Но тут случилось нечто, что сделало уста всех немыми и
взор неподвижным. Ибо тем временем канатный плясун начал свое
дело: он вышел из маленькой двери и пошел по канату,
протянутому между двумя башнями и висевшему над базарной
площадью и народом. Когда он находился посреди своего пути,
маленькая дверь вторично отворилась, и детина, пестро одетый,
как скоморох, выскочил из нее и быстрыми шагами пошел во след
первому. "Вперед, хромоногий, -- кричал он своим страшным
голосом, -- вперед, ленивая скотина, контрабандист, набеленная
рожа! Смотри, чтобы я не пощекотал тебя своею пяткою! Что
делаешь ты здесь между башнями? Ты вышел из башни; туда бы и
следовало запереть тебя, ты загораживаешь дорогу тому, кто
лучше тебя!" -- И с каждым словом он все приближался к нему --
и, когда был уже на расстоянии одного только шага от него,
случилось нечто ужасное, что сделало уста всех немыми и взор
неподвижным: он испустил дьявольский крик и прыгнул через того,
кто загородил ему дорогу. Но этот, увидев, что его соперник
побеждает его, потерял голову и канат; он бросил свой шест и
сам еще быстрее, чем шест, полетел вниз, как какой-то вихрь из
рук и ног. Базарная площадь и народ походили на море, когда
проносится буря: все в смятении бежало в разные стороны,
большею частью там, где должно было упасть тело.
Но Заратустра оставался на месте, и прямо возле него упало
тело, изодранное и разбитое, но еще не мертвое. Немного спустя
к раненому вернулось сознание, и он увидел Заратустру,
стоявшего возле него на коленях. "Что ты тут делаешь? -- сказал
он наконец. -- Я давно знал, что черт подставит мне ногу.
Теперь он тащит меня в преисподнюю; не хочешь ли ты помешать
ему?"
"Клянусь честью, друг, -- отвечал Заратустра, -- не
существует ничего, о чем ты говоришь: нет ни черта, ни
преисподней. Твоя душа умрет еще скорее, чем твое тело: не
бойся же ничего!"
Человек посмотрел на него с недоверием. "Если ты говоришь
правду, -- сказал он, -- то, теряя жизнь, я ничего не теряю. Я
немного больше животного, которого ударами и впроголодь научили
плясать".
"Не совсем так, -- сказал Заратустра, -- ты из опасности
сделал себе ремесло, а за это нельзя презирать. Теперь ты
гибнешь от своего ремесла; за это я хочу похоронить тебя своими
руками".
На эти слова Заратустры умирающий ничего не ответил; он
только пошевелил рукою, как бы ища, в благодарность, руки
Заратустры. --

Произнесши эти слова, Заратустра снова посмотрел на народ
и умолк. "Вот стоят они, говорил он в сердце своем, -- вот
смеются они: они не понимают меня, мои речи не для этих ушей.
Неужели нужно сперва разодрать им уши, чтобы научились они
слушать глазами? Неужели надо греметь, как литавры и как
проповедники покаяния? Или верят они только заикающемуся?
У них есть нечто, чем гордятся они. Но как называют они
то, что делает их гордыми? Они называют это культурою, она
отличает их от козопасов.
Поэтому не любят они слышать о себе слово "презрение".
Буду же говорить я к их гордости.
Буду же говорить я им о самом презренном существе, а это и
есть последний человек".
И так говорил Заратустра к народу:
Настало время, чтобы человек поставил себе цель свою.
Настало время, чтобы человек посадил росток высшей надежды
своей.
Его почва еще достаточно богата для этого. Но эта почва
будет когда-нибудь бедной и бесплодной, и ни одно высокое
дерево не будет больше расти на ней.
Горе! Приближается время, когда человек не пустит более
стрелы тоски своей выше человека и тетива лука его разучится
дрожать!
Я говорю вам: нужно носить в себе еще хаос, чтобы быть в
состоянии родить танцующую звезду. Я говорю вам: в вас есть еще
хаос.
Горе! Приближается время, когда человек не родит больше
звезды. Горе! Приближается время самого презренного человека,
который уже не может презирать самого себя.
Смотрите! Я показываю вам последнего человека.
"Что такое любовь? Что такое творение? Устремление? Что
такое звезда?" -- так вопрошает последний человек и моргает.
Земля стала маленькой, и по ней прыгает последний человек,
делающий все маленьким. Его род неистребим, как земляная блоха;
последний человек живет дольше всех.
"Счастье найдено нами", -- говорят последние люди, и
моргают.
Они покинули страны, где было холодно жить: ибо им
необходимо тепло. Также любят они соседа и жмутся к нему: ибо
им необходимо тепло.
Захворать или быть недоверчивым считается у них грехом:
ибо ходят они осмотрительно. Одни безумцы еще спотыкаются о
камни или о людей!
От времени до времени немного яду: это вызывает приятные
сны. А в конце побольше яду, чтобы приятно умереть.
Они еще трудятся, ибо труд -- развлечение. Но они
заботятся, чтобы развлечение не утомляло их.
Не будет более ни бедных, ни богатых: то и другое слишком
хлопотно. И кто захотел бы еще управлять? И кто повиноваться?
То и другое слишком хлопотно.
Нет пастуха, одно лишь стадо! Каждый желает равенства, все
равны: кто чувствует иначе, тот добровольно идет в сумасшедший
дом.
"Прежде весь мир был сумасшедший", -- говорят самые умные
из них, и моргают.
Все умны и знают все, что было; так что можно смеяться без
конца. Они еще ссорятся, но скоро мирятся -- иначе это
расстраивало бы желудок.
У них есть свое удовольствьице для дня и свое
удовольствьице для ночи; но здоровье -- выше всего.
"Счастье найдено нами", -- говорят последние люди, и
моргают.
Здесь окончилась первая речь Заратустры, называемая также
"Предисловием", ибо на этом месте его прервали крик и радость
толпы. "Дай нам этого последнего человека, о Заратустра, -- так
восклицали они, -- сделай нас похожими на этих последних людей!
И мы подарим тебе сверхчеловека!" И все радовались и щелкали
языком. Но Заратустра стал печален и сказал в сердце своем:
"Они не понимают меня: мои речи не для этих ушей.
Очевидно, я слишком долго жил на горе, слишком часто
слушал ручьи и деревья: теперь я говорю им, как козопасам.
Непреклонна душа моя и светла, как горы в час
дополуденный. Но они думают, что холоден я и что говорю я со
смехом ужасные шутки.
И вот они смотрят на меня и смеются, и, смеясь, они еще
ненавидят меня. Лед в смехе их".

Заратустра же глядел на народ и удивлялся. Потом он так
говорил:
Человек -- это канат, натянутый между животным и
сверхчеловеком, -- канат над пропастью.
Опасно прохождение, опасно быть в пути, опасен взор,
обращенный назад, опасны страх и остановка.
В человеке важно то, что он мост, а не цель: в человеке
можно любить только то, что он переход и гибель.
Я люблю тех, кто не умеет жить иначе, как чтобы погибнуть,
ибо идут они по мосту.
Я люблю великих ненавистников, ибо они великие почитатели
и стрелы тоски по другому берегу.
Я люблю тех, кто не ищет за звездами основания, чтобы
погибнуть и сделаться жертвою -- а приносит себя в жертву
земле, чтобы земля некогда стала землею сверхчеловека.
Я люблю того, кто живет для познания и кто хочет познавать
для того, чтобы когда-нибудь жил сверхчеловек. Ибо так хочет он
своей гибели.
Я люблю того, кто трудится и изобретает, чтобы построить
жилище для сверхчеловека и приготовить к приходу его землю,
животных и растения: ибо так хочет он своей гибели.
Я люблю того, кто любит свою добродетель: ибо добродетель
есть воля к гибели и стрела тоски.
Я люблю того, кто не бережет для себя ни капли духа, но
хочет всецело быть духом своей добродетели: ибо так, подобно
духу, проходит он по мосту.
Я люблю того, кто из своей добродетели делает свое
тяготение и свою напасть: ибо так хочет он ради своей
добродетели еще жить и не жить более.
Я люблю того, кто не хочет иметь слишком много
добродетелей. Одна добродетель есть больше добродетель, чем
две, ибо она в большей мере есть тот узел, на котором держится
напасть.
Я люблю того, чья душа расточается, кто не хочет
благодарности и не воздает ее: ибо он постоянно дарит и не
хочет беречь себя.
Я люблю того, кто стыдится, когда игральная кость выпадает
ему на счастье, и кто тогда спрашивает: неужели я
игрок-обманщик? -- ибо он хочет гибели.
Я люблю того, кто бросает золотые слова впереди своих дел
и исполняет всегда еще больше, чем обещает: ибо он хочет своей
гибели.
Я люблю того, кто оправдывает людей будущего и искупляет
людей прошлого: ибо он хочет гибели от людей настоящего.
Я люблю того, кто карает своего Бога, так как он любит
своего Бога: ибо он должен погибнуть от гнева своего Бога.
Я люблю того, чья душа глубока даже в ранах и кто может
погибнуть при малейшем испытании: так охотно идет он по мосту.
Я люблю того, чья душа переполнена, так что он забывает
самого себя, и все вещи содержатся в нем: так становятся все
вещи его гибелью.
Я люблю того, кто свободен духом и свободен сердцем: так
голова его есть только утроба сердца его, а сердце его влечет
его к гибели.
Я люблю всех тех, кто являются тяжелыми каплями, падающими
одна за другой из темной тучи, нависшей над человеком: молния
приближается, возвещают они и гибнут, как провозвестники.
Смотрите, я провозвестник молнии и тяжелая капля из тучи;
но эта молния называется сверхчеловек.

Придя в ближайший город, лежавший за лесом, Заратустра
нашел там множество народа, собравшегося на базарной площади:
ибо ему обещано было зрелище -- плясун на канате. И Заратустра
говорил так к народу:
Я учу вас о сверхчеловеке. Человек есть нечто, что
должно превзойти. Что сделали вы, чтобы превзойти его?
Все существа до сих пор создавали что-нибудь выше себя; а
вы хотите быть отливом этой великой волны и скорее вернуться к
состоянию зверя, чем превзойти человека?
Что такое обезьяна в отношении человека? Посмешище или
мучительный позор. И тем же самым должен быть человек для
сверхчеловека: посмешищем или мучительным позором.
Вы совершили путь от червя к человеку, но многое в вас еще
осталось от червя, Некогда были вы обезьяной, и даже теперь еще
человек больше обезьяны, чем иная из обезьян.
Даже мудрейший среди вас есть только разлад и помесь
растения и призрака. Но разве я велю вам стать призраком или
растением?
Смотрите, я учу вас о сверхчеловеке!
Сверхчеловек -- смысл земли. Пусть же ваша воля говорит:
да будет сверхчеловек смыслом земли!
Я заклинаю вас, братья мои, оставайтесь верны земле
и не верьте тем, кто говорит вам о надземных надеждах! Они
отравители, все равно, знают ли они это или нет.
Они презирают жизнь, эти умирающие и сами себя отравившие,
от которых устала земля: пусть же исчезнут они!
Прежде хула на Бога была величайшей хулой; но Бог умер, и
вместе с ним умерли и эти хулители. Теперь хулить землю --
самое ужасное преступление, так же как чтить сущность
непостижимого выше, чем смысл земли!
Некогда смотрела душа на тело с презрением: и тогда не
было ничего выше, чем это презрение, -- она хотела видеть тело
тощим, отвратительным и голодным. Так думала она бежать от тела
и от земли.
О, эта душа сама была еще тощей, отвратительной и
голодной; и жестокость была вожделением этой души!
Но и теперь еще, братья мои, скажите мне: что говорит ваше
тело о вашей душе? Разве ваша душа не есть бедность и грязь и
жалкое довольство собою?
Поистине, человек -- это грязный поток. Надо быть морем,
чтобы принять в себя грязный поток и не сделаться нечистым.
Смотрите, я учу вас о сверхчеловеке: он -- это море, где
может потонуть ваше великое презрение.
В чем то самое высокое, что можете вы пережить? Это -- час
великого презрения. Час, когда ваше счастье становится для вас
отвратительным, так же как ваш разум и ваша добродетель.
Час, когда вы говорите: "В чем мое счастье! Оно --
бедность и грязь и жалкое довольство собою. Мое счастье должно
бы было оправдывать само существование!"
Час, когда вы говорите: "В чем мой разум! Добивается ли он
знания, как лев своей пищи? Он -- бедность и грязь и жалкое
довольство собою!"
Час, когда вы говорите: "В чем моя добродетель! Она еще не
заставила меня безумствовать. Как устал я от добра моего и от
зла моего! Все это бедность и грязь и жалкое довольство собою!"
Час, когда вы говорите: "В чем моя справедливость! Я не
вижу, чтобы был я пламенем и углем. А справедливый -- это
пламень и уголь!"
Час, когда вы говорите: "В чем моя жалость! Разве жалость
-- не крест, к которому пригвождается каждый, кто любит людей?
Но моя жалость не есть распятие".
Говорили ли вы уже так? Восклицали ли вы уже так? Ах, если
бы я уже слышал вас так восклицающими!
Не ваш грех -- ваше самодовольство вопиет к небу;
ничтожество ваших грехов вопиет к небу!
Но где же та молния, что лизнет вас своим языком? Где то
безумие, что надо бы привить вам?
Смотрите, я учу вас о сверхчеловеке: он -- эта молния, он
-- это безумие! --
Пока Заратустра так говорил, кто-то крикнул из толпы: "Мы
слышали уже довольно о канатном плясуне; пусть нам покажут
его!" И весь народ начал смеяться над Заратустрой. А канатный
плясун, подумав, что эти слова относятся к нему, принялся за
свое дело.

Заратустра спустился один с горы, и никто не повстречался
ему. Но когда вошел он в лес, перед ним неожиданно предстал
старец, покинувший свою священную хижину, чтобы поискать
кореньев в лесу. И так говорил старец Заратустре:
"Мне не чужд этот странник: несколько лет тому назад
проходил он здесь. Заратустрой назывался он; но он изменился.
Тогда нес ты свой прах на гору; неужели теперь хочешь ты
нести свой огонь в долины? Неужели не боишься ты кары
поджигателю?
Да, я узнаю Заратустру. Чист взор его, и на устах его нет
отвращения. Не потому ли и идет он, точно танцует?
Заратустра преобразился, ребенком стал Заратустра,
Заратустра проснулся: чего же хочешь ты среди спящих?
Как на море, жил ты в одиночестве, и море носило тебя.
Увы! ты хочешь выйти на сушу? Ты хочешь снова сам таскать свое
тело?"
Заратустра отвечал: "Я люблю людей".
"Разве не потому, -- сказал святой, -- ушел и я в лес и
пустыню? Разве не потому, что и я слишком любил людей?
Теперь люблю я Бога: людей не люблю я. Человек для меня
слишком несовершенен. Любовь к человеку убила бы меня".
Заратустра отвечал: "Что говорил я о любви! Я несу людям
дар".
"Не давай им ничего, -- сказал святой. -- Лучше сними с
них что-нибудь и неси вместе с ними -- это будет для них всего
лучше, если только это лучше и для тебя!
И если ты хочешь им дать, дай им не больше милостыни и еще
заставь их просить ее у тебя!"
"Нет, -- отвечал Заратустра, -- я не даю милостыни. Для
этого я недостаточно беден".
Святой стал смеяться над Заратустрой и так говорил: "Тогда
постарайся, чтобы они приняли твои сокровища! Они недоверчивы к
отшельникам и не верят, что мы приходим, чтобы дарить.
Наши шаги по улицам звучат для них слишком одиноко. И если
они ночью, в своих кроватях, услышат человека, идущего задолго
до восхода солнца, они спрашивают себя: куда крадется этот вор?
Не ходи же к людям и оставайся в лесу! Иди лучше к зверям!
Почему не хочешь ты быть, как я, -- медведем среди медведей,
птицею среди птиц?"
"А что делает святой в лесу?" -- спросил Заратустра.
Святой отвечал: "Я слагаю песни и пою их; и когда я слагаю
песни, я смеюсь, плачу и бормочу себе в бороду: так славлю я
Бога.
Пением, плачем, смехом и бормотанием славлю я Бога, моего
Бога. Но скажи, что несешь ты нам в дар?"
Услышав эти слова, Заратустра поклонился святому и сказал:
"Что мог бы я дать вам! Позвольте мне скорее уйти, чтобы
чего-нибудь я не взял у вас!" -- Так разошлись они в разные
стороны, старец и человек, и каждый смеялся, как смеются дети.
Но когда Заратустра остался один, говорил он так в сердце
своем: "Возможно ли это! Этот святой старец в своем лесу еще не
слыхал о том, что Бог мертв".

Да, друзья, цивилизации больше не существует. Но ведь мы с вами не хотим остаться на обочине, если она вдруг вернется? Так давайте же и теперь вести себя стильно и с апломбом, чтобы поражать воображение тех, кого мы хотим видеть среди своих друзей, и пугать тех, кого считаем врагами. Идеальные манеры — это гарантия, что перед нами радостно распахнут двери, когда мы придем в гости, и что нам не придется говорить с автоответчиком, когда мы позвоним по телефону. Вот вам несколько базовых соображений относительно того, как следует вести себя в сегодняшнем мире полной вседозволенности.

Всегда показывайте знакомым вам людям, что вы их узнали. Успех в свете (или в среде, которая ныне носит это название) сопутствует только обладателям хорошо развитых навыков социального общения. У некоторых людей имеется жуткая привычка тянуться только к тем, кого они ставят выше себя. Можно поспорить, что у вас есть знакомые, которые поздороваются с вами в компании из десятка людей и полностью вас проигнорируют, если в комнате присутствует человек пятьдесят. Поприветствовать знакомого человека следует даже в том случае, если вы запамятовали, как его или ее зовут. Мы живем в демократическом обществе, и даже у того, кто не в состоянии дать вам денег сегодня, есть шанс каким-нибудь образом отомстить вам за грубость завтра. Ведите себя дружелюбнее. Если забыли имя дамы, просто скажите ей, как шикарно она выглядит, и у вас сразу появится несколько минут, чтобы его вспомнить.

Не надо автоматически знакомить друг с другом людей. Если есть какие-то сомнения, воздержитесь. Совершенно не обязательно, чтобы все в вашем окружении друг друга знали. Некоторые из них наверняка уже умудрились друг друга возненавидеть без вашего ведома и без вашей помощи.

Не скрывайте сделанных ошибок, ведь они могут оказаться самыми привлекательными пунктами вашего резюме. У любого из нас есть темные пятна в биографии. Но именно они придают этой биографии определенную пикантность и обеспечивают выгодный для восприятия вашей персоны контраст: «Только посмотрите, каким он стал. А ведь когда-то чуть было не угробил всю свою жизнь». При достаточно неприглядном прошлом можно даже написать про себя книгу. Только на обложке обязательно укажите, что книга не документальная, а художественная.

Приветливее ведите себя с обслуживающим персоналом. Нет ничего отвратительнее человека, позволяющего себе хамить официантам, горничным в гостиницах, шоферам, продавцам и другим представителям сервисных профессий. Говорят, будь вежлив с людьми, когда карабкаешься наверх, потому что с ними придется встретиться, когда будешь лететь вниз. А что, если это правда? А кроме того, кто, как вы думаете, сливает в бульварную прессу информацию о безобразном поведении эгоистичных звезд и знаменитостей?

Сплетни распространяйте с умом. Если хотите, чтобы вам рассказывали всякое интересное, храните тайну лучше любого тайного общества. Если пообещали, что никому не проболтаетесь, держите слово. А другим людям устраивайте проверки. Расскажите им какую-нибудь историю (возможно, выдуманную от начала до конца) на условиях «тебе и больше никому», а потом посмотрите, как скоро она дойдет до вас с какой-то другой стороны.

Обсуждайте любые изменения в жизни собеседника только после того, как собеседник или собеседница вам о них расскажут. Не торопитесь замечать беременность, результаты подтяжки лица и липосакции, пока о них не упомянет дама. Иногда все это может оказаться лишь игрой света и тени. То же самое с разводами и судебными тяжбами. Мы не всегда обладаем достоверной информацией. И никогда не становитесь на чью-то сторону, пока бракоразводный или судебный процесс не будет завершен. Да и тогда тоже этого не делайте.

Никогда не говорите людям, что они неправильно одеты. Вы, конечно, можете подумать, что таким образом поможете кому-то, кто одевается хуже чучела, и, возможно, так оно и будет, да только этот человек вас, скорее всего, после этого возненавидит. Отнеситесь к этому вот как: в таком виде, как сейчас, эти люди помогают вам выглядеть еще лучше, чем на самом деле. Если бы в мире не было нерях, страхолюдин и безнадежных жертв моды, не было бы и рейтинга самых стильных персон.

Никогда не забывайте сказать «спасибо». Даже когда никакой благодарности не чувствуете. Даже когда на кого-нибудь злитесь. В этом случае оппонент непременно начнет психовать и думать: «Это он серьезно? Неужели я в этот раз перешел все границы? Что он задумал?» Давайте убивать врагов своим добросердечием. Писать записки с благодарностями. Посылать добрые электронные сообщения. Изливать свою признательность на бумаге. Но будьте очень осторожны со словами «я тебя люблю». Душевная щедрость — качество восхитительное и ныне достаточно редкое. Спасибо вам за то, что вы все это читаете.