Свет далекой звезды. Глава 72 из романа "Одинокая звезда"

— Почему же он не остановил его, ваш человек? — спросила она, немного придя в себя. — Ведь ему можно было помешать, вызвать спасателей.


— Он не мог. Ему было приказано следить за вашей дочерью. Он даже не видел, как Гена бросился в море, — видел только, как тот побежал на берег. Но когда убедился, что с девушкой все в порядке, вернулся. Обыскал все кусты в том месте, откуда предположительно Гена мог уплыть, и нашел его одежду с этой запиской.


— Его мать знает?


— Нет. Никто не знает. И не должен знать. Смотрите, Ольга Дмитриевна, вы дали слово. Это смертельно опасно для Леночки. Два суицида за короткое время, и оба связаны с ней. А вдруг кто-нибудь еще слышал ее крик, да помалкивает до поры, до времени. Вам известно, как ней разговаривали в милиции? Представьте себе, что она снова попадет в руки подобному следователю. Пришить ей дело о доведении до самоубийства ничего не стоит, умеючи. Тогда она погибла. И даже, если ее оправдают — как она будет жить, зная, что ее бывший друг из-за нее покончил с собой? Что это она послала его на гибель. А ведь девочка ни в чем не виновата.


— Что же делать? — спросила Ольга, смертельно побледнев. Только теперь до нее дошел весь ужас происшедшего.


— Вам обеим надо немедленно покинуть страну. Визы, билеты — все готово. Самолет — через четыре часа. Вы летите в Соединенные Штаты. Вместе со мной.


— Но я никогда не думала покидать Россию. У меня здесь много творческих планов. Я не хочу уезжать отсюда насовсем.


— Вы вернетесь. Пройдет несколько лет, и вы, если захотите, вернетесь. Вы не потеряете гражданства, даю вам слово.


— Но мы там никого не знаем. Где мы будем жить, чем заниматься? И с языком у меня неважно.


— Вы будете жить в большом и прекрасном доме, где вас ждут друзья. Все они — русские люди. И Юлю с детьми мы привезем туда. За домом огромный сад, где много-много ваших любимых роз. Леночка будет учиться в одном из лучших университетов мира. К ее услугам будут самые современные компьютеры. Там она придет в себя, оживет.


И вы без дела не останетесь. Вас же знают — ваши статьи широко известны. Будете преподавать свою любимую математику и продолжать заниматься наукой. И язык не проблема, вы его за пару месяцев освоите, обещаю.


Решайтесь, Ольга Дмитриевна. Время не ждет.


В это время на письменном столе Василя зазвонил телефон.


— Это вас, — сказал он, протягивая ей трубку.


— Оленька! — услышала она голос Бориса Матвеевича. — С тобой говорит мой бывший ученик. Верь ему, как мне. Он очень любит тебя. Он сделает все, чтобы вам с Леночкой было хорошо. Послушайся его, дорогая. Желаю тебе счастья — ведь ты его так мало видела!


Прошло время — не очень много времени. В заоблачной выси над Атлантическим океаном медленно перемещалась по небу невидимая с земли крошечная точка. В ней дышали, двигались, мечтали две сотни миров. Ведь каждый человек живет в собственном мире, и, налагаясь друг на друга, пересекаясь друг с другом, эти миры образуют нашу общую Вселенную.


Там были и наши героини со своим спутником. Они летели навстречу неведомому будущему. В прошлом они много страдали и заслужили лучшей участи. Будем надеяться, что так оно и случилось.


Промучившись неделю в Минске и доведя там всех родственников до белого каления своим похоронным видом, Дима вернулся домой. Он, как ему казалось, смирился со своей потерей. Но ему безумно хотелось увидеть Лену — только увидеть. Хотя бы издали. Пусть она больше не любит его — но ведь можно остаться друзьями? Ведь остался он Маринке другом — почему с ней нельзя так же? Хоть иногда разговаривать с ней — это тоже счастье.


Так думал Дима, направляясь к ее дому. Он сам не знал, что скажет ей. Можно просто посмотреть на нее и уйти — все легче. А вдруг ее настроение изменилось? В его пользу? У него ее книги — он договорится, когда их вернет. А с первого сентября они будут учиться в одной группе.


Но сколько ни нажимал Дима на кнопку звонка, ему никто не открыл. Он вернулся домой и стал звонить ей каждый час. Все тщетно. Набравшись смелости, он позвонил Маринке. Но та тоже не знала, куда они подевались. Правда, пообещала, если узнает, сказать.


Август кончился. Первого сентября Лена не пришла на занятия. Ольга Дмитриевна тоже не появилась. Дима пытался узнать что-нибудь о них у Гарри Станиславовича, но тот тоже ничего не знал. Ректору позвонили из Москвы, что Туржанская у них больше не работает и на ее должность можно объявлять конкурс. Но на вопрос, куда она подевалась, вразумительного ответа он так и не получил.


Дима обратился в Адресное бюро. И был совершенно потрясен, узнав, что такие нигде не значатся. Он метался по всем знакомым, но никому ничего о Туржанских не было известно.


И когда он совсем впал в отчаяние от этой неизвестности, ему был звонок.


— Дмитрий Рокотов? — спросил незнакомый мужской голос.


— Я, — подтвердил Дима.


— Забудь ее, парень. Больше не ищи. Все равно не найдешь.


— Где она? — упавшим голосом спросил Дима.


— Ее здесь нет. Она улетела. Навсегда.


— На другую планету? — грустно пошутил Дима.


— В другую Галактику.


— А вы кто?


— Инопланетянин, — ответил голос. И отключился.


Дима понял, что теперь действительно все. Совсем все. Он больше никогда не увидит ее. Да и была ли она на самом деле? Может, она ему приснилась? Правда, остались фотографии. Но их и смонтировать можно. А больше ничего и не осталось.


И он стал прощаться с ней. Вспоминал дни, проведенные вместе, — и все прощался, прощался. С каждой встречей, с каждой улыбкой, с каждым взглядом, с каждым поцелуем. Долго прощался — день за днем, неделю за неделей.


В одно из воскресений сентября он стоял на полюбившемся ему мосту и смотрел вниз, в затягивающую пустоту. Нет, он не собирался туда бросаться. Во-первых, родителей жалко. Во-вторых, — а зачем? Все равно жизнь сама когда-нибудь кончится. И потом — интересно же посмотреть, чем она будет заполнена. Самое плохое с ним уже случилось — хуже ничего быть не может. Теперь надо посмотреть, что будет в жизни хорошего. Ведь не может в ней быть только плохое — так не бывает.


Он все стоял и смотрел, ничего не замечая вокруг, весь погруженный в свои мысли. Его поза сильно не нравилась постовому милиционеру, давно наблюдавшему за ним.


— Прыгнет, не прыгнет? — гадал милиционер. — Вроде, не похож на самоубийцу. А там — бес знает, что у него на уме. Подойти, проверить документы, что ли?


Прохладная ладошка ухватилась за Димин локоть. Он повернул голову. Маринка! Верный оруженосец. Беспокоится о нем — любящая душа.


— Камешек попал в кроссовку, — жалобно сказала она, стоя на одной ножке. — Вытряхиваю, вытряхиваю, а он все колется.


Опираясь на его руку, она сняла расшнурованную кроссовку и стала вытряхивать зловредный камешек. Потом нагнулась, чтобы зашнуровать.


Дима присел, отобрал у нее шнурки и стал, не спеша, продевать их в круглые дырочки. Она села на пятую точку и погладила его руку в светлых волосках.


Я могу сделать ее самой счастливой на свете! — думал Дима, зашнуровывая кроссовку. — Это в моих силах. И тогда, может быть, она поделится своим счастьем со мной. Сделать счастливым другого — это много. Надо попробовать — а вдруг получится?


— Молодые люди, что вы здесь делаете? — Милиционер, наконец, решил подойти к ним.


— Мариночка, выходи за меня замуж, — предложил Дима. — Обещаю быть тебе хорошим мужем.


— О, Димочка! — только и смогла вымолвить потрясенная Маринка. — Димочка, любимый мой!


— Молодые люди, вы что, не слышите: к вам обращаются! — начал сердиться милиционер. — Ну-ка встаньте! Ваши документы!


— Все в порядке, генерал, — улыбнулся ему Дима. — Мы уходим. Нас уже здесь нет.


И поднял руку, останавливая такси.


— Димочка, поехали ко мне, — предложила Маринка, еще не до конца поверившая в свое счастье. — Мои на даче, вернутся через два дня. Оставайся у меня, а завтра вместе пойдем в институт.


— Все, как ты хочешь. Хоть навсегда, — отозвался он, обнимая ее за плечи. — Вези, ездовой, нас на Соборный, — а когда освободишься, выпей за наше счастье.


И положил на колено водителю тысячную купюру.


У Маринки тряслись руки, когда она пыталась вставить ключ в замок. Ключ никак не вставлялся. Тогда он отобрал его и сам открыл дверь. И сам запер.


— Димочка! — простонала Маринка, встав на цыпочки и целуя его в подбородок. — Неужели это правда? Я столько раз обнимала тебя во сне! Неужели это наяву? Ты не исчезнешь сейчас?


— Не исчезну, — пообещал он, беря ее на руки. — Теперь уже не исчезну. Теперь я твой навсегда.


Вновь, как тогда в его комнате, она оказалась в горизонтальном положении, придавленная тяжестью любимого тела. Его ресницы пощекотали ее щеку. А вот и его губы — они целуют ее, как тогда. О, как сладостен их поцелуй!


Слезы счастья текли по ее лицу, мешая ей смотреть на него. Она улыбалась Диме, вытирая их ладошками, а они все текли и текли.


— Можно? — шепнул он ей на ушко.


— О, Димочка! Я — твое отражение, я — твое продолжение! Я — исполнение всех твоих желаний! Тебе можно все — только тебе одному!


Солнечный луч пробился сквозь занавеску и лег на ее лицо. Это Генина душа, прощенная богом, взглянула на них с небес и улыбнулась им. Ведь души не умеют ненавидеть — они могут только любить.


Вернувшиеся через два дня Маринкины родители испытали легкое потрясение. На звонок им открыл дверь... Дима. Их дочь с блаженной улыбкой стояла позади, обнимая изменника.


— Явился? — сурово бросил отец. — Надолго ли?


— Как получится, — нахально ответил "изменник". — Как примете. Мои родители настаивают, чтобы мы жили у них.


— Что значит — жили? — возмутился отец. — На правах кого она будет жить у тебя? У нее что — дома нет?


— На правах жены. Ее дом теперь там, где мой.


— Вы уже поженились? — потрясенно спросила мать. — Когда ж вы успели?


— Мамочка, ты же сама всегда говорила: дурное дело нехитрое! — засмеялась Маринка. — Мы уже все успели. Ругайтесь — не ругайтесь, но Дима — мой муж. Пока гражданский. Пока не зарегистрируемся. Но жить теперь мы будем вместе.


— А свадьба? Как то это... не по-людски.


— Ну, свадьба — это ваша забота. Нам она и даром не нужна. Да, Димочка?


— Ты не совсем права, дорогая, — ответил Дима, целуя ее, — родителям тоже надо сделать приятное. Если хотят, пусть играют.


— Хватит лизаться! — рассердился отец. — Постеснялись бы! Мать, где там у тебя пузырь припрятан? Надо же как-то отметить это дело.


— А чего нам стесняться? — гордо заметила Маринка. — Мы уже тарелку разбили. И не надо никакого пузыря. Стол накрыт, и там есть все, что надо. Сейчас Димины родители придут.


Потом они вшестером сидели за круглым столом в гостиной и обсуждали насущные вопросы, пытаясь прийти к соглашению, которое устраивало бы всех. Но это получалось плохо.


— Ребята будут жить у нас! — настаивала Наталья Николаевна. — У нас и квартира больше, и к институту ближе.


— На один квартал всего и ближе, — не соглашался отец Маринки. — Как это у вас — кто это решил? А матери кто помогать должен? И обо мне, опять же, заботиться? Дочь-то у нас одна.


— Положено, чтоб молодые жили в доме мужа! — возражал Димин отец. Они оба были в полковничьих формах и гордо поглядывали друг на друга.


— Не надо спорить, — попыталась их примирить Маринка. — Будем жить у вас по очереди. Месяц у Димы, месяц у нас. Пока малыш не появится.


— Какой малыш? — испугалась Наталья Николаевна. — Ты что — уже ждешь?


— Нет, мы же всего два дня вместе. Но ведь он будет когда-нибудь.


— Господи, Мариночка! Ну, зачем вам сейчас малыш? Вам же учиться целых пять лет, подумай. В наши времена прекрасно можно обойтись без этого.


— А нас иначе не зарегистрируют. Мне ведь только семнадцать. Только через год исполнится восемнадцать.


— Ну, это не проблема. Зарегистрируют, обещаю.


— Все равно я хочу ребенка. Хочу, чтобы у меня мой Димочка был, только мой. Которого у меня уже никто не отнимет.


— Тебе что, одного меня мало? — засмеялся Дима. — Хочешь умножить на два?


— Хочу первую производную взять от тебя. А потом вторую.


— Ладно вам, математики, — остановил их Димин отец. — Рано загадывать. Ну, за молодых!


И шесть бокалов дружно сдвинулись, издав, как и положено настоящему хрусталю, долгий и нежный звон.



ЭПИЛОГ ИЛИ СВЕТ ДАЛЕКОЙ ЗВЕЗДЫ



Прошло десять лет. Далеко унесла наших героев речка Жизнь, никогда не поворачивающая вспять. Мир вокруг них изменился, и они изменились тоже.


Веня Ходаков окончил Школу милиции и стал следователем. Свой невысокий рост он компенсировал большим трудолюбием и усердием, − поэтому на работе Веню всячески поощряли, и он быстро продвигался по службе.


После недолгих уговоров Настенька Селезнева вышла за Веню замуж, и у них родился сынок Игорек. Сама Настенька окончила Педагогический институт и стала преподавать в своей же школе химию. Это было так интересно: заходить в свой класс, но уже не в качестве ученицы, а учительницей. И что забавно — за ее столом теперь сидела девочка, которую тоже звали Настенькой, только фамилия у нее была другая.


Внешне Настенька почти не изменилась, поэтому, когда она только приступила к работе, ее частенько пытались выгнать из учительской.


— Я же запретил школьницам бегать в учительскую за журналами! — шумел новый завуч. — Вот выясню, кто вас послал, и накажу.


— Простите, Андрей Денисович, но я сама учительница, — оправдывалась Настенька, — я химию преподаю в десятых классах.


— Ох, Анастасия Владимировна, я вас опять перепутал. Виноват! — извинялся он под дружный смех учителей.


Ирочка Соколова после мединститута стала работать в детском отделении родильного дома. Недавно ее назначили заведующей. Молодые мамы любили Ирочку за красивое личико и ласковое отношение к их малышам.


Ирочка вышла замуж за Сашу Оленина, и у них родились две девочки-погодки — Сашенька и Дашенька. Саша любил своих дочек больше всего на свете. По окончании Политехнического института он стал работать у Димы Рокотова в его фирме и очень неплохо зарабатывал.


Дима Рокотов стал бизнесменом. Он сумел — не без помощи родителей — создать собственную фирму по разработке и распространению компьютерных программ. Дела в его фирме шли успешно.


Маринка окончила институт на год позже Димы из-за рождения сына. Она стала секретарем-референтом в фирме мужа. Но фактически Маринка была его правой рукой, постоянно помогая мужу не только делом, но и ценными советами. Через пять лет после рождения сына у них родилась желанная доченька. Они договорились, что сыну даст имя Маринка, а дочке — Дима.


Маринка назвала сына Дмитрием, как и хотела с самого начала. Но ему привилось имя Димыч из-за настырного нрава и въедливого характера. Димыч мог, например, ходить полдня за матерью и нудить:


— Сколько можно говорить: не оставляй нож в раковине — заржавеет.


Или: — Кто опять кран не закрутил? Дождетесь, соседи снизу прибегут. И вместо покупки мне велосипеда будете им ремонт делать.


Однажды еще совсем крохой, надув под себя во сне, он долго ворочался на мокрой простынке и, наконец, изрек голосом бабушки:


— Встала бы ты, мать, да поменяла мне простынь. А то все лежишь!


Маринка едва с дивана не свалилась от хохота.


Фразы, изрекаемые Димычем с самого раннего возраста, были столь заковыристы, что заставляли всех изумляться: и где он такого нахватался?


— Вставай, сынок, одевайся, — как-то сказала Маринка двухлетнему Димычу. Малыш спал в кроватке с сеткой, страховавшей его от падения на пол. Он долго пыхтел, пытаясь снять перекладину, к которой была прикреплена сетка, потом выдал:


— Ввиду неснимаемости сетки я не могу достать штаны!


— Большим человеком будет! — комментировал изречения Димыча Маринкин отец. — Рангом не ниже министра. А может, в президенты выбьется. Такие речи толкает — чистый губернатор!


— В кого он такой уродился? — удивлялась Маринка.— Я, вроде, всегда отличалась легкомыслием, да и тебя, милый, нельзя уличить в чрезмерной серьезности.


— В дедов, — смеялся Дима, — Наш Димыч — это оба деда, если их перемножить.


Маринка очень боялась, что Дима назовет дочку Леночкой. Она дала себе слово не возражать: пусть, как хочет, так и называет. Но он назвал ее в честь своей мамы Наташенькой, чем очень порадовал бабушку.


В погожие дни две Наташи, бабушка и внучка, любили сидеть на той самой скамеечке в парке, где сидели папа и мама маленькой Наташи в день их знакомства. Бабушка читала внучке сказки, а та разглядывала прыгавших по веткам воробьев.


Светлана после пропажи старшего сына быстро угасла. Только забота о близнецах какое-то время поддерживала в ней огонек жизни, − но по мере их взросления он тлел все слабее и слабее. И однажды она заснула, чтобы уже не проснуться: сердце остановилось во сне.


После смерти жены Алексей запил. Нет, он не валялся под забором — не хотел позорить сыновей, на которых всю жизнь молился. Просто, придя с работы, молча выпивал бутылку, ложился на диван и засыпал.


Близнецы выросли, окончили школу и пошли работать на стройку. Потом их забрали в армию. Совсем недавно они демобилизовались и вернулись на прежнее место. Подумывают о поступлении на вечернее отделение строительного института.


Все эти годы они смертельно скучали по старшему брату, исчезнувшему так внезапно и бесследно. Им все казалось, что он куда-то уехал в поисках счастья и вот-вот подаст весточку из своего счастливого далека. Они и до сих пор ждут от него письмо, телеграмму или хотя бы звонок. Но мы-то с вами знаем, что никогда не дождутся.


В один из поздних январских вечеров, когда жена и дети уже спали, Дмитрий Сергеевич Рокотов тихо вышел на балкон. Его всегда тянуло на балкон в это время года − и потому он, стараясь остаться незамеченным, выходил туда и долго стоял, глядя в ночное небо. Там, в западной части небосвода ярко горела одинокая звезда.


— Где ты, синеглазая звездочка? — печально думал Дмитрий Сергеевич. — Как тебе живется в твоей далекой Галактике? Вспоминаешь ли хоть иногда своего неверного Димку? Или сияние иных светил навсегда заслонило тебе прошлое?


Позади скрипнула дверь, и теплые руки обвили его. Маринка. Жена.


— Не надо так долго смотреть на нее, милый, — услышал Дмитрий Сергеевич. — Это чужая, злая планета. Там нет жизни, нет любви. Снаружи вечный холод и мрак, а внутри все сжигающий огонь. Пойдем, родной, в комнату, простудишься.


И закрыла за ним балконную дверь.


Дмитрий Сергеевич зашел в детскую и постоял у кроваток. Димыч, нахмурив брови и выпятив нижнюю губу, спал в позе бегуна на старте. Он вспотел, и его каштановый чуб прилип к выпуклому лобику. Светловолосая Наталка лежала на спинке, широко раскинув ручки, подобно летящей ласточке. Она разрумянилась и чему-то улыбалась во сне.


Они главный смысл моей жизни — то, ради чего стоит жить, думал Дмитрий Сергеевич, глядя на спящих детей. Они оправдание моего бытия на земле.


— Ложись, солнышко, — сказал он Маринке, — а я еще немного посижу, посмотрю последние журналы по информатике. Может, что новенькое найду.


Дмитрий Сергеевич прошел в кабинет, сел за стол и включил настольную лампу. Листая журнал, на одной из страниц он увидел статью за авторством какой-то Ольги Гор из Соединенных Штатов. Содержание статьи не привлекло внимания Дмитрия Сергеевича — ведь оно было далеко от области его интересов. Поэтому он лишь мельком пробежал ее глазами и перевернул страницу.


Конец



Ну, вот и закончилась эта правдивая история про Гену и Лену. Спасибо всем

добрым читателям, ставившим мне плюсы. Желаю им много-много счастья.

Спасибо всем злым, кто ставил минусы. Ведь злые люди, как правило, не очень

счастливы, поэтому я тоже желаю им счастья, ведь только оно и имеет

смысл в этой жизни. С Новым Годом!

Свет далекой звезды. Глава 72 из романа "Одинокая звезда" Одинокая звезда, Полет, Возвращение, Поиск, Предложение, Эпилог, Звезда, Длиннопост