Рассказы штурмана Игоря Жилина (ч.11)

Часть #1 Часть #2 Часть #3 Часть #4 Часть #5

Часть #6 Часть #7 Часть #8 Часть #9 Часть #10

Первый звоночек


Возвращаясь с Дальнего Востока, самолёт Ан-12 командира третьей эскадрильи приземлился для дозаправки в Новосибирске. Поскольку экипаж ночевать здесь не собирался, поставили борт на военную стоянку напротив «подхалимки». Рядом стоял Ту-134, вокруг которого толпились старшие офицеры и несколько генералов, собираясь куда-то лететь.


Быстро заправившись и получив разрешение на перелёт в Свердловск, экипаж стал готовиться к запуску двигателей.


— Николай, — обратился комэск к своему воздушному стрелку. — Изобрази на запуске связного. А то рядом какое-то начальство крутится — как бы не докопались.


Прапорщик без шлемофона и связного шнура послушно встал перед носом самолёта, руками изображая результаты запуска двигателей и выпуска закрылков. Когда все четыре двигателя были запущены, стрелок совершил непростительную оплошность. Вместо того чтобы дать сигнал об открытии аварийного люка, он отошёл к левому борту и, отдавая честь, шутя вытянул левую руку в направлении руления. Самолёт послушно порулил к ВПП. Николай какое-то время бежал за ним, думая, что экипаж шутит, и сейчас его впустят через грузовой люк. Напрасно. Ан-12 вырулил на полосу и взлетел, оставив своего стрелка на земле.


Это видел экипаж стоящей рядом «Тушки». Вдоволь посмеявшись, они спросили незадачливого прапорщика, куда ему надо попасть. Узнав, что его самолёт улетел в Свердловск, они ещё громче рассмеялись и стали хлопать Николая по плечу.


— Считай, что тебе повезло! Мы тоже летим туда. Сейчас подойдёт командующий и минут через двадцать колёса в воздухе. Обгонишь своё чудо техники и будешь встречать его в Свердловске.


Так и вышло. Пока Ан-12, борясь со встречным ветром, три часа пилил до Свердловска, Ту-134 преодолел это же расстояние за два с небольшим часа. Довольный Николай, приземлившись на полчаса раньше своего самолёта, встречал его и заводил на стоянку.


— Вот засранец! — чертыхнулся комэск.


— Винты ещё не встали, а он уже в грузолюк выскочил. Придётся наказать.


Никто из экипажа во время полёта Николая не хватился и в рассказ его не поверил. Пришлось звать на помощь командира Ту-134. Лишь после его подтверждения комэск, задумчиво почесав затылок, произнёс:


— Всё! Долетался! Пора на дембель. Вот и первый звоночек. Сегодня я стрелка забыл, а завтра, войдя в туалет, штаны забуду снять.


И правда, по прилёту домой комэск лёг в госпиталь и списался…

Парадоксы


Волею случая и по приказу начальства во время учений занесло три наших экипажа на один военный аэродром под Будапештом. Мы все служили в одной эскадрилье, хорошо знали друг друга, и большой разницы, как нам казалось, между нами не было.


Первым приземлился наш самолёт с оравой штабных офицеров на борту. Затем сел борт главкома ВВС. И в завершение прибыл маршал Советского Союза Куликов.


Все экипажи поселили в одной гостинице — в соседних номерах. Питались мы в одной лётной столовой. Условия у всех были одинаковыми.


А на утро оказалось, что ничего подобного. Когда мы пришли в финчасть получать командировочные, экипажу Куликова выдали по сто процентов суточных, экипажу главкома — по тридцать, мотивируя тем, что они жили и питались бесплатно, а нашему экипажу вообще какие-то смешные полевые. Причём старшим офицерам полагалось по двенадцать форинтов, младшим — по десять, а прапорщикам — по восемь (бутылку пива не купишь). На наше возмущение мордастый начфин ответил, что по документам всё правильно.


— Я не учу вас летать, не учите меня считать, — резюмировал он.


Успокаивая нашего прапорщика-механика, мой командир сказал:


— Видишь, Вася, начальство считает, что прапорщики более приспособлены для жизни в поле. Может, вы сусликов ловите или птичьи гнёзда разоряете. Не расстраивайся, пива я тебе куплю.


Улетали в обратном порядке. Сначала Куликов, за ним главком и, наконец, мы, так и не поймав ни одного суслика.

Педагог


В училище во время курса молодого бойца командир роты, отобрав пять человек с хорошим почерком, в число которых попал и я, приказал заполнить на всю роту военные билеты. Меня назначили старшим.


Рота была не маленькая. На каждого писаря приходилось по пятьдесят чистых бланков. По-любому лучше писать в ленкомнате, чем заниматься на плацу строевой подготовкой под палящим августовским солнцем.


Данные мы списывали с листков, написанных самими курсантами. В роте оказались несколько однофамильцев, и как-то так получилось, что на одного из них оформили сразу два документа.


Делать нечего, как старший иду с повинной головой в кабинет командира роты.


— Тебе чего? — недовольным голосом спрашивает меня майор.


Молча показываю ему оба экземпляра военного билета.


Тут офицера словно прорвало. Никогда в жизни я ещё не слышал такого потока одних ругательств. За короткое время я узнал, кто я, что у меня вместо головы, каким местом я думаю, откуда у меня руки растут и ещё много чего про себя и всех моих родственников. Мысленно я уже прощался с училищем — куда мне такому на штурмана учиться.


Вдруг словесный фонтан иссяк. Командир роты, забрав у меня один военный билет, достал из стола пузырёк с раствором хлорки и, обмакнув в нём спичку, вытравил ненужные записи.


— На, портачь дальше! — швырнул он мне обновлённый бланк. — Иди отсюда, чтобы глаза мои тебя не видели!


Не веря своему счастью, я как на крыльях летел обратно в ленкомнату. Умел майор найти подход к человеку, недаром он заочно окончил педагогический институт. Вот что значит педагог-воспитатель!

Пентагон струсил


В экипажах нашего военно-транспортного полка боевые листки рисовались только на учениях. Когда весь полк, перелетев на аэродром загрузки десанта, выстраивался «ёлочкой» в одну линию, замполиты строго следили за тем, чтобы на нижнем стекле кабины штурмана красовался боевой листок. Что в нём было написано, никто не читал. Главное — чтобы был.


В нашем экипаже бессменным редактором боевых листков был я.


— Раз витрина в твоей кабине, тебе и флаг в руки, — мудро решил командир корабля.


Надо сказать, что художественными способностями я не был обделён — самолёт от вороны на моих рисунках можно было отличить. А вот с текстами была просто беда. Устав постоянно вызывать на соцсоревнование братский экипаж по авиационному отряду, я стал откровенно хулиганить. Один раз написал, что наш экипаж берёт обязательство выбросить десант досрочно. Тогда это слово было в моде. Из всех телевизоров неслось: «Пятилетку за три года!» Пронесло — никто не заметил. Даже хвалили за впечатлительность рисунка.


От безнаказанности во второй раз я замахнулся ещё выше — вызвал на соцсоревнование ни много ни мало, а сразу американский Пентагон. И надо же мне было так хорошо нарисовать наш Ан-12, чтобы привлечь внимание замполита. Остановившись перед самолётом, он уже собрался было по привычке похвалить командира. Да видно не судьба. Пробежав глазами текст, замполит побагровел щёками:


— Вы что, совсем охренели? — завопил он, выпучив глаза. — Устроили тут цирк, понимаешь! Передайте мне это художество в кавычках! Я с вами по прилёту домой разберусь!


На наше счастье в воздух взлетела зелёная ракета, обозначая команду на запуск двигателей. Замполит побежал к своему самолёту, а мы заняли места в кабине нашего Ан-12.


Успешно выбросив десант, взяли курс домой. По указанию командира я весь полёт рисовал новый боевой листок с невинным вызовом на соревнование соседнего экипажа, чтобы по прилёту отдать его замполиту. Это был мой крайний боевой листок — от греха подальше командир перепоручил их выпуск правому лётчику.


В этот раз обошлось. А Пентагон мой вызов так и не принял. Я думаю, струсил.

Переполох


Маршал Советского Союза Д.Ф. Устинов, только что назначенный на высокую должность министра обороны, впервые в новом качестве вылетал с аэродрома в Чкаловском. Всё руководство дивизии, стараясь произвести благоприятное впечатление, с ног сбилось, приводя территорию в образцовый вид. Точнее - это личный состав белил, красил, подметал, постригал кусты, а начальство пыталось всеми этими процессами руководить, как обычно внося сумятицу своими взаимоисключающими указаниями.


И вот свершилось! Устинов прибыл на аэродром. Провожать его кроме руководства нашей дивизии приехала, казалось, добрая половина Министерства обороны. От генеральских звезд и лампасов рябило в глазах. Недолго поговорив с провожающими, маршал направился к самолёту. У трапа его поджидал командир экипажа — бравый полковник гвардейского роста. Он, представившись, громко и чётко отрапортовал.


На секунду, блеснув очками, новый министр обороны остановился и задумчиво произнёс:


— Полковник — командир корабля? У меня полковники полками командуют, а не самолётами.


Затем быстро поднялся по трапу, вошёл в самолёт и улетел.


Не успел он приземлиться на аэродроме посадки, как среди личного состава, словно круги на воде, побежали панические слухи.


— Всё пропало! Обрежет нам новый министр звания. За что боролись?


Те, кто постарше и успели уже получить высокие звания, снисходительно похлопывали по плечу приунывшую молодёжь:


— Ну, ничего, ничего! Не вешайте носы! Не за звёзды служим. Если повезёт, будете и вы майорами и подполковниками, как в строевых полках.


Устинов прилетел обратно и, ничего не сказав, уехал в Москву.


А в дивизии ещё месяца два питались различными слухами, ожидая приказа об отмене повышенных званий. Приказ так и не пришёл. То ли забыл Устинов, то ли так тонко пошутил. А теперь и спросить не у кого.

Плавали, знаем


С лёгкой грустью вспоминаю времена советского тотального дефицита…


Лето. Одесса. Полдень. Переодевшись в гостинице в цивильное и хлебнув на Привозе пива, экипажем в полном составе неспешно идём от вокзала по Пушкинской в сторону Дерибасовской.


Вдруг из подворотни нас призывно манит рукой какая-то женщина, издавая странные звуки, не то «псс», не то «ксс». В ночные бабочки она явно не годилась: лет под сорок, толстая, с чёрными усиками над верхней губой. Да и время для промысла было неподходящее.


Ради спортивного интереса подошли. Рядом с ней стояла ещё одна незнакомка постарше — с большой хозяйственной сумкой.


— За английские батники интересуетесь? — скороговоркой начала первая. — Софа, покажи!


На что её товарка, раскрыв свою сумку, со словами «шикарный подарок» извлекла на свет несколько блестящих пакетов явно импортного происхождения.


Батники, как и джинсы, нас особо не интересовали. Летая за границу, мы могли пополнять свой гардероб продукцией отнюдь не фабрики «Большевичка». Лишь наш второй пилот, поскольку был холостяком, решил познакомиться с содержимым пакетов поближе.


— Та шо тут смотреть? Я вас умоляю! Знакомые моряки из загранки привезли.


Нашего Олега на мякине не проведёшь. Безжалостно разорвав фирменный пакет, он вывернул наизнанку аккуратно упакованную рубаху, изучая простроченные швы.


— Самострок! — категорично изрёк второй пилот.


— Та вы шо? Чистая Англия, вот и надпись есть — «маде ин енгланд». Шикарный подарок! — запричитала первая торговка. Вторая, видимо поопытнее, внимательно окинув наш прикид, сказала:


— Дина, ша! Не видишь, ребята плавают. Учиться тебе ещё надо.


Мы не стали её разубеждать.

Пластилин


Поздним осенним вечером наш Ту-134 приземлился на родной аэродром в Чкаловском. Поскольку пассажиров на борту не было, а у бортинженера была бутылка спирта, полученная им для предотвращения замерзания водопроводных кранов в туалетах, мы, не заруливая на перрон, сразу порулили на свою дальнюю стоянку — дабы употребить указанную техническую жидкость, на наш общий взгляд, по её прямому назначению.


Топливозаправщик пришёл быстро, а машина для слива содержимого туалетов, единственная на весь аэродром, сломалась. Решили слить всё на бетон стоянки. Быстренько заправили самолёт и себя. А тут и автобус для перевозки личного состава подошёл. Бортинженер, стоя на стремянке, стал опечатывать самолёт и второпях уронил пластилин.


— Серёга! — попросил он радиста. — Подай пластилин.


Серёга Секрет (это фамилия такая) пошарил в темноте руками по бетону и что-то подал инженеру. Тот стал рукой разминать это для лучшего оттиска печати. Вдруг ночную тишину огласил дикий крик раненого бизона.


— Гад! Ты что мне дал? Это же говно!!!


Оказалось, подвыпивший Секрет в темноте перепутал пластилин со слитым содержимым туалета. И такое в жизни бывает…

Перед прочтением сжечь


В училище перед разлётом на стажировку курсантам дали задание составить краткий отчёт о проведённых в боевых полках трёх месяцах, делая упор на основные предметы различных кафедр: самолётовождение, боевое применение, тактику и другие. Марксизм-ленинизм и физическая подготовка в этот список, к счастью, не попали.


Лето пролетело незаметно. Уже и госполёты отлетали, но тут вспомнили об училищном задании. В полку нам пошли навстречу и дали неделю на написание отчётов. Если с самолётовождением и боевым применением трудностей не возникло — просто берёшь и добросовестно переписываешь полковые методички, то с тактикой заминка вышла. Что писать? У нас в училище по тактике даже конспекты были секретные.


Почесав в затылке, иду в секретную библиотеку. Секретчица была знакомой — женой одного из штурманов полка. Объяснил ей ситуацию.


— Люда, что ты можешь посоветовать, чтобы вроде и не особо секретно было и чтобы поменьше писать?


Перелопатили кучу различных документов и, наконец, нашли план приведения полка в полную боевую готовность всего на двух листах. Я тут же добросовестно переписал его в обычную школьную тетрадь в клеточку. Ещё подумал, что здесь секретить? Обыкновенный учебный план действий по тревоге. Но на всякий случай, ради смеха, написал на обложке «Совершенно секретно, после прочтения сжечь».


Вернувшись в училище, с чувством исполненного долга несу эту тетрадь на кафедру тактики. Преподавал нам этот предмет полковник Меламед. Умный человек и настоящий офицер. Если бы не пятая графа, я думаю, он бы взлетел гораздо выше должности командира полка и преподавателя.


Быстро пробежав глазами мой труд, полковник как-то подозрительно спросил:


— Стесняюсь спросить, ты где это взял, и кто тебе это дал?


Пришлось ему рассказать правду, как я старался получить пятерку.


— Считай, лет по пять ты и секретчица за разглашение военной тайны уже заработали. Ты хоть соображаешь, что это реальный план? Он выдаётся только командиру и начальнику штаба полка, а ты его в обычную не секретную тетрадь перекатал. Кто-нибудь, кроме секретчицы, видел, как ты это писал?


— Нет, никто не видел, — робко отвечаю я. — Но здесь же написано — «Совершенно секретно».


— Не смеши мои тапочки. На заборе знаешь, что написано? Хочешь и меня за компанию посадить? Будем считать, что ты ничего мне не показывал, а я ничего не читал. А сейчас пойди в курилку и сожги тетрадку, чтобы я из окна видел, и никому не болтай об этом.


— А как же оценка, — спрашиваю я робко.


— Ладно, раз сумел такие сведения добыть, поставлю тебе пятёрку, Штирлиц ты наш недоделанный, — смиловистился преподаватель. — Выполняй!..


«Надо было написать «Перед прочтением сжечь», — думал я, грустно сжигая плоды своего труда.