Здравствуйте, полковник...⁠⁠

Песней Михаила Щербакова навеяно

http://www.bards.ru/archives/part.php?id=12114

Часы пробили десять.

- Полковник Саммерли.

Седая голова молча качнулась, дозволяя пропустить вышеупомянутого полковника.

В раскрытую камердинером дверь четко, по-военному, шагнул Саммерли. Начищенные до блеска сапоги, широкие галифе, мундир цвета хаки, перекрещенный ремнем портупеи. Лицо под козырьком фуражки было лицом настоящего полковника, хотя и выглядело несколько странно: как будто его левая половина чем-то отличалась от правой.

- Здравствуйте, полковник. Вы точны как сам дьявол.

Выражение лица полковника не изменилось, несмотря на то, что богохульство его покоробило. То, что допустимо в окопах, явно нетерпимо в дорогом гостиничном номере. Однако старикам, генералам и аристократам прощаются некоторые… вольности обращения с этикетом. А пригласивший его сюда совмещал в себе все три причины.

Лорд Уайтчепел. Генерал в отставке. Ветеран всех войн, что велись империей чуть ли не с начала прошлого века. Сколько ему лет? Семьдесят? Восемьдесят? Даже сейчас он выглядел истинным военным: прямой как палка, суровый взгляд из-под кустистых бровей, в голосе ни единой нотки старческого дребезжания…

И все же, все же…

Для полковника генерал был осколком прошлого, героем тех войн, что вели джентльмены, войн, в сравнении с нынешней больше похожих на танцы на паркете.

- Генерал Уайтчепел, лорд.

- Без чинов, полковник, - генерал чуть развернулся, поправил клетчатый плед, кивнул на соседнее кресло за столиком, - Располагайтесь, может снять протез, если хотите.

Секунду помедлив, полковник опустился в кресло и, поднеся руку в затылку, щелкнул застежками.

Левая половина лица отделилась, оказавшись маской, искусно выполненной из тонкой меди и раскрашенной. Маской, под которой скрывалось то, что осталось от лица полковника после скользящего удара кавалерийской сабли.

К чести генерала, он даже не обратил на это внимания.

- Я вижу, вы устали, полковник. Плохо спали, осунулись, почернели. Подготовка наступления?

Полковник чуть дернулся, в конце концов, операция «Стилет» была секретной, и отставной генерал не должен был знать о ее существовании, не то, что о содержании. Но, с другой стороны, когда это аристократия скрывала что-то от «старых друзей»? Наверняка, или генерал Лонгберри, или…

- Да, - ответил на высказанный вопрос генерал, - Лонгберри уже приходил ко мне с утра. И полковник Майлз и майор Джекрам. Вы – мой четвертый посетитель за сегодня. Трубка. Вино.

От трубки полковник отказался, бесшумно подошедший камердинер наполнил бокал золотистой искрящейся жидкостью.

- Пейте, полковник. Рецина – самое древнее и благородное вино на Земле. Виноград, родившийся на солнечных склонах, мимо которых проходили герои древности, немного смолы, немного трав… Старинный рецепт моей семьи, пробуйте. Легкая горечь исчезает почти сразу.

Полковник не стал говорить, что горькое послевкусие никуда не исчезло. Ну и гадость. Уж лучше бренди.

Старик подождал, пока его гость допьет вино и продолжил:

- Ну а теперь к делам, полковник. Операция «Стилет». Одна из главных ролей в которой отводится вашему полку. Четырнадцатый пехотный, «Парни из Айсборо», - генерал кивнул на полковой знак, - Масштабное наступление по всей линии фронта. Очередная бессмысленная бойня…

Раздражение глухо ворохнулось в груди полковника. Нет, Уайтчепел, конечно, генерал и лорд, но никто не смеет обвинять фронтовиков! Это не одна из привычных генералу паркетных войн, где ровные колонны идут по зеленому полю друг навстречу другу в красивых мундирах под свист флейт. Не та война, в которой число погибших в бою измеряется десятками, а если оно достигло сотни – то это уже резня. Здесь офицеры противных сторон не раскланиваются друг с другом, помахивая шляпами с пышными перьями.

Это – другая война.

Здесь офицеры, в форме цвета жухлой травы, прячутся вместе с солдатами в грязных окопах, скрываясь от артиллерийских обстрелов и пуль снайперов. Здесь атака захлебывается в крови и пулеметном огне, оставляя тела, повисшие на колючей проволоке. Здесь сотня жизней, заплаченных за продвижение на сто метров вперед – это уже достижение. Здесь выплевывают легкие, попав под газовую атаку. Ты хоть знаешь, как пахнет хлор, генерал?! Что такое госпиталь, переполненный калеками и пропахший газовой гангреной? Ты знаешь, как выглядит солдат, попавший под струю огнемета? Или взвод, разорванный в клочья мелинитом? Какие раны оставляют пули дум-дум? Как визжит шрапнель?

Офицеры, ползущие по грязной земле, прислушиваясь к свисту пуль.

Летчики, упавшие с неба, висящие в обломках фюзеляжа, обмотанные перкалем, как саваном.

Штурмовые группы, с ножами и кастетами врывающиеся в окопы.

Ползущие по земле клепаные коробки танков…

Рокот пулеметов…

Грохот артобстрела…

Вонь непогребенных тел…

Дождь…

Грязь…

Кро…

- Ваш полк, - продолжал генерал, - должен пойти на прорыв линии обороны. И это ему, скорее всего, удастся, потому что оборона противника на этом участке уже основательно раскрошена непрерывными обстрелами артиллерии. Но ведь противник – не глупец, не так ли, полковник? Он уже давно понял, что здесь произойдет и готов к этому. Когда ваш четырнадцатый полк прорвется через заграждения, оставив часть состава под огнем пулеметов – к месту прорыва стянутся дополнительные силы, как фагоциты к занозе… читали последние медицинские исследования? Образуется нарыв. И вот тогда, пока все будут заняты четырнадцатым полком, только тогда остальные наши силы ударят с двух сторон, вырезая этот нарыв и оставляя в обороне огромную кровоточащую брешь, в которую войдут наши войска, наконец-то разорвав эту проклятую нить из проволоки, окопов и блиндажей. Гениальное решение, великолепное. Если бы не одно «но». Четырнадцатый полк погибнет. Весь. По расчетам штабных умников – в течение часа. Тысяча смертей за час. Шестнадцать погибших в минуту. Один убитый каждые три с половиной секунды. Неплохая цена за «стратегическое выравнивание линии фронта», не правда ли? Кто-то посчитал эту цену приемлемой. Я – нет.

Генерал коротко взглянул на молчащего полковника и смежил веки:

- Да, я тоже военный. Я тоже воевал и отправлял людей на верную смерть. Но я никогда, никогда не относился к солдатам, как к пешкам, которыми можно пожертвовать. Это неправильно, полковник. И я решил, что не допущу этого. Что может сделать отставной генерал, осколок давно прошедших войн? Сделать так, чтобы приказ о начале операции не дошел до исполнителей. Убрать тех, кто играет людьми, как шахматами. Именно поэтому вы здесь. Именно поэтому в вашем бокале – яд, полковник.

Он снова посмотрел на застывший взгляд собеседника:

- Кто-то назовет это предательством, возможно, он даже окажется прав. Кому-то это кажется жестокостью. Что ж, возможно прав будет и он. Но если вы решили разменять тысячу жизней ради своей цели, почему кто-то другой не может разменять ваши жизни, чтобы спасти этих ребят. Может, тогда штабные умы задумаются о том, как прорывать эшелонированную оборону, не жертвуя тысячами жизней. Кто из нас более жесток и бесчеловечен – оставим судить истории. Впрочем, по вашим зрачкам я понимаю, что вы меня уже не слышите. Хорошо, полковник, продолжим этот разговор при следующей встрече. До нее осталось не так уж много времени, если верить моему врачу… Джереми.

Камердинер, бывший денщик генерала, прошедший с ним рядом всю жизнь и преданный как пес, бесшумно вырос рядом.

- Перемести полковника к предыдущим. Я ожидаю сегодня много гостей. Очень много…

Подошвы сапог полковника с блестящими подковками скрылись за дверью в соседнюю комнату. Генерал откинул плед и, тяжело опираясь на трость, подошел к камину. На полке стояли два пожелтевших дагерротипа, с которых смотрели лихие кавалеристы, а рядом лежал стальной шлем с широкими полями, исковерканный осколками снаряда.

Сын, внук и правнук