Рассказы штурмана Игоря Жилина (ч.5)
Заяц
В лихие девяностые, когда выплату денежного довольствия в армии задерживали месяцами, наши Ил-62 в интересах Магаданских авиалиний на коммерческой основе перевозили пассажиров по маршруту Чкаловский — Магадан и обратно. Для экипажей хорошая тренировка, да и, будем откровенны, лишняя копейка в то нелёгкое время в семейном бюджете даже очень приветствовалась.
При вылете из Магадана, когда все пассажиры уже поднялись на борт, сопровождающая подвела к трапу какого-то старичка с кошёлками в обеих руках:
— Возьмите дедушку, — стала она упрашивать нашу стюардессу: — У него сын в аварию попал, в больнице лежит в критическом состоянии. На ваш рейс все билеты проданы, а следующий — только через два дня.
Все мы люди. Жалко дедушку. Бортпроводница поднялась в кабину, чтобы объяснить ситуацию командиру экипажа.
— Ну что с ним делать? — говорит командир: — Ладно, как говорится, зайцы и топливо веса не имеют. Бортпитание на всех получила? — спрашивает он стюардессу.
— Как положено — согласно списку на пассажиров и экипаж.
— Умница. Пойди, скажи деду, если он согласен девять часов лететь без еды, то пусть поднимается на борт. Посадишь его у себя на откидное место.
Дед был готов на всё. Услышав слова стюардессы, он с криком:
— Да и хрен с ним! — бросил кошёлки на бетон и быстро побежал вверх по ступенькам трапа.
— Дедушка! Дедушка! Корзинки свои забыли! — закричала ему вслед бортпроводница.
Обернувшись на трапе, старичок удивлённо воскликнул:
— Ты же сама сказала лететь без питания. Вот я его и оставил…
Извинение
Это сейчас, чтобы разглядеть сверху любую точку на земле, достаточно на мониторе пару раз кликнуть мышкой в Гугле. Раньше всё было по-другому…
Летим с Главкомом ВВС на борту в Нальчик — с посадкой в Морозовске на обратном пути. Воздушная трасса как раз проходит через аэродром. Для чего там садиться, не сообщили, а самим спрашивать нам не положено. Где-то в середине маршрута меня вызывает командир:
— Игорь, к тебе Главком хочет.
Отдёргиваю шторку в свою кабину. Батюшки! Точно стоит Главком и улыбается. Каким же чаем его напоила стюардесса, что он захотел со мной пообщаться, думаю я про себя. Гостеприимно откидываю инструкторское кресло со словами:
— Садитесь, пожалуйста.
Нет, не хочет. Хочет на моё место. Главкомы как дети, им нельзя отказывать. Вылезаю из штурманской кабины, чтобы пропустить его в свою конуру.
— Тесновато у тебя. Как ты тут помещаешься? — спрашивает Главком. Неужели только для этого он сюда залез.
— Да, это не Ил-76. Привык, — отвечаю я бодро с достоинством.
— Морозовск скоро? — интересуется незваный гость, глядя на мою полётную карту.
— Через пять минут пройдём.
— А мы точно по трассе летим?
— Точнее не бывает!
Ещё бы! Не хватало мне облажаться перед Главкомом. Да и погода стоит миллион на миллион. Всё видно, не обманешь.
— Да вот и он, — показываю рукой на показавшийся в прямой видимости аэродром.
— Надо пройти по западной окраине города, — говорит высокий пассажир, подавшись вперёд прямо на стекло кабины.
Надо, так пройдём. Доворачиваю на пару градусов влево. За ваши деньги любой каприз.
— Смотри, смотри! — зовёт он меня: — Видишь на окраине полукруглые дома, как в Южном Бутово? Как тебе, нравятся? — мы как два друга плечом к плечу глядим вниз через остекление кабины.
Что ответить? С высоты десяти километров разве много увидишь? Да и в Южном Бутово я никогда не был. Отвечаю нейтрально:
— Прилично смотрятся.
— Это на немецкие деньги турки построили жилой городок для выводимых из Германии лётчиков. Я должен был его осмотреть на обратном пути. Будем считать, что мы с тобой его приняли. Теперь в Морозовске садиться не будем. Всё, спасибо, выпусти меня в салон, — с этими словами Главком удалился на своё место.
Уважаемые жители нового жилого городка в Морозовске! Если у вас в домах что-то не так, покорно прошу меня извинить. Не виноватый я, он сам пришёл!
Инициалы
Нового комдива назначили к нам, как и его предшественника, как говорится, из варягов — из Витебска. Инкубатор по выращиванию генералов у них там, что ли? Звали его Ардалион. За что его так родители нарекли, остаётся неизвестным, как и то, кем его обзывали в школе и училище. Впрочем, с таким именем и прозвища никакого не надо. Поэтому между собой мы его величали просто Ардалионом…
Начальник штаба эскадрильи, вполголоса чертыхаясь про себя, одним пальцем печатал на пишущей машинке полётный лист. Он уже испортил несколько бланков, оставался один — последний. Это для полётов по Союзу и в соцстраны полётные листы заполняла от руки солдатка-писарь, и подписывались они командиром полка. А в капстрану листы положено было печатать на особых бланках и на машинке. Визировать их должен был командир дивизии.
Дело близилось к концу. Удовлетворённо улыбнувшись тому, что не сделал ни одной ошибки, начальник штаба вдруг прекратил работу. Оставалось напечатать лишь фамилию командира дивизии с инициалами. Вот с этим и вышла загвоздка. Поднявшись из-за стола, он вошёл в класс со словами:
— Мужики, кто знает, как зовут Ардалиона?
Ответом была тишина. Вопрос застал всех врасплох.
— Ну, хоть с какой буквы имя начинается? — умоляющим тоном продолжал начальник штаба. — У меня последний бланк остался. Если испорчу, кто-то из вас пойдёт в штаб дивизии за новыми.
Никто не знал. Вдруг тишину нарушил голос молодого лейтенанта:
— Я думаю, с буквы А.
— С чего ты взял, умник?
— Так Ардалион — это же имя, а фамилия — Павлов.
Класс взорвался от смеха. А начальник штаба выпучил глаза от неожиданности:
— Старые дураки! — обозвал он всех. — Да и я такой же.
И, обращаясь уже к лейтенанту:
— А ты молодец! Сразу видно — далеко пойдёшь, — похвалил начальник штаба и направился заканчивать свою работу.
С его лёгкой руки лейтенант действительно пошёл далеко. Сейчас он уже полковник.
Интернационализм
Помню свой второй полёт в Афганистан. Привезли мы на аэродром Баграм груз продовольствия и полковника из политуправления ВВС. Он должен был прочитать лекцию афганским военным об интернационализме. С нами прилетел ещё наш полковой особист, чтобы на месте ознакомиться с обстановкой.
После посадки самолёт обступила толпа афганских солдат в странных кепи и форме, сшитых, как казалось, из мешковины, крича наперебой по-русски:
— Советский товарищ, водка есть, зонтик, фонарик, ручка надо? — распахивали они куртки, показывая свой заткнутый за пояс товар.
Отрицательный ответ их не угомонил.
— Чипир, утук есть? — ещё больше вводили нас афганцы в недоумение, жестами пытаясь показать, что им надо.
Как впоследствии выяснилось, под этими непонятными словами скрывались одеколон «Шипр» и утюг. А мы поняли, каково было Миклухе-Маклаю вести торг с папуасами.
Видимо, на этом запас русских слов у афганцев заканчивался, что, однако, не помешало нашему правому лётчику собрать вокруг себя их целую ватагу. Ни слова не зная на пушту и дари, он что-то оживлённо рассказывал им по-русски, активно жестикулируя руками. И, как ни странно, те слушали его, ничего не понимая.
— Иван Васильевич, я же предупреждал — никаких контактов с местным населением, — обращаясь к командиру, встревожено говорит особист.
— Что ты хочешь? Это же немец, — отвечает беззаботно командир.
— Как, немец? — всполошился контрразведчик. — Я же все личные дела смотрел. У нас в полку один немец — Кнехт.
— Да я не в том смысле, — успокоил его Иван. — Этому что ни говори, не понимает — как об стенку горох. Интересно, что он им заливает?
Чтобы не дразнить гусей, командир подзывает помощника к себе. А афганцы, поняв, что с нас взять нечего, гурьбой помчались к очередному только что севшему самолёту.
Часа через три, чертыхаясь и плюясь, возвратился наш лектор.
— Представляете? Я им полтора часа через переводчика рассказывал про интернационализм. Сидели, слушали — думал, что поняли. А после лекции обступили меня и давай предлагать в обмен на водку какую-то ерунду. Тьфу! Аж противно!
А он как думал. Это не советским лётчикам лапшу на уши вешать. Недаром ещё товарищ Сухов говорил:
— Восток — дело тонкое.
Ирреальность
Всю жизнь меня преследует ирреальность.
Родился я в стране, которой нет: был Советский Союз — сейчас Россия; в городе, которого нет: был Чкалов — сейчас Оренбург. Детство провёл в военных городках, которых благодаря реформе Сердюкова сейчас уже нет. Учился в городе, которого нет: был Ворошиловград — сейчас Луганск; в военном училище, которого нет. На четвертом курсе нас посылали в учебный полк в город, которого нет: был Жданов — сейчас Мариуполь. Начинал службу на Украине в авиационной дивизии, которой уже тоже нет.
Порой задумываешься, а жил ли я вообще. Хочется ущипнуть себя, стоя перед зеркалом.
К реальности возвращает голос любимой жены, с которой живу уже тридцать шесть лет:
— Ну что ты застыл перед зеркалом, как сиамский слон? Иди лучше мне помоги.
И сразу отпускает.
Итоговая проверка
Со дня на день ожидали начала итоговой проверки за год, а проверяющая комиссия из Москвы всё не летела. Поэтому, ставя нам задачу по доставке экипажа в Фергану — на ремзавод для приёмки самолёта, командир полка особо уточнил:
— Запомните, никакой ночёвки. Заправили самолёт и сразу же домой.
Лететь из Мелитополя в Фергану по времени было часов шесть и обратно около семи. Не очень-то радужная перспектива. Но делать нечего, приказы не обсуждаются.
Кроме приёмочного экипажа с нами летел с оказией домой бригадир доработчиков с завода, которые устанавливали на наши самолёты систему межсамолётной навигации. Во время полёта мы сумели обработать бригадира, чтобы он задержал нас в Фергане на пару дней по причине доставки в Мелитополь необходимого оборудования.
После посадки убеждаемся, что в ферганском полку итоговая проверка уже началась. Люди в противогазах и химкомплектах бегают вокруг самолётов, отрабатывают действия после посадки на заражённый аэродром. Посмеиваясь над ними, мы заруливаем на завод, выключаемся и со спокойной душой идём в гостиницу.
Утром звонит диспетчер:
— Командир, мне звонил ваш командир полка, интересовался, почему вы сразу же не улетели. А когда узнал, что вы и заявку на сегодня не дали, просто рвал и метал.
— Объясни ему, что мы ждём попутный груз с завода. Как доставят, сразу же вылетаем.
— Игорь, сходи, напиши заявку на перелёт на завтра на утро, — это уже ко мне обращается командир.
Сказано — сделано.
Пошли на завод искать бригадира. Он, как оказалось, там и не появлялся.
— Он же в командировке, — сказали нам. Узнав, что мы его привезли, успокоили:
— Пьёт, наверное, дома. Он у нас запойный, может неделю пропить.
Телефона у бригадира не было. Узнав домашний адрес, поехали к нему домой. Дома никого не застали. Дело принимало серьёзный оборот.
Посовещавшись, решили уложить в лазарет борттехника по АДО. У него уже был радикулит, все симптомы знает. А чтобы всё выглядело натурально, обнаружить болезнь должен был врач на предполётном осмотре. Так и получилось. Командир, пошумев перед врачом для видимости, что нам поставлена задача — срочно вылетать, и борттехник в полёте не выполняет никаких функций, повёл нас в гостиницу. А Николая положили в лазарет на деревянный щит и стали колоть ему новокаиновую блокаду. Мы навещали его каждый день. Бедняга жаловался, что от уколов у него и правда спина заболела. Чтобы облегчить его страдания, мы ежедневно приносили «успокоительное».
Прошла неделя. Появился из небытия пропавший бригадир. Оказалось, что мы его на заводе спалили, летел он с нами не по служебным делам, а отдохнуть недельку дома. В знак примирения и чтобы мы довезли его обратно, принёс трёхлитровую банку спирта и «обрадовал» нас новостью, что обещанный груз есть, но предназначен он для Сещи — это аэродром в Брянской области.
Семь бед — один ответ. На десятый день вылетаем с грузом в Сещу. Там итоговая проверка в самом разгаре. На кольцевой рулёжке стоят Антеи с запущенными двигателями, собираясь вылетать по тревоге. С удовлетворением думаем, что у нас-то она уже точно прошла. Планируем перелёт на свой аэродром на утро следующего дня. С утра стоит такой туман, что не видно ни зги. После обеда проясняется. Вылетаем домой. Приземляемся после окончания рабочего дня. На аэродроме царит какое-то подозрительное оживление. Нам это сразу не понравилось. Заруливаем на стоянку, выключаем двигатели. Встречает нас комэск словами:
— Иван Васильевич, какой ты молодец! Как ты вовремя прилетел. С корабля на бал. Только что объявили тревогу — начало итоговой проверки. Я тебя включил в боевой порядок.
Хотелось рвать и метать. Все наши попытки миновать сие мероприятие пошли прахом. Пока экипажи полка тренировались в погрузке-разгрузке десантно-транспортного оборудования, нас отпустили домой на пару часов — переобуться в сапоги.
Хорошо ещё, что от боевого порядка командиру удалось отбояриться. Назначили ретранслятором. Сидим в классе предполётных указаний на постановке задачи. Входит начальник штаба и что-то говорит командиру полка. Тот с хитрой улыбкой оглядывает класс со словами:
— Завтра нужно послать один экипаж на задание. Ну, угадайте, кому повезло?
Тут все зашумели, как на базаре. Встал мой командир:
— Товарищ полковник, вы все тут готовились к итоговой проверке, а меня две недели на базе не было. Я вообще не при делах. Пошлите мой экипаж, чтобы мы вам тут дров не наломали.
Подумав немного, комполка принимает решение:
— Летит экипаж Стойко. Постановка задачи завтра в двенадцать, контроль готовности в пятнадцать, вылет в восемнадцать часов. А сейчас свободны. И под завистливые взгляды других экипажей мы выходим из класса, уходя от итоговой проверки. Всё-таки есть Бог на свете!