Серебряный век. Плевочек на теле русской поэзии⁠⁠

Любо мне, плевку-плевочку,

По канавке грязной мчаться,

То к окурку, то к пушинке

Скользким боком прижиматься.

Пусть с печалью или с гневом

Человеком был я плюнут,

Небо ясно, ветры свежи,

Ветры радость в меня вдунут.

В голубом речном просторе

С волей жажду я обняться,

А пока мне любо – быстро

По канавке грязной мчаться.

Александр Тиняков (1886 – 1934) был по-своему выдающейся личностью – сложно было найти поэта и человека хуже. Писал стихи то просто бездарные, то кощунственные, грязно троллил общественность, всю жизнь пьянствовал, как черт, а под конец пошел просить милостыню. У современников Тиняков вызывал оторопь, а сейчас он почти забыт. Исправляем эту оплошность!

В 1921 году поэт Тиняков выпустил свой главный хит, окончательно закрепивший его уже сформированную к тому моменту репутацию конченого человека. Хит назывался «Радость жизни»:

Едут навстречу мне гробики полные,

В каждом – мертвец молодой.

Сердцу от этого весело, радостно,

Словно березке весной!

Вы околели, собаки несчастные, –

Я же дышу и хожу.

Крышки над вами забиты тяжелые, —

Я же на небо гляжу!

Может, – в тех гробиках гении разные,

Может, – поэт Гумилев…

Я же, презренный и всеми оплеванный,

Жив и здоров!

Скоро, конечно, и я тоже сделаюсь

Падалью, полной червей,

Но пока жив, – я ликую над трупами

Раньше умерших людей.

Некоторая, мягко говоря, экзотичность взглядов героя и сейчас бросается в глаза – сразу думаешь: «кем надо быть, чтобы такое написать?». А в 1921 году дополнительную ярость читателей вызвало упоминание Николая Гумилева. В августе поэта расстреляли чекисты, и даже для тех, кто Гумилева терпеть не мог, такое глумление было чересчур. Позже советский писатель Михаил Зощенко скажет о стихах Тинякова: «История нашей литературы, должно быть, не знает сколько-нибудь равного цинизма, сколько-нибудь равного человеческого падения».

Александр Тиняков защищался. В предисловии к книге «Ego sum qui sum» («Аз есмь сущий»), куда вошла «Радость жизни», писал: «Стихи эти были написаны более чем за месяц до смерти Гумилева, и тогда же я читал их моим литературным знакомым». Да и вообще, по версии Тинякова, миссия поэта – «отражать проявления жизни». Если он пишет стихи от лица человека, которому любо глядеть на чужие трупы, это значит лишь, что он фиксирует: и такое в жизни бывает. А значит, нечего критиковать творца почем зря.

На мнение коллег-литераторов о Тинякове его оправдания не повлияли – еще задолго до «Радости жизни» этого автора считали кем-то вроде человека-таракана. Надо сказать, сам «проклятый поэт» долго и целенаправленно работал, чтобы заслужить такую славу.

Вот, к примеру, стих 1914 года, где Тиняков определенно достиг своей лирической вершины:

Настал июль: ****** пчелы,

****** в поле овода,

****** с неграми монголы

И с крепостными господа.

Лишь я, ********, небритый

Дрочил в заплеванных углах,

И мне сказал отец сердитый:

«Без **** ты совсем зачах!

Пойди, дурак, на дворик скотный

И выбери себе овцу».

И вот вступил я, беззаботный,

На путь к бесславному концу.

Я оседлал овцу и с жаром

Воткнул в манду ей свой ****, —

Но в жопу яростным ударом

Меня баран с овцы совлек.

Я пал в навоз и обосрался,

И от обиды зарыдал…

Коварный небосклон смеялся

И победитель мой блеял.

«Из одной крайности он бросался в другую. Время от времени я получал от него письма. В одном писалось, что он окончательно обратился к Богу, что путь России – подвижнический, что она – свет миру и прочее. Проходило несколько месяцев – Россия оказывалась навозной кучей и Господу Богу объявлялся смертный приговор», – вспоминал Ходасевич. Поведение у Тинякова действительно было шизофреническое: когда в августе 1914-го началась Первая мировая война, он кричал на Фонтанке: «Да здравствует император Вильгельм!», а потом писал патриотические стихи во славу русского оружия. Но Серебряный век был вообще сумасшедшим временем, поэтому на демонического поэта по-прежнему обращали мало внимания.

Обычно люди оправдывают себя, даже когда совершают последние мерзости. Тиняков, наоборот, сознательно выпячивал в себе самое отвратительное: алкоголизм, беспринципность, равнодушие к другим.

При этом Тиняков не бросал свои нигилистические стихи во славу всего отрицательного – уже при большевиках вышли второй и третий его сборники «Треугольник» (1922) и «Ego sum qui sum» (1925), где было опубликовано то самое скандальное стихотворение с упоминанием Гумилева. Еще в этих книгах есть, к примеру, стих о том, как герой сношается в грязном подъезде со старухой-нищенкой, и несколько манифестов, что главное в жизни – это жрать, бухать и трахаться (главная тема тиняковской лирики).

Славы никакой после себя Тиняков так и не оставил: Вардван Варжапетян спустя всего тридцать лет после его смерти с трудом даже установил, где Тиняков окончил свой жизненный путь. Стихи Тинякова, и блистательно мерзкие, и унылые, забыты, и в школьную программу их точно никогда не включат. Но он вряд ли бы переживал по этому поводу. Писал же, еще в 1925-м: «Природа, политика, любовь, алкоголь, разврат, мистика – все это глубоко захватывало меня и неизгладимые следы оставляло в уме и в душе. Но неудачником рожденный и в гроб должен сойти неудачником, не поведав о себе ничего и никакого следа в жизни не оставив».

Пусть будет ему эпитафией его собственное:

Я до конца презираю

Истину, совесть и честь,

Только всего и желаю:

Бражничать блудно да есть.

Только бы льнули девчонки,

К черту пославшие стыд,

Только б водились деньжонки

Да не слабел аппетит.

https://disgustingmen.com/blog/ya-pal-v-navoz-i-obosralsya-i...

P.S.  Лишь я, ********, небритый  Дрочил в заплеванных углах,

И мне сказал отец сердитый:

«Без **** ты совсем зачах!

Никак не подбирается существительное, зацензуренное в первой строчке.