Воспоминания реанимационного медбрата. История пятнадцатая. Resist
Эта история никогда не случалась. Описанное мной - вымысел от первого и до последнего слова. Все совпадения с реальными событиями, людьми и локациями случайны.
Десятимесячной Кате в тот день не повезло. Родители купили ей новую кроватку, в которой девочка и нашла маленькую английскую булавку. Буквально секунда и блестящий предмет был проглочен. Вызвали скорую. Бригада приехала быстро, буквально за 15 минут. На момент осмотра девочки в ротовой полости естественно уже ничего не было. Со слов матери - во рту был блестящий предмет. Решили перестраховаться и повезли ребёнка на рентген в больницу. Сделали снимок и ахнули. Раскрытая булавка стояла в верхней трети пищевода. Пациент по экстренности был взят на эндоскопию.
Я читал протокол той операции лично своими глазами. Из него следовало, что булавка была низведена в желудок, развёрнута на 180* и извлечена. В процессе операции было отмечено наличие в просвете пищевода крови, то есть были данные за повреждение слизистой. Повредили ли пищевод при низведении булавки, либо это произошло до этого судить не берусь.
Ребёнок был взят на экстренную торакотомию. Обнаружили линейный разрыв пищевода длинной около 4 см (если мне не изменяет память). Произвели ушивание пищевода. После операции ребёнок был помещён в отделение реанимации.
В течении последующих двух дней состояние девочки ухудшалось. Лихорадка, нарастающая дыхательная недостаточность. На консультацию из областной детской больницы был приглашён профессор, детский хирург И. А. А., который после осмотра принимает решение забрать девочку в ОДКБ.
В ОДКБ ее почти сразу берут на повторную торакотомию. Несостоятельность швов, медиастинит. Звонят матери чтобы получить добро на удаление пищевода. Не дозвонились. Собрали консилиум и коллегиально приняли решение об удалении части органа (трети пищевода) чтобы сохранить жизнь ребёнку. Вывели эзофагостому (верхний конец пищевода выводится на шею), гастростому (в желудок через прокол в брюшной полости вводится зонд для питания). Естественно с последующим нахождением в реанимации.
Семья девочки начинает охоту на ведьм. Подаются два заявления в прокуратуру, первое на больницу где делали эндоскопию, второе на наших хирургов из-за принятого ими решения об удалении органа без согласия родителей. Параллельно с этим проводиться вброс этой темы в местные СМИ и социальные сети где начинает раскручиваться именно позиция родителей. Кратко ее можно сформировать так - «отдали практически здорового ребёнка, через три дня врачи-коновалы сделали из девочки глубокого инвалида». О причине заболевания (булавке) и обстоятельствах получения травмы политкорректно умалчивалось.
Начался какой-то кошмар. Мамаша врывалась в реанимацию с телефоном на перевес, записывала разговоры и всячески скандалила. Местные репортёры почувствовав резонанс истории осаждали наше отделение, подкарауливали сотрудников у входа, устраивали телефонный террор. Естественно мое личное отношение к родительнице девочки было крайне негативным.
Постепенно острая фаза противостояния сошла на нет. Насколько я понимал тогда всю ситуацию - юридически к нашим врачам было не подкопаться и мамаша перешла в режим холодной войны. Врачи общались с ней сухим официальным языком (мадам записывала разговоры) и всячески прогибались, видимо боясь повторной эскалации конфликта с привлечением СМИ, прокуратуры и Минздрава. Родительница чувствовала слабину и борзела. К примеру - обычно родители чтобы посетить своих детей в реанимации договаривались с лечащим врачом, им назначалось удобное для персонала время (чтобы родитель не мешал лечению). Мамаша же приходила когда ей заблагорассудится, демонстративно без разрешения проходила в палату и принималась искать косяки. Во время такого посещения и состоялась моя первая и последняя личная встреча с ней.
Катя была в сознании, с момента ее поступления к нам прошло достаточно много времени. Ребёнок очень капризничал. Эзофагостома крайне не приятная штука, плюс рефлекторно такие дети все тащат в рот и жуют (напоминаю что пищевод девочки на тот момент был не связан с желудком). Девочка готовилась к пластике пищевода.
Дежурила заведующая - Светлана Николаевна. В первой половине дня она прибегает в палату и возбужденно говорит:
- Aver174, Ксюш, там мама Кати сюда рвётся, переодевается уже, проверьте все ли у нас в порядке и помните что с ней надо крайне деликатно общаться, она часто записывает все разговоры. Пока она в палате кто то из вас находится там же, понятно? Глаз с неё не сводить! Давайте чтобы все нормально было, хорошо?
Мы с Ксю убедили заведующую что у нас все в порядке, пусть приходит, нам боятся нечего. Ксюша попросила меня взаимодействовать с родительницей, так как у них уже были конфликты до этого. Я без проблем согласился.
Спустя пять минут в маленькую палату где лежала Катя хозяйской походкой зашла ее мать. Молодая, чуть полноватая женщина с светлыми волосами и водянистыми светло-голубыми глазами. Положив сумки на стул рядом с кроваткой ребёнка, мамаша принялась чуть ли не обнюхивать своё чадо, проверяя чистоту постельного белья, памперса , повязок и прочего. Я, спокойно наблюдая за этим действом, не удержался и фыркнул себе под нос.
«Глупая женщина, если ты хочешь поймать на косяке нужно не каждый день прибегать и устраивать показательные осмотры, а наоборот, забить на неделю, усыпить бдительность и нагрянуть как гром среди ясного неба»
Женщина зло посмотрела на меня, будто прочитала мои мысли. Справедливости ради, даже будь она чуть умнее, никаких существенных нарушений она бы и не нашла. Мы были лучшими в области.
Не найдя до чего докопаться, женщина принялась выгружать из сумки гостинцы для дочери. Среди прочего внимание девочки привлекла маленькая икона запакованная в жесткий шуршащий полиэтилен. Взяв иконку в руки, девочка шустро вытащила изображение святого из упаковки и потеряла к нему интерес. Шуршащий полиэтилен был интереснее. Помяв вдоволь упаковку в руках, Катя принялась его жевать. Да так энергично, что пришлось срочно вмешаться. Я подошёл к ребёнку и аккуратно забрал полиэтилен. Девочка начала показательно громко плакать, работая на маму.
- Отдайте назад, - тон мамаши был приказным, - Вы не видите что ей нравится этим играть?
- Мало ли что ей нравится, - спокойно возразил я - это опасно.
- Ну вот стойте и следите чтобы все было хорошо.
- И как долго мне следить? - я ухмыльнулся.
- Пока она не наиграется. - мамаша не почувствовала иронии и отвечала на полном серьезе.
- У меня вообще-то кроме вашей дочери ещё 5 пациентов…
- Меня это не волнует, вы должны успевать все. Верните ребёнку игрушку.
- Ну, во-первых, это не игрушка, - с этими словами под аккомпанемент плача девочки я демонстративно выкинул упаковку в урну, - Во-вторых, что я должен а что нет решать не вам, в-третьих - ребёнок уже потерял треть пищевода, а с такими «игрушками» потеряет ещё, вы этого хотите для дочери?
Мамаша пошла пятнами, надменно подняв подбородок и смотря на меня как бы свысока, гаркнула:
- ВАША ФАМИЛИЯ!
- Aver174. - я все также ухмылялся себе под нос, чем доводил родительницу до белого каления.
- Я НЕМЕДЛЕННО НАПИШУ НА ВАС ЖАЛОБУ ГЛАВВРАЧУ И В МИНЗДРАВ! СЧИТАЙТЕ ЧТО ВЫ ТУТ УЖЕ НЕ РАБОТАЕТЕ!!!
- Да пишите сразу президенту. - я уже в открытую смеялся над ней, - Женщина, у меня оклад тут ЧЕТЫРЕ ТЫСЯЧИ ДВЕСТИ РУБЛЕЙ. Чем вы можете напугать человека, труд которого оценивается в такую сумму? Увольнением? Да если меня уволят я перекрещусь и заживу счастливо. Буду как нормальный студент пить пиво, спать дома да с девочками гулять. Уволят меня, напугала блять!
Родительница осеклась. Ее надменное выражение лица сменилось на глубокую растерянность. Действительно, чем можно угрожать человеку с окладом в 4.200 рублей?
На повышенные голоса прибежала испуганная Светлана Николаевна. Явышел к ней в коридор.
- Aver174, я же просила… - шепотом начала она.
- Светлана Николаевна, да мне посрать на неё, - нарочито громко перебил начальницу я, - пусть эта овца пишет куда захочет. Я терпеть подобное отношение не намерен. И избавьте меня от ее общества. Заявление в любой момент напишу.
С этими словами я ушёл пить чай в сестринскую. Письменных жалоб в мой адрес так и не последовало. С родительницей Кати я больше не общался. К моему величайшему удовольствию.