- Просьбы имеются?

- Имеются. – Дарий на миг задумался и по памяти процитировал. – Было сказано: «Возможные просьбы внимательно выслушать. Если в силах помочь, то обещать, а после окончания испытания выполнить».

- Слов в слово, - подтвердил я.

- Тогда такая просьба, которую возможная правительница может выполнить прямо сейчас. Скоро меня лишат возможности быть мужчиной, но я хочу побыть им на прощание.

- Что?! – Варвара дернулась, словно позабыв, что связана.

- Терпение, девушка. – Я сделал успокаивающий жест. – Терпение и смирение. Испытание состоит в чем? В смирении.

- Но это неслыханно!

- Молчать, я сказал!

Упала гробовая тишина. Лишь ветерок, то пропадавший, то вновь усиливавшийся, трепал развернутый флаг. Одновременно он овевал выставленную напоказ роскошь Варвары, по которой ползали мухи чужих взглядов. Соблазнительная паутина раскинулась перед глазами и манила, они приклеивались, вязли в липкой сладости и тонули в утягивающем дурмане глубин.

Особенно старался один взгляд. Который напоследок. И кто мог его осуждать? Вспомнилась где-то вычитанная история: сугубо верная жена изменила мужу, когда подросток согласился на кастрацию ради карьеры певца, и женщина показала пареньку, что он в таком случае потеряет. Парень остался парнем, муж простил жену, она стала легендой. Еще бы, совершила подвиг, принесла себя в жертву, спася человека от его собственного выбора. Общественное мнение хоть и порицало, но смирилось. Женская часть завидовала героине, мужская – пареньку. Никто не спорит - подвиг, если б не наличие дома живого мужа. В одном фильме замужней главной героине давали миллион зеленью за ночь с олигархом. Целый фильм построен на ее колебаниях. Выбор с точки зрения многих непрост: нарушить заповедь «не прелюбодействуй» и жить в достатке или остаться гордым, но бедным? В Мопассановской «Пышке» героиня тоже спасает людей своим телом, и люди, пока не спаслись, двумя руками «за», а потом – категорически «против». Но важно не то, как разрулились те ситуации, а выбор девушек. Спасти одну судьбу, спасти семью от бедности или спасти множество жизней – достаточные поводы для нарушения заповеди?

Если вопрос задать мне, то не отвечу. Не знаю. Мое дело – соблюдать условия, поставленные местной властью, и при этом не забыть про совесть. Каждый человек в каждом случае сам решает, что правильно, а что нет.

- Я не согласна! – выдохнула Варвара.

Ее взгляд стал искать поддержки окружающих, но лица отвернулись. Никто не желал вмешиваться. Все ждали развязки, чтоб примкнуть к правильной стороне. Ведь побеждает не правда, правдой становится то, что победило.

Я свел брови:

- Высказать проверяющим, что испытуемая нарушает не только условия, но и не собирается достигать цели испытания?

Варвара мгновенно утихомирилась.

- Нет.

- То-то.

- А условия в чем нарушаю? - Варвара почти молила.

Я объяснил:

- Согласно условиям, ты обязана просьбу выслушать и если в силах помочь, то обещать, а после окончания испытания выполнить. Ты выслушала?

- Да.

- Можешь помочь?

- Но…

- Да или нет? Или еще раз процитировать формулировку?

- Могу, - тихо вымолвила Варвара. – Но это безумие какое-то!

Припомнилась еще одна часть условий, которую я немедленно выдал:

- «Возможные мелкие неудобства в расчет не берутся, будущая царица должна быть выше этого».

- Мелкие неудобства?!

- Плохо у тебя, Варвара, со смирением.

Девушка тут же заткнулась. Ненадолго. Ей тоже показалось, что умеет жонглировать смыслами.

- Сказано: «Обещать, а после окончания испытания выполнить!» - с жаром сообщила она.

- То есть, ты обещаешь выполнить на указанных условиях?

- Обещаю!

Думает, всех обманула. На самом деле - подвела себя под монастырь. Ну, пусть под сестырь - для местного антуражу.

Я пошел в атаку:

- Дарий, сообщивший просьбу, вернуться для исполнения просьбы не сможет, так?

- Ну…

- Так? – Я повернулся к войнику.

- Да.

- Выходит, откладывать не имеет смысла. Смысл закона в его духе. Что может быть выполнено – должно быть выполнено, об этом говорят условия, и еще дополнительно пояснила Верховная царица.

- Чапа, ты сумасшедший. – Варвара готова была меня разорвать. – Хоть понимаешь, что говоришь, чего требуешь?

- Действую в рамках условий и требую их соблюдения от всех присутствующих. Ты это хотела услышать?

Некоторое время ни у кого не находилось слов.

- И как ты это себе представляешь? – после томительной паузы глухо поинтересовалась Варвара.

- Я такое стараюсь не представлять, - отмахнулся я.

Недавно убитая фигура Дария сейчас чуть не танцевала. Глаза бегали, юбка топорщилась. Растопыренные руки что-то виртуально поглаживали. Учитывая направление взгляда, можно было предположить, что. Пусть я не в восторге от Варвары, как человека, но парень сейчас мне тоже не нравился. Понимаю, «самая вкусная земляничка Хрисанфии». Но держать себя в руках нужно даже на эшафоте.

В голове наступил разброд. Подростку из истории про карьеру и кастрацию я отдал бы испытуемую, не задумываясь. Ей урок, ему урок, условия не нарушены, все счастливы. Ладно бы, имелась надежда на целомудрие Варвары. Ее экскурс в прошлое при представлении себя в качестве преподавателя урока и дальнейшие действия сомнений не оставляли. Для нее такое как укол наркоману. Возмущается только из-за зрителей. В мире женского беспредела я бы гордился своим беспределом, как местью системе. Но что-то внутри воспротивилось. Совесть, ну почему ты всегда просыпаешься в самый неподходящий момент? Как теперь выкручиваться?

Раздался осторожный кашель – войник привлекал внимание.

- Что нам делать? – спросил он, лицо внимательно изучало камень под ногами. – Оставить преступника без присмотра не имеем права, остаться при… гм, в общем, тоже не можем.

- Почему же? – фыркнул один из бойников.

Второй толкнул его в бок, третий смолчал. Войник понял, что команда его не поддерживает. Но командир – он, за ним последнее слово.

Нет, командир сейчас я. И слово – за мной.

- Прошу помолчать, - попросил я.

Выполнили все. Мгновенно.

Как же приятно играть чужими судьбами. Что безграничная власть, что ее противоположность – полная безответность живой вещи – обе завораживают.

(Спойлер пятой книги «Зимописи». Отрывок).

…Трещали разряды статического электричества, в ушах тревожно бумкало – как в поезде, только перестук выходил басовито-гулкий и зловещий. Поднявшийся вихрь взмел пакеты и обрывки газет. Мы проявились в родном мире такими же, какими прибыли в другой – нагими и беззащитными. Вцепившись в почву всеми конечностями, Тома пряталась между Шуриком и чем-то недовольным дядей Люсиком, я осматривался. Пока все жались к спасительной земле, Малик медленно распрямился, его огромная фигура шагнула к первому попавшемуся человеку:

– Мне нужна твоя одежда.

Нельзя так грубо. К тому же, фразу наш горбоносый пилот явно у кого-то спер. И вообще, все это жутко что-то напоминает.

Опешивший турист уронил рюкзак:

– Ну, ёжик мать твоих зайцев, только в России явившийся из будущего робот мог оказаться кавказцем!

Точно, это же сцена из известного фильма, только теперь – с нашим участием, какая-то пародия, как все в жизни, если сравнивать с кино.

– Шо вы кипетитеся, как тот агицин паровоз? Хлебните холодненького, выпустите пар из ушей, – напевно выдал прикрытый тощей фигурой дяди Люсика Шурик. – На таких людях, как вы, земля держится, когда они в ней зарыты.

Опять грубость. Нельзя так с людьми. Тем не менее Малику протянули фрак и бабочку, снятые с вешалки в шкафу. Стоп, а почему мы уже в помещении, только что были за городом.

Сон лопнул как лед на реке и куда-то лениво потек. Окончательно проснувшись, я обнаружил себя повернутым к дереву, а Варвару обнявшей меня сзади. Во сне перевернулись. Ладно, это во сне, не считается, зато тепло было. Надо бы спасибо сказать, но обойдется. Моя рука сняла с груди ее руку, убрала назад, спина осторожно отлипла. Мысли о возвращении развеялись, меня с головой утопило в настоящем. Угораздило же оказаться во главе такого гарема. Пятнадцать девок, один я. Некто Сухов вел нечто похожее через пустыню, я вел через горы. Суть одна: отвечаю за кучу доверившихся неопытных баб. Прошу прощения, молодых и чрезвычайно молодых женщин. Но по уму – баб, где логика и рядом не ночевала, а самомнения – половником хлебай. Ничего не знают, ничего не умеют, зато – царевны. Или: царевны, потому и.

В свое время Гомер придумал себе игру типа современной компьютерной и резался в нее с наслаждением: осаждал и громил Трою, затем с трудностями и невероятно прописанными приключениями вел главного героя домой… Думалось ли мне когда-нибудь, что окажусь в роли героя игры-бродилки? Местами – стрелялки. А также стратегии. Всю жизнь я мечтал быть не пешкой, а игроком за столом, двигающим королями и королевами. И вот, получите: участник квеста.

Окончательно высвободившись, я потянулся, несколько раз присел. Царевны беззастенчиво дрыхли, прижавшись друг к дружке, носики сопели, реснички иногда подрагивали, ножки поджимались к скукожившимся туловищам. Хоть из пушки пали. Можно прийти целой армии, грохоча латами, каждую связать, покидать штабелем в телегу и увести – они бы не проснулись.

Нет, в телегу бы не погрузили, телега сюда не доберется.

(Отрывок из «Как я был пособием», П Ингвин, серия «Зимопись»)

– Это несправедливо! – хныкнула Елка.

– И что? В жизни все несправедливо. Если ищешь справедливости, лучше сразу застрелиться.

– Нельзя лишать себя жизни, – не смогла не втиснуть девчонка, спотыкаясь и почти вешаясь на меня, – это грех!

– Ну да, и нарушение устоев. Не бери в голову про застрелиться, это я образно.

– Понятно, что образно, никто не сможет застрелиться из лука. И все же: так справедливости никогда не будет, если ее не восстанавливать, все зависит от нас!

Мелкая, а туда же. Не люблю, когда учат жизни, люблю сам учить.

– Говоришь, «восстанавливать» справедливость, а разве она уже была где-то когда-то? Где и когда? Поспрашивай мудрых людей, ответ удивит.

– Справедливость существует, – упорствовала малявка. – Просто среди взрослых об этом вслух говорить не принято. Существующая справедливость – справедливость сильного.

Вон оно как. Свой мелкий шантажик девчонка использовала не сдуру и по глупости, а вполне сознательно загоняя меня в угол с позиции силы. Только забыла, что на каждую силу всегда находится другая сила.

– Согласен, – с ухмылкой кивнул я. – Справедливость сильного становится нормой, для слабых справедливости никогда не было. Ее просто не может быть – справедливости слабого.

Справедливость – точка равновесия между жестокостью и милосердием, между расчетом и моралью. То, что справедливо – правильно, и наоборот: что правильно, то справедливо, иначе никак. А потому…

– По праву сильного объявляю правильными и справедливыми собственные убеждения и неправедными все другие. Аминь.

Не удержавшись, на прощание я влепил бесенку звучного смачного «леща».

– А это – чтоб лучше запомнилось.

– Ого.

Лицо спутницы погрузилось в задумчивость, ладонь потерла место встречи справедливостей сильного и считавшей себя самой умной.

(Из "Как я был номеном", П Ингвин, серия "Зимопись")