Тайна исповеди
Страшный грех падёт на мою душу, я знаю, но я должен записать эти строки. Предать тайну исповеди — что может быть страшнее для исповедника? Увы, я должен очернить свою душу, потому что иначе я не могу.
Я верил в Бога, и в искупительную жертву Господа Нашего Иисуса Христа, и верую до сих пор. Но Дьявол, демоны, нечисть… признаюсь, их я считал не более чем символами тёмных порывов человеческой души. Но теперь… то, что я услышал на сегодняшней исповеди, повергло меня в шок. В мире, который я видел, были только люди и Бог, но слова грешника, пришедшего ко мне, заставили меня увидеть страшных созданий, спрятавшихся в уголках этого мира.
Голос этого человека был странным, даже пугающим. Он говорил как безумный, рассказывая об ужасных вещах одновременно напряжённо и весело. Он внёсся как стихийное бедствие и даже не дал мне сказать и слова.
«Так, ну что, святой отец… или как мне к вам обращаться? Не суть, буду называть вас так. Короче, слушайте. Грех я взял, страшный грех. Черна душа моя, и ничто её уже не отмоет, ей-богу, клянусь вам. Пришли они за мной, слишком долго я испытывал матушку Фортуну, вот она и повернулась ко мне своим широким задом. Спросишь, кто пришли-то? Да я-то почём знаю? Демоны, черти, авось кто ещё похуже. Знаю только, что добра от них ждать — как от аспирина излечения геморроя.
В общем, слушай, как всё началось. Был я студентом, то бишь нищ и голоден. Первый год своей учёбы я как-то просуществовал, да потом всё трудней и трудней становилось. Брался я тогда за любую работу. И вот однажды приятель мой Женька, с коим мы на одном курсе учились, говорит мне, что план у него есть, как быстро денег заработать. Ничего больше мне объяснять не надо было — «деньги» услышал, и готов уже взяться за работу, даже не спрашивая, а что делать-то надо.
А зря-то я сразу не спросил. Мне Женька только сказал, мол, приходи ко мне ночью, там всё сам поймёшь. Эй, святой отец, ты это, только не думай, что я того, себя в зад ужалить дал за деньги, не, не такие мы. Хотя сейчас я так смотрю и думаю — ей, это лучше было бы, хотя бы жизнь-то Женькина тогда при нём осталась бы, да и за моей шкурой эти твари не пришли бы.
Короче, пришёл я к нему, да он мне в руки сразу лопату суёт и говорит, мол, на кладбище идём. На кой чёрт нам лопаты, я и не сразу смекнул. Спросил было у Женьки, да он так посмотрит и говорит, мол, что дурика валяешь, в земле копаться идём. И тут-то до меня дошло, что Женька мне предлагает.
Ей-богу, сразу отказаться хотел, зачем грех такой на душу брать, да не в том я положении был, чтобы о душе размышлять да от денег отказываться. Так что промолчал я, и мы вместе с Женькой, бросив наш инструмент в багажник его «тачки», двинулись на место работы.
Я не знал, зачем Женька это делает. Родители его люди-то богатые! Вон, «тачку» ему подарили. Спросил я тогда у него, на кой ему могилы-то раскапывать, да он и говорит, что дело это у них чуть ли не семейное, и чуть ли не его прапрапрадед эту традицию ввёл. Да, семейка-то весёлая! Говорит, мол, увидел, как у меня с деньгами туго, да и решил меня взять. Да я только благодарен.
Первые разы было страшно, да. Я даже как-то в обморок упал, трупешник увидев, да потом привык. Чего тут бояться, коль они мёртвые все? Зомби-апокалипсиса вроде не было, так что чего может быть страшного в кучке гнили с червяками? Страх мой улёгся раньше, чем совесть. Долго она меня ещё ночами пытала-терзала, мол, негодяй я эдакий, у мёртвых ворую, плохо это, плохо! Да и она потом успокоилась. Правда, на кой чёрт им всем сдались украшения, золото, бриллианты? Пред Господом Богом али чертями щеголять решили?».
Рука моя трясётся от горечи, и слёзы падают на бумагу, когда я пишу все эти святотатства. В тот вечер мне так и хотелось вымыть ему рот святой водой, да простит мне Отец Небесный гневные порывы мой души. Трудно мне писать всё это, но я хочу максимально воспроизвести его слова, чтобы тот, кто это прочтёт, понял, что слова эти принадлежат не трусливому священнику, а грешнику, пришедшему к нему на исповедь.
«Ну, в общем, дело хорошо пошло. Копали-торговали, и вот у нас уже денег куры не клюют! Долго же тянулся наш грязный бизнес, да вот и настало наше последнее дело, хоть тогда мы и не знали, что оно для нас будет последним.
Женька, как всегда, нашёл очередное кладбище. Пришёл ко мне, стал рассказывать, что да как. И столько в нём прыти было, будто его никому не известная тётушка-миллиардерша умерла и оставила ему своё состояние.
Говорит он, мол, кладбище нашёл, где уже лет двести нога живого не ступала. Драгоценных побрякушек, говорит, там лопатой копай, и в прямом, и в переносном смыслах. Ну, а я что? Меня-то уговаривать вообще не надо.
Выехали мы следующим утром. Кладбище находилось в какой-то чёртовой заднице, так что ехали мы долго, приехали вечером. Стрёмная какая-то деревенька была рядом с этим кладбищем — поболтали мы с народом там вроде нормально, да только шесть прозвенело, все они по хатам разбрелись, да так быстро деревенька-то опустела, словно там никто и не жил никогда. Зря мы тогда не насторожились.
Я верил в Бога, и в искупительную жертву Господа Нашего Иисуса Христа, и верую до сих пор. Но Дьявол, демоны, нечисть… признаюсь, их я считал не более чем символами тёмных порывов человеческой души. Но теперь… то, что я услышал на сегодняшней исповеди, повергло меня в шок. В мире, который я видел, были только люди и Бог, но слова грешника, пришедшего ко мне, заставили меня увидеть страшных созданий, спрятавшихся в уголках этого мира.
Голос этого человека был странным, даже пугающим. Он говорил как безумный, рассказывая об ужасных вещах одновременно напряжённо и весело. Он внёсся как стихийное бедствие и даже не дал мне сказать и слова.
«Так, ну что, святой отец… или как мне к вам обращаться? Не суть, буду называть вас так. Короче, слушайте. Грех я взял, страшный грех. Черна душа моя, и ничто её уже не отмоет, ей-богу, клянусь вам. Пришли они за мной, слишком долго я испытывал матушку Фортуну, вот она и повернулась ко мне своим широким задом. Спросишь, кто пришли-то? Да я-то почём знаю? Демоны, черти, авось кто ещё похуже. Знаю только, что добра от них ждать — как от аспирина излечения геморроя.
В общем, слушай, как всё началось. Был я студентом, то бишь нищ и голоден. Первый год своей учёбы я как-то просуществовал, да потом всё трудней и трудней становилось. Брался я тогда за любую работу. И вот однажды приятель мой Женька, с коим мы на одном курсе учились, говорит мне, что план у него есть, как быстро денег заработать. Ничего больше мне объяснять не надо было — «деньги» услышал, и готов уже взяться за работу, даже не спрашивая, а что делать-то надо.
А зря-то я сразу не спросил. Мне Женька только сказал, мол, приходи ко мне ночью, там всё сам поймёшь. Эй, святой отец, ты это, только не думай, что я того, себя в зад ужалить дал за деньги, не, не такие мы. Хотя сейчас я так смотрю и думаю — ей, это лучше было бы, хотя бы жизнь-то Женькина тогда при нём осталась бы, да и за моей шкурой эти твари не пришли бы.
Короче, пришёл я к нему, да он мне в руки сразу лопату суёт и говорит, мол, на кладбище идём. На кой чёрт нам лопаты, я и не сразу смекнул. Спросил было у Женьки, да он так посмотрит и говорит, мол, что дурика валяешь, в земле копаться идём. И тут-то до меня дошло, что Женька мне предлагает.
Ей-богу, сразу отказаться хотел, зачем грех такой на душу брать, да не в том я положении был, чтобы о душе размышлять да от денег отказываться. Так что промолчал я, и мы вместе с Женькой, бросив наш инструмент в багажник его «тачки», двинулись на место работы.
Я не знал, зачем Женька это делает. Родители его люди-то богатые! Вон, «тачку» ему подарили. Спросил я тогда у него, на кой ему могилы-то раскапывать, да он и говорит, что дело это у них чуть ли не семейное, и чуть ли не его прапрапрадед эту традицию ввёл. Да, семейка-то весёлая! Говорит, мол, увидел, как у меня с деньгами туго, да и решил меня взять. Да я только благодарен.
Первые разы было страшно, да. Я даже как-то в обморок упал, трупешник увидев, да потом привык. Чего тут бояться, коль они мёртвые все? Зомби-апокалипсиса вроде не было, так что чего может быть страшного в кучке гнили с червяками? Страх мой улёгся раньше, чем совесть. Долго она меня ещё ночами пытала-терзала, мол, негодяй я эдакий, у мёртвых ворую, плохо это, плохо! Да и она потом успокоилась. Правда, на кой чёрт им всем сдались украшения, золото, бриллианты? Пред Господом Богом али чертями щеголять решили?».
Рука моя трясётся от горечи, и слёзы падают на бумагу, когда я пишу все эти святотатства. В тот вечер мне так и хотелось вымыть ему рот святой водой, да простит мне Отец Небесный гневные порывы мой души. Трудно мне писать всё это, но я хочу максимально воспроизвести его слова, чтобы тот, кто это прочтёт, понял, что слова эти принадлежат не трусливому священнику, а грешнику, пришедшему к нему на исповедь.
«Ну, в общем, дело хорошо пошло. Копали-торговали, и вот у нас уже денег куры не клюют! Долго же тянулся наш грязный бизнес, да вот и настало наше последнее дело, хоть тогда мы и не знали, что оно для нас будет последним.
Женька, как всегда, нашёл очередное кладбище. Пришёл ко мне, стал рассказывать, что да как. И столько в нём прыти было, будто его никому не известная тётушка-миллиардерша умерла и оставила ему своё состояние.
Говорит он, мол, кладбище нашёл, где уже лет двести нога живого не ступала. Драгоценных побрякушек, говорит, там лопатой копай, и в прямом, и в переносном смыслах. Ну, а я что? Меня-то уговаривать вообще не надо.
Выехали мы следующим утром. Кладбище находилось в какой-то чёртовой заднице, так что ехали мы долго, приехали вечером. Стрёмная какая-то деревенька была рядом с этим кладбищем — поболтали мы с народом там вроде нормально, да только шесть прозвенело, все они по хатам разбрелись, да так быстро деревенька-то опустела, словно там никто и не жил никогда. Зря мы тогда не насторожились.