Родственные души⁠⁠

Часть первая Родственные души

Часть вторая

И тут Вика раздосадовал звонок охранника из его жилищного комплекса: некто, пьяный в зюзю, называющий себя Кровососом, рвался к нему в гости; не слушал объяснений, что хозяин отсутствует; собирался сидеть возле будки охраны хоть до утра. Бывшего одноклассника следовало уважить, ведь без него глупо соваться спасать туристов. И Вик помчался домой.

Кровосос оказался почти трезв и сразу, едва войдя в квартиру, набросился на Вика с претензиями.

— Слышь, Горюн, — обратился он к нему со школьным прозвищем, — кончай заниматься показухой. Сиди у себя в кабинете, мы с ребятами и на одной вертушке слетаем. Второй там делать нечего. Да и тебе тоже. Хоть раз подумай о пользе для дела, а не о пиаре.

Вик попытался напомнить ему о сложных погодных условиях, о количестве пассажирских мест, о том, что могут быть раненые или тела.

— Ты у кого пытаешься сушить лапшу на ушах, а? — возмутился Кровосос. — Ты о первоначальном маршруте этих недотуристов знаешь? Откуда они начали сплав? В курсе, кто их повёл? На чём они сплавлялись — на катамаранах, надувных мини-рафтах или байдарках? Можешь представить, что с ними произошло? Ты хоть саму Чаю хоть на фотках видел? Только не ту, что в Обь впадает. А нашу, приток Лены? На ней сорок препятствий и четыре каскада! Да и само устье Лены сейчас похоже на море.

Вик решил блеснуть осведомлённостью, полученной на совещании во время презентации снимков с воздуха:

— Чая разлилась и образовала рукава с островками. Заболоченная часть долины покрыта водой. Камни на шиверах тоже под воду ушли.

Кровосос хлопнул руками по коленям и попросил:

— Налей-ка мне чего-нибудь…

Вик быстро организовал выпивку и закуску, радуясь, что спасатель перестал на него орать.

Кровосос попытался спокойно ему объяснить:

— Горюн, шиверы на Чае — опаснейшие места. Глубина небольшая, но течение — как на Тереке. Из-за его скорости возникают косые и прямые стоячие волны, обратные потоки, а за камнями — водяные ямы. Причём если на порогах есть мощные сливы, которые помогают сплаву, то на шиверах струю определить трудно. Только при страховке с берега и воды можно пройти их и не захлестнуться. Так что рассчитывай не людей спасать, а искать тела. Поэтому и советую: сиди дома. Ну или оставайся со второй вертушкой на аэродроме.

Вик обозлился:

— Ты меня пугать явился? Бесполезно, я тысячу раз пуганый. Зачем же народ прётся на эту Чаю, если она такая опасная.

Кровосос вздохнул:

— Такой чистой воды на даже Байкале нет. Красивейшие плёсы… А рыбы-то! Кто хоть раз побывал, обязательно вернётся. И не посмотрит, что эта река изначально проклята.

Вик улыбнулся:

— Кто ж её проклял-то? Поди, МЧС?

Кровосос вполне серьёзно кивнул и сказал:

— Я три раза на Чае был, и всякий раз с приключениями. Старожилы с Лены говаривали, что это река мёртвых. Великих шаманов там хоронили, потому что в тех местах наш мир почти соприкасается с Нижним, где по легендам северных народов обитает всякая нечисть.

Вик от души расхохотался и с облегчением увидел, что и бывший одноклассник с юмором воспринимает то, что сказал.

Они ещё посидели, обговаривая детали экспедиции и то, что Кровосос в одну вертушку с Виком не сядет, полетит со своей командой отдельно.

***

Экспедиция обещала быть удачной. Утихомирился ливень, успокоились ураганные порывы. Вик не сомневался, что и дальше всё пройдёт, как по маслу: ведь при нём был артефакт, который он добыл шесть лет назад. Он лишь время от времени дотрагивался до застёгнутого кармана куртки, где была шкатулка с цепью, да поглядывал в окно. Чая уже не напоминала змею, изогнувшуюся полукольцами. Но тайга казалась живой: кроны по-прежнему трепал низовой ветер, бурлили потоки воды на месте болот, завихрялись омутами, которые, при живом воображении, можно было принять за дыры в приснопамятный Нижний мир.

Пилоты были обеспокоены цветом воды и множеством поваленных деревьев. «Похоже, подмыло берега, — сказал один из них. — Мы не посадим машину. Если ветер не усилится, будем опускать внешнюю подвеску. Только бы людей увидеть». Также они решили, что спасением займётся первая вертушка и команда Кровососа.

Олеська, не отрываясь, хищно смотрела в иллюминатор. Она вперёд Вика увидела груду брёвен и три маленькие фигурки. «Эх, туристов-то шестеро было, — подумал Вик. — Жаль, триумфа не получится. Но и троих спасти — тоже подвиг».

Их машина сделала разворот, а из брюха первой показалась подвеска.

— Ну, с почином, — сказал Вик Олеське.

Она посмотрела на него строгим взглядом чёрных, как ночь, глаз. Вик сначала ничего не понял: что за дела-то, у неё же яркие фиалковые глаза, нашла время, когда линзы вставить! Он и потом ничего не понял, когда на их машину стала сбоку надвигаться тьма, клубящаяся, с красными адовыми отблесками молний. Раздался грохот, будто великан или какой-то исполин хлопнул в ладоши. Вертолёт дёрнуло, потащило, завоняло горючим. С рёвом и воем какая-то сила стала плющить обшивку, машина завертелась, завалилась, и Вик сломал бы шею, если бы не ремни. Ещё раз что-то бабахнуло, и Вик почувствовал, что лицо словно ободрало ледяным ветром.

Очнулся он на камне, о который его так садануло, что какое-то время он не смог дышать. Когда воздух наконец-то попал в лёгкие, до Вика дошло, что произошло крушение и его выбросило в реку. Он даже не подумал о пилотах или Олеське, в виски стучала только одна мысль: «Жив… жив…» Однако мощный поток воды, почему-то направляющийся вниз, потянул его за собой. Пальцы не смогли уцепиться за скользкий от какой-то слизи камень, и тело, скованное нестерпимым холодом, оказалось под водой.

Вик позабыл, как он, в бытность инструктором, поучал своих клиентов: «Злейший враг человека — не стихия, а паника». Он сам отведал вместе с холоднющей водой, которой наглотался, что такое эта паника. Это был ужас, когда каждая клеточка тела вопила: «Жить!» — и сознание того, что жизнь-то кончится именно сейчас, сию секунду.

Однако он почувствовал крепкий захват за шею сзади, увидел руку с очень длинными пальцами, которая вцепилась в его куртку. У него был всего лишь миг, чтобы разглядеть: пальцы казались длинными из-за громадных чёрных когтей, которые загибались, как у животного. Ему было всё равно, кто именно: зверь, нечисть или человек — старались удержать его от силы подводного течения. Лишь бы выжить! На какое-то время удалось вынырнуть.

Сквозь рёв воды он услышал Олеськин голос и взмолился всем богам, что она жива.

— Не дёргайся и не вырывайся! Мы нырнём и поползём под водой. Станешь задыхаться — терпи. Будет больно, очень больно. Подниматься наверх не смей — вода несёт камни. Сразу зашибёт. Это с горы пошёл оползень!

Вик выплюнул воду с песком и выкрикнул:

— Я не смогу!

Олеська, чёрные мокрые волосы которой облепляли её голову, захохотала:

— Ты и так сдох в первый раз во время взрыва! Во второй — уже утонул. Не допусти, чтобы твою башку снесло камнем! Вот тогда — всё!

И рукой с чудовищной силой утянула его в воду, придавила своим телом к каменистому дну.

Вик потерял сознание, и это его спасло. Он бы точно не выдержал жгучей, рвущей грудь боли от утопления.

Очнулся он на каменистой узенькой россыпи перед нагромождением камней в виде конуса. Его спасительница сама тяжело дышала, схаркивая в бурую пену слюну с песком и кровью. Вика вообще вырвало смесью жидкой грязи.

— Полезли наверх! — скомандовала Олеська. — Быстрее! Время уходит!

Вик даже не мог себе представить, что у него найдутся силы пошевелиться. Но подчинился этому странному созданию, которое когда-то было его секретарём. Черноглазая и чернокудрая женщина то тянула его за рукав, то ловила за шиворот, когда он не мог удержаться на выступе скользких камней. Её когти полосовали трёхслойную ткань импортной куртки, как лезвия. А из тёмного рта вырывались странные, леденящие кровь слова. Она явно кого-то звала или выкрикивала слова молитвы на неизвестном языке. В нём чувствовалось что-то зловещее, и даже среди такой свистопляски стихий Вик недоумевал: его стараются спасти или тянут на верную погибель?

Наконец Вик вполз на вершину каменного конуса. Женщина выпрямилась, подняла руки к небу, закрытому пеленой необычных бурых облаков, закинула голову и исторгла из глотки дикий звериный рык. Камни, на которых растянулся Вик, стали подрагивать. И чем больше бывшая Олеська рычала, тем ниже становилось небо, тем сильнее плясали камни.

— Заткнись! Прошу тебя, замолчи! От твоего крика камни обрушатся! — хотел заорать, но только слабо прошептал Вик.

Олеська его услышала и глянула сверху вниз со зловещей усмешкой:

— Вот именно! Камни обрушатся! Так надо. Да ты не бойся, я же сказала, что ты давно сдох!

Она больше не открыла рта, но небо ответило ей рвущим барабанные перепонки звуком. Вершина конуса рухнула вниз.

Вик ничего не увидел из-за забившей глаза пыли, только почувствовал столкновение с камнями, а потом падение в кучу какой-то трухи. Олеська подползла к нему и сказала:

— Доставай цепь!

Переживший взрыв, утопление, падение и чудовищные перегрузки, Вик не удивился, что странная женщина знает о его талисмане. О добытом артефакте, так счастливо изменившем его жизнь. О величайшем сокровище, которое когда-то берегло людей от Закайских Душегубов. И он воспротивился ведьме, или кем сейчас стала эта Олеська.

— Я не отдам тебе цепь. А ты её забрать не сможешь, иначе бы давно отняла, — сказал он слабым, дрожавшим голосом.

Дело-то было не в силе, а в его позиции. И Вик чувствовал свою правоту. Более того, интуиция подсказывала ему, что бывшая секретарша, а ныне ведьма хочет использовать цепь вовсе не с доброй целью.

— Да ты идиот, — оскалилась ведьма. — думаешь, если отдашь цепь, то поможешь миру? Ты выпустил Душегуба, сняв её с костей. И тебе за это заплатили. Всё, что ты имеешь, и есть плата за услугу. Однако вечного в мире ничего нет. Твой счёт в потустороннем банке исчерпан. Закрыт. Теперь ты просто должен бросить цепь на землю, вот в эту труху, на которой сидишь. Считай, восстановишь равновесие между… ну, так скажем, магическими мирами.

Вик попытался сухим языком облизнуть губы. Но потом нашёл силы сказать:

— А что… что потом будет со мной?

Ведьма рассмеялась:

— А что с тобой может случиться хуже, чем то, что уже пережил? То есть собственной смерти? Здесь оставайся, если нравится… Могу помочь тебе выбраться…

— А с тобой что будет? И кто ты такая? — спросил Вик.

Ведьма тут же изменилась: её глаза сверкнули фиалковым цветом, волосы распушились, завились белокурыми локонами:

— Могу по-прежнему быть твоим секретарём…

— Или сестрой… — добавила она, сверля его уже почерневшими глазами. — Или женой… Могу вообще исчезнуть из твоей жизни, если захочешь.

— Ты, наверное, сестра того Закайского Душегуба, которого я выпустил на волю?.. — спросил Вик, невольно передёрнув плечами от отвращения.

— Была сестрой… — вздохнула ведьма. — Увы, братец на один день дольше перележал в могиле и не смог подняться. А магия точнее всякой науки. Землицей стал братец. Поэтому и тороплю тебя: дай мне цепь или сам брось её в труху, на которой сидишь. Это прах всех великих шаманов. Верни то, что принадлежало им. Иначе пожалеют все люди.

Вик медленнее, чем мог бы, достал из кармана шкатулку, открыл её… Долго глядел на артефакт, потом сказал:

— А знаешь, когда ты была Олеськой, я частенько думал, что мы с тобой родственные души. Жениться я принципиально не хотел. Но знал: если мне в голову придёт мысль кого-то отвести в загс, то это наверняка будешь ты…

— Я и есть твоя Олеська, родственная душа, — нежно и мелодично отозвалась ведьма. — Ну, брось же цепь.

Вик спросил:

— А дядика Костика ты убила?

— Что ты… — перебирая белокурые пряди, ответила ведьма. — Он сам в эту же ночь выпил лишнего, да и замёрз неподалёку.

«Ага, — подумал Вик. — Перед этим сказал, что водка ему уже без надобности».

— Ещё вопрос: зачем ты заговорила со мной о Закайских Душегубах? — уточнил Вик, сам внезапно вспомнив начало истории войны шамана и колдунов.

— Ах ты моя родственная душа!.. — рассмеялась ведьма. — А ты ведь ещё больший идиот, чем я думала! Я-то считала, что ты при твоей власти и возможностях уже весь мир науки перевернул и обо всём узнал!..

— И вправду идиот, — усмехнулся Вик. — Зато теперь всё выяснил.

Он растянул цепь в руках. Ведьма так и подалась к нему, полагая, что признание в идиотизме самолюбивого заместителя директора означает полнейшее подчинение ей. А Вик… взял да и набросил цепь на шею ведьме.

Она завопила, её лицо несколько раз исказилось, затем запали и ссохлись глаза, исчезли губы, обнажились дёсны. С рук сползла плоть. И через миг перед Виком, брезгливо отскочившим к крайним камням, лежал прах. И выглядел он так, как должны выглядеть останки человека, умершего больше ста лет назад.

— Ты ведь привела меня к усыпальнице северных шаманов, один из которых триста лет охранял Три Земли. Думала, что навечно привяжешь их к Нижнему миру, окажешься победительницей… А вот теперь наконец мир свободен от Закайских Душегубов. Навсегда, — сказал Вик без всякого торжества.

Слишком большой оказалась цена за эту победу.

Вик почти два дня выбирался из каменной западни. Оскальзывался, падал, вновь начинал подъём, потом спускался. Брёл вдоль успокоившейся Чаи. Ел сырую рыбу, которую ловил в неглубоких лужицах, которые остались после спада воды. И скоро услышал шум вертолёта. Его искали, за ним прилетели! Заслуживал ли он этого?.. Вик заплакал.

Это был обычный Ми-2. При снижении машины Вик увидел в открытой двери орущего и машущего рукой человека. Конечно, это бесновался от радости Кровосос. Когда винты остановились, он выскочил и подхватил потерявшего сознание Горюна.

Бывшему заму пришлось долго лечиться. Сначала его палату завалили цветами. Потом из Министерства его стали навещать всё реже и реже. А Горюн и не собирался возвращаться на свой пост. Не мог забыть свою вину — крушение вертолёта. Хотя этой вины, по сути, и не было: Кровосос рассказал, что пока они спускали подвеску, на вторую машину пошло стеной страшное атмосферное явление, с которым ранее никто не сталкивался — чёрная плотная туча с багровыми молниями. Вертолёт почти порвало на две части. Пилоты остались живы только благодаря небольшой высоте и падению на лиственницы. Потом туча стремительно унеслась прочь, зато неподалёку случился оползень и даже небольшое землетрясение.

Туристов благополучно подняли. А Горюна и Олеську разыскивали три дня. Про бывшего секретаря его не спрашивали — боялись нанести психологическую травму. А когда за расследование авиакатастрофы взялся Следственный комитет, Горюн сказал правду: девушка погибла при камнепаде. И он очень надеялся, что это место никогда не найдут.

Когда Горюн выздоровел, позвал в гости Кровососа. Умоляюще глядя однокласснику в глаза, попросил:

— Слышь, Серёга, возьми меня в свою группу. Ну хоть подручным, что ли. Я всему быстро научусь и тоже буду спасать людей.

Кровосос долго молчал, а потом широко улыбнулся:

— Конечно, возьму и всему научу. Мы ж с тобой искатели приключений, родственные души!