Самая красивая.
Нелька была самой красивой девочкой в классе. Для того, чтобы прослыть красавицей в начальной школе много не нужно: белые банты в мягких каштановых кудряшках, голубые глазищи, носик пуговкой. Русско-немецкая кровь Нелькиных родителей сделала её хрупкой и изящной, как фарфоровая куколка, а бабушка-татарка одарила её золотистой смуглостью и восточными, удлинёнными к вискам глазами, неожиданно чистого, до синевы голубого цвета. О своей красоте Нелька знала, ещё бы — ей твердили об этом с детства, однако не замечала её, что было странно и даже ненормально, особенно в пору взросления, когда все её подруги старались заявить о себе. Восьмиклассницы обрезали подолы коричневых форменных платьев, подкрашивали глаза, так, чтобы не заметили учителя, жгли волосы перекисью и химией. Нелька юбок не укорачивала и волосы не портила. К пятнадцати годам она распрощалась со своей кукольной внешностью, вытянулась, став ещё более тоненькой и неземной. Пока однокашницы осваивали азбуку кокетства, Нелька на сотый раз проигрывала очередную гамму — мама готовила её в великие пианистки.
Клара Матвеевна тянула на своих плечах потомственной крестьянки всю их маленькую семью. Угораздило её выйти за художника. Нет, Альфред не был плохим человеком. Деньги в дом приносил, жену уважал, дочку любил. Только не было в нём бытовой какой-то мудрости, смекалки и практичности, которая в чести во все времена. Когда-то его отец бежал от войны, найдя себе приют в маленьком рабочем городке на юге Сибири, и прожил честную жизнь советского труженика, проработав на заводе двадцать лет и даже став там уважаемым человеком. Старший брат Альфреда Петер, как только ему исполнилось восемнадцать, записался Петром и тоже пошёл на завод. Предполагалось, что и Альфред, получив среднее образование, пойдёт по их стопам, однако он, совершенно неожиданно, пожелал рисовать. Конечно, он устроился на завод, где и работал вплоть до окончания Нелькой десятого класса, без особого, однако, рвения. Большая часть его зарплаты уходила на краски, кисти, какие-то мелки. Единственная комната, в которой жили все втроём, была завалена холстами, подрамниками, незаконченными картинами, которые Клара в тайне от мужа считала мазнёй и искусством не признавала. Сама она повзрослела рано, выйдя замуж в восемнадцать, а к двадцати повесив на свою совсем девичью ещё шею гордое звание матери и учителя математики по совместительству. Воспитанная в строгости и скромности, Клара несла это звание, не то, что не жалуясь, но даже ни разу не задумавшись о том, что ей хотелось бы другой судьбы. И, пеняя мужу на его инфантильность и мечтательность, ни разу не перегнула палку, не оскорбила даже в мыслях его увлечение, зная, как болезненно он воспримет критику. Её беспокоило только то, что Неля, взрослея, всё больше походила на отца. И если в девять мечтательный блеск в её глазах был чем-то естественным, в пятнадцать только добавлял ей прелести, то в двадцать он стал бы смешным и лишним. И Клара изо всех сил старалась, если не излечить дочь от излишней мечтательности, то хотя бы направить её в нужное русло. Для этих целей было куплено пианино, и маленькая Неля чуть ли не с пяти лет разучивала гаммы и простенькие песенки, чтобы в семь поступить сразу в две школы: общеобразовательную и музыкальную.
В школе Нельку любили. Бывают такие вот всеобщие любимцы, которым даже делать ничего не надо для этого. Сначала за белые банты и синие глазищи, потом за доброту и готовность помочь, потом за красоту и загадочность. Учителям нравилось, что она даже в старших классах оставалась скромной и прилежной ученицей. Девочки, даже те, которые подрезали юбки и красили глаза, стремясь выглядеть старше своих лет, любили её за то, что она первая из класса научилась шить модные кофточки по выкройкам из заграничных журналов, и никогда не жадничала, если её просили одолжить такую кофточку на денёк-другой. Мальчишки же в присутствии Нельки просто теряли дар речи и задерживали дыхание, не в силах вынести такой красоты. А ещё у неё был папа-художник. Поэтому у многих в квартирах висели его творения, большей частью непонятные, но, безусловно, талантливые. И, когда родители счастливых обладателей этих кусочков искусства интересовались, можно ли вообще назвать это картиной и украшает ли она стену или наоборот, им давали горячий отпор, утверждая, что они ничего не понимают и вообще безнадёжно отстали от современности.
Но Клара Матвеевна ошибалась в своей дочери, здравого смысла в ней было гораздо больше, чем та предполагала. Этот здравый смысл и подсказывал Нельке, что известной пианисткой ей не стать: пальцы коротковаты. Да и как можно мечтать о карьере пианистки, живя в этом городке, где одни заводы, а ближайшая консерватория за сто километров, по меньшей мере? Поэтому, до синяков на пальчиках, до головной боли у соседей, разучивая очередную сонату, Нелька думала о том, как же ей жить после окончания школы. Она ничего не знала, кроме рядов чёрно-белых клавиш. Ну разве что ещё, как разрезать ткань на кусочки, а потом сшить их так, чтобы получилось что-то дельное, что можно надеть в школу или на танцы. Исходя из этих её умений, было два пути, один из которых преграждался барьером в виде коротких пальцев и культурной неразвитости родного города. Становиться швеёй? Мама умрёт. Она-то видит в Нельке по-меньшей мере учительницу, как она сама. Но девочке быстро надоедали такие мысли. Она прожила семнадцать лет без забот и хлопот и теперь была уверена, что мама и папа позаботятся о том, чтобы это продолжалось ещё какое-то время.
Однажды она в задумчивости проговорилась о своих опасениях насчёт будущего при подругах. Галка и Ира в ответ рассмеялись: «Чего ты переживаешь? Замуж выйдешь удачно, вот и все дела! Володька вон уже готов сватов засылать!». Неля удивилась, но ненадолго, она вообще ничему никогда не удивлялась. Снова погрузилась в размышления. О таком варианте развития событий она не думала. Замуж? Что за глупости? К своим семнадцати она даже ни разу не целовалась. Да и с мальчишками особо не общалась. Они не могли привлечь её внимание, сосредоточенное на её собственном внутреннем мире. Они были слишком шумные. Или, наоборот, слишком молчаливые. Но в обоих случаях невыносимо скучные. С Володькой она общалась тоже только в стенах школы. С чего девчонки решили, что он хочет на ней жениться? Хотя, это было, конечно, приятно, что они так думали.
Володя считался самым популярным парнем во всей параллели. Красивый, умный, спортсмен, сын уважаемых родителей. И при этом простой, весёлый и великодушный. По нему вздыхали все десятиклассницы, зная, что он не посмотрит ни на одну из них, потому что давно влюблён в Нельку. Слухи эти подкреплялись только тем, что он частенько смотрит на неё так... ну, как в кино. И никогда не отпускает свои похабные шуточки в её присутствии. И товарищам своим не позволяет. До Нельки эти слухи не доходили только потому, что она вообще мало прислушивалась к тому, что болтают за спиной. Она была слишком погружена в себя, чтобы замечать что-то, прямо её не касающееся, не дёргающее призывно за рукав, так, что невозможно уже игнорировать. По этой же причине не замечала она и Володиных взглядов.
Володя на этот счёт был внимательнее. Не раз он слышал перешёптывания за спиной, когда садился за Нелькину парту, чтобы списать домашку или, наоборот, помочь ей разобраться с интегралами или строением кровеносной системы человека. Узнав причину этих перешёптываний, удивился, ибо его нервный тип не был настолько непробиваем, как у Нельки. Потом он взглянул внимательнее на ту, что прочили ему в невесты, удивился ещё сильнее. Проучившись бок о бок десять лет с этой девчонкой, он настолько привык к ней, что даже не заметил, как из куколки-недотроги она превратилась в одну из самых красивых девушек, что он когда-либо встречал, хоть в жизни, хоть в кино. Володину невнимательность можно оправдать тем, что в ту пору он на девушек вообще не смотрел. То есть, смотрел, конечно, но не рассматривал в качестве будущей жены. У него были другие планы на ближайшую пятилетку: он собирался поступать в мед. Никакие девушки не вписывались в его плотный график: школа, подготовка к экзаменам, да ещё тренировки по боксу. Но Нелька ворвалась во всё это, руша все отточенные до блеска планы. Он зубрил строение человеческого скелета, а из головы не шли её пушистые ресницы. Он технично и красиво молотил грушу, а перед глазами — её кружевные воротнички. Промучившись так пару месяцев, Володя решил, наконец, что жена не помешает ему стать хирургом, а хорошая жена даже поможет. Поддержка и опора, так сказать. Надёжный тыл. То, что Нелька будет хорошей женой, было очевидно. Да и в том, что она вообще согласится на эту авантюру, он не сомневался. Не зря же болтают...
Клара Матвеевна была несколько ошарашена, когда на одном из последних родительских собраний к ней подсела Нина Николаевна и сообщила, что ей бы уже пора готовить приданное, ибо Нелька, собирается сочетаться браком с её сыном. Нина всё щебетала, щебетала, а Клара Матвеевна смотрела на неё и силилась вспомнить, чья же она мать.
А Володенька в институт поступит, общежитие получат...
Точно, Володя. В памяти Клары всплыл нечёткий образ широкоплечего парня, которого она видела как-то, зайдя во время уроков передать дочери ключи. «Культуры нам не хватает, культуры!» - всё гудел он тогда своим низким, медвежьим голосом. Вспомнив примерно, о ком идёт речь, она стала вспоминать, говорила ли о нём что-нибудь Неля, а, если говорила, то что. «Володька в институт поступать хочет. Людей спасать хочет.» Видимо, эта фраза относилась к тому самому Володьке. Но вот можно ли считать её достаточно веским поводом, чтобы подтвердить слова этой сухой, жеманной дамы?
Дома, присмотревшись к поведению дочери, Клара ничего подозрительного не заметила, а потому решила спросить прямо.
Что? И ты туда же? - подняла Нелька свои от природы тоненькие бровки. - Не переживай, мам, это только сплетни.
Клара успокоилась. Она предпочитала всё же верить дочери, а не сплетницам. Пусть и профессоршам, вроде Нины Николаевны.
Клара Матвеевна тянула на своих плечах потомственной крестьянки всю их маленькую семью. Угораздило её выйти за художника. Нет, Альфред не был плохим человеком. Деньги в дом приносил, жену уважал, дочку любил. Только не было в нём бытовой какой-то мудрости, смекалки и практичности, которая в чести во все времена. Когда-то его отец бежал от войны, найдя себе приют в маленьком рабочем городке на юге Сибири, и прожил честную жизнь советского труженика, проработав на заводе двадцать лет и даже став там уважаемым человеком. Старший брат Альфреда Петер, как только ему исполнилось восемнадцать, записался Петром и тоже пошёл на завод. Предполагалось, что и Альфред, получив среднее образование, пойдёт по их стопам, однако он, совершенно неожиданно, пожелал рисовать. Конечно, он устроился на завод, где и работал вплоть до окончания Нелькой десятого класса, без особого, однако, рвения. Большая часть его зарплаты уходила на краски, кисти, какие-то мелки. Единственная комната, в которой жили все втроём, была завалена холстами, подрамниками, незаконченными картинами, которые Клара в тайне от мужа считала мазнёй и искусством не признавала. Сама она повзрослела рано, выйдя замуж в восемнадцать, а к двадцати повесив на свою совсем девичью ещё шею гордое звание матери и учителя математики по совместительству. Воспитанная в строгости и скромности, Клара несла это звание, не то, что не жалуясь, но даже ни разу не задумавшись о том, что ей хотелось бы другой судьбы. И, пеняя мужу на его инфантильность и мечтательность, ни разу не перегнула палку, не оскорбила даже в мыслях его увлечение, зная, как болезненно он воспримет критику. Её беспокоило только то, что Неля, взрослея, всё больше походила на отца. И если в девять мечтательный блеск в её глазах был чем-то естественным, в пятнадцать только добавлял ей прелести, то в двадцать он стал бы смешным и лишним. И Клара изо всех сил старалась, если не излечить дочь от излишней мечтательности, то хотя бы направить её в нужное русло. Для этих целей было куплено пианино, и маленькая Неля чуть ли не с пяти лет разучивала гаммы и простенькие песенки, чтобы в семь поступить сразу в две школы: общеобразовательную и музыкальную.
В школе Нельку любили. Бывают такие вот всеобщие любимцы, которым даже делать ничего не надо для этого. Сначала за белые банты и синие глазищи, потом за доброту и готовность помочь, потом за красоту и загадочность. Учителям нравилось, что она даже в старших классах оставалась скромной и прилежной ученицей. Девочки, даже те, которые подрезали юбки и красили глаза, стремясь выглядеть старше своих лет, любили её за то, что она первая из класса научилась шить модные кофточки по выкройкам из заграничных журналов, и никогда не жадничала, если её просили одолжить такую кофточку на денёк-другой. Мальчишки же в присутствии Нельки просто теряли дар речи и задерживали дыхание, не в силах вынести такой красоты. А ещё у неё был папа-художник. Поэтому у многих в квартирах висели его творения, большей частью непонятные, но, безусловно, талантливые. И, когда родители счастливых обладателей этих кусочков искусства интересовались, можно ли вообще назвать это картиной и украшает ли она стену или наоборот, им давали горячий отпор, утверждая, что они ничего не понимают и вообще безнадёжно отстали от современности.
Но Клара Матвеевна ошибалась в своей дочери, здравого смысла в ней было гораздо больше, чем та предполагала. Этот здравый смысл и подсказывал Нельке, что известной пианисткой ей не стать: пальцы коротковаты. Да и как можно мечтать о карьере пианистки, живя в этом городке, где одни заводы, а ближайшая консерватория за сто километров, по меньшей мере? Поэтому, до синяков на пальчиках, до головной боли у соседей, разучивая очередную сонату, Нелька думала о том, как же ей жить после окончания школы. Она ничего не знала, кроме рядов чёрно-белых клавиш. Ну разве что ещё, как разрезать ткань на кусочки, а потом сшить их так, чтобы получилось что-то дельное, что можно надеть в школу или на танцы. Исходя из этих её умений, было два пути, один из которых преграждался барьером в виде коротких пальцев и культурной неразвитости родного города. Становиться швеёй? Мама умрёт. Она-то видит в Нельке по-меньшей мере учительницу, как она сама. Но девочке быстро надоедали такие мысли. Она прожила семнадцать лет без забот и хлопот и теперь была уверена, что мама и папа позаботятся о том, чтобы это продолжалось ещё какое-то время.
Однажды она в задумчивости проговорилась о своих опасениях насчёт будущего при подругах. Галка и Ира в ответ рассмеялись: «Чего ты переживаешь? Замуж выйдешь удачно, вот и все дела! Володька вон уже готов сватов засылать!». Неля удивилась, но ненадолго, она вообще ничему никогда не удивлялась. Снова погрузилась в размышления. О таком варианте развития событий она не думала. Замуж? Что за глупости? К своим семнадцати она даже ни разу не целовалась. Да и с мальчишками особо не общалась. Они не могли привлечь её внимание, сосредоточенное на её собственном внутреннем мире. Они были слишком шумные. Или, наоборот, слишком молчаливые. Но в обоих случаях невыносимо скучные. С Володькой она общалась тоже только в стенах школы. С чего девчонки решили, что он хочет на ней жениться? Хотя, это было, конечно, приятно, что они так думали.
Володя считался самым популярным парнем во всей параллели. Красивый, умный, спортсмен, сын уважаемых родителей. И при этом простой, весёлый и великодушный. По нему вздыхали все десятиклассницы, зная, что он не посмотрит ни на одну из них, потому что давно влюблён в Нельку. Слухи эти подкреплялись только тем, что он частенько смотрит на неё так... ну, как в кино. И никогда не отпускает свои похабные шуточки в её присутствии. И товарищам своим не позволяет. До Нельки эти слухи не доходили только потому, что она вообще мало прислушивалась к тому, что болтают за спиной. Она была слишком погружена в себя, чтобы замечать что-то, прямо её не касающееся, не дёргающее призывно за рукав, так, что невозможно уже игнорировать. По этой же причине не замечала она и Володиных взглядов.
Володя на этот счёт был внимательнее. Не раз он слышал перешёптывания за спиной, когда садился за Нелькину парту, чтобы списать домашку или, наоборот, помочь ей разобраться с интегралами или строением кровеносной системы человека. Узнав причину этих перешёптываний, удивился, ибо его нервный тип не был настолько непробиваем, как у Нельки. Потом он взглянул внимательнее на ту, что прочили ему в невесты, удивился ещё сильнее. Проучившись бок о бок десять лет с этой девчонкой, он настолько привык к ней, что даже не заметил, как из куколки-недотроги она превратилась в одну из самых красивых девушек, что он когда-либо встречал, хоть в жизни, хоть в кино. Володину невнимательность можно оправдать тем, что в ту пору он на девушек вообще не смотрел. То есть, смотрел, конечно, но не рассматривал в качестве будущей жены. У него были другие планы на ближайшую пятилетку: он собирался поступать в мед. Никакие девушки не вписывались в его плотный график: школа, подготовка к экзаменам, да ещё тренировки по боксу. Но Нелька ворвалась во всё это, руша все отточенные до блеска планы. Он зубрил строение человеческого скелета, а из головы не шли её пушистые ресницы. Он технично и красиво молотил грушу, а перед глазами — её кружевные воротнички. Промучившись так пару месяцев, Володя решил, наконец, что жена не помешает ему стать хирургом, а хорошая жена даже поможет. Поддержка и опора, так сказать. Надёжный тыл. То, что Нелька будет хорошей женой, было очевидно. Да и в том, что она вообще согласится на эту авантюру, он не сомневался. Не зря же болтают...
Клара Матвеевна была несколько ошарашена, когда на одном из последних родительских собраний к ней подсела Нина Николаевна и сообщила, что ей бы уже пора готовить приданное, ибо Нелька, собирается сочетаться браком с её сыном. Нина всё щебетала, щебетала, а Клара Матвеевна смотрела на неё и силилась вспомнить, чья же она мать.
А Володенька в институт поступит, общежитие получат...
Точно, Володя. В памяти Клары всплыл нечёткий образ широкоплечего парня, которого она видела как-то, зайдя во время уроков передать дочери ключи. «Культуры нам не хватает, культуры!» - всё гудел он тогда своим низким, медвежьим голосом. Вспомнив примерно, о ком идёт речь, она стала вспоминать, говорила ли о нём что-нибудь Неля, а, если говорила, то что. «Володька в институт поступать хочет. Людей спасать хочет.» Видимо, эта фраза относилась к тому самому Володьке. Но вот можно ли считать её достаточно веским поводом, чтобы подтвердить слова этой сухой, жеманной дамы?
Дома, присмотревшись к поведению дочери, Клара ничего подозрительного не заметила, а потому решила спросить прямо.
Что? И ты туда же? - подняла Нелька свои от природы тоненькие бровки. - Не переживай, мам, это только сплетни.
Клара успокоилась. Она предпочитала всё же верить дочери, а не сплетницам. Пусть и профессоршам, вроде Нины Николаевны.