Эй, толстый! Пятый сезон. 39 серия
Когда Клоп и Ряха ввели в кабинет своих пленных – двух девчонок, Маруся вздрогнула. Конечно, она не подала виду, но изнутри ее обжег холод.
Она знала этих девчонок. О! Эти лица ни с какими другими не перепутаешь. Ведь это были Ирка и Людка. Это именно их, этих девчонок, да еще и толстую Галку, Маруся взорвала несколько лет назад, бросив в костер найденную в лесу гранату. После того, как наследие войны взорвалось, выжила только Маруся. И то – стала наполовину пластмассовой. А трое девок погибло. Галка-то – хрен с ней. Какая-то интуиция подсказывала Марусе, что Галка стала бы очень плохим человеком, которая сделала бы херовые времена еще хуже. Но Ирку и Людку – двух невинных пьяных дур – было очень жалко.
А накануне – не прямо в эту ночь, но днем-двумя раньше, они Марусе снились.
«Помоги нам», – просили мертвые девушки.
Они тянули к Марусе руки из какой-то клетки. Подвешенной в воздухе. Клетка была страшная, из грязных человеческих костей. Сквозь прутья-ребра Ирка тянула руки. И Людка вместе с ней – она всегда Ирку обезьянничала.
«Спаси! Спаси!»
А Маруся молчала. Она не понимала, чем может им помочь. Мертвым девочкам, с которыми когда-то мечтала подружиться.
Потом ноги Маруси – она стояла на мягкой земле, возможно, посреди болота – стали погружаться в грязь. Когда холодная грязь добралась до коленей, Маруся проснулась.
Сны ей снились редко, и Маруся относилась к ним серьезно.
Но понять свой сон пластмассовая девушка не могла. Забыть его тоже не получалось. Обычно сны испаряются из памяти очень быстро. Но этот остался, врезался в память. Что-то, сука такая, значил.
И сейчас, когда Маруся увидела девчонок, сон обрел разгадку. Паззл сошелся. Иркой была высокая, старшая. А Людкой – вылитой, не отличишь! – оказалась младшая.
«Это они просили о помощи, – поняла Маруся. – Это их мне надо спасти».
Дела у девушек были херовыми. Руки их были спутаны за спиной, на щеке у старшей виднелся грязный след от подошвы сапога.
– Это из-за этих сук я Лепана вальнул! – дал с порога истерику Саня Клоп.
– Ты вальнул Лепана? – спросил Виталя Шварц.
А Марусю снова обожгло ледяным холодом. Лепан был лучшим снайпером, профессионалом, выжил в Афгане, но мужик ровный, правильный. Его вальнули?
– Что?! – переспросила Маруся.
Но ее вопрос Саня Клоп проигнорировал. Саня был враг. Он не мог примириться с тем, что наравне с ним решения в бригаде принимает девка.
– Вальнул, – Маленькие жирные глазки Клопа бегали из стороны в сторону. Он изображал виноватого. Сам же ни хуя не раскаивался.
– Что он тебе сделал? – спросила Маруся.
Клоп соизволил ее услышать только после того, как Шварц вскинул брови.
– Мы поспорили. Вот из-за них, – Саня показывал на связанных девчонок.
– Лепан. Он жив? – перебила Маруся.
– Уезжали – был еще жив.
– Вы его где-то бросили?! – закричала Маруся.
– Ну… да… – заозирался Клоп.
– Бросили умирать нашего лучшего снайпера?
– Это все он! – открыл рот Миха Ряха, кивая на Клопа. Почувствовал пиздец.
– Где он?! – Маруся чувствовала себя бенгальским огнем в искрах холодной ярости.
– Спокойно, – осадил ее Шварц. Главарь. – Не ори, Маруся! Где Лепан?
– В гараже, – сказал Ряха.
– Езжай, забери его, свези лепиле в нашу больничку. Денег дай. Пусть заштопают, если есть, что штопать.
– А чо я?
– А то, что ты совсем берега попутал. Бегом, нахуй!
– А я? – спросил Клоп.
– А ты останешься, блядь, расскажешь…
Из рассказа Клопа выяснилось, что девушки были в тачке лысого Сяпы. Лепан пожалел их, не стал двухсотить, а привел в гараж. Все правильно, в общем, сделал.
Но из-за чего Клоп стал стрелять в Лепана, Маруся пока не могла понять.
– За что ты его задвухсотил? – спросила Маруся. – Скажи мне.
– Кто ты такая, чтобы спрашивать? – огрызнулся Клоп.
– За что? – спросил Виталя. Главарь.
– Он меня оскорбил.
– Тем, что не стал девок двухсотить? – спросила Маруся.
– Нет, – буркнул Клоп.
Темнил.
– Он хотел расплатиться с киллером деньгами из нашего чемоданчика. Хотя у него свои деньги были, – вдруг сказала старшая девочка, похожая на Ирку.
– Заткнись нахуй! – заорал Клоп. – Надо было тебе ветошью ебальник заткнуть.
– Что за деньги? – спросил Виталя.
– У них был с собой чемоданчик. И там бабло.
– Сколько?
– 415 тысяч, – сказал Клоп.
– Он все врет! – снова закричала старшая, словно поняв, что терять-то ей нечего. – 686 тысяч там было!
– Заткнись, мелкая! – гаркнул Саня. – Вы ей верите?
Маруся усмехнулась живой половиной рта.
– Там было 686 тысяч, – зло сказала девчонка. – Это наши деньги!
– По-моему, ты пиздишь, девочка, – сказал Виталя Шварц.
А Саня Клоп довольно заухмылялся.
– А вот и не пиздю!
– Пиздишь, – отрезал Шварц. – Ты по виду – лохушка. Или шалава недорогая, начинающая. У тебя е может быть таких денег.
– А вот и может! Мы их выиграли.
– В казино?
– В лотерее. На вокзале!
– Понятно, – усмехнулся Виталя.
Маруся знала эту усмешку. Ничего хорошего не несла она тому, кому предназначалась.
– Рассмотрим другие версии, – сказал главарь.
– Да это наши деньги! – закричала старшая девочка. Ирка, вылитая Ирка.
– Завали ебало! – глумливо бросил Саня.
– Сяпыч имел дела с опасными людьми, – сказала Маруся. – Деньги могут принадлежать кому-то из них. И что делать?
– А кто докажет? – ухмыльнулся Клоп.
Марусе захотелось разбить ему рожу. В кровь, чтобы зубы брызнули мелкой крошкой.
– Ты понимаешь, что ты нас подставляешь? – сказала Маруся ледяным голосом. – В чемоданчике – сумма, достаточная для того, чтобы нам объявили войну. А ты только что задвухсотил нашего лучшего бойца. Ты за него, что ли, воевать пойдешь?
– На это я скажу, что это, блядь, не твое дело, – сказал Клоп. – Ты кто такая? Что ты на себя берешь?
– А если нам кто-то за этот чемодан предъявит, и нам придется его отдавать?
– Вряд ли это случится.
– А вдруг? Вдруг это – чеченский чемоданчик? Им без Лепана мы противостоять не сможем. И что ты будешь делать, когда чечены засунут тебе в жопу раскаленный паяльник и начнут спрашивать – почему в чемоданчике не хватает двухсот семидесяти тысяч?
– Двухсот семитдесяти трех, – сказала младшая девочка.
– Да кому ты веришь? – завопил Клоп.
– Я слишком хорошо тебя знаю, Саня, – сказала Маруся.
– Блядь, Виталя! Как ты это допускаешь? – разорялся Клоп. – Я не хочу, чтобы меня оскорбляла мутантская сука!
– Хватит! – рявкнул Шварц, хлопнув по столу ладонью.
Удар был настолько силен, что стол подпрыгнул. Импульс толчка перешел и на стену, отчего подпрыгнул перевернутый портрет Горбачева в проститутском макияже. Веревочка с тыльной стороны портрета сорвалась с гвоздика, и Горбачев сверкая накрашенными губами, полетел вниз, углом рамы целясь прямо в голову Маруси.
Пластмассовая девушка почувствовала угрозу. Услышала движение над собой и бросилась в сторону, упала со стула на пол. Портрет пизданулся на кресло, в котором еще десятую долю секунды тому назад сидела Маруся.
Саня Клоп заржал.
– Ты чо там валяешься? – гоготал он. – Ты не просто пластмассовая электровафельница, ты еще припадочная электровафельница.
Маруся оттолкнулась от пола, перелетела через стол, и в ту же секунду уже быстро и тяжело пиздила ублюдка. Под дых, по ебалу, по почкам, ребром ладони по шее.
Клоп рухнул на пол, а из карманов его куртки посыпались пачки денег.
– Вот! – сказала Маруся. – Виталя, у него деньги. Я не удивлюсь, если их будет 273 тысячи .
– Проверь, – коротко, словно бы брезгливо, сказал Виталя.
И Маруся радостно принялась выворачивать карманы мордатого урода.
На пол легли пять банковских пачек, и куча смятых тысячных купюр.
– Поразительное совпадение, да? – сказала Маруся, испепеляя Клопа взглядом единственного живого глаза.
– Я писать хочу, – сказала младшая девочка.
Повисла тишина. Как перед грозой, когда вот-вот пизданет молния. Затих даже отпизженный Клоп.
А затем тишина разорвалась хохотом Витали.
– Ой, я не могу! – говорил этот страшный человек, утирая выступившие на глазах слезы. – Писать она хочет.
Подхихикивал и попавшийся Клоп.
– Ты пойми, Виталя! Мать же у меня болеет! – забормотал он. – Операция ей нужна. Где деньги взять? Ну, да, спиздил неучтенку. А кто бы не спиздил?
– А она у тебя точно есть? – усмехнулась Маруся. – Мать-то?
ОПГ «Академическая», в иерархии которой Маруся занимала не последнее место, образовалась в интернате при Академии наук. Сирот в этом гнуснейшем в те годы среднем учебном заведении было много.
– Есть! – завопил Клоп.
– А что ж ты про нее никогда не говорил? – спросил Виталя.
– Это же личное! Я ей и помогать стал втихаря. Узнал, что болеет. Бухала она, прав лишили.
Этот непотопляемый человек врал, был находчив, не краснел.
– Пойдем, – сказала Маруся младшей девочке, похожей на Людку. – Отведу тебя пописать.
– И меня, – попросила старшая, похожая на Ирку.
***
Собственно, в туалете девчонки рассказали Марусе все самое главное. Что они сбежали из дома, что папаша научился выигрывать деньги, а мать сошла с ума. Что родители убили квартиранта, а потом бабку. Что мать кормила их человеческим мясом.
Это была правда. Маруся это чувствовала.
– Я знаю историю этих девочек, – сказала Маруся, вернувшись.
– Ну, – сказал Виталя.
– Они сбежали из дома.
– А деньги?
– Деньги выиграл их отец.
– Обворовали родного отца?
– У них не было другого выхода, – сказала Маруся. – Их жизни угрожала опасность.
– И что ты предлагаешь? – спросил Виталя.
– Я предлагаю вернуть им эти деньги, – ответила пластмассовая девушка. – И еще я предлагаю помочь им с документами. У нас же есть канал в паспортном столе?
– А на хуя нам это надо? – прищурился главарь.
– Потому что над нами кто-то есть, – сказала Маруся. – Я не знаю – Бог ли это. Или нашу историю сочиняет какой-нибудь приколист. Но я знаю, что он смотрит на нас. А мы от него зависим. И если мы будем скотами, мразью, гнидами – он нас не пожалеет. Вот почему. Людьми надо быть.
– Сказал андроид, – не удержался отпизженный Саня.
И Маруся от души втащила ему по ебалу пластмассовой рукой.
– Перестань. А ты ведь не просто так это придумала, – прищурился Шварц. – Насколько я тебя знаю, ты ничего просто так не делаешь.
– Ну, конечно, – фыркнула Маруся. – Их отец выигрывает деньги. Он знает, как это делать. Я думаю, имеет смысл с ним пообщаться.
– Хм, – сказал Виталя.
Девочки ежились.
Маруся чувствовала испепеляющий взгляд Сани Клопа. Словно кровь, вытекала из мелких глазок тяжелая ненависть. Они еще с ним схватятся, – понимала Маруся. Теперь карты открыты, остается только решающая битва.
– Ладно, – сказал Виталя Шварц. – Я решил.