Юность в лагерях.Часть 2
Напомню, что однажды летом я случайно попал на место вожатого в летнем лагере у отряда детдомовцев, только что вернувшихся из Испании.
Через две недели я привык. Мужчины любого возраста, все-таки стадные животные и им нужен вожак. Я был сильнее, опытнее и увереннее своих 12-летних воспитанников, поэтому смог завоевать у них какое-то подобие авторитета. Девушке, руководившей девичьей половиной отряда пришлось гораздо хуже. Вечерами она рыдала в подушку и кляла тот день, когда решила поехать в лагерь.
К концу первой смены мои воспитанники обменяли свои плееры и импортные шмотки в местной деревне на самогон и сигареты. И перестали отличаться от остальных «пионеров». Пресечь пьянство мне не удалось. Пили глубокой ночью, очень тихо, не буянили. Ночевать в палатах воспитанников нам воспрещалось, дежурить каждую ночь под окнами тоже не будешь. Ребята по всем правилам конспирации выставляли караулы, и набирались местным пойлом до поросячьего визга. Утром им было плохо, я носился с тазиками и минералкой и молился, чтобы о «ситуациях» не узнал директор.
К слову, директор про все знал – ему докладывала главная вожатая. Но директору было пофиг.
В борьбе с сигаретами я тоже проиграл. Сначала мои воспитанники гордо смолили «Парламент» и LM. Потом, когда деньги стали кончаться, перешли на «Астру» и «Приму». Я грозил и наказывал, уговаривал и проводил наглядную агитацию с плакатами и страшными картинками. Все без толку.
Когда первая смена подходила к концу, меня вызвал к себе директор.
- Курят твои? – с порога в лоб спросил он.
- Ну-у-у, - потянул я, растерянно.
- Курят, - утвердительно сказал директор. – А деньги у них, поди, уже кончились.
- Наверное, - промямлил я.
- Тогда присматривай вот за этим, - и он хлопнул перед моим носом личным делом одного из воспитанников. – Читай здесь.
В моем отряде, оказывается, был опытный вор-форточник. Самый маленький по росту и возрасту парнишка. Три года назад старший брат и отец, воры-рецидивисты с большим стажем, взяли его с собой «на дело». Мальчик пролазил в окна и вскрывал квартиры изнутри. Банду повязали, когда счет квартир пошел на третий десяток. Старших посадили, лишили родительских прав. А моему воспитаннику на тот момент исполнилось СЕМЬ лет. Поэтому его всего лишь отправили в детдом.
Директор боялся, что парнишка вспомнит свои навыки и в поисках сигарет вскроет деревенское сельпо.
Слава Богу, обошлось.
У девочек тоже были интересные личности. После Насти больше всего запомнилась девочка-привидение. Тишайшее создание. Она просыпалась утром, шла на завтрак. И ИСЧЕЗАЛА! В первые три дня мы всем лагерем искали её, обшаривая лес и все подсобки. Девочки из детдома на наши расспросы махали руками: «Да что вы беспокоитесь! Это же Машка, она всегда такая!»
Мы бросились к реке, прочесали кусты вдоль дороги. Бесполезно! К обеду она приходила. На все вопросы «Где ты была?!», молча улыбалась, отводила взгляд. А после обеда растворялась в воздухе снова. До ужина и отбоя. Мы честно пытались за ней проследить. Фигушки! Девочка пряталась не хуже толкиновских хоббитов. На третий день мы привыкли, и с молчаливого попустительства директора, забили на поиски.
Были дочери проституток, за которыми приходилось приглядывать отдельно, потому что лагерная игра «в бутылочку» могла слишком далеко зайти.
Был тайный язык. Для моих детдомовцев это был испанский. Каждый из них свободно им владел, а я в школе еле получил «четверку» по английскому. Поэтому, когда «бандиты» не хотели, чтоб я их понимал – они легко переходили на «мову» Сервантеса. На языке президента Самора-и-Торреса и генерала Франко плелись интриги и затевались налеты на хранилище спортивного инвентаря. К своему стыду признаюсь, что за два месяца я выучил только несколько распространенных испанских ругательств, которые иногда применяю до сих пор.
Была любовь до гроба между парнем из первого отряда и одной из наших девочек. В середине смены за парнем приехали родители и увезли его от греха подальше. Настучал-таки директор. Девочка два дня не выходила из спальни. Подружки её жалели.
Был нешуточный конфликт с местными пацанами, которые приходили на дискотеку и задирали «городских». Серьезный отпор они получили только от сплоченного отряда детдомовцев. Тогда ещё имелась в наличии боевая единица по имени Настя, которая и начала первую массовую драку. Деревенские получили по зубам и на пару дней исчезли.
Появились они вновь с подкреплением – восемнадцатилетними братьями и дядьями. Тут уж пришлось вмешиваться мне. К моему удивлению, более опытные вожатые конфликт полностью проигнорировали. Кое-кто и меня отговаривал, но я был молодой, ответственный. Полез. Догадайтесь, кто первым получил в голову? Правильно, ваш покорный слуга.
В процессе бурной беседы с сильно пьяным деревенским хлопцем, выше меня на полголовы, откуда-то сбоку прилетел тяжелый удар. Следующее, что помню – лежу на земле, по мне топчутся ногами, а малолетние бандиты толпой метелят моего обидчика.
Директор вызвал участкового. Пришел нагловатый дядька лет пятидесяти в фуражке набекрень и расстегнутой на пузе форменной рубашке. Что-то там записал в свою папочку. И ушел. Никаких последствий ни для нас, ни для деревенских не последовало.
В последний день лета я прощался со своим восьмым отрядом. Чувство было тяжелое. За два месяца я к ним привык, да и им я стал небезразличен. Самые маленькие даже плакали, вцепившись мне в руку.
Месяца три из детдома мне шли письма. А к зиме «архаровцы» снова уехали в Испанию, и все как-то затихло.
Если кто-то из них сейчас читает этот пост: «Ребята, я вас всех помню!»
Лагерь «Космос» 1997 г.