищам, они вышли в белоснежный коридор и направились в библиотеку.

Мари уже собиралась возмутиться, но Мартин жестом остановил её и прошептал, покачав головой:

— Бесполезно. Что взять с этих яйцеголовых...

— Впрочем, я могу их понять. И дело даже не в том, что он оживший персонаж из легенды, владеющий необъяснимыми способностями, которые не поддаются научному анализу, — продолжал Штайн с блеском в глазах. — Как оказалось, его знания о мире значительно превосходят наши! Он настоящий эрудит и интеллектуал!

Эстус с тревогой переглянулся со своими братьями и сестрой. Не считая обрывочных знаний, вроде умения контролировать свои способности, никто из них ничего не помнил о прошлом. Неужели они наконец-то встретят того, кто сохранил хотя бы толику воспоминаний об их прежней жизни? И будут ли эти сведения совпадать с тем, что рассказал ему старик Сапий? По-правде говоря, доводы Юлиуса заставили Доминуса призадуматься о том, стоит ли верить на слово всему, что говорят правители Лаборума.

— Что именно он знает? — резко спросил Оливер.

— О, господин Леонхарт! — Штайн так увлёкся, что не заметил знакомое лицо. — Нечасто Вас увидишь за пределами Цитадели! Как поживает достопочтенный господин Тьюрис?

— Он в добром здравии. Так что рассказал вам Доминус?

— Множество интересных вещей! У него имеются обширные познания во всех изучаемых нами областях науки. Он разбирается в микроскопическом строении живых организмов, знает десятки неизвестных нам химических соединений и способов их получения. Он рассказал, как выработать энергию, подобную молнии, и с её помощью приводить в движение сложные механизмы. Изобретатели из Башни Механики даже и не подозревали о таком!

— Подобную молнии? Кажется, я видел что-то вроде маленьких разрядов, когда чинил механоида! — воскликнул Том. — И на этой же технологии основано вражеское оружие! Теперь я смогу разобраться, как всё это работает!

— Он говорил что-нибудь о временах до Катаклизма? — не унимался Оливер.

— Нет, об этом, кажется, ничего, — задумчиво сказал Штайн, закручивая ус. — Видите ли, по его же словам, у него диссоциативная амнезия. Выражаясь простым языком, он сохранил только универсальные знания, но утратил воспоминания о собственном прошлом. Такое иногда бывает при психологических травмах. Он весьма огорчён этим и надеется, что хотя бы его братья сохранили память.

— Увы, но мы помним даже меньше, чем он, — вздохнул Эстус.

— Вот как? Жаль, очень жаль. Но он всё равно с нетерпением ждёт вас. Наше общество порядком наскучило ему за последние три дня.

— Враги, как я вижу, до вас не добрались? — спросил Мартин.

— Враги? Какие враги? — задумчиво переспросил Штайн. — А-а, те, которые напали на город? Да, сюда прибегал один из ваших солдат. Но на нас тут никто не нападал. А если бы и осмелился, Владыка Гифрис заморозил бы их живьём.

— Большинство людей спасено. Если вам это, конечно, интересно, — хмуро сказал Воевода Люфт.

— Ах, прошу прощения. Конечно, меня беспокоит сохранность остальных каст. Я не увидел на ваших лицах особенной печали, вот и сделал вывод, что большой трагедии удалось избежать. Если бы вы потеряли близких людей, то это было бы сразу видно.

Мартин нахмурился и опустил взгляд, а Люфт, напротив, с улыбкой закивал:

— Да, хоть в этом нам повезло!

Вскоре они добрались до того места, где от главного моста отходили мостики поменьше, ведущие непосредственно к башням. Свет белых кристаллов причудливо отражался от множества граней на блестящих стенах, отчего создавалось впечатление, что они попали в огромную комнату зеркал. Нижины Университета и шести исследовательских башен терялись в густых облаках далеко внизу, освещая их изнутри. До этого Эстус вообще не замечал облаков в Бездне — должно быть, из-за кромешной темноты. Теперь же густые тучи поднялись необычайно высоко.

— Похоже, собирается гроза, — заметил Люфт.

— Ещё какая! — кивнул Штайн. — Специалисты из Башни Метеорологии определили, что это будет сильнейший шторм за последние шестьдесят лет! Впрочем, нам он будет не страшен. Сюда, прошу вас! Владыка Гифрис сейчас в Университете.

Путники прошли мимо всех меньших башен и направились прямиком к центральной. Когда они подошли ближе, Эстус снова подметил одну местную особенность, которой не было в других районах. Побывав в Мануфакторуме, Цитадели, Лесу Ветряков и Акваториуме, он заметил, что лаборейцы подошли к выживанию в перевёрнутом мире с предельной практичностью. Все их древние сооружения были переделаны таким образом, чтобы приспособить их к новым условиям, и никто даже не позаботился о сохранении внешней красоты. Иными словами, в Лаборуме, как он думал, не осталось никакой архитектурной эстетики прежних времён. Но это место было другим. Университет явно остался таким же, каким был до ужасного Катаклизма, и глядя на него, Эстусу оставалось только с восхищением гадать, как же выглядел великий город во времена своего расцвета.

Железный мост оканчивался у огромного ряда кварцевых колонн, расположенных перед входом. Прямо над ними до сих пор была перевёрнутая, местами обвалившаяся, но всё ещё хорошо различимая парадная лестница, ведущая к поверхности небесной тверди. Между колоннами был установлен железный помост, по которому отряд дошёл до дверей, по-прежнему находящихся на своём положенном месте. Пройдя сквозь них, путники оказались в величественном круглом зале, полностью отделанном кварцем и мрамором. Привыкший к грубо вытесанным в камне туннелям и покрытым ржавчиной железным проходам Акваториума, Эстус с восхищением глядел на окружающую чистоту и симметрию. Воистину, это был храм разума, нетронутый временем осколок былого величия, где вдали от городской суеты умнейшие из лаборейцев могли предаваться размышлениям об устройстве мира.

Отсюда на нижние ярусы вели широкие лестницы у стен — вот только воспользоваться ими было невозможно, поскольку они, как и балконы на множестве этажей, были перевёрнуты. Казалось, что это место вовсе не было переделано под новые обстоятельства: местные обитатели сохранили его в первозданном виде, ограничившись минимальными удобствами. Высотой зал был в дюжину этажей, а в самом низу вместо ровного пола находился перевёрнутый купол, в центре которого была видна эмблема касты учёных в виде открытой книги. Единственным способом перемещаться по залу были всё те же строительные леса, установленные поверх былой красоты. Спускаясь по крутым железным ступеням, Эстус разглядывал узоры на кварцевых перилах и светильниках на стенах. Мастера, сделавшие их, использовали орнамент в виде чего-то, похожего на ветвящееся дерево: множество "побегов" отходило от большой фигуры, напоминающей сердце, после чего они снова и снова разделялись на всё более мелкие линии, пока не становились едва различимы.

Спустившись на несколько ярусов, отряд повернул в один из коридоров со множеством дверей вдоль стен. В более тесном пространстве свет, отражающийся от блестящих кристальных поверхностей, казался ещё ярче. По пути они не встретили ни одной живой души; по словам Штайна, он вышел на мост подышать свежим воздухом, и потому единственный заметил приближение отряда, так что для остальных его коллег встреча обещала быть приятным сюрпризом. Наконец, они добрались до нужной двери, из-за которой доносился гул множества голосов. Ректор многозначительно улыбнулся, явно предвкушая реакцию других академиков, и без стука открыл дверь.

— Ты где пропадал, Берт? Ты пропустил интереснейший рассказ о влиянии... О премудрый Имхатон!

Когда вслед за Штайном в дверь протиснулся Эстус, сидевший у входа лысеющий учёный в толстых очках замер на полуслове. В просторной круглой аудитории собралось никак не меньше, чем несколько десятков человек; большая их часть сидела за рядами длинных столов вдоль стен. Здесь вовсю кипела деятельность: учёные вполголоса о чём-то дискутировали, листали толстенные фолианты, записывали и чертили что-то на огромных листах, то и дело восторженно восклицая, а те, что были ближе всего к центру помещения, не сводили глаз с кафедры, где в окружении наиболее пожилых и почтенных мудрецов расположился сам виновник торжества.

Высокий, статный, с бледной кожей и уже проступившими на голове белокурыми волосами, Гифрис расслабленно восседал на большом прозрачном троне, сделанном, судя по виду, из ледяной глыбы. На Доминусе была белая мантия, которая, впрочем, не доходила ему даже до колен, а широкие рукава оканчивались на уровне локтей. Утомлённо глядя в потолок, он медленно и монотонно что-то говорил, пока стоящие вокруг академики остервенело записывали каждое его слово в тетради, а один учёный громко всё повторял для дальних рядов.

Появление отряда недолго оставалось незамеченным, и гомон в зале быстро стих. Учёные растолкали своих увлечённых коллег и молча уставились на Доминусов, не веря своим глазам. Гифрис, разумеется, тоже их увидел и немедленно оживился, встав со своего трона. Эстус улыбнулся и уверенно пошёл к своему брату, в уме подбирая слова для приветствия. Но прежде, чем он успел это сделать, Повелитель Льда радушно раскинул руки и произнёс выразительным и мелодичным голосом:

— А вот, наконец, и мои братья! Я знал, что вы придёте. Ну же, подойдите ближе!

Все остальные почтенно расступились, пропустив Детей Фейберуса вперёд, и четверо Доминусов встали в ряд перед братом. Эстус с некоторым неудовольствием отметил, что Гифрис был выше их всех, а по ширине плеч и размеру мускулов уступал разве что Целерису. Повелитель Льда прищурил свои голубые глаза, окинул их пристальным взглядом и с разочарованием протянул:

— Что-то знакомое в вас определённо есть, но я ожидал большего. Я рассчитывал, что, взглянув на вас, я смогу пробудить ассоциативную память и вернуть воспоминания, утраченные из-за амнезии. Должно быть, с моей стороны наивно было полагать, что всё будет так просто. Дайте-ка я угадаю: вы, как и я, ничего не помните?

— Даже меньше чем ты, — смущённо сказал Эстус. — Ты хотя бы сохранил разные научные знания, а мы и их утратили.

— Кто сказал, что они у вас были? — усмехнулся Гифрис. — Впрочем, неважно. Местные пересказали мне историю про нашего отца Фейберуса, его борьбу с Владыкой Тьмы и Пророчество, согласно которому мы должны спасти этот мир. Хотя всё это сильно смахивает на суеверную легенду, доля правды здесь всё же должна быть, иначе как объяснить вот это?

Он протянул руку к своему "трону", и тотчас же ледяное изваяние оторвалось от пола и полетело к ним. Гифрис аккуратно опустил его рядом с собой, после чего с ухмылкой сел, закинув ногу на ногу.

— Так о чём это я? Ах да, о местной легенде. Мне поведали ваши имена и стихии, так что позвольте я угадаю, кто есть кто, — Повелитель Льда ещё раз прищурившись оглядел Доминусов и бесцеремонно показал пальцем на Алию. — Так, женщина среди нас только одна, поэтому тут всё очевидно. Что такая хмурая, дорогая сестрица Алия? Грустно, что все мужчины вокруг либо твои братья, либо не подходят по размеру? Хе-хе!

Домина Воды смотрела на него таким испепеляющим взглядом, что Гифрис занервничал и сразу переключился на следующего:

— Броня зелёная, ни с одной из обозначенных стихий особенно не сочетается, но у всех, за исключением воздуха, есть более подходящие цвета. Стало быть, ты — Каэлий.

— Может быть. Во всяком случае, так меня все называют, — устало протянул Повелитель Воздуха.

— Чёрный цвет, огромные мускулы и не слишком умное лицо, — продолжил Гифрис, показав на Доминуса Земли. — Целерис, я прав?

— В точку, белоснежка, — закивал тот.

— Моё имя Гифрис. Постарайся запомнить, если получится.

— Оу. Извиняй, ерунду какую-то сказанул, — пробасил Целерис и едва заметно повёл бровью.

— Ну а ты... — Повелитель Льда окинул Эстуса снисходительным взглядом. — По цвету брони сразу понятно, кто ты. В легенде сказано, что ты будешь нашим предводителем, это так?

Кровь прильнула к голове, сердце бешено забилось. Стараясь выглядеть как можно более сурово, Эстус выдавил:

— Ну да...

— И как успехи? Я полагаю, лидер должен обладать авторитетом, ну или хотя бы внушать страх. Как минимум со вторым та же Алия справляется получше — я уже её боюсь. Значит, остаётся авторитет. Он у тебя есть?

Повелитель Огня не слишком понимал, чего именно от него хочет брат, поэтому решил повторить то, что сказал ему Филиус в Акваториуме:

— Ну, я не очень храбрый, поэтому знаю, когда нужно отступить.

Повисло неловкое молчание. Эстус с надеждой обернулся на остальных Доминусов в поисках поддержки. Алия смотрела на него как на идиота, Целерису явно было неловко, а Каэлию — как обычно.

— Потрясающе. Ещё одно подтверждение, что нельзя слепо верить всему, что сказано в легенде, — хмыкнул Гифрис и встал с "трона". — Должно быть, нелегко вам пришлось с таким руководством. Впрочем, это в прошлом! Радуйтесь, дорогие братья и сестра — ведь вы встретили меня! — он снова раскинул руки и улыбнулся. — Очевидно, что из всех нас я владею наиболее обширными энциклопедическими знаниями, а также рациональным мышлением. Посему я, как наиболее компетентный из всех, охотно соглашусь стать вашим предводителем.

Эстус отчаянно хотел возразить, запротестовать, поставить брата на место — но тут же понял, что в этом не будет смысла. Его самые страшные опасения стали реальностью. У него не было абсолютно никаких оснований быть лидером, за исключением того факта, что кто-то когда-то давно написал так в предсказании. Эстусу попросту нечего было противопоставить эрудированному, красноречивому и уверенному в себе брату — ему хватало ума, чтобы это понять. К тому же, все остальные Доминусы, судя по их молчанию, считали так же. В бессилии Эстус сжал кулаки и опустил глаза.

— В чём дело, брат? Не расстраивайся! — с улыбкой сказал Гифрис и похлопал его по плечу. — Все мы от природы разные. Кто-то умнее, кто-то сильнее. Так уж устроен мир: каждый занимает место в соответствии со своими качествами, и в итоге так лучше для всех. Ну а теперь, когда мы познакомились, предлагаю вам немного отдохнуть с дороги. Заодно и расскажете мне, как обстоят дела за пределами этого места, чтобы я мог определиться с дальнейшими планами.

Это предложение пришлось по душе всем. Несмотря на протесты учёных, желающих продолжать расспросы Повелителя Льда, Штайн настоял, что нужно на время оставить его наедине с братьями. Избранные разместились за столами, а Доминусы остались в центре зала, за неимением лучшего рассевшись прямо на полу вокруг Гифриса. Сам он вальяжно разлёгся на своём ледяном троне и оглядел своих братьев со снисходительной ухмылкой:

— Вижу, вы все откуда-то взяли доспехи. Мне они тоже не помешают.

Эстус покорно раскрыл свой безразмерный рюкзак и в очередной раз принялся перебирать содержимое. Части доспехов и Сигилы снова перемешались между собой. Даже с учётом небольшого веса брони, в начале похода Эстусу было непросто нести поклажу — не столько из-за тяжести, сколько из-за внушительных габаритов. По мере того, как отряд находил новых Доминусов, рюкзак становился всё меньше и легче, и вот теперь в нём осталось только два полных комплекта доспехов — белых и жёлтых, да не подошедшая Целерису броня для рук. Как ни крути, а последнему, седьмому сыну Фейберуса, снаряжения не хватало. Повелитель Огня представил, каково же будет несчастному, которому придётся идти до Цитадели голышом. Впрочем, навряд ли он сможет побить рекорд позора, установленный самим Эстусом.

В глубине души он предпочёл бы, чтобы без брони остался Гифрис, тем более что у него уже была какая-никакая одежда. Повелитель Огня даже хотел отказать, но тут же понял, что в этом не будет смысла: Гифрис бы просто-напросто взял броню силой, а попытайся Эстус ему помешать, точно случилась бы драка. И вот он уже доставал из рюкзака доспехи с белым окрасом, в мыслях проклиная себя за то, что вообще попытался выдать себя за лидера.

— Погоди, ты хочешь сказать, что с самого начала тащил на себе броню для всех нас? Серьёзно?! — рассмеялся Гифрис, встав с ледяного кресла. — Это же просто нелепо!

— Так было нужно, чтобы сразу подготовить к бою всех, кого мы отыщем, — хмуро пояснил Эстус, протягивая ему кирасу. — У тебя есть идеи получше?

— Не горячись так, брат! — Доминус Льда усмехнулся от собственного каламбура. — Я просто представил, как ты идёшь с этим огромным мешком за спиной... В конце концов, не все наши деяния обязаны выглядеть величественно, а? — он пихнул Эстуса в плечо и снова засмеялся. — Ладно, давай сюда.

Он внимательно осмотрел белоснежную кирасу, взвесил рукой и недоверчиво спросил:

— Вы уверены, что это вообще способно защитить в бою? Как по мне, смахивает на пластмассовую бутафорию.

Эстус не знал, что означают эти слова, но поднял руку и показал вмятину от сверла Мальса.

— Если бы не броня, я бы остался без руки.

— Ладно-ладно, верю. Так и быть, попробую надеть. Вы все — отвернитесь!

Сидящие вокруг на полу Доминусы нехотя развернулись. Эстуса тоже не особенно интересовала эта картина, однако он всё же обернулся, когда Гифрис вдруг вскрикнул "Эй". Оказалось, Целерис продолжал украдкой наблюдать за переодевающимся братом. Прикрывшись скомканной белой мантией, Повелитель Льда возмущённо крикнул:

— Я же сказал отвернуться! Никто не объяснял тебе, что пялиться невежливо?

— Оу! Прошу прощения, я был погружён в мысли! — Повелитель Земли встряхнул головой и поспешил отвести взгляд.

— Вы и вправду как дети! Ну ничего, главное, что хотя бы один из нас остался взрослым. И теперь на нём лежит бремя воспитания инфантилов... — вслух размышлял Гифрис, натягивая броню.

Когда он закончил, части доспехов висели на нём мешком, по поводу чего Доминус Льда не преминул возмутиться:

— Что это значит? Эта броня мне не подходит! Она больше впору Целерису!

Тут Эстусу пришла в голову гениальная идея мести. Всем остальным он заранее объяснял, что нужно мыслями заставить броню выкачать лишний воздух и принять нужный размер. Но разве он обязан был это делать?

— Извини, такая уж тебе попалась, — развёл руками Эстус, про себя злорадствуя.

Гифрис недовольно фыркнул, ещё раз осмотрел себя, а затем перевёл взгляд на остальных Доминусов, на каждом из которых доспехи сидели идеально.

— А, кажется, я понял. Ты решил надо мной подшутить! — он натужно рассмеялся и подошёл к Эстусу вплотную. — Хвалю за чувство юмора. А теперь может быть скажешь, как это исправить?

Притворяться дальше было бессмысленно: Эстус опешил и выдал себя, отведя глаза. Не решившись в наглую отказать, он пробормотал:

— Мысленно отдай броне приказ стать тебе впору.

Гифрис с недоверием обернулся к остальным, видимо, посчитав это продолжением розыгрыша, но Алия кивнула ему. Повелитель Льда сосредоточился, и доспехи немедленно подчинились.

— Ещё одно необъяснимое явление. Неплохо! — заключил он, убедившись, что броня не стесняет движения. — А эти диски у вас на груди...

— Сигилы. Они дают разные способности. Тебе на выбор осталось два, — без энтузиазма объяснил Эстус и достал диск с рисунком, напоминающим человечка. — Элехос позволит тебе отдавать приказы животным...

— И каким же образом мне это поможет? Насколько я успел понять, это место не слишком-то богато фауной!

— А Синапсис усиливает восприятие, — Эстус поспешил показать ему Сигил с символом, похожим на открытый глаз с вертикальным зрачком.

— А у тебя что за сила? — спросил Гифрис, смерив брата требовательным взглядом.

— Даёт мне защиту, — холодно ответил Повелитель Огня и на всякий случай сделал шаг назад.

— Вижу, вы уже разобрали всё самое лучшее. Конечно, любой из ваших дисков был бы куда полезнее в моих руках, но так уж и быть, — он усмехнулся, оглядев братьев и сестру, — можете оставить себе эти игрушки. Моей ледяной силы мне вполне достаточно.

Так и не взяв Сигил, он устало повалился обратно на своё кресло. В помещении было тепло, так что ледяная глыба уже начала таять, но стоило Повелителю Льда к ней прикоснуться, как лужица воды вокруг моментально замёрзла. В этот самый момент Эстус твёрдо решил для себя одно: пусть даже стать лидером у него не получится, но и подчиняться приказам Гифриса он не намерен — и пусть тот хоть лопнет от злости!

Уже слегка обросший Доминус, облачённый в роскошную расшитую золотом изумрудную мантию из личного гардероба Феонара, стоял на балконе, глядя в темноту и тяжело дыша. Сам правитель возлежал на диване с бокалом вина и воодушевлённо выкрикивал наставления:

— Давай, Фульгрис, соберись! Ты ещё не выдохся! Три, два, один, ХЕРАК!

Доминус вздрогнул, глубоко вздохнул, а затем резко вскинул вверх руку. В тот же миг из кончиков его пальцев вырвались длинные ветвящиеся молнии, осветив каюту вспышкой.

— Высоси меня Унголианта! Да это была самая здоровая из всех! Отличная работа, Фульгрис, ты делаешь успехи! — радостно воскликнул Феонар и обернулся к генералу. — Талион, ты видел, как он шмаляет? Это просто нечто!

— Навевает воспоминания, — задумчиво прохрипел тот.

— Не самые приятные, судя по твоей кислой физиономии, а? — подмигнул правитель и расхохотался.

Талион предпочёл не отвечать и бросил беглый взгляд на свою правую руку. Об этом мало кто знал, но под бронированной перчаткой отсутствовал указательный палец.

— Ладно, что было, то прошло! Если бы оно сохранилось, лаборейцы не сидели бы в своём загоне, это уж точно! — хохотнул Феонар, поднявшись на ноги. — Фульгрис, мальчик мой, иди сюда! Ты отлично постарался!

Доминус растерянно поплёлся к нему. Он весь раскраснелся, и к тому же его пошатывало. Талион подозревал что дело тут далеко не только в усталости от применения дьявольской силы. Генерал считал, что оставаться наедине с этим порождением Мелькора и к тому же спаивать его было невероятно опасно, но Феонар, похоже, не разделял его опасений. Правитель по-свойски обнял Доминуса за плечо и встряхнул:

— Ну что, мой лысый друг, каково чувствовать в своих руках истинно илуватарскую мощь? Экстаз тот ещё, уж я-то знаю! Ты заслужил награду! Проси чего пожелаешь, может, ещё вина?

Доминус украдкой посмотрел на него и покачал головой. Похоже, его подташнивало.

— Ладно, похоже, ты и так в нужной кондиции! Я знаю, что тебе нужно! Думаешь, я забыл, как ты посматривал на моих красавиц во время нашего знакомства, а? Я знаю, что у тебя на уме, лысый ты проказник!

Феонар ехидно потряс пальцем и подошёл к устройству связи на стене. Нажав на кнопку, он проорал:

— Садрон! Вызови сюда девок, и поживее, бездельник хренов!

Услышав это, Фульгрис заволновался и приоткрыл рот. Выглядело это настолько комично, что даже Талион еле сдержал ухмылку. Феонар же умилительно рассмеялся:

— Как глаза-то загорелись! А ты как думал, в мире множество удовольствий! Я считаю, нужно брать от жизни всё! Это то, что отличает нас, свободных людей, от скопища рабов! Лучшая еда, лучшая выпивка, лучшие девушки — всё это будет твоим, если пожелаешь! И это, мальчик мой, только начало!

Три эльфийки примчались моментально: они хорошо знали, что господин не любит ждать. На них были невесомые шёлковые одеяния, настолько тонкие, что просвечивались насквозь. Увидев их, Доминус вытаращил глаза и покраснел ещё сильнее.

— Дорогие дамы, позвольте представить вам Фульгриса, моего почётного гостя. Он истосковался по женскому вниманию и нуждается в вашей помощи! Будьте с ним обходительны, а не то он может и поджарить ненароком!

Хихикая, девушки немедленно обступили обомлевшего Доминуса и принялись стаскивать с него мантию. Тот, словно невинный ребёнок, явно не знал, как нужно себя вести в подобной ситуации. Феонар еле сдерживал хохот, глядя на его скованные движения и робкие фразы. Вскоре девы уложили его на диван и приступили к делу.

— Откуда Вы родом, господин Фульгрис? — томно интересовалась одна из них. — Вы такой гладкий и такой... большой...

— Ну ладно, отойдём-ка в сторону, пока меня зависть не замучила, — усмехнулся Феонар и вышел на балкон, поманив Талиона за собой.

Выйдя вслед за ним, генерал облокотился на поручень и окинул взглядом зависший вокруг флот и огни Лаборума где-то вдалеке. В воздухе пахло озоном. Ещё одно напоминание о том злополучном дне.

— Итак, какую же благую весть принёс ты мне, о славный витязь Талион? — промурлыкал правитель, вращая вино в бокале.

— Боюсь, на этот раз вести не слишком благие, господин.

— Ну охренеть, — проворчал Феонар, разом осушив бокал. — Моргот с ним, давай выкладывай.

— Мы не смогли найти и захватить других Доминусов. Разведчики осмотрели все ближайшие окрестности лаборейского города и не нашли ни единого живого существа. Ветряные генераторы и завод тоже покинуты.

— А что насчёт Акваториума? Он же охренеть какой огромный, вы что, не додумались искать там?

— Об этом я как раз собирался сказать. Разведчики, посланные туда, засекли матрианский корабль, явно намеревающийся высадиться в водохранилище.

— Эти полоумные феминистки ещё здесь? — удивился Феонар. — Я-то думал, они давно уползли к себе домой, держась за разорванные задницы! Элизиана отчаяннее, чем я думал. И что было дальше?

— Наши разведчики приняли решение выждать и наблюдать. Примерно через час после того, как матрианки причалили, их... вынудили убраться.

— Вынудили? Через час?

— Разведчики видели, как их солдат что-то сбросило с моста. Затем их корабль отчалил и ушёл вниз.

Феонар присвистнул и отвёл взгляд от мрака за балконом. Видимо, ему показалось это забавным, поскольку он нервно заулыбался.

— Однако, кто бы мог подумать! Когда тебе тогда отвесили люлей у ветряков, я, честно говоря, принял это за досадную случайность. Там случайно оказались два Доминуса, ты не ожидал ничего подобного, расслабился и отхватил — ничего, с кем не бывает. Так я подумал. Но теперь... Ты понимаешь, что это означает? Пока я тут опустошаю винные полки и трахаю шлюх во все дыры, там, — он показал трясущимся пальцем на Лаборум, — там эти сраные хоббиты не сидят без дела. Думаешь, они так просты, эти лаборейцы? Да нихера подобного! Они тоже ищут Доминусов, которых сами и вызвали! И судя по тому, с какой охренительной лёгкостью разделались что с тобой, что с матрианками, они уже преуспели в этом! Вполне возможно, что они уже переманили всех пятерых на свою сторону, собрали их вместе и выдали им ту древнюю броню с Сигилами, которую ты видел.

— Если так, то наши шансы на победу ничтожны, — помрачнел Талион. — Нам не под силу победить целый отряд Доминусов, мы оба давно это знаем.

— Нам, может, и не под силу, — прищурился Феонар и обернулся на Фульгриса. — Но вот этот половой гигант вполне может стать ключиком к нашей победе.

— Он всего один. И к тому же круглый идиот.

— Ну, с его-то силищей мозги — дело второстепенное. Молниями он херачит так, что у кого угодно глаза полопаются. Я хотел проверить на Садроне, но потом подумал: нам здесь торчать ещё хрен знает сколько, а нового управляющего тут поди найди... Да и в том, что кроме него мы никого не нашли, есть свои плюсы. Если мы хотим, чтобы он убил остальных Доминусов, то ему не стоит ассоциировать себя с ними. Пусть считает себя эльфом! А что, он почти такой же, как мы! Только уши не эльфийские. Но в Валиноре есть хороший пластический хирург, так что это дело поправимое...

— В таком случае, каков будет наш следующий шаг? Долго ещё Вы будете промывать ему мозги?

— Ну, думаю, теперь у него есть чёткая мотивация выполнять мои распоряжения. Так сказать, пряник без кнута, — ухмыльнулся Феонар, глядя на усердно пыхтящего Доминуса. — Но посылать его в бой со своими собратьями прямо сейчас я бы не рискнул. Сперва нужно убедиться, что он готов. Я подумывал дать ему какое-нибудь простенькое поручение на вражеской территории. Проверить, сможет ли он выполнить задание и не обосраться в процессе.

— Уже придумали что-то конкретное, господин?

— На самом деле, есть одна идейка. Я всё прикидывал, есть ли в Лаборуме ещё что-нибудь ценное, кроме... ну, ты понимаешь, чего. И вот представь, отсасывает мне Индис... Или это была Арвен?.. Короче говоря уже всё, я близок к кульминации, и вот прямо в момент оргазма меня вдруг осеняет! У этих полуросликов ведь хранятся обширнейшие знания, труды сотен выдающихся учёных, накопленные за сотни лет! И более того — если те слухи, что ходили о древней Лаборее верны, здесь хранятся записи самого Пророка Антидия. Ты можешь себе представить? Этот сраный Нефилим знал столько тайн мироздания, что охренеть можно! Я хочу заполучить эти труды! Я даже знаю, где они могут находиться — в Кристальных Башнях, пристанище лаборейских умников.

— И Вы хотите отправить за ними этого Доминуса?

— Саурон возьми, да! Это будет отличной проверкой его способностей!

— А заодно мы сможем взять в плен кучу местных и наконец-то воплотить в жизнь Вашу дипломатию, — криво усмехнулся генерал.

— А вот это пока подождёт, — покачал головой Феонар. — Излишняя жестокость может заставить Фульгриса усомниться в нас. Достаточно будет припугнуть парочку местных.

— Но что если это привлечёт внимание остальных Доминусов?

— Да брось, Башни далеко от остальных районов! Даже если его братки и узнают о нас, то не успеют примчаться туда. Фульгрису всего-то и нужно будет высадиться, найти сраную книгу или свиток, или на чём там писал этот Антидий, и благополучно свалить оттуда! Да! Так мы и сделаем!

Глаза правителя загорелись, что означало, что его уже не переубедить. В воодушевлении он вернулся в каюту и прокричал:

— Так, дружок, у меня для тебя приятные новости! Ты отправляешься на своё первое настоящее задание!

Доминус, который уже успел войти во вкус, с трудом выбрался из хитросплетения обнажённых тел и с испугом уставился на Феонара.

— Хорошо... — неуверенно сказал он. — А что делать-то надо?

— Расскажу попозже. Не в этом суть! Ты, я вижу, не в восторге. Забыл, что я говорил тебе?

Фульгрис крепко призадумался, так что правитель закатил глаза и продолжил:

— Мы с тобой — партнёры! Ты помогаешь мне, а я в долгу не остаюсь! Я уже многое дал тебе, но могу дать гораздо больше. Ты не просто будешь жить в роскоши и наслаждении! Если успешно справишься с заданием, то я... Я дарую тебе титул лорда и звание генерала в моих войсках!

Хотя Доминус навряд ли понимал смысл этих слов, Феонар специально произнёс их с особой важностью, так что эффект они возымели. Талион очень надеялся, что это была всего лишь уловка, но с Феонаром никогда нельзя было быть уверенным до конца. Воодушевлённый предложением, Фульгрис уже собрался встать с дивана, но правитель со смехом остановил его:

— Да погоди ещё, сперва надо подготовиться! И к тому же, закончи начатое! Дамы, я смотрю, от тебя без ума!

Эльфийки, хихикая, затащили Доминуса обратно к себе. Наблюдая за этой умилительной сценой, Талион сохранял зверскую серьёзность, так что Феонар, бросив на него взгляд, в очередной раз прыснул:

— Талион, ты вообще когда-нибудь улыбаешься? Может, ты ещё и с девкой в постели такую мину давишь? О-хо-хо! Ладно, для тебя есть работа. Приготовь один корабль, отряди пару взводов, короче, сделай так, чтобы нашему герою-любовнику как следует прикрывали задницу, когда он отправится на миссию.

— Да, господин, — кивнул генерал и незамедлительно покинул каюту, радуясь, что наконец-то появился повод убраться отсюда подальше.

***

Тусклый свет факелов создаёт в зале гнетущий полумрак. Я с тревогой жду возвращения старейшин. Что они хотят мне поручить? Что вообще будет со всеми нами после того, что произошло?

Наконец, они входят. Керда ведёт под руку престарелого мужчину. Он настолько худой, что напоминает обтянутый кожей скелет. На голове — только редкие комки седых волос, глаза застланы пеленой. Он вздрагивает от каждого резкого звука.

— Тьюрис через многое прошёл, — поясняет Сапий. — Он потерял зрение и больше не может говорить. Ему нужен помощник. Я думаю, ты, Оливер, отлично справишься с этой работой. Ну же, не бойся!

Жестом он призывает меня подойти к Тьюрису. Я делаю несколько шагов. Растерянное лицо старика с вытаращенными пустыми глазами выглядит жутко. Он оборачивается на мои шаги и протягивает трясущуюся руку. Переборов отвращение, я даю ему ухватиться за мой локоть. Керда медленно отпускает его, и Тьюрис опирается на меня. Он пытается что-то сказать, но издаёт только мерзкие хрипы. Я боюсь делать резкие движения: старик выглядит так, будто вот-вот развалится. Я вдруг осознаю, что хоть перспектива отныне и впредь находиться рядом с этим калекой и внушает ужас, позаботится о нём кроме меня некому. Остальные старейшины будут слишком заняты, руководя выжившими. Ни один человек не знает, что пережили эти старики, и потому никто не годится на эту роль лучше чем я, видевший всё своими глазами. Я смиренно принимаю свою судьбу.

Первые недели моей новой жизни походят на сущий кошмар. Беспомощный, слабый старик не способен самостоятельно ходить, контактировать с кем-либо и даже питаться. Я вынужден ни на шаг не отходить от него. Трясущимися руками он неуклюже пытается объяснить, что ему нужно. Я помогаю ему ходить в туалет, кормлю с ложечки, укладываю спать. Я словно родитель-одиночка, ухаживающий за новорождённым младенцем. Мне не с кем поговорить, нельзя выходить за пределы покоев Тьюриса. Я чувствую себя пленником, связанным по рукам и ногам. По ночам я рыдаю в подушку.

Остальные правители заходят проведать своего товарища, но поскольку он не может выражать свои мысли, ему приходится только слушать и изредка кивать в знак того, что он всё понял. Керда и Беллум смотрят на него с нескрываемым отчаянием. Как-то раз я подслушиваю их диалог у двери. Они считают, что Тьюрис, которого они знали, уже мёртв. Беллум в открытую называет то, что от него осталось, "пустым куском мяса". Единственным, кто так не думает, остаётся Сапий. Он сидит с Тьюрисом дольше всех, и у него хватает терпения, чтобы медленно общаться с ним через примитивные условные знаки.

Разгребая то, что осталось от местной библиотеки, Сапий как-то раз находит учебник языка для глухонемых. Он даёт его мне и предлагает обучить Тьюриса жестам, чтобы он мог снова полноценно выражать свои мысли. Я смиренно соглашаюсь сделать это, но сам в глубоком ужасе. Дело в том, что я не обучен грамоте, однако признаться в этом Сапию у меня не хватает духу. Я не знаю, что делать.

После тщетных попыток самостоятельно понять написанное в учебнике я полностью подавлен. Я продолжаю рутинно заботиться о своём беспомощном подопечном, ограничиваясь в общении с ним только вопросами, нужно ли ему что-нибудь. Как я могу обучить его чему-то, если мне самому нужен учитель? За помощью обратиться не к кому. Другие старейшины сейчас слишком заняты, чтобы тратить время на меня. Если бы только рядом был кто-то образованный и не занятый ничем особенно важным...

Безумная мысль неожиданно посещает меня. Я слышал, что Тьюрис раньше был учёным. Такой образованный человек наверняка смог бы научить меня читать, если бы не его ограниченные возможности. Но с другой стороны — свободного времени у него хоть отбавляй, да и отвлечься от своего тяжкого положения ему сейчас не помешает. Набравшись храбрости, я как-то раз после обеда всё же задаю вопрос:

— Господин Тьюрис... Господин Сапий подарил мне учебник языка жестов. Он хотел бы, чтобы Вы ему обучились. Я мог бы Вам помочь, но я сам не умею читать. Я подумал, может Вы попробуете показать мне, какие буквы что означают? Если Вам это не сложно...

Честно говоря, я не ожидаю, что он согласится. В его положении подобная просьба звучала как издёвка. Однако, к моему удивлению, старик сразу же кивает и руками показывает, что ему нужно на чём-то писать. Я без особого труда нахожу бумагу и перьевую ручку, после чего начинаются наши первые неловкие уроки. Я спрашиваю у него, как выглядят на бумаге разные слова, и Тьюрис трясущейся рукой на ощупь выводит буквы. Получается коряво, и далеко не всегда ему удаётся правильно передать желаемое, но времени и терпения у нас обоих в избытке.

Почти сразу я понимаю, что каждому звуку соответствует своя буква, и это позволяет мне учиться более самостоятельно, не заставляя Тьюриса напрягаться понапрасну. Но необходимость заниматься со мной, похоже, совсем его не тяготит. Напротив, он с явным удовольствием наставляет меня, безмолвно поправляет мои ошибки, терпит мои первые неуклюжие попытки к чтению. Как только я начинаю понимать примерный смысл написанного в учебнике, то тут же возвращаю долг. Я вручную складываю его пальцы в нужные жесты и рассказываю, что они означают. Старику тяжело запоминать новую информацию, но он твёрдо намерен снова научиться общению.

Мы не торопимся, и учимся друг у друга, пока снаружи проходят недели, месяцы и годы. Поначалу я даже не обращаю на это внимания, но апатичный и сломленный старик преображается на глазах. Его движения становятся всё более уверенными, дрожь и пугливость от каждого звука медленно сходят на нет. Внешне он всё ещё выглядит иссохшим, но утерянная после страшных событий воля к жизни постепенно возвращается к нему. И по мере того, как он становится способен всё более и более точно излагать жестами свои мысли, я перестаю видеть в нём тягостную обузу и бремя для своих плеч, и осознаю, насколько же повезло мне оказаться рядом с ним...

...

— Вот мы и добрались! — голос Люфта вырвал Оливера из приятных воспоминаний. — Да, это место я ни с чем не спутаю... Сколько же лет...

Туннель заканчивался аркой, над которой было вырезано бесстрастное лицо Имхатона, покровителя учёных. За ней начинался резкий спуск на поверхность. Как и всегда, отряд обдало ледяным ветром, причём на этот раз порывы были куда сильнее — видимо, в Бездне начинался шторм. Своды туннеля остались наверху, и перед глазами путников предстала обитель мудрости во всём своём великолепии.

Пологий железный мост, почти такой же длинный, как мост к Цитадели, вёл к основанию целого города, состоящего из узких белоснежных башен. В отличие от каменных башен Небесного города, эти циклопические сооружения имели не круглое, а треугольное основание, и были весьма тонкими, чудом не обрушиваясь под собственным весом. Их стены были покрыты облицовкой из отполированного кварца, переливающей в свете белых кристаллов, отчего это место и получило своё название.

Вотчина лаборейских мудрецов неспроста походила на отдельное поселение: абсолютное их большинство не только работало, но и проживало прямо здесь, вдали от шума и суеты остальных районов (исключением были, разве что, городские врачи, для удобства проживающие в апартаментах Цитадели). Учёные всегда старались дистанцироваться от других каст, чтобы ничто не мешало их методичным и вдумчивым исследованиям. Они имели репутацию надменных снобов, справедливо полагая, что все технические чудеса, обеспечивающие лаборейцам удобство и комфортную жизнь, были созданы благодаря их изысканиям.

Оливер, хоть сам и был учёным, посещал это место нечасто. Тем не менее, устройство Башен он хорошо знал. Как и везде в Лаборуме, планировка научного центра была основана на шестиугольниках. В центре находилась самая большая башня, называемая Университетом. В ней проходило обучение молодых членов касты, отобранных в школе из самых интеллектуальных детей, прошедших специальный конкурс и экзамен. Также именно там находилась знаменитая библиотека, в которой хранились тысячи научных трудов, многие из которых сохранились ещё со времён до Катаклизма. Вокруг Университета вознижались шесть меньших, но всё ещё внушительных башен, в которых располагались исследовательские лаборатории, каждая из которых специализировалась на своей области: механике, химии, ботанике, медицине, метеорологии и философии. Вокруг них, в свою очередь, висели ещё двенадцать небольших башенок, служивших жилыми домами для учёных.

— Врагов, вроде, не видно, — заключил Мартин, внимательно осмотревшись. — Хотя, что им делать здесь, так далеко от города?

— Начнём с того, что мы вообще не знаем, зачем они напали на нас, — сказал Юлиус, когда отряд направился вперёд. — Они очень хотят попасть в Цитадель, но почему? Я думаю, в этом нужно разобраться! Может быть, нашему всезнающему Оливеру есть, что сказать по этому поводу? Сапий ведь говорил, что его задача — анализировать всё, с чем мы столкнёмся. Но насколько я могу судить, вместо него этим занимается Том. Ну же, Оливер, поделись своими выводами! Если они есть, конечно...

— Есть, — холодно сказал альб. — Но я не могу их озвучить.

— Да ну? И почему же?!

— Это секрет старейшин.

— Потрясающе! Ты всё знаешь, но не желаешь рассказывать тем, кто, на секундочку, рискует своими шкурами, чтобы спасти наш народ! — наигранно воскликнул Юлиус. — Знаете что, с меня довольно! Никакой он не учёный! Просто верная шавка старейшин, чья задача — промывать нам мозги, чтобы мы не начали думать самостоятельно!

Возможно, Оливер снова не смог бы сдержаться и поддался бы на провокацию, но сейчас ему в любом случае было не до этого. Странное чувство усиливалось по мере того, как они приближались к Башням. Перед внутренним взором возникло смутное пятно, которое не собиралось исчезать. Оно росло, и в конце концов превратилось в молнию, столь яркую, что она будто сверкнула перед глазами. Голова закружилась, и Оливер остановился, чтобы не упасть.

— Юлиус, прекрати! — воскликнула Мари.

— Ну уж нет! За кого этот красноглазый умник нас держит?! — крикнул тот и преградил альбу путь. — Я требую ответов, и прямо сейчас!

— Я чувствую своего Доминуса, — объявил Оливер.

Услышав это, все тут же воодушевились и даже позабыли о нагнетающейся ссоре — всё-таки, поиски Детей Фейберуса были важнее всего.

— Что ж, это было быстро, — усмехнулся Люфт. — Можешь сказать, где он?

Альб на пару секунд закрыл глаза и сосредоточился на отчётливой точке в поле своего восприятия, после чего указал пальцем, как оказалось, точно на самую большую башню.

— Отлично! Доберёмся до него, пока он куда-нибудь не смылся! — сказал Воевода.

— Эм, ребята! Кажется, нас уже встречают! — подал голос Филиус.

Присмотревшись, все разглядели то же, что и он: от башни по мосту навстречу им торопливо шёл человек в белой мантии. Вскоре он приблизился настолько, что стали различимы его седеющая шевелюра и внушительные усы. Пожилой учёный так спешил, что сильно запыхался, и когда он всё-таки добрался до отряда, то только и смог выдавить:

— Дети... Фейберуса... Вас мы и ждали!

— Тихо, отдышитесь! — Мартин на всякий случай придержал учёного за плечо. — У вас всё в порядке? Один из Детей должен быть в этой башне, вы его не встретили?

— О да! — переведя дух, старик выпрямился и окинул путников взглядом, полным восторга. — О да, он здесь! И он просто удивителен!

Возвращаясь, он уловил неподалёку шум льющейся воды. Учитывая, что они находились в Акваториуме, само по себе это не вызвало бы у него подозрений. Однако наряду с плеском отчётливо было слышно чьё-то мелодичное мычание. Оливер пошёл по коридорам, ориентируясь на звук, и вскоре оказался в большом цеху для обработки риса. Здесь он обнаружил Целериса, отсутствие которого в столовой до того не заметил. Широкоплечий Доминус стоял обнажённым в большой моечной ванне и напевал какую-то мелодию, поливая себя водой из шланга.

— Оу! Прошу прощения! — воскликнул он, заметив Оливера. — Я подумал, раз уж здесь есть всё необходимое, почему бы не ополоснуться? Спасение мира, знаешь ли, дело потное! А мы что, уже выступаем?

— Все ещё спят. Идея хорошая, кстати. Мне тоже не помешает... смыть грязь.

— А-а, ну тогда залезай! Я уже закончил, — сообщил Целерис и выбрался из мойки. — Я, пожалуй, расскажу остальным! Им неплохо бы помыться, особенно тому, который Том. Тому. Том. Хм-м-м...

Вода оказалась отнюдь не тёплой, но на большее рассчитывать не приходилось. Впрочем, холод, как уже неоднократно говорилось, был лаборейцам не страшен. Стоя под ледяной струёй с закрытыми глазами, Оливер вдруг вспомнил, что ему снилось прямо перед пробуждением. Сон был необычайно детальный — всё в точности так, как много лет назад. Альб помнил всё до мелочей, как будто это произошло только вчера. Он давно не возвращался в памяти к тем событиям. Должно быть, этот сон был вызван первым за долгие годы расставанием с его единственным другом. Отправляясь в поход, Оливер и не подозревал, насколько мучительным оно окажется.

Когда он вернулся в столовую, все остальные уже проснулись и согласовали очередь в импровизированный душ. Первым, по всеобщему согласию, был Том.

— Не расслабляйтесь там, иначе проторчим тут весь день! — нарочито строго напомнил Чарльз Люфт, впрочем, не сдерживая улыбку.

Очередь сменялась быстро. Вслед за Томом был Филиус, за ним — Мартин.

— Как будто я снова оказался дома, — мечтательно сказал он, вернувшись к остальным. — О Фейберус, как мне всего этого не хватало! А раньше я об этом даже не задумывался.

— Люди не ценят счастье, дарованное им Творцами, пока не лишаются его. Это урок, который Светоносный преподносит всем нам, — улыбнулась Мари, чья очередь была следующей.

Для Оливера это утверждение было очевидным, особенно в свете последних событий. Невольно он вновь погрузился в воспоминания. Тем временем настал черёд Чарльза, а затем оставшихся Доминусов, за исключением и без того чистой Алии. Последним был Юлиус, и он проторчал в моечной дольше всех.

— Туприссий, что он там делает? Пытается смыть клей с головы? — проворчал Люфт, когда отряд уже был полностью собран и готов к отбытию.

— Не осуждай его, — посоветовала посвежевшая и прямо-таки светящаяся от счастья Мари. — Вода очищает не только тело. Она символизирует перерождение, смывает прочь наши сомнения и тревоги, избавляет от груза грехов. А у Юлиуса на душе их больше, чем у кого-либо из нас.

— В таком случае, будем надеяться, что его сварливость смоет вместе с грязью, — усмехнулся Мартин.

Набравшись терпения, члены отряда расселись за столиками и принялись молча дожидаться Юлиуса. Такие моменты Оливер ценил больше всего — бессмысленные разговоры он считал пустой жвачкой для мозгов. В этом он разделял мнение немногословной Алии.

— Эй, вы заметили? — нарушил тишину Том, чьё чистое усыпанное веснушками лицо было не узнать. — У Детей Фейберуса волосы растут!

Поскольку чаще всего лаборейцы смотрели на лица Доминусов снизу вверх, этого до сих пор никто не подметил. Приглядевшись, Оливер и все остальные и вправду заметили, что до того лысые головы Детей покрылись пока ещё короткой щетиной. У Эстуса она была насыщенно-рыжего, почти что красного цвета, у Целериса — чёрная, у Алии — иссиня-пепельного. Кроме того, на прежде гладких лицах появились первые признаки бровей, а у Повелителя Земли вдобавок проступили усы и борода. И один только Каэлий, как был лишён намёка на волосы, так и остался. Впрочем, пока остальные трое с любопытством себя ощупывали, он продолжал со скукой глядеть в потолок и даже не пошевелился.

— Извини, ветродуй, но на тебя шевелюры, похоже, не хватило, — хохотнул Целерис, гладя себя по подбородку.

— О нет... Какой ужас... — протянул тот.

— И всё-таки они похожи на нас, — сказал Филиус Мартину. — Такие же люди, если подумать. Ну, почти.

Пока все с шумом обсуждали это открытие, наконец, явился Юлиус. От его идеально уложенной причёски не осталось и следа, он весь дрожал и покраснел.

— Почему вода такая холодная?! Я чуть пальцы не отморозил! И как только местные могут работать в таких условиях?

— Наконец-то! — воскликнул Люфт, встав со стула. — Надеюсь, ты смыл все свои грехи. Пора выдвигаться!

С неохотой покинув эту тихую гавань, отряд вновь прошёл по коридорам фермы, миновал залитые светом рисовые плантации и вышел за железные двери в холодный мрак. Оставив огни Акваториума позади, путники поднялись по лестнице и снова вошли в опостылевшие туннели. Путь предстоял неблизкий: Кристальные Башни находились в полдюжины километров к северу от других районов Лаборума. Добравшись до ближайшей развилки, отряд повернул в узкий и очень тусклый туннель, изредка попадавшиеся кристаллы на стенах которого светились белым.

На этот раз переход занял немногим более часа. Как следует отдохнувшие и полные сил путники не сбавляли шаг. Если в самом начале похода всех пугала неопределённость, то теперь, напротив, они были воодушевлены недавними победами. Кроме того, каждый понимал, что большая часть пути уже позади, а значит, близится триумфальное завершение их миссии. Шли они уже не порознь друг от друга, а одной дружной компанией, так что каждый слышал всех остальных.

— Осталось всего три Доминуса! — восхищённо говорил Филиус, который, по наблюдениям Оливера, стал заметно увереннее в себе после событий в Акваториуме. — Как думаете, что будет, когда мы их отыщем? В смысле, понятное дело, что они победят врагов и спасут наш город. Но что дальше?

— Всем известно, что! — с придыханием ответила Мари. — Они отправятся в великое путешествие, чтобы возродить мир! Исполнится, наконец, сказанное в Пророчестве! Дети Фейберуса зажгут потухшее Солнце, и нам больше не придётся влачить тяжкое существование в холодном и тёмном мире!

— Просто отлично, — пробормотал Эстус.

— Знаете что, меня уже давно не покидает одна нехорошая мысль по поводу этого Пророчества, призыва Детей и спасения мира, — подал голос Юлиус. — Надеюсь, никто не будет против, если я её озвучу.

— Ты опять за старое? — ехидно спросила жрица. — А не ты ли вчера уверял, что узрел истину и уверовал?

— Я не отказываюсь от своих слов! После всего, что мы видели, только упрямый глупец будет сомневаться в правдивости Пророчества. Но мне кое-что не даёт покоя. Подумайте — ведь старейшины всегда знали, как провести ритуал и призвать Доминусов. В таком случае, почему же они не сделали этого раньше?

Услышав это, все призадумались. Похоже, настал момент, которого Оливер опасался с самого начала похода. В этом не было ничего удивительного: рано или поздно кто-нибудь задался бы этим вопросом. Задача была ясна, но нужно было правильно подобрать слова, чтобы не сделать ситуацию ещё хуже. Кроме того, на сей раз он не был уверен, что Мари встанет на его сторону.

— Полагаю, потому, что обстоятельства, когда Дети должны быть призваны, указаны в Пророчестве, — предложила она. — Помните строчки? "Когда Свет потухнет и Тьма придёт..."

— "И время тягот начнётся..." Да, я тоже их помню, — кивнул Юлиус, слегка смутившись. — А теперь подумайте. Хотите сказать, время тягот для нас началось только с вторжением врагов? А до этого что, все жили припеваюче?

— Во всяком случае, мы жили в мире и спокойствии...

— Но это не была лёгкая жизнь! Свет потух и сменился Тьмой целых сто лет назад! То, что нам удалось выжить, наладить инфраструктуру и обеспечить населению воду, пищу и тепло — фактически чудо! И рабочие, и учёные, и, прошу отметить, управляющие тоже — все работали в поте лица, практически без личного времени, чтобы мы могли жить в таких нечеловеческих условиях! И все эти годы у старейшин была возможность избавить нас от этого, призвать Детей Фейберуса, чтобы те возродили мир! Но они этого не сделали! Они решились на это только когда враги не оставили нам иного выхода!

— Ты не имеешь права осуждать их, — резко сказал Оливер.

Все удивлённо посмотрели на него. Понимания он не ждал, поддержки — и подавно. Кроме него здесь некому было защищать правителей Лаборума. Но всеобщего порицания он не боялся — с людьми он всё равно никогда не ладил.

— Смотрите, кто подал голос, — фыркнул Юлиус. — Что бы мы не делали, ты всегда стоишь в сторонке и помалкиваешь в тряпочку, но стоит кому-то хоть слово сказать против старейшин, как ты тут же бежишь их оправдывать!

— Успокойся! Не надо так горячиться, — вмешался Филиус.

— Я не просто так это говорю! Разве все вы этого не видите? — Юлиус оглядел членов отряда, и на сей раз никто не решился ему возразить. — Он оправдывал даже ссылку Тома в шахты! Подумай, Мари! Были ли те механоиды порождением Владыки Тьмы или нет, разве было справедливо так сурово наказывать его только за то, что он проявил к ним любопытство?

Жрица в ответ потупила взгляд и покачала головой. Похоже, она уже не отождествляла решения старейшин с волей Творцов.

— Если ты так уверен, что старейшины всё делают правильно, то, может, настало время хоть что-то нам объяснить? — Юлиус приблизился вплотную к Оливеру и заглянул ему в лицо. — Ты всё время был рядом с ними, ты знаешь куда больше нас всех! Хватит отмалчиваться, Туприссий тебя возьми!

Оливер продолжал смотреть вперёд, игнорируя его. Отмалчиваться действительно было больше нельзя. Но что же сказать? Как всё им объяснить, не выдавая при этом слишком много?

— Ты был прав, когда говорил, что наше выживание в таком мире — это настоящее чудо, — сказал он, наконец. — Но мы не смогли бы достичь столь многого, если бы не мудрое руководство наших правителей. Только благодаря им мы сплотились и смогли не просто выжить, но и сохранить цивилизованность. Да, ради этого пришлось пресекать все попытки вольнодумства. Но так было нужно, чтобы каждый человек осознавал свою ответственность перед другими и приносил пользу обществу.

— Отлично, теперь я знаю, что гнул спину ради общего блага! Спасибо большое, мне стало гораздо легче! — выпалил Том.

— Но зачем всё это было нужно, если они могли в любой момент призвать Доминусов и вернуть всё как было до Катаклизма?! — перешёл на крик Юлиус.

Оливер не мог ответить на этот вопрос. Он не имел права принимать столь важное решение в одиночку. К тому же, если бы они сейчас узнали правду, весь поход был бы поставлен под угрозу. Поэтому ему не оставалось ничего, кроме как молчать.

— Так я и думал, — Юлиус презрительно отстранился. — Должно быть, ты и сам этого не знаешь, а просто бездумно защищаешь своих покровителей! Впрочем, чего ещё ждать от безвольной марионетки, наученной только озвучивать мысли старого маразматика?

Движения Оливера были настолько резкими, что у Юлиуса не было шанса защититься. Альб налетел на него, схватил за шиворот и с лёгкостью пригвоздил к стене туннеля, приподняв над землёй.

— Не говори о том, чего не знаешь! — прошипел Оливер и надавил кулаком на глотку Юлиуса, отчего тот захрипел. — И не смей оскорблять Тьюриса!

— Эй, ребята, спокойно! — тут же вмешался Мартин и положил руку на плечо альба.

Осознав, что творит, Оливер переборол гнев и разжал хватку. Держась за шею, Юлиус поправил очки и со злостью посмотрел ему в глаза. Смысла продолжать перебранку не было никакого, поэтому Оливер просто развернулся и зашагал дальше, напустив на себя привычную маску безразличия.

— Кассий, просто признай, что ты сам его спровоцировал, — услышал он голос Люфта за спиной.

— Не буду спорить. Но на этот раз все вы знаете, что я прав!

Судя по тому, что никто не стал возражать, в этом он не ошибся. Впрочем, ничего другого он и не ждал. Одно дело — верить в Творцов и Светоносного, воочию узрев могущество Его детей, но совсем другое — безоговорочно доверять любому решению старейшин. Для Оливера их благодетель была очевидна, но всем остальным попросту не с чего было разделять эту истину. И вот, в очередной раз он осознал, что не найдёт понимания и поддержки, и так навсегда и останется в их глазах безвольной и бесчувственной куклой.

Пока отряд продолжал идти по бесконечному туннелю, Оливер, отдалившись ото всех, вновь прокручивал в памяти дорогие сердцу мгновения, определившие всю его дальнейшую судьбу, и гадал, что же в этот самый момент делают Тьюрис и остальные правители. Странно, но хоть он и был уверен, что они сумеют удержать ситуацию под контролем, на сердце всё равно было неспокойно.

***

В полумраке своих покоев, не сводя полуприкрытых глаз с танцующих языков пламени, Верховный Правитель Лаборума погрузился в размышления. Вдыхая ароматный дым древних углей, он медленно раскачивался из стороны в сторону, внемля голосу, тихо звучащему изнутри — и одновременно отовсюду. И вновь огонь преображался перед ним, являя взору картины далёкого прошлого. Снова и снова он задавал тягостный вопрос — но пламя не отвечало ему. Он знал, что это значит — ответ он должен найти сам. Но всякий раз, когда старик думал, что приблизился к нему, огромная тень обволакивала его со всех сторон, и в страхе перед ней он не смел завершать начатое. Он знал, что это была за тень.

Он слышал, как открылась дверь, и звук быстрых шагов, но не повернул головы.

— Рейн! — голос Беллума был резок даже по его меркам. — Только что прибыла ещё одна группа рабочих, на этот раз из Акваториума!

— Вот как? Превосходно. Слава Творцам, что они спаслись.

— Вот только их спасение будет недолгим. Я говорил с новым заведующим. Хранилища почти пусты! Этот идиот Элерт разрешил им брать столько, сколько они захотят, а людей там уже больше пяти тысяч! Такими темпами воды и пищи хватит от силы на пару дней, а что потом?

— Не стоит беспокоиться. Эти запасы нужны были как раз на такой случай. Очень скоро Избранные завершат свой поход, а Дети Фейберуса прогонят захватчиков. Сейчас всё, что мы должны делать — это обеспечивать здесь убежище всем беженцам.

— Всем?! Сначала явились техники из Леса Ветряков — допустим, они добропорядочные работники. Но потом Избранные отправили сюда несколько сотен шахтёров! С какой стати мы должны предоставлять им убежище рядом с мирными жителями, тратить на них запасы продовольствия?! Они преступники! Один из них уже успел обокрасть слепую старушку, а двое других устроили драку со стражей!

— Я понимаю твоё недовольство, Гюнтер. Но они — такие же люди, как и все остальные. И то, что они когда-то оступились по жизни, не значит, что мы должны бросить их на произвол судьбы.

— Как благородно с твоей стороны! — со злостью проскрежетал Беллум. — Но разве не ты в своё время принял решение ссылать всех преступников в шахты, обрекая их на медленную смерть? Что, в тебе внезапно проснулась совесть?!

— То решение было ошибочным, как и многие другие, — покачал головой Сапий, снова объятый ужасной тенью. — Пришла пора всё исправить. Я больше не намерен причинять страдания нашему народу. Мы продолжим принимать всех беженцев и снабжать их едой и водой в том объёме, в котором они пожелают. Таково моё слово.

Повисла тишина, перемежающаяся лишь треском углей. Сапий так и не взглянул на лицо Беллума. Он и без этого всё прекрасно понимал.

— Ясно, — наконец, прохрипел Воитель, а затем громко скомандовал. — Заходите!

Дверь вновь открылась, послышался звон доспехов и топот сапог. На сей раз Сапий обернулся. Четыре вооружённых гвардейца встали рядом с Беллумом. На их лицах читалась грусть и нерешительность. Сам же Воитель, хмурясь, старался не встречаться взглядом со стариком.

— Прости, старый друг. Я, как и ты, хочу лишь выживания нашего народа. Я знаю, ты поймёшь меня.

Сапий ничего не ответил и повернулся обратно к огню, смиренно вздохнув.

— Охраняйте его посменно. Следите, чтобы у него всегда было вдоволь еды и питья. Если ему потребуется что-нибудь безобидное, не отказывайте, — распорядился новый Верховный Правитель и поспешил на выход.

Когда он уже распахнул двери, Сапий спокойно окликнул его:

— Гюнтер. Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

Беллум ничего не ответил.