А у вас живет домовой?
ДОМОВОЙ
Былому конец! Электронный век!
Век плазмы и атомных вездеходов!
Давно, нефтяных устрашась разводов,
Русалки уплыли из шумных рек
Зачем теперь мифы и чудеса?!
Кругом телевизоры, пылесосы.
И вот домовые, лишившись спроса,
По слухам, ушли из домов в леса
А город строился, обновлялся:
Все печи – долой и старьё – долой!
И вот наконец у трубы остался
Последний в городе домовой.
Средь старых ящиков и картонок,
Кудлатый, с бородкою на плече,
Сидел он, кроха, на кирпиче
И плакал тихонечко, как котёнок.
Потом прощально провёл черту,
Медленно встал и полез на крышу
Уселся верхом на коньке, повыше,
И с грустью уставился в темноту.
Вздохнул обиженно и сердито
И тут увидел моё окно,
Которое было освещено,
А форточка настежь была открыта.
Пускай всего ему не суметь,
Но в кое-каких он силён науках.
И в форточку комнатную влететь
Ему это – плёвая, в общем, штука!
И вот, умостясь на моём столе,
Спросил он, сквозь космы тараща глазки:
– Ты веришь, поэт, в чудеса и сказки?
– Ещё бы! На то я и на земле!
– Ну то-то, спасибо хоть есть поэты.
А то ведь и слова не услыхать.
Грохочут моторы, ревут ракеты,
Того и гляди, что от техники этой
И сам, как машина, начнёшь рычать!
Не жизнь, а бездомная ерунда:
Ни поволшебничать, ни приютиться,
С горя даже нельзя удавиться,
Мы же – бессмертные. Вот беда!
– Простите, – сказал я, – чем так вот маяться,
Нельзя ли на отдых? Ведь вы уж дед!
– Э, милый! Кто с этим сейчас считается?!
У нас на пенсию полагается
Не раньше, чем после трёх тысяч лет.
Где вечно сидел домовой? В тепле.
А тут вот изволь наниматься лешим,
Чтоб выть, словно филин, в пустом дупле
Да ведьм непотребностью всякой тешить.
То мокни всю ночь на сучке в грозу,
То прыгай в мороз под еловой шапкой.
– И, крякнув, он бурой мохнатой лапкой
Сурово смахнул со щеки слезу.
– Ведь я бы сгодился ещё... Гляди.
А жить хоть за шкафом могу, хоть в валенке.
– И был он такой огорчённо-маленький,
Что просто душа занялась в груди.
– Да, да! – закричал я. – Я вас прошу!
И будьте хранителем ярких красок.
Да я же без вас ни волшебных сказок,
Ни песен душевных не напишу!
Он важно сказал, просияв: – Идёт! –
Затем, бородою взмахнув, как шарфом,
Взлетел и исчез, растворясь, за шкафом,
И всё! И теперь у меня живёт!
ЭДУАРД АСАДОВ
В основе - пластиковая бутылка. Форма - синтепон + капрон. Высота - 23 см