Тигровые лилии | Артём Васильев⁠⁠

Маленькие ручки ласково обвили мою шею. В полудрёме я лениво протёр глаза. За последние дни усталость накопилась таким тяжким грузом, что прямо-таки повалила меня на кровать, не спрашивая разрешения.

— Пап, бабушка просила тебя позвать, — тихий голосок Анечки пробудил меня. Я уловил в нём совсем новые оттенки. Будто любимая картина, на которую ты смотрел тысячи раз, обрела новые детали. Дочь была чем-то взволнована, даже напугана, но усмиряла свой страх, чтобы он не передался мне.

Встав с кровати, я легонько отделался от её ручек и потрепал по головке. Какой же она ангел!

— Ты проголодалась?

Анечка замотала головой и убежала.

Когда голова забита проблемами, ночь всегда подкрадывается незаметно. Думаешь о своём, занимаешься домашними делами, а в окно не смотришь, глубоко убеждённый, что пейзажи ничем тебя не удивят.

Я полил цветы. Пёстрые и всегда улыбчивые, они показались мне по-особенному красивыми. Хотел пойти на кухню, заварить чай с мятой, но остановился посреди комнаты с простой мыслью — я боюсь идти в спальню.

Может, это не мужественно, но проблема остаётся проблемой. В горле встал ком, будто я весь вечер жевал солому. Подумал, было бы хорошо выйти погулять. Слиться с гладью полей и небес, думая только о грядущем. Но в этом и парадокс — чем сильнее ты закрываешься от проблем в одеяло, тем легче сцапать твои выпирающие щиколотки.

Преодолев барьер своего малодушия, я сделал шаг, потом другой. Комната мамы была в конце коридора, едва приоткрытая дверь смотрела на меня угрожающе. Чувствовался резкий запах лекарств. Я успел к нему привыкнуть, особенно к запаху вишнёвого спрея. Он напоминал запах больничной палаты или, чего хуже, кабинет стоматолога. Словом, когда дома кто-то серьёзно болен, то все комнаты разом становятся больничной палатой.

Анечка стояла в дверях своей комнаты, поглядывая на меня с опаской и нежностью. Я посмотрел на неё, и она грациозной кошкой улизнула в кровать, будто в чём-то провинилась.

Зайдя в мамину комнату, я легонько коснулся подбородка. Давняя привычка. Каждый раз, когда нападает неуверенность или страх, я выполняю причудливые ритуалы. Удивительно, но они помогают.

Она лежала в своей кровати, укрытая махровым пледом. Такая хрупкая и неподвижная, точно фарфоровая кукла. Мне стало до того печально, что я не сдержал слезу.

Прикрыв дверь, я оградил нас от всего мира. От цветущих лугов и удушливых саванн, от россыпи звёзд и галактик. Только одна галактика имела для меня смысл, и она не выходила за пределы небольшой комнатки.

Мама улыбнулась, и я снова почувствовал себя ребёнком. Она дрожащей рукой пыталась протянуть мне клочок бумаги. Я подошёл ближе и прочитал два слова, выведенных слабой, но такой старательной рукой. Эти два слова и стали нашей галактикой.

Мы жили в этом же доме. Никто не понимал нашу семью, ведь нет никакой причины, чтобы жить на опушке леса, тем более, когда есть квартира. Городским никогда этого не понять.

В тот день я собирал жучков, как и обычно. Уже семилетним парнишкой я понял, что общаться с растениями и животными куда легче, чем с детьми.

— Какой ты огромный!

На мою руку заполз жук-олень. Я тут же спохватился и достал пакет.

Аккуратно придержав нежданного гостя, поместил его в новое жилище. Жуку оно пришлось по вкусу, поэтому разногласий у нас не возникло.

Жара стояла невозможная, хоть в речку прыгай. Я положил пакет в карман рубашки и побрёл домой, обливаясь пóтом. На столе уже ждал обед, оставленный мамой перед уходом. Подумав о ней, я услышал раскатистый смех.

Среди бархатных лугов с изяществом бабочек летели два велосипеда. Они синхронно виляли то вправо, то влево, объезжали друг друга кругом. Я прищурился и увидел, что велосипеды чем-то скреплены, будто слипшиеся страницы старой книги.

Солнце жгло, но я вгляделся ещё сильнее и охнул. Это были родители. Смеясь, они мчались прямо ко мне, рассекая травянистые волны. На маме было белое платье и панама — самый настоящий ангел посреди июльской жары! Папа гнал в своем офисном костюме, а синий галстук так и болтался по сторонам.

— Вы же должны быть на работе! — заявил я удивлённо.

Родители уже остановились. Папа переводил дыхание, расстёгивая промокшую до нитки рубашку.

— Сегодня такой прекрасный день, сынок. Мы решили, что работа подождёт, — мама улыбнулась ярче любого солнца мне и папе.
— А я нашёл жука, представляешь?

Я достал из кармана свою находку. Папа рассудил, что такого гигантского жука у меня ещё не было, и мы пошли домой. Только пообедав, я заметил, как мама аккуратно ставит цветы в розовую вазочку. Они были такими яркими, точно сотканными из языков пламени. Никогда таких раньше не видел.

— Мам, а что это за цветы?

Она одарила меня своим самым прекрасным взглядом и сказала:

— Это, сынок, тигровые лилии.

Я сжал в кулаке клочок бумаги. Чуть было не вытер им намокшие глаза.

Мама смотрела на меня всё так же, по-доброму. Иначе она не умела.

— Тигровые лилии, мам. Я их помню. Это было летом, мы…

Я пустился рассказывать, желая вернуться в прошлое, обласканное лучами июльского солнца и согретое теплотой наших сердец.

Мама взяла мои руки и крепко их держала. Она не могла говорить, но слова были нам не нужны. Её тщедушное лицо на миг озарилось, брови сложились домиком, и мы обменялись последними взглядами. Даже когда её руки ослабли, я продолжал их держать, так же нежно, как она держала букет цветов в самый обычный летний день.

Редактор Анна Волкова

Другая современная литература: chtivo.spb.ru