Потерявшийся⁠⁠

И снова здравствуйте! Вы не ждали, а я припёрся. И снова вызов, и снова травма. Тут уже можно абонемент выписывать всем и сразу, а мне в первую очередь. Из-за этой фабрики я перестал высыпаться: если не вызов на территорию, то кошмар с её участием. Вам когда-нибудь снились поющие ботинки? Нет? Жаль. Пели не плохо. Шутки шутками, но мне сейчас не весело. Рука адски болит. Во время последнего посещения фабрики, я, как настоящий идиот, зачем-то пошел на третий этаж. Ну притянуло меня что-то. Стоял, тупил, что я здесь забыл. Потом адский холод в районе лопаток. Толчок. И я лечу. Уии. Пересчитал все углы, пока долетел до первого этажа. Удивительно, но у меня лишь синяки, да вывих левой руки. Чудо. А том, что у меня ожог в форме руки на спине, я промолчал. И мне закономерно дали выходные. И я поперся к любимой мамуле. Какую же тайну, связанную с этим закрытым НИИ, она скрывает?

Сижу дома. Трапезничаю. Чуть ли не ручки на коленях. Лапочка. Мамуля почему-то не верит. Обидно. Ну и знатно мне прилетело от неё за моё «боевое ранение». Разговор ни о чём. От упоминания нового места работы мама бледнеет и сникает, как увядший цветок. Она не пытается сопротивляться и сразу начинает свой рассказ: «Мой старший брат, как и ты, просто обожал физику…» «У меня есть дядя?» - меня заткнули одним взглядом, в таком состоянии против мамы даже батя не попрет. Мама откашлялась: «Я продолжу. Так вот. Мой дражайший братец-идиот решил, что он самый крутой. Нос задрал до небес. А родители были и рады. Отучился на физика. Особенно его привлекала квантовая физика. Всё время говорил, что он приведет нас к светлому будущему, что откроет все тайны вселенной. Тьфу. После учебы смог податься в этот институт. На тот момент заведение хоть и было молодым, но уже считалось элитным: государство столько денег в него бухало. Миша (да я назвала тебя в честь твоего дяди, и что ты) всё хвастался, что оборудование чуть ли не из будущего, что денег им выплачивают столько… После каждой зарплаты приносил мне то фруктов, то конфет. Однажды он мне джинсы принёс, вот это было счастье. В те времена был дефицит всего. А ещё вечно бахвалился своим секретным проектам. Повторял, что утрёт нос американцам с их экспериментом. А что это за проект, всё молчал. Миша, даже когда пил, меру знал и лишнего не болтал. А однажды влетел домой с подарками, весь взбудораженный, раскрасневшийся, радостный. Оказалось, что он близок к финалу. Осталось провести последние испытания, и проект можно официально представить. Помню, он тогда усидеть не мог на месте: если всё удастся, он станет начальником проекта. Это была наша последняя встреча. Я тогда была ещё соплёй, но запомнила его хорошо. Он так и остался в моей памяти мелким, вертлявым, всегда с лохматыми каштановыми волосами, с вечной улыбкой на лице, и мозолистыми обожженными руки. Он ушёл. И мы его не дождались. Миша просто пропал. Его так и не нашли. А потом через какое-то время институт закрыли. Ох. Подожди. Я тебе сейчас его фото покажу. У меня осталась ода единственная фотография, где мы все вместе… Ай. Что-то найти не могу. Потом покажу. Но поверь мне: ты его полная копия…» Мы проговорили долго, ничего сверхважного для расследования я не узнал, но для меня… Для меня лично это было чем-то особенным. Теперь же это дело стало вызовом. Возможно, если я узнаю, что случилось с дядей…

Вновь рутина, разбавляемая попытками моего убийства неведомой сущности. Это должно меня пугать, но лишь смешит. Вру. Страшно так, что песец. Но я не намерен отступать. Чтобы не подставить родных, тихарюсь как могу. Если идти ко дну, то только одному. Да и сил и времени встречаться с кем-то и просить о помощи нет никаких. Я то заводе в цеху навлекаю на себя гнев нашего «бабайки», то шатаюсь по архивам. Когда я начал искать о дядином эксперименте, то не думал, что обнаружу ещё какие-нибудь тайны. Ладно любовницы, потерянное наследство – обидно, но не смертельно. А вот жизнь дяди. По части восстановленных документов выяснилось, что дяди жил мелким у родителей. Жил себе, а в какой-то момент пропал лет так на пять. Потом нашелся целым и невредимым. И снова жил себе, учился, работал, пока вновь не пропал, но уже с концами. Ничего особенного, но это исчезновения… Мама ничем не могла помочь: она уже много не помнит многих подробностей. И разве ребенку много расскажут? Бабули давно в могиле. Остается дед, который уехал в деревню и редко приезжает к нам. Что же, следующая цель определена.

Когда смог, то вырвался к деду. Несколько часов тряски на электричке, затем пыльная дорога через посёлок, и я у него. Двухэтажный дом, премия деду за разработку какой-то химической дребедени, как-то захирел, покосился. Сад зарос лопухом и чертополохом. От огорода не осталось и следа. Печальное зрелище. А ведь раньше мы собирались здесь всей семьей. На стук в калитку, шаркая тапочками, выходит сухой седой старик. Он смотрит на меня и… не узнаёт, пока я не окликаю его. На мгновение безжизненные серые глаза наполняются светом и вновь гаснут. Меня зовут в дом. Внутри получше, чем снаружи, но всё равно. Мы пытаемся поговорить, именно что пытаемся. Сидим, словно чужие друг другу люди. Сердце сжимает невидимая руки, дышать тяжело. И я позволяю воспоминаниям унести меня в детство. Старик оживает, и сквозь дымку воспоминаний я вижу крепкого мужчину, таскавшего меня в походы, на рыбалку, на охоту. Я почти забываю о своей цели, но деда оговаривается. Расколоть старика тяжко: НКВД в своё время не смог, куда уж мне. Деда мнётся…

Я буквально вылетел от него. Чувства бурлили: неверие, злость, грусть, разочарование. Чёрт! Стесываю костяшки об удачно подвернувшееся дерево. Ничего не произошло, но. Но что за тайны мадридского двора? Что за бразильский сериал, а не семейная история? Еле вспомнил деду предложить переехать в город. Куда там. Старый чёрт оказался ещё достаточно крепким – чуть я метлой не отхватил. Ещё выперли взашей. Но разговор. Поразмышлять есть о чём.

…Деда мнётся. Тяжело вздыхает и цедит сквозь зубы: «Мы долго не могли завести детей. Клавка, твоя бабка, расстраивалась из-за этого, даже плакала иногда. Когда забеременела, то-то была радость. Вот только Мишка родился слабым, вечно болел. Носились вокруг него постоянно, оберегали. Правда не мешало это ему шкодничать. Умный был, тоже химию любил. Весь в меня.» Старик погружается в воспоминания. Он расслабляется, начинает рассказывать смешные и не очень истории. Я вновь знакомлюсь с близкими мне людьми… А дед продолжает: «Мишка уже достаточно взрослым был – совершеннолетие недавно отметил. Праздник был. Эти эскулапы нам твердили, что мой сын не доживёт до 18. И ничего. Клава выходила. Тогда уже Лилька, мать твоя, появилась. Братец вечно свою сестренку побаловать пытался. В тот вечер тоже пошел ей за игрушкой. А на следующее утро мы навещали его в реанимации – под машину попал. Врачи боролись неделю. Мишка ушёл, не приходя в сознание. Я тогда от горя вечно пропадал на работе. Как только Клавка от горя не повесилась? Лилька её на этом свете удержала. Так и пытались жить 5 лет. Как-то вечером звонят мне из милиции: так и так, нашли молодого человека на закрытой территории одного гос. учреждения. Парень практически ничего не помнит – амнезия. Удалось узнать лишь имя и фамилию: Михаил Астафенко. Просьба приехать на опознание. Я тогда был в таком бешенстве, готов был всех там поубивать. Ещё и Клавка увязалась. У меня была только одна мысль, как откачивать жену, случись чего… Мы когда зашли посмотреть на этого «шутника» опешили: на нас смотрел наш повзрослевший сын. В общем приехали мы в отделение вдвоем, а уехали втроём. Этот найденыш не просто был заменой нашего ребёнка, он стал нашим сыном…» Дальше историю я знаю. Выведать что-то о дядином проекте не удается. Разумно ли называть его дядей? Уезжал я под впечатлением.

Прошёл почти год с того злополучного вызова. С того дня Михаил изменился: стал более циничным, жестоким, научился лгать просто профессионально, новые смерти его больше не трогали. Но Воробьёв не замечал этого. И мало кто мог сказать об этом – он сузил свой круг общения, фильтровал разговоры. Он стал другим. И этот другой пытался влезть в давно ставшую маленькой оболочку. Это дело изменило его. Парень стал одержим. Желание докопаться до истины перевесило чувство справедливости, намерение прекратить это безумие. Теперь молодой человек пользовался всем, чтобы добыть новую информацию: компромат, шантаж, взятки, угрозы. Несколько раз люди чуть не доходили до самоубийства, чтобы закончить всё это. Он вновь взялся за изучение физики, чтобы понять каким экспериментом вечно бахвалился его тёзка. Остановится давно уже было нельзя – он зашёл слишком далеко.

В тот день он вышел на работу в ночное дежурство. Как обычно после патруля заехал на обувную фабрику проверить как дела. Как отчитался новый бухгалтер (Марина Витальевна не выдержала – просто одной весенней ночью наглоталось таблеток) на производстве было всё спокойно, не считая пару не смертельных травм, ну и пусть, что люди остались инвалидами, хоть живыми инвалидами. Немногочисленный обслуживающий персонал проверял оборудование и продукцию. И если был слышен хоть какой-то стук, то сейчас в воздухе повисла звенящая тишина. Один из ближайших станков заскрипел. Что-то оттолкнула стоящего рядом рабочего. Швейная машинка запускается, и иглы летят в сторону Михаила и бухгалтера. Милиционер уронил обоих на пол. Иглы лишь оцарапали обоих, накрепко застряв в бетоне. Ему это уже было привычно, но вот другим абсолютно нет. Парень поднялся, отряхнулся и поднял бледного бухгалтера. Затем отправил кого в медпункт, кого в подсобку – там реже всего страдали люди. Проверку оборудования отложили на несколько часов. До полуночи осталось полтора часа. Михаилу бы вернуться домой и поспать. Да только напарник как доставил его, так сразу уехал. Как-то так получилось с первых дней на новом месте работы, что он полностью стал ответственным за этот проклятый район, несмотря на свое положение стажера…

Вспоминая весь не простой год, он медленно прогуливается по цеху. Пытается представить, как выглядел институт в своё время. Забредает в подвал, связанный с бункером. Посередине помещения стоял старый знакомый – мерцающий силуэт убийцы. До полуночи десять минут. Пространство рябит, идёт волнами, сквозь которые Михаил видит не заброшенный подвал, а удобно оборудованное помещение. Постепенно тишина сменяется на треск как в сломанном радио, изредка можно расслышать слова. Фигура становится более материальной. Приобретает объем. Появляется тень. Полупрозрачный человек всё также мерцает, но его уже хорошо видно. Михаилу надо его задержать. Пытается протянуть руку, сделать шаг и не может. Будто само пространство его сдавливает. Он сам начинает рябить. Фигура оборачивается, но лицо невозможно разглядеть. Они смотрят друг на друга минуту или секунду. Кто его знает? И фигура срывается с места. Воробей за ней. Она мчится наверх. Белый лабораторный халат развивается за спиной. Парню кажется, что только протяни руку… Он пытается схватить, но рука проходит сквозь плащ. Его обдает холодом – рука его больше не слушается. Координация нарушена. Но и сам монохромный силуэт пострадал, стал ещё более материальным и цветным. Теперь один шатен гонится за другим. Они бегут по ярко освещенным коридорам института и по сумрачному цеху фабрики одновременно. Пространство скручивается, чтобы затем разжаться. Ни одного человека, лишь редкие тени, что преграждают дорогу. Им не везёт – их толкают. (На следующий день начальству сообщат о многочисленных травмах у ночной бригады, но без смертельного исхода.) Звук усиливается. От писка болит голова и течёт кровь из носа. Им обоим плохо. Миша успевает забежать в лабораторию. Оглядывается. Различные знакомые и не очень приборы. Силуэта нет. Удар. На мгновение темнеет в глазах. Он падает. На него наваливается уже вполне материальный мужчина. Они борются. Мише удается зафиксировать руки напавшего и подмять его под себя. На молодого человека снизу смотрит он сам, только его повзрослевшая копия. Они оба застывают от удивления. Одновременно: «Что ты такое?». Воробья пронзает догадка: «Михаил Астафенко?» По расширившимся глазам понимает: правда. «Ты мой дядя. – в горле у него ком. – Как такое возможно? Ты пропал больше десяти лет назад.» «Десять лет? - у старшего родственника исказились черты, и он безумно захохотал. – Работает! Я говорил, что работает! Создать кротовую дыру реально. Теперь осталось научиться ими управлять.» Смех резко прекращается. И на парня уставился псих: «Прости, дорогой племяш. Но отсюда выйдет только один.» Борьба возобновляется. Парню не раз прилетало по голове от мужчины. Кровь заливала глаза. Но и сам старший Михаил пострадал: племянничек точно ему сломал ребро. В горле булькало. Оба потрепаны. Никто не хочет прекратить. Старший набрасывается на младшего и отлетает в сторону приборов. Генератор напряжения искрит и прекращает работать. Пространство с тихим гулом расслаивается и выкидывает их из подпространства. Один Михаил остается в 2005. Через несколько лет тело мужчины найдут в заколоченной лаборатории бывшего НИИ физики. Как покажет вскрытие, умер он от удушья – сломанное ребро проткнуло легкое. Другой Михаил умудряется выйти на улицу, где теряет сознание. Утром его находит охрана и передает отряду милиции. Найдёныш ничего не сможет вспомнить кроме имени и фамилии. На улице был 1975 год.