Пришедшие из тумана⁠⁠

Молочно-белый густой туман напрочь скрывал всё. С моего места на носу даже не видно было кормы. Я посмотрел на опустевшие места на Волчаре — этот остров обошёлся нам слишком дорого.
Арне всматривался в туман, нюхал воздух, зачерпывал воду из-за борта и что-то тихо бормотал. Уже третий день мы дрейфовали в этом Нарлом проклятом тумане, который не пропадал ни днём ни ночью. Всех сковало какое-то странное оцепенение, лишь наш кормчий оставался таким же живчиком.
Внезапно судно дернулось, Арне в очередной раз пробовал морскую воду на вкус, потому едва не поперхнулся, сплюнул и заорал:
— Все на весла! Гребём!
После трёх дней тревожного безделья грести против слабого течения реки было в удовольствие. Реки? Я задумался. Ну да, сразу после толчка что-то вокруг поменялось. Воздух стал другим, корабль уже не качало на волнах, да и туман начал рассеиваться. За одно мгновение возникла удушающая жара, как в щедро натопленной бане, где плеснули водой на раскаленные камни.
Я оглядел наших. Грести было легко, но ульверы почему-то тяжело дышали. Да и я чувствовал, что воздух будто застревает в глотке.
Вскоре туман рассеялся достаточно, чтобы осмотреться. Мы плыли прямо посередине узкой речушки, на которой не смогли бы разминуться два корабля, а Арне вслепую ухитрился вести нас так, что мы держались подальше от берегов.
Все оглядывались по сторонам, зачарованно глядя на берега, покрытые непривычно яркой сочной зеленью и поросшие незнакомыми деревьями. Альрик и Арне хмурились и переглядывались через весь корабль. Через несколько гребков мы выплыли из леса, и Арне завел судно в небольшой залив, искусно причалив в совершенно незнакомых водах.
Ульверы настороженно поглядывали на берег, не снимая рук с оружия. Уложив весло, я сбросил с себя плащ и куртку. Стало полегче, но дышать всё равно было тяжело. Наши слабосильные новички вообще едва могли втягивать воздух, раскраснелись ну точно как в бане.
Альрик взобрался на мачту и, приложив ладонь к бровям, огляделся по сторонам.
— На севере, выше по течению, есть селение, но дымов не видно, - сказал он. - Судя по жаре и травам, боги решили над нами пошутить и перенесли на далёкий Юг. Сам я здесь не был, но торговцем слыхал про такие края.
Начался гомон. Все принялись обсуждать волю Нарла, что перенес нас на многие месяцы пути, и гадать о том, зачем это.
Я же спокойно повесил на пояс топор, а на спину щит, кивнул Тулле, который тоже уже вооружился.
Альрик обернулся к нам и широко улыбнулся.
— Отлично, - проговорил он. - Вдвоём сходите на север на разведку. Дозорам не попадаться, к селению не подходить.
Альрик продолжил раздавать распоряжения остальным, а мы с Тулле, выбравшись на берег, двинулись вверх, пробираясь сквозь густой и незнакомый лес. Прошастав всё детство по лесам вокруг Сторбаша, я считал себя неплохим следопытом и охотником, но сквозь эту чащобу мы прорывались как два кабана во время гона.
Постепенно деревья начали редеть, и спустя некоторое время мы вышли к утоптанной дороге. Я опустился на корточки и принялся разглядывать следы, а Тулле смотрел по сторонам.
Знакомых следов, кроме человеческих и тележных, не было. Ни одного лошадиного или коровьего следа, нет, парнокопытные следы были, но или слишком маленькие, или слишком большие. Много было следов, похожих на птичьи, но намного больше. Эдакая птичка побольше человека будет.
Тулле встревоженно окликнул меня, и я увидел, что именно оставляло такие следы. По дороге в нашу сторону мчалось пятеро всадников на странных двуногих ящерицах с глазами навыкате. Я снял со спины щит, но топор пока доставать не стал.
Остановившись шагах в двадцати, всадники направили на нас копья, и их главный, выделяющийся изукрашенными доспехами, что-то грозно прощебетал. Доспехи и язык были знакомы. Узкоглазые в Хандельсби говорили так же. Только эти все безрунные и с нормальными глазами, правда, всё равно черноволосые уроды.
Всадник громче повторил своё щебетание и заставил ящерицу подступить поближе. Я оскалился и выпустил рунную силу. Люди и животные дернулись назад. Только командир остался на месте. Узоры на его доспехах слабо засветились голубым, он запустил руку в мешочек на поясе и что-то пробормотал. В тот же миг его глаза расширились от удивления.
Он воткнул копьё в крепление на седле, рявкнул что-то подчинённым, а затем соскочил с седла и принялся быстро-быстро кланяться.
«Ну вот другое дело!» — подумалось мне. Тулле за моим левым плечом хихикнул, впрочем, руку с трофейного меча Жополицего он, скорее всего, не убирал, как и я с топора.
Неожиданно кланяющийся мужик замер в середине поклона, его подчинённые застыли в сёдлах, даже их тупые звери замерли. Застучали зубы одного из верховых, и он медленно поднял руку, указывая в лес. С интересом проследив направление, я углядел лису размером с крупного волка. Только из задницы у нее не один хвост торчал, а целых три. Удобно! Убил одну, а меха вон сколько получаешь.
Наверное, тварь.
Да точно тварь. И сильная, судя по реакции местных. Вона как дрожат. Я спокойно потянул топор из-за пояса. Подумал, что как раз её мне хватит до хускарла.
Тварь повернула ко мне голову и уставилась немигающими янтарными зенками. Почудилось, будто под черепом защекотало. И чужая сила, вроде рунной, проникло под кожу. Я высвободил всю силу и почувствовал, что Тулле сделал так же.
Морда твари показалось удивленной, когда я бросился к ней, занося топор. Махнув хвостами, тварь рванула влево и взвилась в прыжке, целя мне в горло. Ой зря! Видимо, привыкла нападать на безрунных. Тварь не сталкивалась с настоящими воинами, поэтому удар металлическим умбоном в нос стал для неё полной неожиданностью. А уж меч Тулле, ткнувшийся в ребра, вызвал вопль боли. Шагнув вперёд, я быстро опустил топор, хотел перебить хребет, но попал по крупу, начисто снеся два хвоста из трёх. Скособочившись, тварь попыталась сбежать. Не успела. Отхватывая новые удары, которые с трудом прорубали прочную шкуру, тварь визжала от боли и хотела уползти...
Я посмотрел на кровавые ошмётки, оставшиеся от неё, и подобрал относительно целую пару хвостов.
— Думаю, нам стоит вернуться к кораблю, — сказал Тулле, вытирая меч пучком травы.
— Ага, - ответил я, глядя на ошеломлённых безрунных, что с ужасом смотрели то на нас, то на изрубленный труп твари.