Служил я как-то на флоте... 2-я серия. Про молодое пополнение.
Быль первая.
1988 год. Черноморский флот. Прибыло на наш корабль молодое пополнение. Сидит в каюте командир БЧ-4 (связист), Дима, изучает личные дела вновь прибывших.
(Д – Дима, командир БЧ-4; Я – я, собственно)
Д: - Ой, ёоооооооо!!! Пи..ец! (резко и громко, я аж подпрыгнул)
Я: - Что такое?
Д: - Да вот... Посмотри на фамилию...
И кидает мне личное дело матросика. А на личном деле черным по белому... синим по желтовато-коричневому, «кучерявым» почерком, с завитушками, выведено «Ленин В.И.».
Д (тоскливым голосом): - Как же я его наказывать-то буду?
Как понимаете, вместо слова «наказывать» было другое.
Все разрешилось довольно быстро. Фамилия этого паренька была Ленич. Но рукописная буква «ч» в конце фамилии была абсолютно похожа на «н». Случайно или нет, не знаю.
Быль вторая. Длинная.
1989 год.
Вернулись в родную базу из Средиземки. Мой штурманский электрик, Эдик из Люберец, уже переслуживал больше месяца и с нетерпением ждал себе смену из учебки.
Наконец привезли молодых морячков. В том числе, и штурманского электрика. Парнишка по имени Надир (очень штурманское имя), родом из Средней Азии, таджик. Личные дела подзадержались в штабах. Поэтому записываю личные данные с его слов. Сразу удивляюсь довольно сильному акценту. В те времена на флот брали, как правило, ребят пограмотней. И русский язык знали получше, чем сейчас. Поручаю люберецкому Эдику разместить Надира и показать обслуживаемую аппаратуру.
Через час прибегает Эдик. В панике.
(Э – Эдик, Н – Надир, Я – я, как это и неожиданно)
Э: - Трщ стрший лтнант, это ЖОПА!!! Этот Надир нихера не знает! Он по-русски еле говорит!
Я: - Не трынди. Он же из учебки. Чему-то же научили? Где он? Ща я сам с ним поговорю.
Идем на боевой пост к гирокомпасу. Захожу первым и офигеваю. За недолгое отсутствие Эдика, Надир успел ручкой на гирокомпасе (!!!) написать «ТАДЖИК».
Я: - Надир, ты же из учебки?
Кивает.
Я: - Этот аппарат знаешь? Что это?
Киваю на гирокомпас, обесчещенный граффити.
Н: - Нэт. В учэбка зэмла капал, в тачка вазыл. Рюски йазик нэ знал.
Пипец, приехали. Накрылся Эдиков дембель.
В общем, после долгих мольб в штабе, шантажа, взаимных посыланий в известные адреса, подарков из нескольких литров спирта, обещаний десятков литров спирта (кто же их когда-нибудь отдавал?) выписали мы нового штурманского электрика и перевели Надира на берег. Водителем на грузовик. У него как раз все категории были.
Захожу в гирокомпасную. Там Надир радостный, упаковывает вещмешок.
- Здравия желаю, товарищ старший лейтенант! Вот, вещи собираю.
На баке (столе) лежит раскрытый блокнот. С офигенным рисунком девушки! Вполне славянской внешности, возле березки, а не какого-то анчара или верблюжьей колючки. Надир замечает мое внимание к рисунку.
- Это я рисовал. Это моя девушка, Ирина. Да Вы не стесняйтесь, полистайте. Там много моих рисунков. И стихи тоже мои. Читайте, оцените.
И ни малейшего акцента!!!
Что сказать? Рисунки очень хороши. Шариковой ручкой, карандашом. Пейзажи, портреты, шаржи. И стихи толковые. Не «кровь – любовь». И ни одной ошибки. Даже точки/запятые на своих местах.
Сказать, что я охренел, - ничего не сказать. На флоте много слов, которые могли бы описать мое состояние. Но все матерные.
Как выяснилось, Надир после 10 класса не захотел поступать в ВУЗ, связался с нехорошей компанией, поссорился со своим таджикским папой, профессором и деканом госуниверситета, и тот, под слезы своей русской жены, мамы Надира и, по совместительству, преподавателя-филолога этого же университета, зафитилил сыночка на 3 года в ВМФ.
Как вы понимаете, на берегу Надир служил всего 2 года. И уже через месяц-два возил на УАЗике командира базы. Натренировался «на гражданке» на папиной Волге.