Праздник к нам приходит⁠⁠

- Никакой ты не Санта-Клаус! – кричал маленький Дэвид, прижав кулачки к груди.

- Очень даже Санта-Клаус! – раздраженно отвечал ему на это высокий худощавый мужчина в черной водолазке, джинсах и армейских ботинках.

- У тебя бороды нет! – настаивал на своем мальчик.

- Я ее в санях забыл! – оправдывался незнакомец, нервно сжимая в руках пеструю коробку, обвязанную розовым бантом.

- Живот тоже забыл?!

- Представь себе!

- А костюм?!

- В нем жарко!

- А мешок с подарками?!

- Нафига мне переть весь мешок, если для тебя всего один подарок – вот, - мужчина демонстративно потряс тяжелой коробкой.

Дэвид умолк, с интересом следя глазами за подарком. Человек, представившийся Святым Николаем, незаметно выдохнул, наивно посчитав инцидент исчерпанным.

- А можно мне его сейчас открыть? – поинтересовался Дэвид. Тон его с хамского резко сменился заискивающим.

- Ну…в качестве исключения.

Мужчина с облегчением улыбнулся и протянул коробку мальчику. Тот подошел поближе, протягивая руки за подарком, и вдруг пнул вторженца по голени и проворно метнулся к лестнице.

- Так я тебе и поверил, тупица! Сейчас как полицию вы…

Коробка прилетела Дэвиду аккурат промеж лопаток и сбила его с ног.

Мужчина поднял дите за шкирмо, но мальчишка шустро извернулся. В пальцах остался только верх от белой пижамы со звездочками.

- Ты не Санта-Клаус! – заново завел шарманку Дэвид, пятясь назад. – Ты ворюга! Хочешь украсть мой айфон!

- Нахуй мне не всрался твой айфон! – взревел взбешенный мужчина, но быстро взял в себя руки и продолжил уже спокойно: - У меня свой есть, смотри.

Мальчик вытянул шею, чтобы получше разглядеть черный прямоугольничек, который и впрямь оказался айфоном.

- Теперь веришь?

- Вот еще! Санта-Клаус умеет чудеса показывать всякие. А ты наверняка нет!

У мужчины задергалось левое веко.

- Все ты врешь! Все ты врешь! Все ты…

Позади Дэвида что-то протяжно скрипнуло. Прежде чем тот обернулся, мохнатые елочьи лапы мягко обхватили его подмышками и подняли в воздух. Дэвид висел молча, с округлившимися глазами, пялясь почему-то не на ёлку, а на мужика. Лапы, не занятые удерживанием мальчика, тем временем деловито ощупали его животик, погладили по голове и сунули в рот красно-белый леденец, который Дэвид выплюнул почти сразу.

- Я передумал, - быстро сказал он, видя, как фланелевые штанишки поползли вниз. – Я тебе верю. Ты точно-преточно Санта-Клаус.

Никлаус, которого наконец-таки признали, изогнул бровь и сложил руки на груди.

- Ну же, скажи ей, чтобы отпустила меня! Я же теперь поверил!

Мужчина приблизился на пару шагов. Ёлка вежливо протянула мальчика ему навстречу.

- Поверил?

- Да! – мальчишка просиял улыбкой и потянулся к Никлаусу.

- А вот я что-то не верю, что ты настоящий Дэвид Хейз.

Штаны упали на пол.

- Как это ты не веришь? – улыбка мальчика разом увяла.

- А вот не верю и всё тут. Дэвид Хейз - славный мальчонка, учится на одни пятерки, любит животных, слушается маму и папу. А ты, кто бы ты ни был, определенно плохо вёл себя в этом году.

Еловая лапа звонко шлёпнула Дэвида по заднице. Дэвид заорал и задергался, пытаясь освободиться от колючих объятий, но ёлка держала крепко. Шлепок вышел солидный, на бледной коже остался ярко-красный след.

- Отпусти-и-и, - взвыл мальчик, размазывая по щекам слезы, и тут же получил еще один удар по филейной части.

- Нужно говорить «отпустите меня пожалуйста, сэр».

- Отпустите меня пожалуйста, сэр, - захлебываясь рёвом и задыхаясь, выдавил из себя Дэвид.

Никлаус одобрительно покивал, но ёлка все равно шлёпнула мальчишку по многострадальному заду.

- А теперь за что?!

- Ну, ты же плохо себя вёл. Поэтому тебя нужно наказать. Нехороших мальчиков ведь нужно наказывать?

- Нет!

Шлепок.

- Что ты сказал?

- Да!

Шлепок и истошный визг.

- Да, сэр.

- Да, сэр!

Ветки зашуршали, разворачивая мальчика задом к Никлаусу. Тот придирчиво осмотрел вздувшиеся следы от ударов. Тело Дэвида сотрясалось от рыданий. Он попытался прикрыть задницу руками, но тут же получил по ним лапой и убрал.

- Ну-ну, - Никлаус успокаивающе погладил мальчика по бордовой ягодице, причинив еще больше боли. – Не нужно так плакать.

Елка намек поняла, аккуратно подцепила с соседней ветки небольшой пластиковый шар, заставила ребенка открыть рот, сунула в него импровизированный кляп и зажала лапой.

Дэвид начал давиться, из носа брызнули сопли, лицо постепенно приобретало синюшный оттенок.

- Дыши спокойно. Дыши. Носом. Дыши или елка будет стегать твою задницу до тех пор, пока от нее не останутся кровавые ошметки.

Через пару минут Дэвиду удалось приноровиться, он перестал вырываться и затих, испуганно всматриваясь в произвольно шевелящиеся ветви. Он вздрогнул, когда елка вновь сменила его положение, развернув к себе спиной. А когда сильные, упругие ветви развели в стороны его ножки, не выдержал и снова забился, мыча и руками пытаясь оторвать от себя лапы. Руки тут же были сведены вместе, оплетены и задраны вверх.

Веточка потоньше, полностью игнорируя свою, в общем-то, сугубо деревянную сущность, скользнула змеей вдоль спины, вклинилась меж ягодиц и тихонько ткнулась кончиком в анус, замерла, примериваясь, и стремительно врезалась в нежное нутро. Дэвид выгнулся так, что свело пальцы на ногах. И хотя ёлка была, мягко сказать, необычная, магически оживленная и похотливая, иголки ее менее колючими от этого не стали. Поэтому ее тентаклеобразная веточка уже на втором движении вернулась в крови.

От напряжения в глазах у мальчика лопнули капилляры, но он не мог даже шевельнуть ногами, не то что свести. Когда в него проникла еще одна ветка, он решил, что теряет сознание. Но не потерял. Никлаус позаботился об этом.

Они пилили и терли его изнутри, быстро, резко, то переплетаясь меж собой, то расходясь, превращая прямую кишку мальчика в рваную кровавую тряпку, растягивали ее в стороны. Зажимающая рот лапа соскользнула, позволив Дэвиду выплюнуть шар только для того, чтобы самой забраться в его рот и дальше, в горло, по пищеводу в желудок, наполнить его ароматной хвоей и рвануть назад, исколов слизистую и надорвав уголки губ. Снова и снова рот мальчика наполнялся иглами, причиняя немыслимую боль, которую он впитывал до последней капли, лишенный возможности провалиться в темноту.

Ёлка нагнула Дэвида вперед, заботливо поддержав голову, чтобы он мог видеть, как к его заднице устремилась пушистая, зеленая, увитая серпантином лапа толщиной в руку. Она медленно протолкнулась в его тело, без особого труда, по росту иголок, двигалась до тех пор, пока не уперлась в органы, и медленно поползла назад, прихватив с собой остатки кишки мальчика, чтобы через секунду вбить вместе с собой его плоть обратно. Кровь заливала пол. Колючее щупальце снова и снова вбивалось в изломанное тельце, снова и снова надувался и опадал белый животик. Ёлка послушно трахала мальчика, который давно уже должен был умереть и жил только благодаря прихоти Никлауса.

И вдруг ёлка остановилась. Не последовало следующего толчка. Впрочем, река боли была достаточно полноводной, чтобы мальчик не заметил этого. Никлаус подошел к тому, что еще полчаса назад было Дэвидом Хейзом, схватил за волосы и вгляделся в красные глаза. Затем сорвал висевшую рядом елочную игрушку в виде сосульки и с силой вогнал в правый глаз. Раздался чвокающий звук, будто кто-то запустил в стену комком спагетти. Сосулька уступила место члену Никлауса.

- Чудес ему захотелось, - бубнил он, размеренно вколачиваясь в глазницу. – Говнюк мелкий.

Взбитый его движениями мозг влажно хлюпал. Ёлка сочувственно похлопала Никлауса по плечу, но тот отмахнулся, движения его потеряли ритмичность, он рвано вздохнул и излился внутрь черепа. Из опустевшего отверстия потекла вязкая сероватая кашица.

Чертыхнувшись, Никлаус ушел в ванную, а когда вернулся, накинулся с матами на ёлочку, которая на радостях раскурочила труп окончательно и увесила себя внутренностями. Она с сожалением сняла с макушки голову мальчика и аккуратно положила на груду мяса.

На крыше лениво курил Крампус, привалившись спиной к трубе.

- Что, опять?

- Что опять?

- Работу опять у меня отбираешь.

- Вовсе нет.

- Блядь, пятьсот пятый, не пизди, - Крампус увенчанной рогами головой указал куда-то за спину Никлауса.

Тот оглянулся и увидел цепочку кровавых следов от своих ботинок. Матюгнувшись, он махнул рукой – кровь испарилась красноватым дымком.

- Я на тебя рапорт напишу, заебал ты. Уже третий за сегодня. ТРЕТИЙ. И опять из хороших.

- Он точно был не из хороших. Крысеныш. Пнул меня, представляешь? Напутали что-то в канцелярии, отвечаю.

Крампус молчал и смотрел крайне неодобрительно.

- Да они сами виноваты! Мерзкие засранцы, сил моих нет больше их сытые рожи видеть. И вообще, какого рожна мы, боги, должны разносить этим буржуйским выкидышам подарки?!

- Алло, Кэтрин? Кэт, лапушка, соедини с директором, с ним тут пятьсот пятый пообщаться хочет…, - Никлаус отчаянно замахал руками и завертел головой. – А, погоди… Нет, ошибочка вышла. Миль пардон, - Крампус спрятал мобильник куда-то в густую коричневую шерсть.

- Ну ты и гад.

Проводив распсиховавшегося напарника насмешливым взглядом, Крампус затушил окурок об трубу и забрался следом за Никлаусом в сани.

- Ты это, - чуть погодя, когда сани уже несли их на высоте, на которой самолеты не летают, в сторону Дакоты, пробормотал Никлаус. – Не пиши рапорт, а?

- А ты это, малолеток не режь на мелкие кусочки, а? Ты добрый дух Рождества или где? - Никлаус молчал, пристыжено пялясь на свои колени. – Ладно, не раскисай. Нам еще почти лям детишек объехать нужно. Кто там дальше по списку… Рэйчелл Мур. Одиннадцать лет, Криг стрит, бла-бла.бла… ага. Хочет планшет самсунговский. Ахуеть запросики у детишек. Вот, помню, в России лет тридцать назад дети мандарины просили им подарить на Новый год. Представляешь?

- Может, перевод запросим?

- Неплохо бы. Кремль, водка, УАЗ «Патриот». Романтика. Плохих детей – жопой жуй. Ты, кстати, эльфам на пейджер скинул? Чтобы порядок навели за тобой?

- Угу.

- Да хорош уже кукситься, - Крампус пихнул Никлауса в плечо. – Вспылил, с кем не бывает? Однажды сталось так, что после меня ребенка по частям собирали в трех разных штатах. Сейчас дело доделаем, потом ко мне завалимся, пивка попьем.

- Блин, Крам, - Никлаус даже носом шмыгнул, проникнувшись словами напарника. – Ты настоящий дружбан.

За санями тянулись двойной белый след и изредка катышки оленьего помета. До Рождества оставалось всего ничего.