Продолжение поста «Несмонтированный фильм»⁠⁠1

...Продолжение...

— Здравствуйте, у нас тут человек… Это сосед мой, я его знаю. Прибежал сюда, и у него… Уха совсем нет. Он там… Кровью истекает.

Я сообщаю адрес, мне дают рекомендации, что нужно делать до приезда врачей. Заглядываю в гостиную: Света и без этого прекрасно справляется.

— Что с вами случилось? — спрашивает она.

Мужчина стонет от боли, закатывает глаза:

— В город шёл… Ай, аккуратнее, боже.

Он вопит, и чуть не срывается с места. Я подбегаю, и держу его:

— Спокойнее, Дядь Гриш. Всё хорошо будет.

Он стучит зубами, смотрит взад-вперёд. Вроде чуть успокаивается:

— В город шёл. А навстречу мужик какой-то. Банку жестяную свою показывает, и говорит: “Фокус хочешь?” “Какой нахрен фокус, мужик?” — думаю. Хочу пройти мимо, а он эту банку свою открывает, и на меня выпрыгивает нечто…

— Паук? — спрашиваю.

Ловлю на себе испуганный взгляд Светы. Гораздо испуганнее, чем у Дяди Гриши.

— Да! — задыхается, — В ухо мне залез, тварь такая. А мужик этот смеётся, сволочь. Смех его до сих пор слышу. И паука этого чувствую. Ползает, сука, в мозгах у меня.

Света управляется с перевязкой, и мужик становится заметно спокойнее. Я присматриваюсь и не понимаю, отчего такая быстрая перемена. Оборачиваюсь на телевизор: “Хэллоуин” полностью перемотался и запустился сам собой. Дядя Гриша с упоением засматривается на ужастик про молчаливого маньяка.

— Что это с ним? — спрашивает Света.

— Не знаю, — говорю, — но он, кажись, успокоился.

Я ухожу на кухню и ставлю чайник. Света заходит следом. На ней совсем нет лица:

— Блин, я что-то совсем разнервничалась…

Она едва стоит на ногах. Всё тело дрожит.

— Это ведь моего отца он встретил на пути, да? И паук в него заполз точно так же. И теперь он ещё в телек уставился, как отец.

Света покачивается на месте и падает, повиснув на моей шее.

— Что происходит? — плачет мне в плечо. — Ничего не понимаю. Совсем ничего.

Мысли в голове перепутаны. Я не озвучиваю догадок.

— Ничего не бойся, — крепко обнимаю, — скоро всё закончится.

— Ты весь дрожишь, — всхлипывает она. — Неужели тоже боишься?

— Конечно, боюсь. Но всё будет хорошо. Просто поверь мне.

Слышу из зала пугающий саундтрек из “Хэллоуина“ — значит, первое убийство в фильме уже произошло. Скрипит пол, на входе в кухню показывается дядя Гриша.

— Вы чего? — спрашиваю. — Вам лучше не вставать сейчас, вы…

Он держит окровавленный перочинный нож, которым в припадке наверняка сам отрезал себе ухо, и смотрит на нас. Лицо его превратилось в маску. Прямо как в фильме.

Я мысленно прошу прощения у всех героев хорроров, которых считал слишком глупыми в битве с маньяками, ведь когда нож протыкает Светин живот, я, словно статуя, не могу сделать и шага.

Взгляд её не отражает боли. Она даже не сразу понимает, что произошло. Хватается за рукоять — достать его из тела — но я вовремя кладу свою ладонь поверх её: не дай бог истечёт кровью. Рывком оттаскиваю Свету в сторону, и это по-прежнему выглядит как объятие, только теперь в крайне искажённом виде.

Разбивается окно. Что-то катится к моим ногам, какой-то камень или мяч…

Голова.

Отрубленная голова Кости. У него открыты глаза, и он смотрит на меня будто с презрением: “А ведь говорил, что никто из нас со Светой не сблизится”.

Я обнимаю её крепче. Пытаюсь не закричать:

— Не смотри, — шепчу ей на ухо. — Пожалуйста. Только не смотри.

Не смотри.

*

— Чё там? — спрашивает фельдшер. — Человек без уха?

— Диспетчер так сказал.

— Ну капец, блин. Я с такой хренью даже не сталкивался ни разу.

— Забей. Просто посмотришь, как работает профессионал.

— Ага, посмотрю. Я не надеялся на смене в такой треш влезать.

— О, ты опять удивляешься, что на работе надо работать?

— Дело не в этом, просто я… О! Ты видел? Видел бросок?

— Слушай, я не любитель такого…

Врач и фельдшер едут на вызов. На планшете последнего включено спортивное шоу — рестлинг.

— Нафиг ты вообще это смотришь? — спрашивает врач, крепче вжимаясь в сидение. Машина запетляла по неровностям. — Какие-то придурки в придурошных масках. Они даже дерутся не по-настоящему.

— В кино тоже всё не по-настоящему, но что-то никто не жалуется, — на миг отрывает глаза от экрана, — эй, стой! — кричит водителю.

На дороге мелькает детский силуэт. Машина резко тормозит, и чуть не сворачивает в кювет.

— Так, — испуганно говорит водитель, — что это было?

— Мальчишка какой-то.

— Ага, и что пацан ночью на трассе забыл?

Фельдшер выходит из машины и подзывает ребёнка:

— Эй, пацан! Ты чего тут один? Подвезти тебя?

Мальчик быстрым шагом идёт навстречу. Молчит.

— Паца-ан, ты как вообще? Разговаривать то умеешь?

— Умею, — звучит тонкий детский голос.

— Отлично. Чего забыл тут в такую темень?

— Гулял. Заблудился.

— Эй, ну чего там? — кричит врач. — Нас там люди ждут. Сажай его в машину, на обратном пути домой завезём.

Мальчик залезает в кабину, и скорая двигается дальше.

— Как же тебя заблудиться здесь угораздило? — спрашивает фельдшер.

— Ты лучше спроси, как люди без ушей остаются, — усмехается врач. — Вот это действительно “угораздило”.

По машине прокатывается смачный звук очередного броска на ринге. Рестлинг ещё продолжается. Фельдшер одобрительно кивает, и теперь даже врач засматривается одним глазом.

Мальчику тоже нравится, что происходит на экране. Он открывает рот, выпуская на свет двух маленьких пауков. Они мгновенной инъекцией заползают в головы докторов, вторгаясь и перекраивая сознание.

Теперь разум людей — белый лист. Пустое полотно, на которое можно спроецировать что угодно.

— Нокаут! — кричит рефери с динамиков планшета.

Боец же продолжает избивать оппонента. Его останавливает судья, и теперь он избивает судью. Его пытаются остановить сразу несколько человек, но…

Но боец в маске будет драться до последнего.

*

Затылок Кости надламывается, словно скорлупа. Огромный мохнатый паук вываливается из паутины в голове, как из густого липкого тумана, а потом стремительно летит на меня.

Я мешкаю, насекомое ползёт по ноге, пытаюсь сбросить его. Когда оно заползает мне на на грудь, я успеваю взять его в руку (липкий и мохнатый, боже) и с размаху бросаю об пол. Паук встаёт на лапки и предпринимает новую попытку залезть. Давлю его ногой. Пятка в носке теперь промокает в какой-то липкой жидкости.

Слышу, как выламывается дверь. В комнату входит отец Светы. В руках у него пожарный топор.

— Ну как вам? — спрашивает с улыбкой. — Как вам моя шутка?

Света, услышав знакомый голос оборачивается: видит отца; отрубленную голову Кости с паутиной из затылка; маньяка с ножом, которому лично делала перевязку.

Все они были зомби, только вели себя нетипично. Не как в кино.

Света кричит от страха и боли. Вновь тянется к рукоятке ножа, чтобы вытащить, а я вновь останавливаю: скорая уже едет, ей нельзя истекать кровью.

Отец принимает крики дочери за смех, а меня и вовсе почему-то не видит. Он оборачивается к дяде Грише:

— А ты почему не смеёшься?

Дядя Гриша ничего не отвечает, глаза его пусты. Только дышит громко.

— Я спрашиваю, ты почему не смеёшься? — лицо его краснеет. — А?

Молчание. Пустой взгляд.

— Ну, сейчас вместе посмеёмся, значит, — он замахивается топором и с громким чавкающим звуком ударяет ему ровно в макушку. Кровь заливает лицо, зрачки смещаются к носу.

Но на этом чавкающие звуки не прекращаются. Взгляд отца падает вниз: нож в руках маньяка ходит ходуном — раз за разом протыкает живот, грудь, а потом скользит выше, вскрывая шейную артерию.

Оба падают замертво рядом с головой Кости.

Света дрожит, уткнувшись мне в плечо. Я слышу, как сюда заворачивает машина. Наконец могу выдохнуть:

— Света, ты слышишь? Скорая подъехала. Подожди пока, не двигайся. Сейчас мы тебя на носилки перетащим. Не двигайся только, прошу.

Укладываю её на диван. Она хватает меня за руку:

— Не уходи, пожалуйста, — на её лице, словно на негативе, проявляются пятна боли.

— Всё хорошо будет, — пытаюсь звучать убедительно. — Сейчас тебе помогут. Ты только нож не доставай, ладно? Я быстро.

Через силу размыкаю пальцы. Меняю тепло её рук на безжизненный ветер за сломанной дверью.

Выбегаю из дома и вижу машину скорой помощи. Свет мигалок режет темноту. Я почти верю в чудесное спасение. Готов умолять врачей на коленях, чтобы они поскорее увезли Свету в больницу.

Машина сворачивает к дому и едет прямо на меня, не сбавляя скорости. Что-то не так. Они вообще собираются останавливаться?

В последний момент успеваю отскочить в сторону. Машина врезается в дом, водитель разбивает голову, оставляя кровавый след на лобовом стекле.

Сквозь ворох пыли, туманом разлившийся после столкновения, я вижу двух докторов. Делаю шаг навстречу, и дыхание перехватывает:

— П-помогите пожалуйста, на нас напали. Тут человек с н-ножом в животе, сделайте что-нибудь, умоляю.

Пыль оседает, и я вижу их лица. На них почему-то красные маски, с которых что-то капает. Кровь? В руках у одного скальпель, с которого тоже капает. Присматриваюсь: это не маски.

Кожи на лицах нет. Она срезана подчистую. Даже веки срезаны. Безумные глаза обращены на меня.

В голове резко тяжелеет, непроизвольно сжимаются зубы. Если бы я говорил в момент выхода докторов — точно откусил бы язык.

Они бегут сюда. Я вваливаюсь обратно в дом и добираюсь до Светы. Она ещё в сознании:

— Что случилось?

— Надо спрятаться.

— Что?

Я не отвечаю, беру её на руки.

— Не надо, я… Я сама могу.

Знаю, что не может. Идём в кладовку. Внутри тесно и темно. Включаю свет и запираюсь изнутри. Вместе со Светой сажусь на пол обессиленный от страха.

За дверью слышатся шаги.

— Кто это? — спрашивает она.

Я не знаю что ответить, только одно слово приходит на ум:

— Зомби, — задумываюсь. — Это как-то связано с пауками. Они, видимо, забираются в голову, и тогда человек перестаёт быть собой.

— Ничего не понимаю…

— И не нужно. Главное — просто выбраться.

Кладовка полна уборочного инвентаря и строительных инструментов. Я роюсь в ящике, чтобы найти одну из главных игрушек на даче — гвоздемёт. Отец запрещал мне так делать, но я частенько превращал гвоздемёт в оружие, чтобы пострелять по банкам.

Суть проста, гвоздь вылетает только если прижать аппарат к поверхности. Но можно создать иллюзию этого, если просто как следует затянуть пластину проволокой. И тогда гвоздь будет вылетать просто при нажатии кнопки, как пуля из пистолета.

Нахожу его и затягиваю проволокой, как в старые-добрые. Заряжаю гвозди.

Света стонет от боли, нож по-прежнему в боку. Футболка намокла от крови.

— Я больше не могу, — шепчет она, — не могу.

— Потерпи, пожалуйста, — умоляю. — Сейчас я расчищу нам путь, и мы вызовем помощь.

— Не надо, — тяжело дышит. — Я, кажется, умираю.

— Нет, не говори так. Мы выберемся отсюда, обещаю.

Она сильно хрипит. Каждое слово даётся ей с трудом.

— Прости. Это я привела беду.

— Ничего подобного. Не смей так говорить, слышишь?

— Просто… Побудь со мной.

— Я не могу терять время, Свет. У тебя кровь.

— Я просто очень боюсь умереть, пока тебя не будет рядом.

— Говорю же, ты не умрёшь. Я вытащу нас.

Шаги за дверью становятся громче.

— Пожалуйста, потерпи, — повторяю, прижавшись к двери, — и, самое главное, не доставай нож.

Я прокручиваю ключ как можно тише, и выхожу, держа “пистолет” наготове. Света стонет от боли.

Скрип половиц.

Застываю на месте. Держусь. Не дышу.

Из-за угла показывается хищное красное лицо, наполненное яростью и кровью. Оно движется на меня, сначала медленно, потом быстро. Бежит. Бежит с бешеными глазами, как две черные дырки посреди мясного фарша. Я стреляю. Руки дрожат, даже не надеюсь попасть, просто стреляю ещё и ещё, и молюсь, чтоб тот поскорее сдох, и оставил нас.

Он останавливается. Взгляд его уходит в пол. Поднимает голову, смотрит на меня. В правом глазу торчит гвоздь. Вошёл почти полностью.

Я отхожу назад, хочу спрятаться и переждать. Но нет. Время на исходе. Не могу позволить себе отступить.

Человек вытаскивает гвоздь из глаза, а за ним, липкой жвачкой тянется паутина. Пальцы судорожно разматывают её, как плёнку из проектора, но она никак не заканчивается. Паутина так и тянется из глазного отверстия, оседая на пол, неприглядной кучей кроваво-красной ленты.

А потом он просто падает головой вниз.

Я пинаю его в плечо. Вроде мертв. Остался ещё один.

Едва проходит секунда, вижу, как второй из ниоткуда набрасывается на меня. Прижимает к полу всем телом. С лица его капает кровь, никаких эмоций оно отразить уже не способно. Я пытаюсь вырваться. Доктор резко вскакивает на ноги и одним ударом переламывает мне запястье.

Мне не хватает воздуха даже чтобы закричать. Он берет меня за ногу и ударяет об стену. Чувствую, будто в затылке что-то треснуло. Наверняка показалось. А вот рёбра точно сломаны. Дышать теперь в разы тяжелее.

Гвоздемёт валяется на полу. Пальцев правой руки я больше не чувствую. Доктор готовится с разбегу упасть на меня и добить. Следующего удара я точно не выдержу.

Он должен побежать и прыгнуть, но почему-то этого не делает. С усилием встаю на ноги, а доктор падает без чувств. В шее его нож. Рядом с ним Света. Из живота её течёт кровь.

— Свет, — изо рта беспорядочный хрип, — зачем ты…

Она проходит пару метров, зажав бок рукой, и падает в объятия. В груди невыносимая боль. Ничего кроме боли.

— Прости, — лишь произносит она, и повисает на мне.

Я не могу утащить её на одном плече, подключаю вторую руку, и, сквозь скребущую боль в запястье, несу её в машину скорой помощи. Обхожу труп дяди Гриши, труп Светиного отца, и пробитую голову Кости с немигающим взглядом:

“Предатель”

Выхожу на улицу. Скорее укладываю Свету на кушетку в фургоне. Рука горит, дышать больно, голова с каждой секундой всё тяжелее. Нахожу какие-то бинты, прикладываю, перевязываю… Одной рукой это сделать нелегко. Света стремительно бледнеет. Но дышит. Вроде ещё дышит.

Я забегаю на переднее сидение, тыкаю какие-то кнопки, беру рацию:

— Алло. Диспетчер.

Жду пару секунд. Кто-то выходит на линию. Чей-то голос:

— Шшхррс…

— Помог-гите, — выдавливаю сквозь адскую боль.

Но в ответ лишь молчание. Потом чьи-то крики. И взрыв.

Я выхожу из машины и не верю глазам: вдали всё горит ярким пламенем. В городе настоящий апокалипсис.

Из-за спины слышу чей-то смех. Оборачиваюсь: мальчик с чёрными напрочь глазами. Совсем без зрачков.

Улыбку его разрезает паук. Десятки, сотни пауков. Они перебирают липким лапами, и прыгают на меня. Я пытаюсь стряхнуть, но всё тщетно: они забираются мне в рот, в уши, глаза.
Я лишь успеваю в последний раз взглянуть на Свету. В голову ей тоже заползли насекомые.

Не успеваю даже закричать, как в голове что-то щёлкает.

Чувствую запах сгоревшей киноплёнки. Зернистая картинка. Мальчика больше нет рядом. Из машины скорой помощи выходит Света.

Она в крови, но не ранена. Взгляд чистый и незамутненный. Словно и не было никаких ужасов.

— Света, ты жива? — каким-то чудом я больше не чувствую боли. — Слава Богу. Я уж думал…

— Слушай, я должна признаться тебе.

Царапины её больше не беспокоят. Даже рана на животе не кровоточит.

— Я не очень люблю хорроры, — улыбается она. — Но мне нравилось смотреть на тебя, пока ты был поглощён каким-нибудь фильмом. Интерес в твоих глазах невольно зажигал и меня.

В голове больше нет мыслей. Я вроде должен спросить что-то важное, но кажется больше не отвечаю за свои слова и поступки. Теперь на всё воля Режиссёра.

— А что бы ты сама хотела посмотреть?

— Даже не знаю. Мой фильм — это какая-нибудь чёрно-белая романтическая трагедия. А твой?

— Мои глаза — твои глаза, ты же помнишь. Мой фильм — это твой фильм.

— Точно, — кивает она, и в глазах застывают прозрачные слёзы, — наш несмонтированный фильм. Я помню.

Мир теряет свой цвет. Под аккомпанемент классического кино шестидесятых мы заходим обратно в дом. Света ставит кассету с фильмом своей мечты.

Я достаю из кладовки спички и канистру с бензином. Обливаю всю комнату: занавески, стол, телевизор. Обливаю Свету, потом она обливает меня. Благодарю её, и целую в щёку. Чувствую на языке противный маслянистый привкус.

Мы садимся на диван и включаем кино.

Смотрим его не отрываясь. Почти не моргаем. Герои живут, влюбляются и умирают.

— Тебе не жаль, что наш последний фильм оказался трагедией? — спрашиваю я напоследок.

— Нет, — отвечает она, — всё всегда заканчивается смертью.

Я зажигаю спичку и делаю глубокий вдох.

Выдыхаю.

Мы горим.

Всё вокруг горит.

— Прости, — шепчет она обугленными губами и падает замертво мне на плечо.

Несмотря на смертельные ожоги, я всё ещё жив. Каким-то образом я слышу, вижу, и дышу.

И сквозь слёзы досматриваю титры.

Автор: Александр Пудов
Оригинальная публикация ВК