Скорбь, сочувствие и одиночество

Прохладным ранним утром 1-ого августа на берегу Ла-Манша в английском городе Портсмуте вы могли бы видеть этого молодого человека. О, вы бы обязательно обратили на него внимание! Нельзя было не заметить его подавленного и мрачного настроения. Широкий лоб был сморщен, густые брови нахмурены, небесно-голубые глаза отчаянно устремлены в никуда. Возможно, среднестатистическая представительница женского пола нашла бы юношу если не привлекательным, то интересным, потому как выражение мрачного погружения в себя на его лице придавало загадочности и своеобразной отчуждённости всей его худощавой фигуре. Он весь представлял собой крайне романтический образ. Несчастный молодой человек в отлично сидящем тёмно-синем костюме, белоснежной рубашке с дорогими запонками и респектабельном галстуке необычайно вписывался в морской пейзаж (хоть это и был пролив). Трагический образ одиноко сидел на холодной гальке лицом к волнам, подползающим, чтобы пасть ниц перед лицом великой человеческой скорби.
Наблюдая за этим юношей, вы бы ещё больше удивились, когда он, сняв свои блестящие чёрные ботинки и чистые носки, босиком, но в одежде пошёл прямо в объятия волн, прямо в холодную утреннюю воду. Вы бы с недоумением смотрели на то, как он, тяжело рассекая ногами сопротивляющийся водный поток, упрямо двигался вперёд, к какой-то неизвестной цели. Возможно, вы бы окликнули его, или же позвали кого-то на помощь, или даже сами ринулись бы вытаскивать бедолагу из воды. Но в то утро никого не было поблизости, и только крикливые чайки могли лицезреть это необычное зрелище.
Когда вода доходила молодому человеку уже до колена, он вдруг споткнулся обо что-то и рухнул под подкатывающуюся волну, которая сразу накрыла его тело. Вынырнув, юноша растерянно замахал руками и потряс головой, направляясь теперь уже обратно к берегу.
Добравшись до гальки, он устало прилёг на спину, устремив свой взор в светло-серое небо. Так он лежал с четверть часа, размышляя о чём-то глубоком и вечном. Казалось, все страдания Вселенной отражались в почти неподвижных зрачках...
Но насмешки погоды и климата вернули юношу от вопросов вечного к прозаичной и циничной реальности. Бедолага совсем продрог и дрожал как в сумасшедшей лихорадке. Юноша быстро поднялся и зашагал прочь от Ла-Манша под ритм своего сердца и постукивающих зубов.
А Портсмут постепенно просыпался, и из аккуратненьких домов стали выходить аккуратненькие англичане (и не только). Из Трафальгарского Холла высыпались иностранные студенты, дружной шумной оравой продвигавшиеся к столовой. Знакомый нам юноша с болью смотрел на их весёлые лица и слушал оживлённый говор. Его мысли занимали рассуждения о том, что всё – и эти студенты, и испорченный солёной водой дорогой костюм, и чайки, и море, и даже это утро – тленно. Ничто не вечно под луной!
Студенты часто оборачивались на мокрого с ног до головы юношу, который уныло шагал по тротуару босыми ногами. Несчастный паренёк слышал удивлённый смех и шуточки на неизвестных ему языках, и от этого ему становилось ещё тоскливее. В душе его разрастался беспросветный мрак.
Юноша брёл наугад, стараясь не обращать внимания на ошарашенных его внешним видом прохожих. Случайные камешки больно кололи его ступни, любой порыв прохладного ветра бросал его в невольную сильную дрожь. Несмотря на все свои старания, юноша всё же замечал на лицах у прохожих то едкие насмешки, то бессильное сострадание. И то, и то было ему крайне неприятно и даже омерзительно. «Как низок и жалок род человеческий!» - думал юноша с горестью.
По пути ему попалось только что открывшееся кафе быстрого питания с непримечательным названием и страшно вредным меню. На мгновение лишь отвлёкшись от мрачных мыслей, молодой человек подумал, что неплохо было бы подкрепиться. «Как-никак, со вчерашнего дня у меня во рту не было ни крошки!» - подумал он, переступая порог заведения.
У кассы его с очаровательной голливудской улыбкой встретила смазливая девушка с длинными светлыми волосами и милым круглым носиком. От нежной кожи будто исходил мягкий и тёплый свет, а широко раскрытые карие глаза источали доброжелательность.
- Доброе утро! Делайте ваш заказ! – радостно и нежно сказала девушка.
- Действительно ли это утро такое доброе?.. – меланхолично заметил юноша и посмотрел на бейджик девушки. – Хейзел.
Девушка кивнула и продолжила с ожиданием смотреть на первого за день посетителя.
Безучастным голосом юноша сделал заказ, чувствуя, как обильно начинает выделяться слюна у него во рту. Расплатившись и забрав красный поднос с сочным поджаренным беконом, яичницей, глубокой тарелкой золотых хлопьев с молоком и кружечкой чёрного чая, молодой человек поплёлся к самому дальнему столику в углу. Он с видимой неохотой, а точнее, с хорошо скрываемым нетерпением, принялся за свой завтрак. С апатичным лицом пережёвывая кусочек бекона, юноша никак не выражал того несказанного удовольствия, которое получал от блюда. «Господи, я никогда не пробовал ничего вкуснее!» - подумал он, но лицо его до сих пор оставалось маской без единого намёка на эмоции.
Юноша прекрасно осознавал, что весь этот спектакль разыгрывался ради единственного зрителя. Это была Хейзел, так и стоящая одиноко у кассы. Когда юноша поднял на неё глаза, она в тот же миг вновь расплылась в ослепительной улыбке. Зрелище было невероятно милым и приятным, но юноша заставил себя опустить глаза, выражая полную незаинтересованность в происходящем вокруг. «Теперь ничто не может приносить мне радость после того, что случилось в моей жизни», - подумал он, вспоминая о своём горе. По щеке его покатилась одинокая слезинка, которую он всеми силами попытался скрыть, но Хейзел всё-таки это заметила (девушка обладала на редкость хорошим зрением) и ещё больше забеспокоилась за странного посетителя. «Как же он несчастен! – сочувственно думала она. – О, как бы я желала помочь ему!»
Тем временем несчастный юноша окончил трапезу. Он с горечью взглянул на опустевшую посуду, плавным движением отодвинулся от стола вместе со стулом (наделав при этом много шуму), посидел так немного задумчиво и вдруг резко встал, выпорхнув из кафе в мгновение ока. Девушка не успела даже предупредить, что в их заведении принято прибирать за собой – да и, наверное, не решилась бы это сделать.
Хейзел не могла найти себе места. Сердце бешено заколотилось, ладони вспотели и начали дрожать. Закусив нижнюю губу, девушка думала, как ей следует поступить. Великое человеческое сострадание не позволяло ей просто забыть об этом посетителе, как она забывала сотни других. «Они все были заурядны и пусты, - думала девушка, - а Он особенный, я вижу в нём большую глубину... Возможно, в нём также есть пустота, но она не даёт ему покоя и лишает шанса на счастье. Он – живая, страдающая душа...»
Хейзел едва не расплакалась. Однако в какое-то мгновение ею овладела решимость. Она сдёрнула с себя кепку кассира, швырнула её на вымытый ею же недавно пол и рванулась к выходу. В кафе остался только один работник с кухни, который в это время находился в уборной и не знал того, что, собственно, только он один теперь находился в заведении. Чуть позже его ожидал не очень приятный сюрприз, когда он услышал у кассы возмущённые восклицания новых посетителей.
Молодой человек брёл по полупустым улицам, греясь под лучами уже начавшего пригревать солнца. Мокрая одежда неприятно прилипала к телу и висела на нём тяжёлой ношей. Юноша как раз подумывал о том, чтобы сбросить пиджак прямо под ноги прохожих, когда его плеча кто-то коснулся. Обернувшись, молодой человек увидел запыхавшуюся Хейзел. Она вновь улыбнулась, даже не зная, что следует сказать. Но молодой человек всё понял. Он понял, что его спектакль удался, а произведённый эффект даже превысил ожидания.
- Как тебя зовут? – спросила девушка, глядя на юношу большими карими глазами.
- Бен, - ответил он, грустно улыбнувшись. Затем, на секунду лишь задумавшись, он добавил: - Ты сбежала с рабочего места.
Хейзел заметила, что на ней до сих пор был чёрный передник, выдававший её принадлежность к персоналу кафе. Она быстро отвязала его, сняла бейджик и, скомкав всё, бросила куда-то под ноги.
- Да, сбежала, - сказала Хейзел почти с гордостью. – Джей будет в ярости и наверняка меня уволит. Но это неважно.
Бен опустил глаза, продолжая грустно улыбаться. А внутри у него всё пело. Он ни слова не сказал и зашагал дальше. Хейзел двинулась за ним, отчего-то страшно волнуясь.
Они почти не разговаривали, но гуляли вместе весь день. Прошли вдвоём самые красивые места города, ели мороженое на пляже, посидели почти во всех парках. Время от времени они обменивались короткими фразами вроде «Красиво...», «Посмотри, как живописно!», «Какая вкуснятина!», «Сидеть бы здесь вечно...» и так далее. Впрочем, почти всегда говорила Хейзел, а печальный Бен только соглашался. Хейзел была счастлива. Ей казалось, что она стала лучиком света в беспроглядном мраке, окутавшем душу парня. Ей нравилось ощущать себя спасительницей, поддержавшей беднягу в минуты горя и душевного упадка. «Со мной он не чувствует себя слишком уж одиноким».
Ближе к вечеру, в очередном парке, Хейзел наполнилась ощущением, что настал момент истины.
- Бен, - начала она осторожно, - я вижу, как тебя изнутри что-то гложет. Я вижу страдание в твоих глазах, вижу душевную боль на твоём лице. Поделись же со мной своим горем! Поплачь, если захочешь – чувствую, ты имеешь на это право... и не бойся, тебе не должно быть за это стыдно. Не сдерживай себя. Страдание, спрятанное в сердце, разъедает его ещё болезненнее... Скажи же, в чём твоё несчастье? Впрочем... не говори, если не хочешь. Я не буду заставлять тебя.
- Ты хорошая девушка, Хейзел, - сказал Бен глухим голосом, глядя куда-то в сторону. – Я благодарен тебе за поддержку. Так и быть, я готов тебе открыться. Я и без того не забываю о своём горе ни на секунду, и лишнее упоминание не сможет сделать мне ещё больнее... Буквально вчера, ровно сутки назад, у меня умер друг.
Из глаз Бена брызнули слёзы. Хейзел ахнула, закрыв ладонями нижнюю часть лица.
- Мне очень жаль, Бен, - прошептала она.
- Мы были почти н