Продолжение поста «Бесёнок»
30 декабря 1994 года.
В казарме от роты осталось 26 человек. Сплошь - матёрые “залётчики” по мнению начальства и те, у кого дорога домой и обратно занимает столько времени, что от отпуска оставаётся одна-две ночёвки и смысла ехать нет никакого.
Учёба закончилась, наряды остались. Вечерние поверки и отбой превратились в формальности. Днём кадеты вяло ковыряют снег деревянными лопатами, вечерами слоняются в тапочках по взлётке.
Весь третий курс почему-то остался в своих казармах, поэтому после отбоя центральная дверь и пожарный выход на втором этаже намертво заклиниваются дужками от кроватей.
Ровно в 22.30 из окна вываливается связка простыней, по которой наружу выбирается гонец с пустым брезентовым рюкзаком “Турист” (помимо дужек казарма снаружи закрыта дежурным на амбарный замок). Через полчаса гонец возвращается с полным брезентовым рюкзаком “Турист”, в котором лежит трёхлитровая банка спирта, две хлебных буханки, банка квашеной капусты и два гигантских, феерически костлявых солёных леща.
До утра простыни спускаются ещё дважды: спустить двоих посыльных в сугроб с задней стороны здания и поднять наверх компанию из тех же двоих плюс четверо местных барышень, весёлых и не слишком обременённых репутацией. На треть опустошённая банка делает незначительным вопрос о том, что в обязательном порядке должно произойти утром.
Для загрузки на второй этаж первую барышню гонцы привязывают за голову. Барышня сомневается и требует иных вариантов эскалации. Её отвязывают и делают из скинутых дополнительных простыней большую петлю, в которую можно сесть и романтически смотреть на звёзды, пока громко матерящиеся шёпотом кадеты затаскивают тело наверх.
Часов в 6 казарма засыпает.
В сушилке, в самом её центре, в густой, вязкой вони, в щели между горизонтальными радиаторами и решётчатым полом, спит кадет Сизов, раскинувшись мальтийским крестом. По периметру помещения, на заботливо разложенных шинелях, спят утомлённые разговорами гостьи.
На тумбочке клюёт носом дневальный. Синий берет одет кокардой вбок.
С одной половины на другую, через взлётку катается дружный храп. Пустая банка заботливо спрятана в шторе за тумбочкой, на которой стоит магнитофон. Пахнет перегаром и утренними пиздюлями.
31 декабря 1994 года.
Дневальный хрипло сообщает “Рота, подъём”. Остатки роты начинают вяло шевелиться. Начальник курса тоскливо смотрит на торчащие из двери дужки и, обходя пенаты, старательно избегает сушилки. Из огромного своего опыта он точно знает, что именно он там увидит и, учитывая то, что он планирует сейчас сообщить кучке сонных кадетов, он делает им подарок: не замечает висящего в казарме алкогольного амбре и надолго уходит в свой кабинет, давая возможность выгрузить из помещения полусонных, растрёпанных дам. После завтрака рота строится в коротенькую шеренгу и внимает:
- Ночью случилось потепление, граждане будущие пилоты! Состав с мазутом, стоящий на разъезде в Берестянках засыпало съехавшим с крыши склада снегом. Поэтому все имеющийся люди сейчас одеваются, получают инструмент и грузятся в автобус, после чего следуют к разъезду и откапывают застрявшие цистерны. Обед получите на месте сухим пайком.
Потрёпаный ПАЗик, набитый сонными телами стоит на железнодорожном переезде. Из-за густого перегара, наполняющего обшарпанный салон, гармошка входной двери открыта. В салоне, в обнимку с лопатами, спят кадеты. Похмелье, безысходность, серое небо. Впереди уже видна цепочка грязно-серых, в мазутных пятнах, сугробов, каждый - размером с 24-тонную железнодорожную цистерну. За этой отвратительной цепочкой явно виднеется развод на плацу в мокрых ботинках, полусонная ночь в караулке и утренний снег, сгребаемый железными скребками в ровные параллелепипеды по периметру плаца.
Водитель ПАЗика тоскливо дымит беломором и слушает мужика с лопатой, стоящего около открытой двери:
- На охоту давеча пошёл. Зайца бабке хотел добыть. К новому году. И Михална, дура, с пустым ведром навстречу. Ну ты понимаешь, Коля, с ведром! Чуть не пристрелил её. Надо обратно было пойти уже, а меня чёрт в лет понёс. Пять часов проваландался. А потом вижу - бежит по опушке ушастый такой, нажранный. Обошёл его по ветру, заряжаю четвёрочку, а они отсырели, наверное, еть ими ту Михалну через ведро! Заряжаю, щёлк: хуем… Опять обошёл, щёлк: хуем… Снова обхожу, щёлк!..
- Хуем… - нестройно выдавливает несколько голосов из салона.
- Да, хуем. А вы откуда знаете? Так и не добыл зайца, понимаешь? Михална, дура, со своим ведром…
Водитель меланхолично докуривает, машет рукой несостоявшемуся охотнику и везёт кадетов к их мазутной неизбежности.
А мы сидим в салоне и нам, почему-то ...хорошо.