Вера, война началась - 27
- 56 -
Согласно предложения Л. П. Берии, Президиум Верховного Совета СССР 27 марта 1953 года утвердил указ «Об амнистии».
Алексей попадал под статью этого указа и был освобождён из мест заключения летом ...53 года.
Выйдя за ворота ленинградского ИТЛ Алексей огляделся…
Он решил раз и навсегда забыть о том, что произошло. Пусть будет в жизни пустота из девяти лет, о которых он никогда не вспомнит сам, не расскажет ни одному человеку. Как чёрная дыра в космосе, молчаливая и непознанная никем. Родные люди далеко, а здесь он одинок. Прошлое можно придумать. Оно не будет безоблачным. Но и трагичным оно тоже не будет. Прошлое, как у многих.
Несколько дней Алексей прожил у знакомого в Ленинграде. Он бродил по знакомым и незнакомым улицам. В городе всё изменилось. Строились новые здания, исчезли надписи на стенах домов. Люди не боялись больше бомбёжек, не жались к стенам. Город обновлялся, становился неузнаваемым. Алексей ходил в театры, в музеи. Ему необходимо было хлебнуть впечатлений новой жизни. Жизни, которая должна была быть, но не случилась. Он никого не винил в том, что произошло. Каждый человек строит свою жизнь сам, поднимаясь по лестнице вверх или стоя перед той лестницей в раздумье: наступить или не стоит на ступеньку. А если наступил, то удержаться, не слететь, не упасть.
Не смог Алексей удержать свою дерзкую удачу.
Что случилось, то не вернуть. Жизнь продолжается.
Алексею вдруг захотелось домой. Захотелось до колик внутри, до закипания слёз на глазах. Раньше он не ощущал в себе таких желаний или просто не давал себе расслабляться.
Распрощался со знакомым, купил билет до Новосибирска, где потом должен был пересесть на другой поезд до Семипалатинска и, войдя в вагон, закинул на верхнюю полку армейский вещмешок.
Дальняя дорога всегда настраивает на размышления.
Трясясь на полке не первый день, Алексей смотрел в окно, отмечая знакомые станции. На границе Европы и Азии поезд остановился у пограничного столба, давая пассажирам время осмотреть достопримечательность. Люди выходили из вагонов, некоторые доставали фотоаппараты, чтобы запечатлеть себя около столба.
Алексей вспоминал, как переезжал эту границу, отправляясь на первое место службы. Тогда молодой лейтенант не знал, что ожидает его впереди. Теперь Алексей думал о том, как встретят его на родине. Ведь он не был там около пятнадцати лет.
Наконец, уставший и пропылённый поезд дотащился до вокзала в Семипалатинске.
На перроне толпились встречающие с цветами, с улыбками на возбуждённых лицах. Алексей выходил из вагона одним из последних. На перроне было пусто, его никто не встречал. Накинув вещмешок на плечи, он медленно двигался по проходу.
- Давно, видать, не был в этих местах? - спросила стоящая в тамбуре проводница.
- Давненько, - неохотно отозвался Алексей.
Проводница не стала больше ни о чем спрашивать, определив по его виду все перипетии, произошедшие с человеком. Вздохнув, она закрыла за ним дверь вагона.
До автобусной остановки Алексей дошёл пешком. Утренний автобус уже ушёл. Целый день он провел в Семипалатинске. А вечером сел в автобус, уходящий в село Бурас. Он заплатил за билет и сел на заднее сиденье. Хотя был уверен, что никто его не узнает. Никто и не узнал. Две пожилые женщины украдкой разглядывали его, но спросить к кому едет, как обычно расспрашивают незнакомцев в деревне, не решились. Сам он ни с кем заговаривать не стал. Весь путь до деревни, он разглядывал поля вокруг дороги.
Около автобусной остановки толпился народ: встречающий и отъезжающий.
Алексей вышел из автобуса под внимательно-любопытные взгляды.
Вот она дорога к родному дому, заросшая по бокам высокой травой, пахнущей пылью.
Идущий на встречу дедок, опираясь на клюку, вскинул голову, приглядываясь к приезжему. Не определив в нем знакомца, дедок спросил с интересом:
- Свой или в гости к кому?
- Свой, вроде, - усмехнулся Алексей. - В гости к Златоцветовым приехал.
- К Иван Семёнычу? - усомнился дедок. - Так у него полон дом. Все сыновья на месте.
- Видать, не все, - Алексей ускорил шаг, чтобы не объяснять, кем он приходится Ивану Семёновичу.
Подойдя к калитке, приостановился. Во дворе было тихо. Из трубы печурки, которую он помнил с детства, шёл дымок, лениво поднимаясь вверх. Возле старого бревенчатого дома шла стройка. На траве лежали свеже-оструганные брёвна, испуская смолистый аромат.
«Кто-то из братьев решил отделиться», - подумал Алексей.
Он открыл калитку, которая даже не скрипнула.
Вспомнилось, что отец всегда до войны смачно смазывал петли, чтобы не скрипели, когда он пьяненьким возвращался домой. Впрочем, Марфочка, видя его благостное выражение лица после выпивки, лишь улыбалась да покачивала головой.
Алексей не успел подумать, какими теперь стали отец и Марфочка.
Дверь отворилась, на порог вышла сухонькая, невысокая женщина. Она приложила ладонь ко лбу, стараясь разглядеть неожиданно откуда взявшегося незнакомца.
- Заблудился, сердешный? - так и не признав Алексея, спросила она.
- Марфочка! - кинулся тот к ней по дорожке. - Не признала меня?
Он крепко обнял ее.
По темным щекам женщины потекли слёзы:
- Лёшка! - воскликнула она. - Лёшка! Заждались мы тебя!
Алексей опустил её на землю.
Марфочка не отрывала от сына глаз.
- Худой какой! - погладила она его по плечу. - Скулы вон торчат! Ой! Ой! Проходи в дом. Наши на речке рыбу удят. Поди, скоро придут. С утра ушли.
Они вошли в старый дом, где всё напоминало детство.
- Накормить тебя надо, - суетилась Марфочка.
- Не надо, - остановил её Алексей. - Подожду, когда отец с братьями придут. А это — тебе, - вынул он из мешка красивый платок и накинул матери на плечи.
- Не забыл меня, - заплакала Марфочка, разглаживая платок.
Наконец, пришли с рыбалки братья и отец.
Братья выглядели теперь солидными мужчинами, с начинающими лысеть головами - характерной чертой Златоцветовых.
Сестра Тамара училась в Семипалатинске.
Обедать уселись в тени старого тополя, в доме было мало места, для такой большой компании.
Суетящейся Марфочке помогали жена Николая, Нюра, и молодая женщина по имени Лида, которую Алексей не помнил. Жёны остальных братьев работали в поле.
- Ничего, - говорил Валентин. - Вечером познакомим тебя со своими супружницами. Местные они. Понятно, не помнишь ты их, малые были, когда ты уехал.
Марфочка выставила на стол сразу несколько бутылок «беленькой». Настроение у братьев поднялось, за столом немного спало напряжение.
- Давайте первую за Леонида, - поднял рюмку Иван Семёнович. - Не чокаясь!
Леонид, один из всех братьев, не вернулся с войны.
Алексей заметил, как смахнула слёзы женщина по имени Лида.
Выпили.
Марфочка и Лида снова и снова подносили закуски: свежепожаренных карасей, варёное мясо, яйца сваренные вкрутую, зелёный лук, жареную картошку, свежие с грядки огурцы, фруктовые и молочные кисели. Свежеиспечённые шанежки. Поесть в семье Златоцветовых любили.
- Лёнька! - совсем как в детстве, крикнул подвыпивший отец, - прикури!
Алексей сначала опешил, а потом вспомнил далёкое: «отец сидит за машинкой и, чтобы не отвлекаться, кричит ему: «Лёнька, прикури!» Лёшке - лет десять-двенадцать. Он скручивает тугую козью ножку, приоткрывает дверцу печки и прикуривает самокрутку. Потом несёт её отцу. Тот с удовольствием затягивается, распрямляя спину».
Алексей поднялся, достал из кармана ещё военный сохранившийся кисет и, насыпав на кусок газеты табаку, свернул самокрутку. Подойдя к печурке, прикурил от огонька и подал отцу.
- Помнишь, значит! - протянул довольный отец. - Теперь никто мне не прикуривает, да и шью я мало.
Взгляд его погрустнел.
- Семёныч! - укорила его Марфочка. - Ты закусывай, закусывай.
Она пододвинула к нему тарелку с киселём.
- Хватит тебе! - оборвал её муж. - Перекур!
Братья вышли из-за стола.
- Женщина эта, Лида..., - спросил Алексей у брата Николая, - соседка?
- Невеста Леонида была, - ответил тот. - Ждёт до сих пор.
- Так и неизвестно о Леониде ничего? - спросил Алексей.
- Неизвестно, - вздохнул брат.
- Давайте выпьем ещё, - предложил Иван Семёнович, садясь за стол.
Они выпили еще. Взгляд отца посуровел.
Алексей понял, что сейчас начнется… Он был готов к разговору.
Отец не стал ходить вокруг да около.
- У меня - Орден Красной Звезды, Колька на войне отличился, получил Орден Красного Знамени!...
- Отец, - вступился Николай. - Давай не сегодня.
- Нет уж! - не уступил отец. - Сейчас! - упрямо произнёс он. - Давай, Лёнька, расскажи про свои подвиги! Где ордена, медали твои!? Как ты воевал, что вернулся через столько лет после войны!? А?!
Лицо его порозовело от напряжения, а лысина покрылась каплями пота.
Алексей встал во весь рост и оглядел братьев.
Они старательно отводили глаза, боясь встретиться с ним взглядом.
Марфочка попыталась защитить его:
- Правда, отец, поговорим завтра, с утра.
- Сей-час!!! - стукнул кулаком по столу Иван Семёнович.
- Воевал я честно, - сказал Алексей. - Был награждён медалью «За оборону Ленинграда» и двумя орденами.
- Где твои награды!!!? - подпрыгнул на месте отец. - Или проел по суровому времени!?
- Ты же знаешь, отец, что я никогда бы не продал наград, - скрипнул зубами Алексей. -Наград меня лишили.
- В-о-о-т, - Иван Семёнович многозначительно поднял палец. - За хорошие дела не лишили бы!
- Твоя правда, отец, - повинно произнёс Алексей. - Убил я двух человек.
- За что!? - коротко вскрикнул старик.
– Они не выполнили приказа, - жёстко сказал Алексей. - Теперь так не поступил бы. А тогда немцы прорывались, некому было держать оборону. У меня приказ не отступать…
Продолжать он не стал. Разве можно объяснить, почему поступил именно так, а не иначе.
- Приказ, - устало повторил отец. - Эх, Лёнька! Думал, ты выслужишься. Вон дядька твой, а мой братец, в Москве в Генеральном Штабе служит. Ты бы мог, получилось бы у тебя.
- Хватит сожалений, - поднялся Валентин. - Отдохнуть надо.
- Правда, Лёшенька, - подошла к нему Марфочка, - поди, отдохни с дороги.
Алексей лежал на пышной перине, непривычно мягкой после стольких лет казённых постелей. Потом они наговорятся с отцом, с братьями, вспомнят прошедшее, а теперь — отдыхать.
Проснулся от шума на улице и, не понимая спросонья, что происходит, подскочил к окну. По дороге мимо домов медленно, величаво, как и подобает кормилицам, проходили коровы. Они трубно ревели, оповещая деревню о своем возвращении. Хозяйки выходили за калитки, встречая своих любимиц.
«Зорюня! Голубушка моя!» - услышал Алексей голос Марфочки и понял, что она, как и прежде, спешит угостить Зорьку куском отломленной краюхи хлеба. Мать и раньше так делала. Алексей понял, что жизнь продолжается, и он начинает возвращаться в неё. Плохое осталось позади, среди родных ему будет легче освоиться, влиться в деревенскую среду.
«Хорошо, что уехал из города», - думал Алексей, - «ведь там, увидев справку об освобождении вместо паспорта, начинали отводить глаза, извиняться, предлагать прийти через некоторое время».
Вошла Марфочка, принеся с собой запах парного молока.
- Проснулся уже? А я думаю, пойду разбужу. Поди, молока попей, - звала она.
Алексей почувствовал себя опять подростком.
Во дворе накрывали на стол, теперь уже к ужину.
Алексей познакомился с пришедшими с работы жёнами братьев.
Отец бросил строгий взгляд на Марфочку.
Та поспешила в кухню принесла «беленькую».
Взгляд хозяина прояснился. После выпитой стопки он подобрел.
- Ты, Лёнька, не боись! - воинственно начал он. - Поддержим для начала! В обиду не дадим! Если чего, братья заступятся. Колька в город, правда, ускачет, не хочет дышать деревенским воздухом. Ну, его это дело, - рассуждал Иван Семёнович.
- У нас люди спокойные, - отозвалась с другого конца Марфочка. - Не пужай, отец.
- Работу найдёшь, - уверенно произнес Аркадий. - Руки везде требуются.
- Не пропадёшь! - поднял стопку Иван Семёнович.
Алексей, до сих пор мысленно находящийся на перепутье: «уехать ли сразу в город или остаться», решил остаться, отогреться среди родных.
На следующий день, не откладывая, он пошел в школу. Там его помнили старые учителя.
- Алексей Иванович! - директор, молодой, уверенный в себе человек, с интересом разглядывал пришедшего. (Видно вся деревня активно обсуждала приезд сына Ивана Семеновича.) - ...могу предложить вам место завхоза, с исполнением обязанностей кассира.
- Не боитесь? - спросил Алексей.
- Нет! - ответил директор. - Место преподавателя русского языка занято надолго, сами знаете: Марью Кирилловну на пенсию не спихнуть.
- Я согласен, - сказал Алексей.
- Завтра и приступайте, Алексей Иванович! - пожал ему руку директор. - Хозяйство у нас запущено, трудовиком работает молодая учительница. Сами понимаете: гвоздь забить не умеет. Вы своим мужским взглядом определите, где нужно приложить руки.
На следующий день директор собрал учеников старших классов и познакомил с новым завхозом.
Две недели они ремонтировали парты, красили их, красили полы во всей школе. К сентябрю классы выглядели как новенькие, с белыми окнами, голубыми партами, сияющими коричневыми полами.
По вечерам и выходным братья собирались вместе и помогали строить дом самому младшему - Борису. Тот развернулся, строил пятистенок, добротный, просторный, с отдельной кухней, чтобы, как в городе. Стены с каждым днём поднимались всё выше.
Борис и молоденькая жена его радовались, определяли, где что поставят.
Иногда вечером приходила Лида, каждый раз бросая вопросительный взгляд на Марфочку. Та вздыхала, отводила глаза. Лидочка, посидев немного, уходила домой.
После ужина Алексей курил папиросу, а Марфочка убирала со стола.
- Все ждёт, сердешная, Леонида, надеется, вдруг объявится откуда, - начала она разговор. - Наслушалась сплетен, будто контуженые забывают имя своё и где жили до войны. Потом, вдруг, память возвращается, вот они и объявляются. Замуж её звали, не идёт. Других не берет никто, а она останется в старых девках. О-ёй-ёй! Слушай, Лёшка, ты ведь не женатый?
- Развёлся я, ты же знаешь, Марфочка, - недовольно отозвался Алексей, не понимая куда старушка клонит.
- Вот и женился бы на Лидочке, - заговорщически взглянула на него Марфочка. - Она работящая, успевает и дома и на ферме. Всегда чистенькая. Накормит, обиходит, чего ещё мужику надо?
Алексей усмехнулся: «добрая душа, любила она Ивана Семеновича или всю жизнь обихаживала? Готовила, стирала на такую ораву, управлялась с хозяйством? Казалось, что она всегда была такой суетящейся, худенькой, повязанной платочком». Алексей не помнил, чтобы Марфочка садилась за стол со всеми. А когда отец предлагал ей присесть, удивлённо отвечала: «Не голодная я. Вы наработались, я то около чугунков, запахом сытая». И опять находила дела.
И теперь жалела его, хотела устроить, чтобы жил как все.
- Рано мне жениться, - усмехнулся Алексей. - Погуляю ещё, хомут всегда успею надеть.
- Ой, - махнула Марфочка рукой, - не молодой ведь ты. Пока нагуляешься, время упустишь. Кто потом на тебя позарится?
- На мой век невест хватит, - беззаботно отозвался Алексей.
- Дуську забыть не можешь, - вздохнула Марфочка. - Уехала она. В город подалась. И то сказать, баба она видная. Такой в городе место.
Марфочка виновато посмотрела на него: наболтала лишнее. Вон, поскучнел сразу, видно, и правда, не забыл.
- Уехать хочу, - Алексей бросил папиросу. - Душа простору просит. Тесно мне в деревне.
Марфочка поджала губы:
- Мы всю жизнь здесь живём, простору вон сколько: хошь на речку иди, хошь в район поезжай. Поля вон какие, края не видать. Тесно! - бурчала она.
- Ты отцу пока не говори, - попросил Алексей.
- Ладно, - согласилась она.
Не слишком жаркое лето, с часто моросящими дождями, перешло в прохладную осень. Директор школы не мог нарадоваться на нового завхоза.
- Алексей Иванович, - осматривал он фасад школы, - ловко вы всё сделали, школа, как новенькая.
- Ничего особенного, - пожал плечами Алексей. - Несколько досок заменили, покрасили крышу. А школу бы новую надо: классы тёмные, коридоры узкие, печки дымят.
Директор с интересом поглядел на завхоза:
- Да вы хозяйственный человек. Надо бы нам обсудить планы по постройке новой школы. Продумайте, просчитайте, какое нужно помещение.
- Помещение нужно строить побольше, повыше, со спортивным залом. Нужно учесть прирост населения.
- Вы мыслите, как Наполеон, - засмеялся директор. - Думаю, сработаемся.
У Алексея были другие мысли.
В газете он прочитал о наборе рабочих на шахты Кузбасса. Потянуло Алексея свет посмотреть. Достав вещмешок, он складывал свои нехитрые вещички, которые справил за лето. Оказалось их немного, чему Алексей был рад. Путешествовать лучше налегке. Пересчитав деньги, поморщился, но решил, что просить у отца не будет, на первое время хватит, а там, заработает.
Отец, узнав об отъезде сына от Марфочки (не утерпела, рассказала), впав во гнев, расшумелся.
- Один уехал в Павлодар, лучшей доли искать, другой длинного рубля захотел! Богатыми быть хотите! Зря я тебя шить учил? Машинка без дела стоит: мне нитку в иголку не вдеть. Кто дело моё продолжит? Эх, сыновья!
Алексей отцу не перечил.
Иван Семёнович, не слыша со стороны сына слов оправдания или возражений, тоже замолчал. Гнев его остывал.
- Ладно, Лёнька, - миролюбиво сказал он, усаживаясь за стол. - Давай отвальную, купил, поди?
Алексей поставил на стол бутылку водки.
Марфочка, утирая слезы, ставила закуску, звала за стол сыновей.
- Вот, братовья, - поднял рюмку Иван Семёнович. - Решил Лёнька в город податься. Давайте дорожку обмоем.
Они выпили.
- Ну и молодец, - поддержал брата Аркадий.
- А я говорю: деревня пустеет! - стукнул отец по столу кулаком.
- Лёшка у нас — грамотный, - заметил Валентин. - Глядишь, в люди выйдет. Пусть едет.
- В люди! - протянул захмелевший отец. - Что ж до сих пор не вышел?
Марфочка бросила на Алексея тревожный взгляд, но перечить мужу не стала.
Алексей уезжал утренним автобусом. До остановки его никто не провожал, попрощались у калитки. Марфочка, утирая глаза кончиком платка, крестила его вслед.
- Замолчь! - велел Иван Семёнович, - Чай, не на войну провожаешь.
Алексей доехал до Новосибирска, где должен был пересесть на другой поезд. Оставалось ещё время. От нечего делать, он прошёлся по вокзалу, купил в киоске газеты и сел на лавку, почитать. На последней странице, как всегда, печатались объявления. Крупными буквами было написано:
«Приглашаем рабочих на стройки города Сталинграда».
Дальше описывались условия работы и проживания.
Алексей читал, и в голове его зрело дерзкое решение. Захотелось посмотреть матушку-Волгу, восстанавливающийся город...
Он быстро последовал к билетной кассе.
- До Сталинграда? - переспросила миловидная кассирша. - Поезд через пятнадцать минут. Будете брать билет?
- Давайте!
Через пятнадцать минут он трясся на верхней полке поезда «Новокузнецк — Кисловодск».
Сталинград встретил приезжих тёплым, солнечным утром. По перрону спешили пассажиры, нагруженные тяжёлыми чемоданами, сумками, авоськами.
Алексей подкинул вещмешок на спине и направился к выходу из вокзала.
На площади толпились люди, подъезжали, отъезжали машины. Обычная городская сутолока.
Трест «Сталинградтяжстрой» находился на южной окраине города. В отделе кадров расспрашивали недолго. Дали направление на работу в «СУ Тэцстрой», оформили общежитие и объяснили куда следовать.
Так Алексей стал бетонщиком.
Работа тяжёлая, трудная. Но за девять лет Алексей привык к физическому труду, потому теперь к концу рабочего дня чувствовал умеренную усталость. После работы шёл в кино или пить пиво с такими же работягами.
Комнату в общежитии он делил с молодым парнем Андреем. По вечерам тот уходил на свидания.
Алексей читал книги. Чтением он увлекался с детства и теперь, записавшись в библиотеку, запоем читал всё, что попадётся под руку. Постепенно монотонность будней стала тяготить его. Отработав по договору чуть больше года, он уволился, решив, что стоит вернуться ближе к дому, чтобы не ездить в гости к отцу через всю страну.