Так вот она, наша Победа! Юбилей окружения Берлина
75 лет назад – 25 апреля 1945 года – в Москве прозвучал торжественный салют по поводу окружения Берлина. Приказ маршала Сталина гласил:
«Командующему войсками 1-го Белорусского фронта
Маршалу Советского Союза Жукову
Командующему войсками 1-го Украинского фронта
Маршалу Советского Союза Коневу
Войска 1-го Белорусского фронта перерезали все пути, идущие из Берлина на Запад, и сегодня, 25 апреля, соединились северо-западнее Потсдама с войсками 1-го Украинского фронта, завершив, таким образом, полное окружение Берлина.
В ходе боев войска 1-го Белорусского фронта овладели городами Науен, Эльшталь, Рорбек, Марквардт, а войска 1-го Украинского фронта заняли город Кетцин.
…
В ознаменование одержанной победы соединения и части, наиболее отличившиеся в боях по завершению окружения Берлина и за овладение поименованными городами, представить к награждению орденами.
Сегодня, 25 апреля, в 22 часа столица нашей Родины Москва от имени Родины салютует доблестным войскам 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов, в том числе 1-й польской армии генерал-лейтенанта Поплавского, завершившим окружение Берлина, двадцатью артиллерийскими залпами из двухсот двадцати четырех орудий.
За отличные боевые действия объявляю благодарность руководимым Вами войскам, участвовавшим в боях по завершению окружения Берлина и за овладение названными городами.
…
Верховный Главнокомандующий
Маршал Советского Союза И. СТАЛИН
25 апреля 1945 года, № 342»
Окружение Берлина было поистине выдающимся достижением потому, что это – крупнейший по занимаемой площади город в континентальной Европе; крупнее него только Большой Лондон.
Это свидетельствует, как сказали бы пропагандисты, о возросшей мощи Вооруженных Сил СССР. Вспоминается август 1943 года – взятие Харькова, о котором Конев в своих мемуарах рассказывал примерно так (цитирую по памяти):
«… Нечего было и думать о том, чтобы окружить такой большой город, как Харьков. Здесь густая сеть железных и автомобильных дорог, 4 аэродрома... Чтобы его надёжно заблокировать, требовалось настолько большое количество войск, которого у нас просто не было… Поэтому Харьков не окружали, а брали методом вытеснения противника, оставляя немцам пути отхода в юго-западном направлении. И они в конце концов этими путями воспользовались, покинув Харьков…».
Вернёмся к Берлину. Как сообщает Википедия, «… по одной из версий название «Берлин» (как и другие с ударным -ин — Шверин, Штеттин) имеет славянское происхождение и восходит к полабскому berl-/birl- («болото»)…». О том, что все эти места – издавна наши, славянские, я уже неоднократно рассказывал в своих публикациях; в 1945-м мы просто забирали обратно свою землю, когда-то отжатую немцами-беспредельщиками.
Менее известно, что наши вернулись туда чуть ранее, чем в 1945-м. По причинам, которыми я не интересовался, именно здесь сначала бросили якорь русские дворяне, бежавшие от восставшего народа в 1917 году. Берлин был тогда наводнён бывшими нашими: по официальным данным, из тогдашних 4 млн населения Берлина, 350 тыс. чел. были русскими эмигрантами.
«… И даже Шарлоттенбург шутливо переименовали в Шарлоттенград. И еще острят: будто через год этак можно будет в промежутке от Шарлоттенбурга до Зоологического сада основать «Русскую эмигрантскую республику», а Курфюрстендамм переиначить в «Проспект Курфюрста». Что же, все возможно. Поживем – увидим», - писал в 1923 году в своей заметке «Русская жизнь в Берлине» молодой художник-эмигрант Симон Сегаль, родившийся в Белостоке.
Среди русских в Берлине и в других городах Германии (прежде всего – Мюнхене) были самые разные люди. Кто-то устроился, как сейчас, грузчиком-дворником-таксистом. Кто-то занялся политотой: именно из их среды вышли политтехнологи, создавшие Гитлера с целью вернуть свои деньги в России – о них я ранее рассказывал; чего стоит хотя бы главный идеолог нацизма – Альфред Розенберг, выпускник Московского ВТУ имени Баумана. И далеко не случайно в те годы развернулось полу-секретное военное сотрудничество СССР и Германии, когда немцы создавали нашу авиационную, моторостроительную и иную промышленность, и якобы учились в наших танковых школах (на самом деле, конечно, училИ: именно они были пионерами в танкостроении и практическом использовании танковых войск, а чему могли научить Гудериана и Гёпнера наши Будённый, Ворошилов, Жуков, Тимошенко и прочие опытные кавалеристы? Шашкой махать?).
Но по понятным причинам, основной след в литературе оставили не таксисты и политтехнологи, а русские литераторы: сам себя не похвалишь – никто не похвалит. Хотя, конечно, они писали не только про себя, красивых, но и сохранили для нас массу попутной информации.
«... Берлин оказался наводненным русскими интеллигентами – философы, писатели, музыканты, художники, – но совершенно неожиданным фоном для них служила масса темных дельцов...», - вспоминал Вадим Андреев, сын писателя Леонида Андреева, родоначальника русского экспрессионизма. В те годы в Германии, проигравшей Первую Мировую войну, была разруха и гиперинфляция, курс немецкой марки по отношению к фунту, доллару и золотому рублю стремительно падал, поэтому наивные немецкие богачи охотно скупали у русских эмигрантов землю и недвижимость в России. Давно уже «национализированную» Советской Властью, но документы-то были у эмигрантов на руках, словом – немцу этого не понять, фактически они просто покупали бумажки с печатями нотариуса. И, вообще-то именно поэтому они с готовностью пошли войной на СССР в 1941-м - забирать свою собственность. Конечно, не только поэтому, но и поэтому тоже.
В результате вот этой распродажи виртуальной недвижимости, дворяне-эмигранты в германской столице могли очень неплохо жить. Они селились не в бедных рабочих районах Веддинг или Кройцберг, а обосновывались неподалеку от центрального вокзала Зоо в престижных кварталах западной части города.
«… Русские живут, как известно, в Берлине вокруг Зоо. Известность этого факта нерадостна ... Трамваев много, но... мы никуда не ездим. Живем кучей среди немцев, как озера среди берегов», - писал Виктор Шкловский, впоследствии вернувшийся в Россию – «известный советский писатель, литературовед, критик и киновед, сценарист».
Поэт Владислав Ходасевич, автор крылатой фразы «Берлин – мачеха городов русских», жил на Шарлоттенграде по адресу: площадь Виктории-Луизы номер 9, вместе с супругой – писательницей Ниной Берберовой: «Пансион помещается на четвертом и пятом этажах огромного дома с мраморной лестницей, канделябрами, голой фигурой, держащей электрический факел». Этот дом сохранился в своем первоначальном виде, только фигура исчезла. Сейчас ее поисками занимается бургомистрат района Шарлоттенбург. По непроверенным данным, местонахождение скульптуры предполагается в Латвии.
Напротив, во флигеле этого же дома, с 1921 по 1923 год жил известный поэт Андрей Белый.
Далее, в доме 64 по улице, именовавшейся тогда русскими обитателями «Мотцевой» (её истинное название Мотцштрассе) жил в 1925 году, собственной персоной Владимир Набоков с женой Верой. Но вообще Владимир Набоков сменил в Берлине одиннадцать адресов. На одном из зданий, владелец за свой счет повесил мраморную доску вроде «Тут жил Набоков, который Лолиту написал».
В целом, русский и немецкий Берлины существовали параллельно. Писатель Лев Лунц отмечал: «Русские ни слова не знают по-немецки, кроме «битте», читают русские газеты. К тому же ненависть ко всему немецкому».
А двоюродный брат Владимира Набокова, Николай вспоминал: «Хотя весь Берлин был залит русским борщом, в жизнь берлинцев он не просачивался, Эмиграция оставалась чем-то вроде отдельной пристройки к большому зданию. Немцы были изумлены, даже ошарашены этим вторжением с Востока, но у них хватало своих забот и дел».
В ходу был тогда анекдот об одном несчастном немце, который, слыша вокруг себя на Курфюрстендамм одну только русскую речь, повесился от тоски по родине.
На Курфюрстендамм и на продолжении этой улицы Тауенцинерштрассе были сосредоточены русские магазины и лавки. Андрей Белый писал, что на здесь можно было случайно столкнуться с теми, кого давно не удавалось встретить в Петербурге. Хозяйки квартир, как правило, вдовы павших в Первую мировую войну солдат, были чуть ли ни единственными представителями немецкого населения, с которыми приходилось общаться эмигрантам. Да и тут отношения складывались не всегда лучшим образом. Например, писателю Леониду Андрееву в комнату был поставлен совершенно новый диван, сидеть на котором разрешалось только поочередно, то с левой, то с правой стороны. А философ Николай Бердяев мог попасть к себе домой только через проходную комнату, где жила хозяйка. Она прочертила ему мелом линию, по которой он должен был на цыпочках ступать. Отклоняться от нее было строго-настрого запрещено. Словом, в 1945-м они заплатили сполна.
Существовало одно место, которое как магнит притягивало коренных берлинцев. Речь идет о знаменитом в те годы кабаре «Синяя птица», которое находилось неподалеку от упомянутой площади Виктории-Луизы. Вот что рассказала о нем Барбара Кернек:
«Кабаре «Синяя птица» пользовалось невероятной популярностью среди немцев. Попасть туда на спектакль было практически невозможно. Конечно, это заслуга его необычайно талантливого импрессарио Якова Южного. Немцы просто упивались номерами русского фольклора, которые так точно соответствовали их представлениям о России. Объявляя номера по-немецки, Южный специально говорил с жесточайшим русским акцентом, что приводило в восторг собравшуюся публику».
Вот точное наблюдение, сделанное австрийским писателем и журналистом Йозефом Ротом, побывавшим однажды в “Синей птице”: «Чем дольше длилась эмиграция, тем больше соответствовали русские нашим представлениям о них. Они старались сделать нам приятное и приспосабливались к нашим клише».
Роту вторит и Штефан Гроссман, издатель либеральной немецкой газеты «Дас тагебух». В одной из своих статей, опубликованной в 1922 году, он написал следующее: «Два мира без мостов, два строго ограниченных государства. Русские остаются русскими,...мы немцы живем по нашим правилам...Мимо скольких Базаровых, Карамазовых, Обломовых и Онегиных мы прошли? Скольких Анн Карениных мы проглядели?»
Далее, на Бамбергерштрассе, 7 в двадцатые годы располагалось одно из важнейших издательств русской эмигрантской литературы «Геликон». Его возглавлял Абрам Вишняк. Илья Эренбург, будучи в те годы аккредитованным советским корреспондентом в Берлине, напишет потом об этом человеке в своей книге «Люди, годы, жизнь»:
«Вишняк сразу подкупил меня своей любовью к искусству. Абрам Григорьевич издавал стихи Пастернака и Цветаевой, книги Андрея Белого, Шкловского, Ремизова. Он внес в берлинский быт нравы московской богемы. Марина Цветаева посвятила ему цикл стихотворений в книге «Ремесло»».
Между Цветаевой и Вишняком в Берлине имел место бурный, но непродолжительный роман – так пишут их восторженные поклонники, хотя у нас это немного по-другому называется.
Всего в Берлине в тот период существовало 86 издательств. Считалось, что с 1918 по 1924 год русских книг в Берлине выходило больше, чем в Москве и Ленинграде.
Ещё одним очень важным адресом в жизни русского литературного Берлина была Пражская площадь дом 1. В 1922-23 годах тут находилось кафе «Прагер Диле», где проходили регулярные встречи берлинской богемы. Тут читались стихи и велись беседы до глубокой ночи. Такому времяпрепровождению Андрей Белый даже придумал название: «прагер-дильничать». Кроме того, в кафе устраивались танцы, в которых Андрей Белый активно участвовал, будучи в неадеквате. Владислав Ходасевич вспоминал:
«В однообразную толчею фокстротов вносил он свои «вариации» - искаженный отсвет неизменного своеобразия, которое он проявлял во всем, за что не брался. Танец в его исполнении превращался в чудовищную мелодраму, порой даже непристойную. Он приглашал незнакомых дам. Те, которые были посмелее, шли, чтобы позабавиться и позабавить своих спутников. Другие отказывались – в Берлине это почти оскорбление. То был не просто танец пьяного человека – то было, конечно, символическое попрание лучшего в самом себе, кощунство над собой...». А однажды Андрей Белый застрял в дверях при входе, и немец-швейцар, заметивший это, сказал: «Сразу видно – великий человек».
Душой заведения был писатель Илья Эренбург, снимавший комнату в этом же доме на третьем этаже – в будущем главный советский разжигатель ненависти к немцам. Конечно, он разжигал не к немцам, а к «фашистам», но поскольку для нас зачастую это было одно и то же, то круг замыкался.
Неподалеку от Пражской площади на Траутенауштрассе номер 9 был так называемый «Русский Дом». Здесь в пансионе «Траутенау-хауз» останавливались Набоков, Эренбург и летом 1922 года Марина Цветаева с девятилетней дочкой Ариадной. В Берлине Марина Цветаева и ее дочка провели чуть больше двух месяцев. В своем дневнике дочь пишет:
«… Из данного кусочка жизни в «Траутенау-Хауз» ярче всего запомнился пустяк – этот вот ежеутренний взгляд вниз и потом вокруг, на чистенькую и безликую солнечную улицу с ранними неторопливыми прохожими, и вот это ощущение приостановившейся мимолетности … ».
На доме, где жила Марина Цветаева, теперь висит памятная доска, установленная на средства студентов факультетов славистики двух берлинских университетов.
Последним официальным событием в жизни русского литературного Берлина было собрание Ордена «Обезвелволпале» (Обезьяньей великой и вольной палаты), в который входили все жители русского литературного Берлина. Этот клоунский «орден» был основан писателем Алексеем Ремизовым, известным чудаком и выдумщиком.
В конце 1923 и начале 1924 из Берлина начался исход русской интеллигенции, по меткому выражению классика - "г...но нации". Причины, побудившие русских эмигрантов покинуть уже более-менее обжитые места, были – опять же – прежде всего экономическими. Сын писателя Леонида Андреева Вадим рассказывал:
«...марка прекратила свое падение, издатели разорились, дельцы после неудачной операции на русской литературе вернулись на биржу играть «на повышение», и русский Берлин пошел прахом. ... Алексей Толстой вернулся в Россию, за ним последовали Андрей Белый, Эренбург, Шкловский... оставшиеся писатели перебрались либо в Париж, либо в Прагу, от сумасшедших берлинских лет осталось только воспоминание как о невероятном фейерверке – как будто в одну ночь сгорела целая фабрика бенгальских огней...».
Впрочем, Эренбург и некоторые другие «бывшие наши» вернулись в Берлин весной 1945 года вместе со своими новыми покровителями – советскими войсками. Ранее я уже рассказывал о первом этапе Берлинской стратегической наступательной операции, которая началась 16 апреля. Первый Белорусский фронт маршала Жукова, выдал неубедительный старт в районе Зееловских высот, и сумел прорвать оборону противника только к исходу четвёртого дня – 19-го апреля. Зато уже 20 апреля его войска подошли к Берлину на дистанцию, доступную дальнобойной артиллерии, и подвергли его обстрелу как раз на День рождения Гитлера. На следующий день, 21 апреля, части 3-й ударной, 2-й гвардейской танковой, 47-й и 5-й ударной армий, развернули боевые действия на дальних окраинах Берлина. С востока первыми вошли в Берлин соединения 5-й ударной армии, поэтому после взятия города первым советским комендантом Берлина стал командующий этой армией генерал Берзарин (впрочем, вскорости погибший в автокатастрофе).
23-го апреля, 9-й стрелковый корпус этой же армии овладел Карлсхорстом (юго-восточным пригородом Берлина, где после войны разместилась советская оккупационная администрация Германии), и частично – соседним Кёпеником. По поводу последнего, кстати, Википедия сообщает следующее:
«… Название «Кёпеник» имеет славянские корни и означает «островная местность» (Copnic). Ещё при славянах на этой территории были построены крепости. В середине XII в. здесь находилась главная крепость и основное поселение славянского племени шпревян, которым правил князь Якса из Копаницы...»
Затем, выйдя к реке Шпрее, рассекающей Берлин, советские войска с ходу форсировали её, при существенном содействии кораблей Днепровской речной флотилии. 24-го апреля, 5-я ударная армия, ведя ожесточённые бои, продолжала успешно продвигаться к центру Берлина.
Действующие севернее 61-я армия и 1-я польская армия совершали глубокий обход Берлина, создавая кольцо окружения.
Тем временем, наступавший по соседству Первый Украинский фронт маршала Конева, который должен был пройти в 60 километрах южнее Берлина, не упустил возможности воспользоваться слабеньким стартом Жукова, и войти в Берлин первым. Разрешение из Москвы на эти действия Конев получил в ночь на 18 апреля, и немедленно повернул на Берлин свои 3-ю и 4-ю гвардейские танковые армии – на север, перпендикулярно их прежней оси наступления.
Наступавшая на северном фланге Первого Украинского фронта 28-я общевойсковая армия (она чуть ранее взяла Калининград, и теперь была переброшена под Берлин на усиление), к концу дня 24 апреля вошла в соприкосновение с наступавшей севернее 8-й гвардейской армией Первого Белорусского фронта, образовав так называемый Хальбский «котёл», в который попали основные силы немцев, пытавшиеся обороняться на дальних юго-восточных подступах к Берлину. В результате, защищать сам город на его улицах пришлось в основном детям с фаустпатронами (гитлерюгенд) и старикам с дульными насадками для стрельбы из-за угла (фольксштурм) – именно поэтому крупнейший город Европы был взят ровно за неделю – не сравнить с Будапештом, Тернополем, Черкассами.
В ночь на 21 апреля передовые подразделения 3-й гвардейской танковой армии генерала Рыбалко достигли внешнего Берлинского оборонительного обвода, тем самым опередив Первый Белорусский фронт. К утру 22 апреля, 9-й механизированный и 6-й гвардейский танковый корпуса этой армии форсировали канал Нотте, прорвали внешний оборонительный обвод Берлина и концу дня вышли на южный берег канала Тельтов. Там, встретив сильное и хорошо организованное сопротивление противника, они были ненадолго остановлены.
К исходу дня 22 апреля войска Первых фронтов (Украинского и Белорусского) сформировали и почти замкнули два кольца окружения. Одно — вокруг уже упомянутой группировки основных сил противника восточнее и юго-восточнее Берлина; второе — западнее Берлина, вокруг частей, непосредственно оборонявшихся в городе. Это имело вид цифры «8» или знака «бесконечность»: два кружочка, соприкасающихся, но изолированных друг от друга: верхний кружочек – окруженный Берлин, нижний – окруженные юго-восточнее города немецкие войска. Как уже сказано: Берлин – отдельно, немецкие войска – отдельно. И дальше тоже отдельно: одни наши армии отбивали город у детей и стариков, другие – ликвидировали окруженную вне Берлина немецкую войсковую группировку (последнее будет описано в следующих публикациях).
Но Берлин был окружен ещё не полностью. Указанный выше канал Тельтов, перед которым приостановилась 3-я гвардейская танковая армия, представлял собой достаточно серьёзное препятствие: заполненный водой ров с высокими бетонированными берегами шириной 40-50 метров. Кроме того, его северный берег был очень хорошо подготовлен к обороне: траншеи, железобетонные доты, врытые в землю танки и САУ. Над каналом почти сплошная, ощетинившаяся огнём череда домов, со стенами толщиной в метр и более.
Весь день 23 апреля, 3-й гвардейская танковая армия готовилась к штурму. К утру 24 апреля на южном берегу Тельтова сосредоточилась мощная артиллерийская группировка, плотностью до 650 стволов на километр фронта. Её огнём оборона противника была подавлена (а не как у Жукова: толпой ногами разминировать минные поля, и с палками на пулемёты), и подразделения 6-го гвардейского танкового корпуса успешно форсировали канал и захватили плацдарм на его северном берегу.
Действовавшие ещё южнее передовые части 4-й гвардейской танковой армии генерала Лелюшенко выполняли более глубокий обход Берлина. 25-го апреля, в 12 часов дня, западнее Берлина (возле пригорода Потсдам) 6-й гвардейский механизированный корпус этой армии форсировал реку Хафель и встретился с обошедшими Берлин с севера частями 47-й армии Первого Белорусского фронта (конкретно – 328-й дивизии). В процитированном выше приказе Сталина упоминаются, помимо Потсдама, нынешние соприкасающиеся пригородные районы Берлина: Науен (взят Первым Белорусским фронтом) и Кетцен (Первым Украинским) – это и есть точка встречи фронтов, где было замкнуто кольцо окружения. 75-летний юбилей именно этого события мы сегодня и отмечаем, а вернее – никак не отмечаем.
Теперь оставался последний этап операции – овладение уже окруженным городом Берлин, которое, как сказано выше, займёт ровно неделю …
«… Последний раз сойдёмся завтра в рукопашной,
Последний раз России сможем послужить,
А за неё и умереть совсем не страшно,
Хоть каждый всё-таки надеялся дожить …»
На фото: Советский военный мемориал в Берлине
Интерактивная карта боевых действий:
