Тень Легенды⁠⁠

Прошлая глава:Тень Легенды

Глава 12: Эхо в костях

Ночь сгущалась, словно чернила, пролитые на холст мира. Город дышал тяжело, его улицы извивались, как вены, по которым текла не кровь, а страх. Сэмюэль Кольт шагал впереди, его посох теперь казался тяжелее, будто впитал в себя часть того чёрного света, что вырвался из зеркала Лазаруса. Револьвер на поясе был холодным, но пальцы Сэмюэля всё равно горели, словно металл обжигал кожу. Элиза, Джек и Гидеон держались рядом, их шаги звучали в унисон, но каждый шаг отдавался эхом, которое не принадлежало этому миру.

Воздух стал гуще, пропитанный запахом сырого камня и чего-то металлического, как кровь, оставленная ржаветь на ветру. Переулки, мимо которых они проходили, казались живыми — стены шептались, тени шевелились, а фонари мигали, будто подмигивали, зная тайну, которой не хотели делиться. Сэмюэль чувствовал, как пустота смотрит на него, не глазами, а чем-то иным — холодным, бесконечным, как бездонный колодец.

— Куда теперь, Кольт? — Джек нарушил тишину, его голос был резким, но в нём сквозила усталость. Он крутил нож в руке, но движение было механическим, словно он пытался убедить себя, что всё ещё контролирует ситуацию. — Мы гоняемся за призраками, а этот Лазарус… он даже не человек. Что дальше? Будем стрелять в тени?

Сэмюэль не ответил, его взгляд был прикован к горизонту, где городские огни тускнели, растворяясь в черноте. Он чувствовал, как посох в его руке пульсировал, будто указывал путь. Это было не просто оружие — оно знало, куда идти, знало, где прячется следующая трещина в ткани мира.

— Посох ведёт нас, — сказал он наконец, его голос был тихим, но твёрдым, как удар молота. — Он чувствует разлом. Мы идём туда, куда он зовёт.

Элиза нахмурилась, её амулет мерцал слабым светом, отбрасывая голубые блики на её лицо. — Ты доверяешь этой штуке? После всего, что мы видели? Кузница, Лазарус… Что, если это ловушка?

— Всё — ловушка, — отрезал Сэмюэль, но в его глазах мелькнула тень сомнения. — Пустота играет с нами, но мы не пешки. Мы охотники. И мы найдём её сердце.

Гидеон, чьи пальцы всё ещё сжимали книгу, кашлянул, его голос дрожал от напряжения. — Я читал о разломах в старых текстах. Они не просто дыры в мире. Они… как раны. И каждая рана оставляет след — эхо, которое можно услышать, если знать, как слушать. Если мы найдём источник эха, мы найдём якорь.

— Эхо, — повторила Элиза, её взгляд скользнул по тёмным окнам заброшенного здания впереди. — Я чувствую что-то. Не звук, а… давление. Как будто кто-то дышит мне в затылок.

Сэмюэль кивнул, его инстинкты подтверждали её слова. Он поднял посох, и тот засветился тусклым красноватым светом, отбрасывая длинные тени, которые казались слишком живыми. — Там, — сказал он, указывая на здание. — Там что-то есть.

Здание было старым складом, его кирпичные стены покрывали трещины, а окна зияли пустыми глазницами. Дверь, сорванная с петель, лежала на земле, покрытая слоем грязи и ржавчины. Внутри было темно, но не просто темно — это была тьма, которая поглощала свет, как голодный зверь. Сэмюэль шагнул внутрь, его сапоги хрустели по битому стеклу и обломкам досок. Остальные последовали, их дыхание было единственным звуком в этом мёртвом месте.

В центре зала стояла статуя. Она была грубо вырезана из чёрного камня, изображая фигуру без лица, с руками, протянутыми к небу. Её поверхность блестела, как мокрая, хотя дождь сюда не доходил. У подножия статуи лежали осколки, похожие на те, что разбил Лазарус, и от них исходил слабый чёрный дым, который поднимался и растворялся в воздухе.

— Это якорь? — прошептала Элиза, её амулет теперь горел ярче, но свет дрожал, как будто боялся.

Гидеон открыл книгу, его пальцы быстро листали страницы. — Это… это не просто якорь. Это алтарь. Пустота использует его, чтобы говорить. Чтобы звать.

— Звать кого? — Джек сжал нож крепче, его глаза обшаривали тени. — Ещё одного Лазаруса?

Прежде чем кто-то успел ответить, воздух задрожал. Пол под ногами загудел, как натянутая струна, и статуя начала двигаться. Её каменные руки медленно опустились, а безликая голова повернулась к Сэмюэлю. Из пустоты, где должно было быть лицо, раздался голос — не один, а множество, сплетённых в хор, от которого кровь стыла в жилах.

— Кольт, — прошептали голоса, и эхо разнеслось по залу, как волна. — Ты пришёл. Ты всегда приходишь. Но что ты отдашь?

Сэмюэль поднял револьвер, его палец замер на спусковом крючке. — Я не торгуюсь с тобой, — сказал он, но его голос дрогнул, и он почувствовал, как посох в его руке стал горячим, почти невыносимо.

Статуя шагнула вперёд, её движения были рваными, как у марионетки, чьи нити дёргает невидимая рука. — Ты уже отдал. В кузнице. В крови. В боли. Но этого мало. Она хочет больше. Она хочет тебя.

Элиза выкрикнула заклинание, и её амулет вспыхнул, посылая волну света в сторону статуи. Камень треснул, но не раскололся. Вместо этого тьма вокруг статуи сгустилась, формируя фигуры — тени, похожие на людей, но с пустыми глазами и ртами, полными чёрного дыма.

Джек бросился вперёд, его нож сверкнул, рассекая одну из теней, но она лишь рассыпалась в дым, чтобы тут же собраться снова. — Чёрт возьми, Кольт, стреляй! — крикнул он, отступая.

Сэмюэль выстрелил. Пуля, заряжённая чем-то большим, чем просто порох, ударила в статую, и та взорвалась осколками. Но тьма не рассеялась. Она закружилась, как вихрь, и голоса стали громче, их слова резали, как ножи.

— Ты не можешь остановить её. Она в тебе. В каждом из вас.

Гидеон закричал, падая на колени, его книга выпала из рук. Его глаза закатились, и он начал шептать слова, которых никто из них не понимал. Элиза бросилась к нему, пытаясь привести в чувство, но её амулет потух, и она задрожала, как от холода.

Сэмюэль почувствовал, как пустота касается его разума, как холодные пальцы, скользящие по костям. Он вспомнил слова Лазаруса: Она уже в тебе. Посох в его руке горел, и он понял — это не просто оружие. Это часть его. Часть, которую он не хотел отдавать, но, возможно, придётся.

— Держитесь! — крикнул он, вскидывая посох. Красный свет вырвался из него, разрывая тьму, но она тут же сомкнулась снова, как вода после брошенного камня. — Мы не сдадимся!

Тени наступали, их рты шептали его имя, и где-то в глубине Сэмюэль услышал эхо — не голос пустоты, а что-то другое. Голос отца. Часть себя. Всегда нужно отдать часть себя.

Но что, если эта часть — всё, что у него осталось?

Ночь сгустилась, и склад стал клеткой, где охотники превратились в добычу. А пустота смеялась, её голос эхом отдавался в костях.