Глава 18. Дерьмо случается

Свет от уличного фонаря, пробивающийся через закрытые жалюзи чередовался с полосами тени на её лице и руках. Я собрал с пола улики, инсулинки и окровавленные салфетки, вынес мусор и лёг рядом. Было не понятно, дышит она или нет. Я старался не двигаться, чтобы не потревожить её.

А живы ли мы на самом деле или только притворяемся живыми? Те с кем я дружил в прошлой жизни, практически со мной не общались, а те с кем мне приходилось пересекаться по «секретным делам» либо перемёрли, либо были мне абсолютно не интересны. Да и сам я хожу по краю, и свеча моя горит с двух сторон, и всё может так быстро случиться, что не успеешь сказать «прощайте». Оглядываясь назад, я понимал, что ошибался гораздо чаще, чем делал правильный выбор. Всё, что сейчас происходит, это обычная плата за яркие краски и расширенное сознание. Интересно, а для Машки я кто? Просто пахарь-трахарь с квартирой или, за это время, стал кем то большим? И что с нами будет дальше? Несомненно, я что то чувствую. Это зарождается между ударами сердца. Пусть мы сейчас далеки друг от друга, но тем не менее мы вместе. Давай попробуем! Всё впереди, ещё не поздно обнулить прошлое и продолжить нормальную человеческую жизнь. Мне захотелось её поцеловать. Странно, почему у неё такая холодная рука и губы.

«Маша... Маша... Маша!!!»

Я тряс её за плечи, она не дышала.

«Машка, ну, пожалуйста, Машка!!! Пожалуйста, дыши...!»

Её голова завалилась набок. Я пробовал делать искусственное дыхание, в иступлении бил её кулаком по груди, в каком то фильме, так запускали сердце. Скорая!! Где телефон? Сколько времени прошло как она отключилась, час или больше? Сука, какая скорая, прошло три часа, она холодная... Господи, почему? Почему сейчас? Неужели все эти случайности, просто точки в закономерностях? Я закричал... Мне страшно или просто себя жалко? Как жить дальше и нужно ли? Я с размаху полоснул по запястью узкой полоской бритвы, выломанной зубами из безопасного станка. На порезе, как маленькие ягоды брусники, выступили капли крови. Да я даже убить себя не могу по-нормальному! А-а-а-а...!

Труповозку я вызвал только утром. Когда чёрный пакет застегнули, Машки не стало. Санитары потащили его по коридору, цепляясь за мебель и уронив стул. Я будто бы смотрел нереальный и неинтересный фильм, всё происходящее как будто меня не касалось. Хотелось одного: побыстрее остаться одному и напиться, чтобы проснуться и всё это оказалось похмельным кошмаром.

Я ушёл из дома сразу, как захлопнулась дверь за санитарами. Не помню, где я был и что делал последние две недели. Помню только, что пил, беспробудно, до блевотины, до истерики. Сознание категорически отказывалось склеить обрывки воспоминаний и идентифицировать, всплывающие в голове, лица.

Сегодня, впервые после того вечера, я зашёл в свою квартиру, здесь всё было так же как и две недели назад. На стуле лежало Машкино бельё, хранившее её запах. Я достал из кармана чекушку и залпом отпил половину. Странно, вроде дверь открылась.

«Кто там...?»

Опера залетели в квартиру в лучших традициях захвата боевиков Аль-каиды. Трое. Я даже не успел понять, что происходит. Я повалился на пол от удара рукояткой ПМа в лицо. Я и не думал сопротивляться, у меня не было ни сил, ни понимания, что делают эти трое в моей квартире и почему они бъют меня ногами втроём. Наверное, это элемент психологического давления на задержанного, чтобы он ещё до начала допроса понимал, что с ним сделают, если он не будет сотрудничать со следствием. Наручники защёлкнулись на моих запястьях у меня за спиной. Они так сильно завернули мои руки вверх, что мне показалось, они выскочили из плеч. Чтобы хоть немного ослабить боль в суставах, до полицейской машины я бежал на цыпочках.

Отдел находился в расселённом доме, в котором когда то жили рабочие ткацкой фабрики. Ну, помните, у Высоцкого:

«Система коридорная...

На 38 комнаток всего одна уборная»

Такие дома в нашем городе называли корпусами. В них, в основном, жила местная пьянь, практически в каждой квартире кто нибудь отсидел. По какой то странной прихоти невидимого художника, половину одного из таких домов расселили и сделали отдел полиции. Для того, чтобы завести дело, полицейским достаточно было выйти во двор и ткнуть пальцем в первого прохожего: дело по 162-ой, 213-ой или 228-ой статьям УК РФ было готово. Здесь практически все были чем то замазаны.

На первом этаже отдела находился паспортный стол и ещё какие то кабинеты, в которые приходили обычные граждане по своим нуждам. Допросы проводились на втором. Там обычных людей не было, и поэтому мои попытки выползти в коридор и кричать: «Помогите! Убивают!» не увенчались успехом. Опера затаскивали меня обратно в кабинет и продолжали бить. Почему они делали это втроём? Один сидел на моих ногах, другой поднимал мои руки в наручниках вверх, а третий бил по почкам. Когда они уставали, то выходили курить или в туалет, возвращались и продолжали снова меня лупить. Мой похмельный мозг никак не мог понять, что им от меня нужно. По видимому, это как то было связано со смертью Маши. Мой организм, ослабленный двухнедельным потреблением дешёвого алкоголя и преимущественно сала на закуску перестал контролировать происходящее. Когда в очередной раз, перевернув меня на спину, опера продолжали пинать меня в живот, я громко пёрднул.

«Хорош- сказал один из них, - обосрался. Поехали в прокуратуру»

Прокурорские были намного деликатнее, я бы даже сказал, они были со мной вежливы. Из разговора с ними я понял, что по результатам судебно-медицинской экспертизы Машка умерла от сердечной недостаточности, о передозе или даже наличии в крови наркотиков речи не было. Я сказал, что мы познакомились на дискотеке и поехали ко мне домой, выпили вина и легли спать. Когда я проснулся она уже была мертва. Наверное менты знали, что она травится, а может она вообще была «красной». Почему тогда не спалила меня? Скорее всего её родители замяли этот кипиш, в той ситуации, наверное, это было лучшим способом сохранить лицо семьи. С меня взяли подписку о невыезде и отпустили домой. Я зашёл в квартиру, сел на пол и заплакал. На полу, рядом со мной, стояла, чудом не разбитая, половина чекушки водки...

=========================

«Старый, это предел. Ты хоть понимаешь в какой ты жопе?» Мишка брезгливо сидел на подоконнике, наверное на единственном не загаженном месте в моей квартире...

Глава 17. Блеск и нищета

После очередного запоя на кумарах, я проснулся в пустой квартире. Остался только диван, на котором я спал в ботинках и пуховике. Это в каком состоянии надо быть, чтобы проспать сбор вещей, разборку мебели, приезд грузчиков и вынос этого всего из квартиры. Я даже не особо удивился. Очень болела голова и хотелось похмелиться. В туалете, на зеркале, висел стикер. На нём Ириным почерком было написано:

«Прошу тебя, не звони. Я не вернусь...»

Может оно и к лучшему. Гони её прочь, тоску-печаль. Наливай да пей.

А через неделю, я подвозил девчонку. Когда она расплачивалась, то посмотрев мне в глаза сказала:

«Ты же под белым? У моего бабая сегодня голяк. Если есть чё, раскумарь меня, я в долгу не останусь. Кстати, меня Маша зовут...»

Она осталась у меня, и вот уже третий месяц мы с Машкой играем в семью, в парня и девушку. Ключевое слово «играем». Мы не то, что делаем хорошую мину при плохой игре и втихаря друг друга ненавидим. Вовсе нет. Ну, может немножечко на кумарах. Да, мы рассказали себе, что у нас близкие отношения, иногда случаются разборки с криками: «Я ухожу от тебя!» и даже бывает, называем друг друга котик и зая. Но по факту, нам просто удобно. При других обстоятельствах я бы назвал это деловыми отношениями. Она достала своими закидонами родителей и те указали ей на дверь, а мне нужен выход на таджика, нужно кого то трахать, ну и чтобы кто то подметал пол и варил макароны. Для всего этого Машка идеальный вариант. По ночам, в моей квартире, сильно скрипит диван и соседи робко постукивают по батарее. Утром, старой зазубренной бритвой, режет душу бабушкин будильник. У него под стеклом написано «Слава», а на верху две металлические тарелочки и между ними молоточек. Может бросить её? Иногда она меня бесит. Особенно когда обдурдычится до беспамятства белдыги и сидит на полу без трусов, раскинув ноги, прожигая сигаретой ковролин. Надо отдать ей должное, на кумарах она молчит, не жалуется и не психует. Что то в ней определённо есть. Немного кукольное личико и кудряшки, ладненькая фигурка. Ей бы сейчас на первый курс первого меда ходить, а она выбрала белую дорогу. Да.. Мы лежим в полной темноте, последняя электричка из Москвы приехала, до половины пятого будет тихо. Я пускаю в потолок кольца, пробую через них пустить струйку дыма, даже иногда получается. Хороший порох у бабая. Шаркает под рёбрами гердос, сладко так, как на скрипочке будет пиликать до утра...

«Виталь, а давай завтра вечером никуда не пойдём. Возьмём вина, курицу в лаваше, киношку какую нибудь посмотрим. Я пять чеков продала и у нас ещё грамуля с этого убойного пятака осталась. Я свечки купила. Ну, такой, романтический вечер устроим?»

«А чё, давай! Хочешь, я что нибудь приготовлю? Или давай вместе приготовим?»

«Уии..! Класс! Давай!»

Она обхватила меня за шею и подпрыгнув, уселась у меня на поясе. Как то так уютно и тепло сделалось от этого её поступка. А я ведь привык к ней. И бросить рука не поднимется, её сразу растопчет суровая реальность. Ведь она ничего не умеет, кроме как вштыриваться и пороться. Но она из хорошей семьи, есть в ней порода и чувство такта. Не всё потеряно. Мож перекумарить, да жениться на ней? Продать эту квартиру и уехать куда нибудь, например в Брянск или Воронеж. Сука, да ведь и там гердос есть. Ладно, видно будет.

За окном, прокуренным голосом завывает осень, лупит крупными каплями по стеклу. Мы сидим на полу, без света, только свечи. Она пролила вино на проигрыватель и перепачканный в красном диск никак не хочет играть. Да хрен с ним.

«Знаешь, Виталь, я ж не была такой торчушкой конченной. У моих родителей завод свой, гибкую черепицу делают. Я с детства вообще не в чём не нуждалась, в Англии училась, летом Кипр или Барселона. У меня в восемнадцать лет уже кабриолет был. Папа на днюху подарил. Как я на нём гоняла, мама родная...! Я ж в Университет дружбы народов поступила, два курса отучилась. А потом связалась с этими черножопыми. Прикинь, студенческий городок универа «лумумбарий» называется. Там такое количество наркоты негритосы толкают, наш город так, маленький чек по сравнению с ним. Я как раз на третий курс поступила, когда с этим мудаком познакомилась. Он толи из Конго, или из Нигерии, говорил, что принц. Мы с ним по моему в октябре познакомились. Точно, в октябре! Такая красота, бабье лето, в лужах разноцветные листья-кораблики плавают. Мне так осень нравилась! Я этого урода даже как будто любила. Он меня на наркоту и подсадил. А чё бабок у нас нормально было, клубы, кокс, круглые, но это всё шняга. Я когда гердос попробовала, поняла, что зря жила до этого. И однажды, на перемене, в туалете отъехала. Я его не сдала, что он мне этот чек подогнал. Родители мои бабок ментам дали, чтобы дело замять, но меня нахер из универа, больничка, туда-сюда. Папа меня секретарём к себе на завод устроил, но какой там, я уже торчала в полный рост, за компом залипала, сотрудники уже коситься начали. В общем и оттуда меня попёрли».

Я подлил вина. Она курила, обняв колени.

«Ну, а ты завязать не думала, в универе восстановиться, переехать на крайняк, замуж, в конце концов выйти?»

«Да блин...! Конечно думала! Я как то бабая своего ждала на отходосе, спина мокрая от пота, замёрзла, а его всё нет и нет. Вдруг дверь подъезда открывается, а темно уже, я думала он, а это пара молодая с ребёнком, я их знаю даже. Я капюшон надвинула, только бы не узнали, сижу как дура на этих каруселях. Они машину открыли, ребёнка в детское кресло сажают, а он хохочет, ручкой машет кому то, кричит «баба, пока...!». Я чуть не взвыла от всего этого. Долбаный нигер, долбаный гердос, ну почему я не могу так же? Сейчас бы книжки малышу читала, купала его, за ручку гуляли... Не могу так больше!»

Она всхлипнула, залпом допила остатки вина в бокале.

«А потом таджик пришёл, я вляпалась и вся эта красота растворилась, ушла на задний план».

Она встала и прошлась по комнате.

«Виталь, какая то недосказанность осталась. Давай, доставай машинки, фурик, добьём этот порошок и будем спать»

Глава 9. Эльза.

Мои мрачные предположения о Центре стали рассеиваться, когда за моей спиной плавно закрылись автоматические ворота. Надо мной нависал двухэтажный коттедж, построенный в лучших традициях pérola barroca средней полосы России. Журчащая в фильтрах бассейна вода успокаивала, а львы на тумбах приветливо улыбались мне и приглашали взглянуть на внутренние покои. В зоне барбекю открыла рот матушка-печка.

На первом этаже дома раскинулся зимний сад. Было очень похоже на Геленджик, не хватало попугая-матершинника, прыгающего с ветки на ветку и армянина-фотографа с обезьянкой. Я присел за огромный как айсберг белый обеденный стол и закрыл глаза. Что ж, на сегодняшний день это лучшее, что случилось в моей жизни за последний год.

«Эй, слышь..!» Кто то тряс меня за плечо. «Втыкаешь? Ха-ха-ха..! Привет, я Эльза, пойдём покурим. Тебя чё, на Киевском вокзале подобрали? Аха-ха..!» Она тараторила без умолку и смеялась заливистым, звонким смехом. «Ты чё, тормоз? Как зовут то тебя?»

«Виталий» Действие корвалола начинало ослабевать и мне не очень хотелось разговаривать, дабы не упустить последние тяги барбитуры. Я предложил ей сигарету, но она отказалась. «Нахрен тогда звала» подумал я. Тогда я ещё не знал, что курить мне осталось три дня и делать это я буду строго под присмотром сотрудников Центра.

«Бухаешь, шоль? Или винегретчик?»- спросила Эльза

«Последние полгода бухаю. Начинал с Виктора Палыча, потом медленный.. Когда бабки кончились и взаймы давать перестали, подсел на синьку..»

Эльза... Отказавшись от того, что не убило её, но сделало сильнее, она стала центровским мозгоправом и ежедневно удаляла баги в программах и установках вчерашних психонавтов.

Свой путь наверх она начала раньше меня, но в её аду было не намного прохладнее моего, а временами гораздо жарче. Наверное этот жар закалил её, сделал из неё Iron Maiden. Но за всей этой жёсткостью и непреклонностью, я думаю, была маленькая хрупкая женщина, которая хотела простого человеческого счастья, мужика, кресло качалку, кота-мурлыку на руках, тёплый плед и чашку ароматного дахуна перед камином. Она стала моим первым проводником из царства Аида.

Как говорили там, она «вату не катала».

Был среди нас один любитель лимонов* и буратино*, бывший врач-анестезиолог по кличке Филька. Но скорее всего, это нам он втирал про свою причастность к миру Гиппократа, а на самом деле, был походу, недоучившимся санитаром, который наслушался в курилке земской больнички умных разговоров. Так вот, на одном из групповых занятий по мозгоправству, Эльза спросила у него: «А перед чем конкретно, ты не можешь устоять?» Филя, приняв позу «решалы», ответил: “Конкретно, я не могу устоять перед колумбийским кокаином, афганским героином, голландским экстази и индийским хэшем..». Эльза прищурила глаза... На нижней челюсти заиграли желваки. Ухмыльнувшись и уперев руки в поручни кресла, она немного привстала и гневно выпалила: « Ты, бля..! Ты чё нам тут пи..шь! Ты же живёшь в Мухосранске! Я сука всю жизнь в Москве мутила и то, про такие вещи не слышала! Какой номер телефона у твоего барыги..?!» Филька сжался. Такой стресс, наверное, он последний раз испытывал в пятом классе, когда папа отвесил ему леща, за то что он курил за школой. Да, Филимон, жизнь без стимуляторов жестока.

И так было с каждым, кто осмеливался быть не честным с Эльзой на своём пути к свету.

В расписании центра, её занятия почти всегда были после обеда. По прошествии некоторого времени, когда мои биоритмы стали возвращаться к привычному распорядку, вспомнилась приятная привычка к послеобеденному сну. Монотонный Эльзин рассказ о гештальте и экзистенциализме убаюкивал. Я сидел на стуле с открытыми глазами, которые были похожи на глаза залежавшегося на прилавке омуля и периодически, как лошадь, дёргал падавшей на грудь головой. Из состояния анабиоза меня вырывал противный, как у потерявшей проездной билет старухи, крик Эльзы: «Стаааарый...! Аха-ха-ха..! Стааарый..! Очнись, Стааарый..! У тя чё, сиеста? Аха-ха-ха..!»

Такой она была, и я жалел лишь об одном, что мы не знали друг друга раньше.