Меня часто называют Джесси Пинкманом, и меня это устраивает. Не так давно я давал интервью CNN, и одна милая девушка в прямом эфире случайно назвала меня Джесси. Я говорю ей: «Не страшно, со мной это постоянно происходит». А она очень смутилась и бросилась приносить извинения. Но все же я очень далек от Джесси Пинкмана, очень.

Мой отец — баптистский священник, но у меня нет религиозных воззрений. Меня бесконечно удивляет жизнь, меня потрясает, что Земля вращается в бесконечной черноте посреди Вселенной, и я счастлив, что существую, — но все же у меня нет никаких религиозных воззрений.

Мое детство было наполнено религией. Библию я прочитал не один раз и регулярно заучивал из нее целые куски. Каждую неделю отец выступал перед паствой. Я любил смотреть на это, но походы в церковь были скорее развлечением, потому что никто не заставлял меня туда ходить. Родители вообще никогда не были со мной строги и никогда ничего не запрещали. Возможно, поэтому я впервые попробовал пиво, когда мне исполнилось девятнадцать, причем к тому моменту я уже два года жил один в Лос-Анджелесе.

Я покинул родительский дом — а заодно и штат Айдахо, — когда мне было семнадцать. Обычная история: окончил школу на год раньше, кинул вещи в тачку и уехал.

В старших классах я брался за любую работу и довольно долгое время развозил пиццу. Была одна женщина, которая всегда просила, чтобы пиццу ей привозил именно я. Однажды — это было сразу после Рождества — она заказала пиццу и открыла мне дверь в халате, который она вроде и запахнула, но на самом деле я видел все, что она хотела показать. Она взяла пиццу и попросила меня помочь ей подключить PlayStation. Я чувствовал, что меня совращают, и это было забавно. Где-то в доме, совсем рядом, играли ее дети, но она вела себя так, будто мы были одни. А я просто подключил приставку и ушел.

Нет во мне ничего забавного. А если кому-то я и кажусь забавным, то это все из-за моего внешнего вида. Так уж я выгляжу — идиот идиотом.

Я родился недоношенным — на месяц раньше срока. Отец тогда уехал по делам, мать была дома одна, и все это было то ли поздней ночью, то ли ранним утром. У матери начали отходить воды, и родила она меня прямо на полу в ванной, и пуповину она тоже перерезала сама. Короче, я попал в газеты сразу, как родился. И знаете, что они написали? Типа «поспешивший родиться малыш заставил скорую выехать на домашние роды».

Известность очень опасна, потому что незаметно извращает твои мечты. Она меняет всех, но в тридцать пять сопротивляться этим переменам все же проще, чем в семнадцать.

Недавно я решил, что буду жить простой обеспеченной жизнью. Такой, в которой нет ни в чем недостатка, но нет и ничего лишнего.

Со мной произошло то, что происходит примерно с одной десятитысячной всех людей на Земле — мне повезло. Не появись в моей жизни «Во все тяжкие», я бы и близко не подошел к тому, что у меня сейчас есть.

Люди постоянно говорят мне: «Знаешь, а я посмотрел все пять сезонов за пять дней». Вначале я не знал, как относиться к этому, а потом понял, что все же мне это не нравится. Не нравится, потому что работу шести лет кто-то пытается упихнуть в пять дней.

Сериалы — это не шаг назад и не шаг в сторону. Это просто еще один шаг.

Все эти мои «сука» и «йоу» были в сценарии с самого начала. Каждая «сука» была напечатана черным по белому, и каждое «йоу» тоже было напечатано. Несколько раз, конечно, я добавил «сука» и пару раз добавил «йоу», но только потому, что «йоу» — это слово, которое я и так говорю каждый день. Никак не могу от него избавиться.

Я полностью подтверждаю все слухи о том, что Брайан Крэнстон (исполнитель роли Уолтера Уайта. — Esquire) пахнет лучше всех на площадке. Нет, правда, он пахнет как свежевымытый единорог летним барселонским деньком.

Странное дело, но почти во всех фильмах, где я снимался, меня обязательно допрашивают. Вечно я тот чувак, про которого думают, что он плохой, а он на самом деле хороший.

Сложнее всего сыграть то, чего в твоей жизни никогда не было. Например, ту сцену, где Джесси просыпается, а рядом лежит его мертвая девушка.

Не хочу обидеть других женщин, но моя жена — лучшая женщина на этой планете. Совершенно случайно мы встретились на Коачелле (музыкальный фестиваль под открытым небом в Калифорнии. — Esquire) и сразу стали друзьями. А потом — ровно через год — мы снова увиделись на Коачелле, и на этот раз уехали оттуда вместе. Но знаете что: поцеловались мы впервые на колесе обозрения.

Не понимаю, почему вокруг так мало романтичных людей.

Наши с женой траты очень простые: мы любим путешествовать, и мы любим старые машины. Я, например, езжу на Shelby Cobra, но за рулем всегда включаю музыку поспокойней. Предотвращаю закипание дорожной ярости.

Когда на съемках машину нужно разогнать до 180 километров в час, тебя вечно пытаются заменить каскадером.

Сразу после «Жажды скорости» я снялся в маленьком независимом фильме «Озорник», который потом показали на «Сандэнсе». Всех, с кем мы его снимали — а это человек тридцать или даже меньше, — я знал по имени и фамилии, и все они делали свое дело ради чистого удовольствия. За это я и люблю независимое кино: люди здесь всегда верят в то, что делают, а сегодня это очень редкое качество.

Я еще не придумал толком, чем буду заниматься дальше, но вообще-то я собирался броситься в ноги к Полу Томасу Андерсону. Нет, в самом деле: вы не могли бы превратить это интервью в слезное письмо к Андерсону, в котором я буду умолять его взять меня на какую-нибудь роль? Пусть даже в массовку — наплевать, я согласен.

Если бы мне предложили выбрать роль в «Звездных войнах», я выбирал бы между R2-D2 и Чубаккой. Но, думаю, что в итоге я все же остановился бы на Чубакке, потому что мне нравится быть волосатым и мягким.

Мне хорошо только тогда, когда я знаю, что завтра нужно будет что-то делать.

Однажды я прокатился на акуле, но все же никому этого не порекомендую. Было весело, конечно, но всю дорогу я думал, что она мне сейчас что-нибудь отожрет. Но ничего против акул я не имею! Нет, я люблю их. Просто они не созданы для того, чтобы на них катались.

Вообще-то я вырос на «Утиных историях», йоу.

Аарон Пол