Стражник
Я обхожу улицы Города ежедневно уже много лет. Не ищу приключений, не отлавливаю карманников на базаре, не осаживаю хамов. Я - Стражник. Я берегу Город от скверны.
Меч мой несёт на себе заговорённые руны древних воителей, он могуч и непобедим в бою, но в то же время необычайно лёгок и очень удобен. Он настолько невесом и ухватист, что я не пользуюсь ножнами, постоянно ношу его в руке. К тому же прикосновение к рукояти меча напоминает мне о моей светлой миссии.
Щит мой непробиваем ни для стрелы ни для топора или меча, хотя и не сделан из одной цельной доски как многие современные щиты, а набран из чуть ли не дюжины деталей - сложная, но в то же время надёжная конструкция, усиленная нерушимыми заклинаниями, наложенными много лет назад могучим чародеем - это чувствуется по высокому свисту, который мой щит порой издаёт. В такие моменты я говорю, что он поёт. Наверняка прежний хозяин этого щита умер в тёплой постели от старости, не будучи уязвлён врагами в минувших боях.
Мой доспех на удивление лёгок, он очень удобен и не стесняет движений, к тому же раскрашен в мои фамильные цвета - алый, золотой и незапятнанный белый. Доспех тоже не обделён волшбой, его чудесные свойства заключаются в том, что мне в нём не холодно в студёные зимы и не жарко в знойные летние дни. Поэтому мой бравый вид в течении всего года остаётся неизменным и добрые жители нашего Города всегда узнают меня издалека.
Стражником я стал очень давно. Сколько себя помню, я всегда был готов защищать покой и благополучие горожан, всегда чувствовал как они во мне нуждаются и ежедневно, выходя на обход городских улиц, давал им понять, что всегда есть надёжный заслон на пути скверны, пытающейся проникнуть в Город, в сердца людей, их души. И мои сограждане совершенно искренне платят мне за мою службу добром и лаской. Юные девы улыбаются, глядя на меня, когда думают, что я их не вижу, матери придерживают своих малышей, когда те неосторожно пытаются потрогать мой славный меч, а мужчины с оттенком зависти и восхищения смотрят на мой прекрасный доспех. Я - Стражник.
- Тёма, гляди, вон не твой друг идёт? - Вован, указав пальцем на бича, проходящего невдалеке от их компании, ухмыльнулся. Однако, острый на язык Артём за словом в карман не полез:
- Да не, это скорее твой папаша, смотри, у вас с ним даже шмотки из одного бутика, - грязный, потрёпанный и мятый, давным-давно лишившийся какого-либо определённого цвета плащ бичары действительно был схожего фасона с китчевым вовкиным плащом. Заметив это, вся компания взорвалась хохотом, продолжая веселиться на тему вовкиного "родственника":
- Осталось такую же шапчёнку прикупить! Кролик нынче в моде, особенно такой задроченный!
- Ботинки, ботинки не забудь скотчем подмотать! И на пятках гламурно подрезать наискось, как будто стоптались!
- А в этой коляске, наверное, ещё тебя маленького катали? - закинул последний камень Тёма, кивнув на каркас из алюминиевых трубок, в котором узнавался остов от выброшенной кем-то тележки для сумок и который старик тащил за собой. Новый взрыв хохота заставил бомжа оглянуться на компанию безудержно веселящихся подростков. Он покивал им головой, что-то тихо бормоча, чем вызвал совсем уж истерическое веселье, и, неспеша побрёл в сторону арки, выходящей со двора на улицу. Из всей компании не заливался слезами от хохота только Вован. Он, натянуто улыбаясь, уже проклинал себя за то, что решил подколоть Тёму, клял самого трепача Тёму и, конечно же, бича, так некстати прошаркавшего мимо их тусовки.
Я выхожу на главную площадь нашего Города. Обход дворов уже закончен, всё в порядке и мне остаётся обычная формальность - завершить обход в самом центре, на месте средоточения Силы Света, для того, чтобы немного подпитаться её энергией и мощью. Наша центральная площадь - очень красивое и величественное место. С неё одновременно можно увидеть изящное здание театра и величественную постройку, принадлежащую служителям Фемиды - городской суд. На линии пересечения художественного, прекрасного и строгого, упорядоченного, да ещё столь большой и открытой, освещённой солнцем площади скапливается Сила, ради которой мы все живём, самое Жизнь, Бытие в своём незримом воплощении. Доступном для ощущения лишь избранным, таким, как я.
На площади сегодня не так уж много людей - рабочий день ещё не закончен, у большинства горожан дела и хлопоты совсем в других местах. Лишь парочка молодых влюблённых сидит на скамье, разглядывая что-то, держась за руки и тихо, мило беседуя о своём. Я медленно, не торопясь, обхожу по кругу всю площадь, сосредоточенно окидывая её как глазами, так и внутренним, более чутким взором, позволяющим заглянуть за пределы видимого, доступного человеческому взгляду.
Что-то не так... Где-то на площади притаился Червь. Он замер, ощутив моё присутствие, но я ощущаю след, оставленный им ранее, при передвижении по мостовой, этакий поток, холодящий нутро, заставляющий желудок немного сжиматься, словно при рвотных позывах. Я иду, ориентируясь на те мои чувства, которые ещё доселе не подводили меня при охоте на подобные создания. Снова круг по площади, но уже насторожившись, чутко отслеживая незримого врага. Он знает, что я за ним охочусь и единственное, что он может сделать, это подпустить меня поближе, пользуясь тем, что глазами я его увидеть не могу, подстеречь, а потом постараться впиться в меня своими ядовитыми клыками. Однажды, пропустив атаку подобного червя, я чуть не умер, пролежав в забытьи более недели. Только чудо помогло мне остаться в живых.
Ощущение враждебного присутствия становится всё сильнее с каждым моим шагом. Вот я подошёл к той самой скамье, на которой сидят давешние влюблённые, осторожно присел рядом. Через минуту они, догадавшись по моему собранному виду, что я веду охоту, поднялись и почтительно отошли в сторону, оставив меня наедине с неощутимой для них опасностью. Ещё минуту я прислушивался к своим чувствам. Почти физически ощущая близкое присутствие Червя, я мог наверняка указать лишь направление, где тот находится. Что ж, пришла пора приступить к охоте...
Поставив между собой и незримым врагом свой щит, я начал медленно смещаться в ту сторону, откуда всё сильнее исходили враждебные волны. Вот пододвинулся уже к краю скамьи - ни атаки, ни сопротивления от упирающегося в мою зачарованную преграду врага пока не ощущается. Плавно привстав, я перемещаюсь к соседней лавке, усаживаюсь на самый её краешек, еле дыша, весь взмокнув от напряжения в ожидании удара. Ну же! Давай! Я тут и я не дам тебе уйти!
И Червь не выдержал! Мой щит содрогнулся от удара и если бы не стопа, в которую я упёр нижний его край, наверняка опрокинулся бы или отскочил в сторону, приоткрывая меня для следующего выпада врага. Одновременно с этим ударом я увидел, как пульсирующее голубоватое сияние окутало щит, наполняя его блеском, феерией огней и сполохов, пробегающих волнами от места, в которое был нанесён удар, тянущееся по невидимому следу за отпрянувшими ядовитыми жвалами моего врага, очерчивая его контур, проявляя для моего взора. И вот я уже вижу окутанную сполохами голову Червя, не понимающего бессмысленности своих атак, удар за ударом наносящего в гудящую от напряжения магическую преграду, неистово и яростно пытающегося пробить её.
Выждав момент, когда враг отвёл голову для очередного удара, я сделал быстрый и точный выпад мечом. Острая игла в два локтя длиной припечатала Червя к земле, проткнув его сразу за затылочным наростом, пройдя насквозь и пришпилив словно пуговицу - надёжно и точно. Проколотый враг, не умея закричать от боли, заскрипел, затрещал своими кольцевыми наростами, перехватывающими его гадкое, покрытое редкими волосками тело. Короткая агония, и вот уже волшебство, коим напитан мой меч, завершает дело - мёртвый Червь истаивает прямо на глазах, лишь после смерти проявившись для взора на ту минуту, что он будет уходить в небытие, испаряемый, растворяющийся.
- А что ты в этом своём фонде делаешь? - Миша не видел Ольгу уже года три. После выпускного их класс как-то незаметно расползся, растворился, превратившись из довольно дружного коллектива в два с небольшим десятка самостоятельных личностей. Со своими личными заботами, делами, интересами. Если где-то и пересекались, случайно встретившись, всё ограничивалось безликим и безынтересным "Привет, как дела? Как жизнь? Ну ладно, давай, пока". Оля же ему всегда нравилась, но, пока учились вместе, встречались каждый день в школе, простого общения хватало. Теперь же, после того, как их пути разбежались в разные стороны, жизнь подкорректировала отношение ко многим вещам. В том числе и к школьной влюблённости. К тому же, сама Ольга за это время из забавной симпатичной девчонки превратилась в молодую, красивую женщину, от которой исходила сдержанная уверенность, этакая аура сердцеедки и кокетки.
- Я помощником бухгалтера работаю. У нас же штат, коллектив, у всех зарплаты, отпускные там, всякие компенсации, налоговые вычеты... Работа интересная, мне нравится. Опять же, благотворительный фонд - это не просто так расчётный счёт в банке. Это финансовые потоки, которые нужно регулировать, направлять и перенаправлять. Да и просто интересно. Ты знаешь, что в Сибири тигров стало в сто раз меньше, чем десять лет назад? А рыбы? Экология в ужасном состоянии, заводы дымят, всякие отходы химические и токсические утилизируются как попало! А ещё мы с детской больницей работаем, интернат наш городской поддерживаем. Лишённым нормального общения людям без помощи других людей очень одиноко бывает и тяжело, - Ольга говорила увлечённо и ярко, в глазах светился этакий огонёк, словно искра убеждённости и заинтересованности пылала на дне чёрно-карих озёр. Миша засмотрелся и даже чуть потерял нить беседы. Просто было приятно смотреть на неё и слушать её голос.
Для себя он уже решил, что обязательно пригласит Ольгу сегодня куда-нибудь вечером посидеть - в кафешку или в кино сходят вместе. Захотелось быть с нею рядом, безотчётно, просто быть. Даже сейчас, сидя на лавочке, хотелось неотрывно любоваться олиным лицом, забыв обо всём на свете - о том, что на работу вместо автобуса уже придётся мчаться на такси, навёрстывая время; о том, что вечером не поход в куда-то там планировался вообще-то, а тренировка, отработка спаррингов сегодня; о том, что...
- Миш, давай пересядем или в сторонку отойдём отсюда, - голос Ольги из увлечённо повествующего стал каким-то недовольным, капризным. Да и глядела она уже не в глаза собеседника, а куда-то за его плечо, недовольно хмурясь и морща носик, - Что-то здесь как-то...воняет.
Миша, проследив направление ольгиного взгляда, обернулся. К ним на лавочку, прямо за его спину, рядышком подсел бич. Не из тех ханыг, которые, насшибав на водку, независимо от времени суток и дня недели, ходят вечно не в себе, а просто слегонца съехавший с катушек мужик. Неопрятно одетый, давно не бритый и нечёсаный, но, тем не менее, трезвый и не пристающий с вечными извинениями и попрошайничеством "на хлебушек". Видел он уже этого мужика, вместе с его неизменной тележкой и лыжной палкой. И, что странно, ни разу не видел за занятием, вроде бы бичам положенным по статусу - за раскапыванием мусорных куч или мародёрством у баков с отходами.
Ольга же очень настойчиво стала намекать, что находиться рядом с таким отребьем она не может и не желает. Увидев, что Миша её не понимает, она, прямо как маленького, взяла его за руку и почти оттащила подальше от лавочки, на которой расселся этот... этот... бич.
- Нет, ну ты представь, а? Ужас, до чего себя могут запустить люди! Здоровый лоб, ему бы на завод идти работать - по три нормы выдавал бы. Нет же, проще ходить бездельничать, на водку сшибать мелочёвку, а потом в свою халупу переться на ночь. Вшивый небось, да ещё какой-нибудь. И, типа не понимает - взял подсел к нам, простой такой! Вот до чего же люди себя запустить могут, да? - Оля, перестав морщиться лишь сейчас, посмотрела Мише в глаза, ожидая поддержки в своём негодовании, осуждении падших личностей вроде этого бича.
- А? - Миша как будто не слышал её тирады, стоял как потерянный.
- Я говорю, вид у этого мужика, как будто он из средневековья к нам сюда заявился - немытый, небритый и зачуханный, - Оля не переставала пенять на распустившихся алкашей, не понимающих, что рядом с ними, с их неизменной вонью и неизвестно какими инфекциями, совершенно невозможно чувствовать себя гражданином цивилизованного государства, современным человеком и что-то там ещё... Момент, когда она задала вопрос, Миша почему-то пропустил, задумавшись. Он отреагировал лишь на вопросительную интонацию, да и то, лишь когда почувствовал в голосе девушки какие-то неприятные визгливые нотки:
- Ты вообще меня слышишь?!
- А? Прости, Оль, отвлёкся. О своём, о женском задумался.
Лицо девушки снова разгладилось, она улыбнулась и, словно немного смущаясь, так мило и невинно закусила губку перед тем, как задать вопрос:
- Да ладно...Миш... А ты сам-то как? Жениться не успел ещё?
- Я? Да нет. Как-то не сложилось.
- И у меня тоже... Не сложилось с замужами... Ты сегодня вечером занят? Может встретимся?
Почему-то оттого, что не пришлось врать, Мише было особенно легко. Ответ сам собой получился - даже не задумываясь, Миша уверенно и твёрдо озвучил то, чему сам не мог найти объяснения:
- Извини, Оль. Ты знаешь, у меня сегодня тренировка, допоздна занят буду. Давай как-нибудь в другой раз, потом встретимся, пообщаемся.
Девушка, словно увидев в мишиных глазах окончательный и не подлежащий обжалованию приговор, услышав его в интонации голоса, разом как-то отстранилась, что ли. Словно та самая нить, которая могла бы их связать, оборвалась ещё до того момента, когда оба почувствовали взаимное притяжение.
- Ну ладно. Я пойду? Мне тут на работу недалеко. Пока? - в каждом слове, в вопросах, в голосе чувствовалась надежда на то, что ещё можно вернуться, попытаться переиграть иначе, словно намёк на вторую попытку.
- Пока. Счастливо,- Миша слегка коснулся губами её щеки, прощаясь,- Давай. Ещё увидимся.
"И разошлись, как в море корабли" - именно эта фраза назойливо крутилась у Миши в голове, когда они, распрощавшись, разошлись в разные стороны. Не было грусти или сожаления от того, что всё произошло именно так, напротив - стало как будто легче дышать и показалось на секунду, что солнце стало светить немного ярче.
Проходя мимо лавочки, на которой они с Ольгой ещё совсем недавно сидели, Миша обратил внимание, что тот самый бич, из-за которого Оля так странно себя повела, пересел на соседнюю лавочку и, благостно зажмурившись, подставил лицо нежным лучам апрельского солнца. Не задумываясь, не выбирая между "да" и "нет", парень выгреб из кармана все деньги, что были с собой. Всё, что было крупнее червонца, бросил обратно, мелочёвку же и ворох десяток положил, нагнувшись, на дно пустой сумки, пристёгнутой к тележке. Сделав несколько шагов к дороге, всё же задумался на секунду, притормозил, а потом и вовсе решительно развернулся, чтобы подойти обратно к бродяге.
Тот смотрел на него, чему-то улыбаясь себе в бороду, и Мише его улыбка не показалась хитрой или насмешливой. Более всего выражение лица этого человека напоминало сдержанное, даже покровительственное одобрение. Странно, но парень почувствовал гордость от того, что ему таким образом улыбался совершенно незнакомый, нечёсаный, небритый, абсолютно неухоженный мужик. Подойдя к бичу вплотную, Миша снова выгреб из кармана все деньги, отложил себе стольник на такси, остальное же (что-то около двух тысяч) вложил тому прямо в руку. Бродяга принял их совершенно спокойно, как будто так и было нужно, и с таким достоинством, что сама передача денег сделалась совершенно не похожей на милостыню. В ответ он лишь сдержанно-благодарно кивнул, доверительно прикрыв глаза, и тихим глубоким голосом произнёс:
- Благодарю.
- Это вам спасибо. Удачи,- ответил Миша и, уже совершенно уверенно и спокойно, пошёл к дороге.
Сегодняшний день был не из лёгких - из долгой зимней спячки скоро начнут выходить Гниды. Мало того, что эти существа очень небольшие и проворные, так они ещё и умные как сто чертей. Никто из созданий Тьмы не хитёр и изворотлив так, как Гниды. В одиночку Гнида не очень опасна - от её прикосновения хочется почесать то место на коже, где чувствуется раздражение, обычно этого хватает, чтобы отпугнуть тварь. Но если Гниды облюбовали себе жертву и собрались охотиться на неё, то горе человеку несведущему и не имеющему должного опыта в борьбе с этой нечистью.
Эти твари охотятся стаями. Вначале несколько Гнид наносят метки на будущую жертву - пятна своей липкой, клейкой слюны на локти или под колени. По мере почёсывания этих поражённых раздражением мест человек разносит метки дальше, по всему телу, и вот уже к ночи, перед сном он почти весь становится покрыт красными пятнами и испариной, самочувствие ухудшается, человек проваливается в сон как в бред... А потом приходят Гниды и завершают начатое - к утру их жертва будет уже покрыта язвами и кровоподтёками, рубцами с которых гниды и питаются. За месяц они могут просто извести человека, не давая заживиться его ранам, паразитируя на его крови и боли.
Единственное слабое место у Гнид - это срок их жизни. Тварь живёт всего несколько дней, правда размножается она при этом с невероятной скоростью. И если бы я не находил и не уничтожал их гнёзда, устроенные в тёплых и влажных местах, наверное наш Город уже давным-давно был бы съеден заживо летними ночами.
Сегодня я пролазал почти пол-дня по подземным рекам и пещерам, пронизывающим почву под всем нашим Городом. Про них почти никто из горожан не знает, и только любознательные, всюду проникающие дети пересказывают друг другу легенды про страшных подземных обитателей. Что ж, сегодня я сократил число этих обитателей ещё на семь гнёзд. Спалил их вместе с вызревающими личинками Гнид. Правда, устал безмерно, разыскивая эти логова.
Валера посмотрел на Наташу, потом вглубь зала, туда, где была дверь в кабинет Ведьмы, и сделал вид, что его что-то необыкновенно сильно заинтересовало за окном магазина. Отвернувшись от входа, охранник прямо-таки с пристальным вниманием принялся разглядывать остановку на противоположной стороне улицы. За то время, пока он считал там ожидающих автобуса людей, по ступенькам от входа в торговый зал поднялись несколько девочек, женщина с ребёнком на руках и бич, предупредительно придержавший перед ней дверь и неожиданно элегантным для зачуханного бродяги жестом пригласивший пройти вперёд.
Вообще, для бича этот мужик был слишком уж необычен. Уж кому как не Валере, бывшему менту, было в этом разбираться. Слишком опрятно для обычного бича выглядел (есть масса мелких деталей, свойственных именно этому "классу"); слишком культурно для бича себя вёл - не заискивал перед всеми, но и не хамил; даже осанка у него была не такая, как "положено", она была именно осанкой. Но больше всего не вязались с обликом бича глаза - подвижный, цепкий взгляд был необычайно пристальным и проницательным, совсем не тем постоянно блуждающим или напротив, заискивающе-просящим, холуйским.
В присутствии этого бродяги Валера каждый раз чувствовал себя как-то неуютно, как овощ не в своей тарелке. И дело не в том, что его очень уж раздражали ощущения неправильности странного бича, а в том, что он себя самого ощущал неправильным, не на своём месте, хотя в другое время работа охранника в магазине его вполне устраивала. Единственный (а точнее - единственная), перед кем ему здесь приходилось "прогибаться", была директриса магазина Елена Романовна, среди персонала за глаза именуемая Ведьмой. И ведь на сто процентов оправдывавшая свой титул - не было в магазине ни одного человека, которого бы Елена Романовна не макнула в грязь лицом. Не с одной стороны, так с другой, не с другой, так с третьей - Ведьма активно самоутверждалась за счёт подчинённых и каждого она находила за что пристыдить, пожурить, а то и наорать прямо в торговом зале. И далеко не у всех хватало духу написать заявление об уходе - многие терпели, сами себя утешая, что придёт и на их улицу праздник, что на дураков не обижаются, что начальству виднее как оно там надо...
С самим Валерой Ведьма общалась сугубо официально и строго, словно ощущая, что он себя здесь, в магазине, порой неуютно чувствует, но перед ней особо не трепещет. То есть, слабину, как хорошая охотничья собака чуяла, однако до поры до времени в атаку не бросалась. С валериной же стороны ни попыток "поставить себя мужиком", ни совсем уж откровенного заискивания перед начальницей не было - работа его устраивала, но не настолько, чтобы в собственных глазах становиться тряпкой и начинать "стелиться" под начальство.
Начальство, которое приходу такого посетителя, как этот бич, явно не обрадовалось бы. Ну какой из бродяги покупатель? Только и гляди - как бы чего не стащил или не испортил ненароком. Да и прочим посетителям не особо приятно соседство с таким типом в одной очереди. Про СЭС можно не вспоминать даже - вот уж кто был бы рад ухватиться за подобного товарища, если захотели бы руки пачкать.
Хотя, по большому счёту, серьёзно к этому бродяге прицепиться было не за что. Валера, как человек бывалый, сразу увидел, что и не бич это никакой, скорее человек с какой-то душевной травмой (не поворачивался язык назвать его душевнобольным) и очень, оч-чень непростым прошлым. По выправке было видно, что военная форма была ему когда-то в самый раз, а по скупым, экономным жестам, по уверенным движениям и острому взгляду Валере было понятно, что тренировали этого человека в своё время наславу, до сих пор навыков не растерял. А что одет неряшливо? Так на иных модников с модницами взглянешь и неясно становится - за деньги они свои шмотки покупали или на свалке подобрали.
К ним в магазин этот бродяга наведывался нечасто, да и с чего бы ему быть завсегдатаем продуктового магазина, где ценники отнюдь не удивляли низкими показателями. Однако, и не так уж редко заходил - по нескольку раз в месяц. И каждый раз шагал прямиком к кафетерию, где торговали сдобой да пирожками своей же выпечки, только вынутыми из печи, спрятанной в закутке и испускавшей такие ароматы, что порой душу можно было бы заложить кому-попало за один укус свежего пирога или ватрушки. Управлялась со всем этим духовочно-кассовым хозяйством Наташа - симпатичная, улыбчивая девчонка, успевавшая и новую партию сдобы в печь загрузить и покупателям свежего печива упаковать. Несколько пирожков или булок, выбранных этим странным посетителем, Наташа заворачивала, не спрашивая, очень аккуратно упаковывая в фирменный кулёк, а потом ещё и в пакет. И, как по секрету рассказала её подруга, иногда помогавшая управиться у печи, не каждый раз денег, выложенных бичом, хватало на оплату покупки. На вопрос - почему Наташа не отказывает ему, если денег не хватает, та ответила спокойно: "Я же вижу - ему очень хочется купить. А на пару рублей, добавленных в кассу, от меня не убудет".
В этот раз всё было как обычно - бродяга подошёл к прилавку, не торопясь, выбрал несколько свежих плюшек. После чего, дождавшись когда Наташа их упакует, выложил на блюдце возле кассы пятисотку. Девушка удивилась, однако виду не подала и, пробив чек, тщательно отсчитала сдачу. Забирая купюры и монеты, странный посетитель оставил на тарелочке струблёвую купюру, причём явно было видно, что он её забирать и не собирается. Тем не менее, Наташа окликнула его, сама не задумываясь, автоматически: "Мужчина, вы сдачу забыли". Уже отошедший на пару шагов бомж оглянулся, сдержанно улыбаясь, и негромко, глядя прямо в глаза девушке, произнёс:"Нет, всё верно. Возьмите".
Наташа слегка растерялась. "Это получается, что он знал, что не всегда денег хватало и подсчитывал сколько. А сколько примерно?" На минуту она задумалась, зачем-то лихорадочно пытаясь подсчитать - могла ли накопиться таким образом сотня. Вроде бы и получалось...
Из задумчивости её вырвал громкий неприятный голос директрисы:
- А что это у нас на кафетерии очередь собралась? А, Наталья? - Ведьма стояла прямо напротив продавщицы и, казалось, взглядом готова была просверлить дырку в ней прямо насквозь. Наташа смутилась, попыталась что-то ответить, объяснить, но от растерянности так и не смогла сказать ничего внятного:
- Да тут сдача... Я считала... Вроде всё правильно, а у меня не получается... Но я сейчас...".
Однако Наташи для Елены Романовны уже словно и не существовало. Увидев того, кто, по её мнению, был виновником скопившейся очереди, она быстрым шагом подошла к бродяге и, глядя прямо ему в лицо, спросила, обращаясь почему-то к охраннику:
- Валера, а почему у нас такие посетители в магазине? - её голос всё больше и больше набирал громкость, как-будто охранник стоял не в трёх шагах, а как минимум в десяти метрах, -Я же говорила - ТАКИХ не пускать. Ты вообще для чего здесь, ты охранник или так, постоять зашёл? Что он здесь делает? А? Я тебя спрашиваю! - взгляд директрисы наконец-то отцепился от бича и она повернулась к Валере.
Валера смотрел на мужичка, растерянно переводящего глаза с него на Ведьму, прижимавшего пакет со сдобой к груди так, как будто у него сейчас попытаются этот пакет отобрать, выгоняя взашей. Охранник почувствовал, что ощущение неправильности, которое постоянно сидело где-то в подсознании, свербило и не давало покоя, наконец-то обрело вполне конкретные и понятные формы. Сделав пару плавных шагов в сторону, так, чтобы взгляд директрисы последовал за ним и окончательно выпустил из обзора бродягу, Валера чуть набычился, как в молодости на спаррингах по рукопашке и уверенно выдал:
- А чего ты кипятишься, Романовна? Чем тебе не нравится моя работа? В магазине порядок, ни воришек, ни алкашни пьяной по отделам не шатается, всё нормально. Какие проблемы?
Директриса, бывшая младше Валеры лет на пятнадцать, не ожидала такого тона и такого обращения. Губы у неё сжались в тонкую полоску, взгляд напомнил прищур готовящегося к выстрелу снайпера, а по лицу пробежалась волна пунцовости, уступив место какому-то зеленовато-бледному оттенку. Резко развернувшись на каблуках, Ведьма напряжённой походкой стремительно процокала через весь магазин к себе в кабинет.
"Уволит? Навряд ли. А если и уволит, пошла бы она вместе со своим магазином к такой-то матери", - мысли были немного отстранённые и... азартные что ли, как будто не о себе размышлял Валера, глядя вслед благодарно кивнувшему и выходящему из магазина бродяге.
- Ну ладно, до завтра. Давай, - Вован, прощаясь, пожал правую руку и приобнял левой Стаса, прямо как настоящие мафиози. Уже стемнело и предстояло ещё дойти через квартал до дома по поглощённым тьмой, едва освещаемым окнами квартир, дворам. Сунув руки в карманы и уставясь себе под ноги, парень шагал, выбирая путь почище и обходя мерцавшие в лужах отражения окон. В голову почему-то лезла всякая хрень - от увиденных недавно в фильме упырей до кровавых маньяков со страниц жёлтых газет.
"Вот так пропадёшь вечером, хрен кто найдёт", - становилось всё неприятней идти дворами, выходить же на освещённую фонарями улицу было влом, да так и дальше было. Однако разыгравшееся воображение рисовало уже кровожадные взгляды из каждого подвала, слух вылавливал подозрительные шорохи со стороны помойки, а спиной прямо-таки чувствовались мистические хищные ночные твари, норовившие подкрасться поближе и запрыгнуть прямо на шею, впиваясь в неё острыми зубами.
Вован, поначалу храбрившийся и успокаивавший себя скептическими мыслями типа "да какие тут могут быть убийцы с вампирами вместе", сам не заметил, как ускорил шаг и всё чаще стал нервно оглядываться за спину, постоянно нервно стреляя глазами по сторонам. Сжатые в карманах кулаки вспотели, по затылку же до самой спины сквозил неприятный холодок, несмотря на тёплый вечер и отсутствие малейшего ветерка.
"Да ну на фиг такие вечерние прогулки!" - тихонько пробубнил под нос Вовка и свернул-таки в сторону арки, за которой мерцала огнями ярко освещённая улица. Сам не заметив, всё более ускоряя шаг, он уже почти достиг спасительного проёма, за которым все страхи становились снова обычной выдумкой, детскими глупостями.
Оставалась всего пара шагов до границы двора, до черты, отделяющей сумеречную часть мира от ярко освещённой арки, когда навстречу Вовану выдвинулся чёрный мешковатый силуэт. От неожиданности парень сбился с шага и настолько резко остановился, отшатнувшись, что чуть не сел на задницу.
- С-сука!, - адреналин шумящей волной прошёл от затылка да самых пяток, заставляя моментально пересохнуть горло и промораживая откуда-то изнутри, от позвоночника, сведя короткой судорогой всё тело. Пара нервных хлопков глазами, как-будто от удара в лоб, заставила быстро прозреть, привыкнув к переходу света и темноты. Оказалось, что из подворотни навстречу Вовке неспеша ковылял тот самый бичара, из-за которого его недавно так обосрали. Страх мгновенно превратился в состояние дикой злобы, почти животной ненависти.
Первым же ударом в лицо Вован свалил бомжа на землю, тот осел как мешок и даже не пытался сопротивляться, лишь втягивая голову и пытаясь закрыться от пинков руками. Вламывать бичу было легко и доставляло прямо-таки оргазменное удовольствие. Вовка вошёл в раж и с каждым пинком выдыхал нечто получеловеческое, не всегда внятное и членораздельное:" На! Н-На! Пала! Су-а! К-ха!".
Взрыв кипучей задорной злости быстро прошёл, заставив отойти на пару шагов и быстро осмотреться по сторонам. На улицу выходить уже расхотелось. Гордость и смелость распирали Вована словно супергероя. Плюнув в сторону валяющегося на земле бича, он пошёл домой уже не спеша, гордо подняв голову. Вместо хищных и полотоядных взглядов ему теперь мерещились одобряющие, восхищённые. Он ничуть не удивился, когда из самых тёмных уголков невидимые свидетели его победы стали едва слышно шептать: "Вот крутой... Как он его... С таким опасно связываться, ничего не боится... Мужи-ик".
Окончание в комментариях