«СЛОВАРЬ НЕПОНЯТНЫХ ДЛЯ КРЕСТЬЯНИНА СЛОВ»⁠⁠

или как разговаривать с отсталыми элементами

В 1929 году в Советском Союзе был издан один из самых парадоксальных и красноречивых документов эпохи — «Словарь непонятных для крестьянина слов». Его название звучит как диагноз.

Чтобы понять его значение, нужно представить контекст. Шла первая пятилетка, страну охватила сплошная коллективизация. В деревню, которую власть рассматривала как «отсталую» и «мелкобуржуазную стихию», направлялись тысячи агитаторов, партийных работников и просто грамотной городской молодёжи. Они несли с собой не только новые идеи, но и новый язык, насыщенный аббревиатурами (ВКП(б), НКВД, колхоз), политическими штампами («диктатура пролетариата», «экспроприация», «кулак») и научными терминами («индустриализация», «электрификация», «агроном»). Для крестьянина, чей лексикон веками складывался из названий сельских работ, явлений природы и понятий обычного права, эта речь была подобна иноземному наречию. Она не столько просвещала, сколько пугала.

И здесь кроется главная идея Словаря. Он был написан не для крестьянина, а для агитатора. Словарь стал инструментом адаптации пропаганды. Если партийный работник знал, что «абстракция» или «бюрократ» — слова для мужика тёмные, он мог найти определение в словаре и разъяснить нужное понятие простыми словами. В этом был прагматичный расчёт: чтобы управлять, нужно быть понятым.

Однако за этим прагматизмом стояла и колоссальная идеологическая пропасть. Сам факт существования такого словаря давал понять, что существует «правильное» знание (советское, городское, прогрессивное) и «неправильное» незнание (крестьянское, деревенское, отсталое).

Что же попадало на страницы этого уникального издания? Рядом с «интернационалом» стояли «интеллигенция» и «инженер», рядом с «коммунизмом» — «композитор» и «конституция». Слово «литература» оказывалось в одном ряду со словом «лодырь».

Историческая судьба «Словаря непонятных для крестьянина слов» оказалась недолгой. Уже в 1930-е годы, с утверждением культа личности и тотальной унификации всей жизни, необходимость в таком пособии отпала. Язык пропаганды, каким бы сложным он ни был, должен был не объясняться, а заучиваться и приниматься на веру, как молитва на церковнославянском. Деревня была сломлена, и её сопротивление, в том числе и языковое, было подавлено.

Сегодня этот словарь — не просто исторический курьёз. Это памятник трагического разлома, прошедшего через судьбу страны.

Но знаете, в наше время вполне необходимо издавать новые словари, например, Словарь слов непонятных для скуфов. Потому что «старики» по 40-50 лет, не говоря уже о более древних реликтах, не знают, что такое кринж, краш, треш, слэй, делулу. Они не понимают, как можно флексить, чиллить, рофлить и шипперить.

Эти криповые чечики и скуфы флексят свои скиллы, но это так кринжово, что они достойны гостинга и лучше ивейтить их по возможности.

Вы поняли, чтО сейчас прочитали?

В нашем стремительном мире нам нужны новые «словари непонятных слов», которые так же незаметно, но неумолимо рисуют границы между группами, культурами и поколениями.