Татуировка корабля на боку⁠⁠

- Дед, расскажи интересное.

- Отстань, от меня, я не твой дед. - Привычно отнекивается он.

- Я пульт от ящика спрячу.

- Я тогда не ящик буду смотреть а, то, как ты умираешь в конвульсиях.

- Расскажи про эту татуировку, дед - внук тыкает пальцем в черную кляксу под ребрами, одну из многих на его теле, в которой можно разобрать остов корабля, - Не будь сволочью.

После нескольких минут уговоров больше похожих на перепалку двух зеков, дед, закурив папироску, начинает свой рассказ.

-Слушай, внимательно внучара, и мотай на свой мерзкий, подростковый недо-ус, на котором еще не высохла какая-то белая субстанция, надеюсь лактозного, а не иного, происхождения. Эта татуировка – не какая-то там картиночка бессмысленная. Это напоминание самому себе. А набил я ее, в 1976 году в Аргентине. После встречи с очень интересным человеком, рассказавшим мне историю своей жизни. Но об этом позже. А пока, как ты, пидоренок, догадался, - это останки чуда инженерной мысли известного, как «Карманный линкор», крейсера «Граф Фон Шпее». Представляй:

Тридцатое июня 1934 года. В Германии происходит зачистка вероятных противников партии, известная как «ночь длинных ножей» в результате которой, в дивный лучший мир отправляются более 6 000 истинных арийцев не лояльных к режиму Гитлера, светлая память, дай Бог им здоровья. Среди них на мушку парабеллума берут и спину опального партейнгеноссе Пауля Шульца, однако успевают лишь ранить, и ему удается сбежать домой, схватить только что рожденную дочь и любовницу, и притащить их к единственному человеку, которому он еще может доверять в этой стране - контр-адмиралу Любберту. Спаси, братан, мою семью, произносит он, врываясь в дом старого друга. В германии тогда уже не было пабликов типа «Брат за брата», но за основу было взято нечто большее, чем просто «выросли в одном дворе», и адмирал делает все, чтоб спасти семью Пауля ведь они с ним одной крови. Единственно спросив, только нахера тот притащил свою любовницу – она ж мертвая. Присмотревшись тщательней, они находят, что та и правда во время родов вся закончилась. Прибив ее к полу, чтоб выглядело естественнее и побежав в порт, они доходят до мысли спрятать дочку на «Фон Шпее». Естественно, им везет, ведь после спуска на воду постоянно на судах неразбериха творится, а учитывая, что только штатного состава там 1 100 человек, то одного ребенка в этом плавучем городе прятать совсем не сложно. Тем более, что в каждом порту на борт падшие женщины к офицерам поднимаются, которых можно привлекать к кормлению девочки-младенца. Так Шульц и Любберт, подкупив интенданта, договариваются с ним, что тот возит на корабле девчулю, пока не представится возможность где-то безопасно сбагрить ее в тихом и спокойном порту. К слову ни Шульц ни Любберт не поднимаются на борт, а остаются на суше, о чем собственно очень скоро кроваво жалеют. А девочка вместе с кораблем и экипажем, часть которого за ней присматривает как за родной (в надежде, когда вырастет пользовать ее вместо порнооткрыток) пересекает пол мира и добрается до Буэнос-Айреса, где мы с ней и знакомимся. И вот, что происходит у нас в Южной Америке:

Аргентина, 24 марта 1976 года. Я тогда в посольстве Великобритании дворником работал. В звании майора КГБ. Во всех посольствах дворниками работают чины никак не ниже майора, чтоб ты знал, так вот, внезапно под самый вечер обрывается у меня связь с Лубянкой. И в этот же момент в стране начинается путч по свержению действующей президентши инициированный Генералом Хорхе Рафалелем Виделой. А мне никаких команд – по положению значит, вести себя так, как будто ничего не произошло. Тем временем в городе уже бронетранспортеры у дома правительства, джипы, военные, свет на улицах погашен, по радио балет, по телевизору опера. Президент в камере, правительство в страхе, народ в ахуе. А мне ни одного приказа. Я – естественно, иду в рядомстоящий с английским посольством кабак, и конечно, по всем законам жанра встречаю ее. Девочку с Графа Фон Шпее по имени Яритса. Она хороша. Она прекрасна и великолепна, хотя она и не трап. Ей 43, но поверь, она выглядит лучше Моники Белучии, в том же возрасте. И я понимаю, что если есть хоть, что-то, что может отвлечь меня от мыслей о работе и ситуации в стране – то только эта женщина. Подхожу: она не против со мной выпить и поговорить, заказываю вино и ничего не могу делать, кроме как смотреть в ее глаза и задавать глупые вопросы. Через двадцать минут, я уже знаю о ее рождении всё то же, что только что рассказал тебе, и еще я знаю, что без этой женщины не вернусь в союз. И поэтому расспрашиваю ее, что было дальше. А дальше, она рассказывает историю первых лет своей жизни:

- Мое детство было полностью связано с походами «Графа Фон Шпее» - говорит она - куда он - туда и я. С младенчества, я научилась быть незаметной. С самых пеленок никогда не кричала и не плакала. Может, потому что матросы могли пизды дать, может потому, что корабль всегда качает и ребенку норм. В общем, за первые три года жизни я повидала больше стран, чем многие не увидят за свой век. Испанию, Норвегию, Португалию, всю Атлантику исплавала и Африку. На корабле многому научилась. Только в 4 года меня случайно встретил на палубе один офицер. Почему – то спросил, что я умею. Я ему и выдала: - могу быть за кока на камбузе, могу в гальюне за матроса клянусь пиздой акулы. Офицер, решил, что я ему показалась и ушел за борт. Оно и понятно, от долгих плаваний в голове у них не мозги остаются, а мандарины да погремушка. А я так дальше и жила среди матросов, моря и постоянного желания попасть на берег о котором слышала с момента возникновения рассудка, но, так ни разу и не была. Когда мне стукнуло пять, миру стукнула вторая мировая, и кораблю пришло распоряжение топить все английские суда. Мы так и делали. Установили фальшивую трубу на надстройках, чтобы нас издали путали с союзными кораблями и пошли вдоль экватора к Мексике. Там, кстати и потопили первый вражеский корабль. Гражданский. И в ближайшие дни еще четыре. Англичане разозлились дохуя и дали команду своему флоту бросить серьезные силы на наш поиск. Тринадцатого декабря 39 года у Ла-Платы, из утреннего тумана, внезапно, как из пизды на лыжах выходят на нас английские крейсер и два эсминца. Экстер, Аякс и Ахиллес. И, быстро смекнув на кого они наткнулись, начинают навязывать нам бой. Граф Шпее – это, конечно, грозный корабль, но он всего один, а врагов трое и они берут нас в кольцо. Получается три корабля вокруг, а мы как хуй в стакане. Персонал на Графе забегал, команды посыпались, мол, все по местам, боевая тревога, вахта-шмахта, наводите орудия, поднимайте гидроплан, а в ответ – гидроплан мы позавчера проебали, - поднимайте второй. - Второй нельзя, его беречь надо, он у нас последний. Ладно, хер с ним, решили положиться на артиллерию. Дали залп. Мимо. Начали получать ответки. Не сильные, но не приятно. Торпеды пошли с эсминцев, начали уклоняться, пока уклонялись, проебали второй самолет, сука, обидно. Наконец попали в Экстер. Знатно так попали, аж подожгли, а по эсминцам, хер вцелишь. Юркие падлы, и все время курс меняют. Да еще и на торпедную атаку снова заходят. Решили на них не сосредотачиваться, а добить Экстер, потому что чувствуем, ему только полупиздец наступил, надо до конца добить. Сработало. Снесли ему всю верхушку и ходовую обрубили. Решили уходить, т.к боезапас расходуем очень быстро. Эсминцы немного попреследовали и отстали. На помощь крейсеру пошли – пожары тушить, да раненных подбирать. Он все-таки погиб от нанесенных повреждений. А мы тем временем в близлежащий порт – дозаправиться, раны зализать и боезапас пополнить. На все про все по морским законам у нас три дня было. По плану было адмирала – значилось подготовиться, выйти из порта и разнеся в лохмотья эти два пидорских эсминца ломануться к окраинам Африки и там дальше наводить шорох. Но Англичане – поступили хитрее. Своими двумя всратыми эсминцами они, понимали, нас никак не смогут одолеть, поэтому поступили хитрее. Выслали на берег всего двух человек из своей команды. Мичмана- литератора и матроса – переводчика. С единственной целью – напечатать газету. Добравшись до порта, в котором стоит Шпее, они деньгами, угрозами и аналиными ласками бутылкой подговаривают редактора главной местной газеты, на публикацию передовицы с заголовком «к бухте Ла-Платы подошли овер 157 военных кораблей Великой Британии, среди которых 25 авианосцев, крейсеры, линкоры, эсминцы, звезда смерти и 300 спартанцев». И все они, мол, ждут только Графа Фон Шпее. В последнее утро перед отправлением из порта на стол адмирала «Графа Фон Шпее» кладется газета на первой странице которой, он прочитывает между строк заголовка вполне понятное для него послание от англичан: «Тикай з миста, тоби пизда». В свою очередь, воображая всю обреченность ситуации, и не желая губить 1 100 +1 человек своего экипажа – он принимает взвешенное решение – вывести Граф Шпее из порта и подорвать боезапас, предварительно эвакуировав команду. Так и поступают. Под ласковым тропическим солнышком, мимо экзотических пляжей в последний путь выходит красавец Фон Шпее, только с одной целью – встать, открыть кингстоны и поджечь взрыватели во всех погребах. Так и происходит. Команда, отпылвая смотрит, как гордость военного флота германии погружается под воду, на прощание, пуская в воздух нехуйные такие фейерверки. А из-за горизонта к нему подходят два сраных никчемных английских эсминца, которые в бою бы и одного залпа не выдержали.

Но дело сделано. Корабль потоплен. Команда меняет явки и разбегагается по Аргентине, как крысы. Капитан, поняв свою ошибку – пускает себе пулю в висок. А я… я пытаюсь найти себе новый дом в незнакомой мне стране- заканчивает свой рассказ Яритса.

Дед выбрасывает окурок. Пристально смотрит в даль.

- Рассказывает она мне все это. Мы допиваем вторую бутылку, а я уже провожаю ее домой, по пустующему, предрассветному городу, помышляя лишь о том, как быстрее добраться до ее кровати, но она спрашивает:

- А ты, значит, в Английском посольстве работаешь?

- Да - говорю- дворником.

Она лезет в сумочку – и быстрым движением вытаскивает из него элегантный, миниатюрный револьвер, стреляет мне в бок и говорит:

- За рейх и линкор – стреляю в упор.

Получив два прямых в бочину, дотягиваюсь до кобуры, достаю, верный «макар» и также отправляю ей два свинцовых привета.

В рассветных лучах мы лежим друг напротив друга в крови. Я ей хриплю:

- Дура. Я не Англичанин, я из КГБ.

- Борис, это ты что ли, какого хуя ты тут делаешь?- сипит она - А я из Штази, блять - и снова лезет в сумочку – но теперь, чтобы протянуть мне фотографию. На ней остов наполовину потопленного корабля. Она говорит – сохрани мою историю. Не дай ей умереть и через пол минуты отходит в гости к отцу, матери, шести тысячам немцев убитых в день ее рождения и к родному кораблю. Через пол-часа меня находят солдаты генерала и отправляют в тюрьму. Через полдня, получив от правительства СССР намек на то, чей я гражданин, они отправляют меня в военный госпиталь. Через полмесяца я выхожу из него как новенький, только на боку две розовые отметины – следы от пуль. На этом месте, я и набиваю себе остов потопленного Графа Фон Шпее, чтобы помнить всегда:

Никогда не топи свой корабль, не вступив в бой.

И ты внучара, тоже запомни это, и никогда не забывай. Всегда выходи на битву. Не топи себя раньше срока.

- Дед. Что ты несешь? Ты никогда не служил в КГБ, пошли памперсы менять. - Говорит внук.

Дед, плюнув на землю, нехотя, поднимается из кресла. На его боку – черная, непонятная клякса, под которой можно разобрать две округлые отметины, размером с твой мозг, анон.