ПОСЛЕДНИЙ ДОЖДЬ
Начало: ПОСЛЕДНИЙ ДОЖДЬ
Джозеф лежал на боку, подперев голову рукой, и наслаждался своей женщиной. Влекущие изгибы, хранящие тайну рождения, переполняли ее тело красотой женского колдовства.
Всю ночь они пожирали друг друга, то проваливаясь в сытую дрему, то взлетая в экстаз нирваны.
Три недели безумия. Лучшее, что с ним могло произойти, сейчас находилось в его кровати, на его мятых простынях, насыщая его воздух терпким запахом удовлетворения. Как объевшийся тигр после удачной охоты, Домбровский лежал на кровати, не в силах пошевелиться. В это утро от его царственного достоинства не осталось ничего, кроме помутившегося разума с самым дешевым набором примитивных мыслей.
Стараясь не разбудить спящую красавицу, он осторожно поднялся и тихо вышел в гостиную. Давно разряженный телефон валялся на диване. Джозеф поставил мертвый гаджет на зарядку и направился в душ. Ледяные стрелы нещадно впивались в его тело, не оставляя попыток вызволить холодный мужской разум из зыбучего небытия. Позавтракав в одиночку, Домбровский комфортно устроился на диване и включил, наконец, мобильник. Экран нервно вздрогнул и разразился на него градом важных – и не очень – сообщений. Ученики, друзья, заказчики – за три недели абонент превратился в эпицентр истошной и нервозной бури человеческой ажитации. Математик по призванию всецело погрузился в процесс возвращения себя в бренный мир социума. Он «не слышал», как проснулась его женщина, как нежно поцеловала его в макушку и как игриво отвлекала его внимание, мягко вороша волнистую копну седеющих волос. Джозеф исчез из обволакивающего его близкого пространства, полностью погрузившись в монотонный рабочий процесс.
***
За последние три недели из грациозной неприступной дивы Лия превратилась в обыкновенную, счастливую женщину. Ей бессознательно требовалось отдавать больше, чем получать. В ее мужчине было превосходно все, от длинных пальцев ног до умных, серьезных глаз, взгляд которых то блестел смехом, то задумчиво ласкал ее тело. Она упивалась своим чувством влюбленности. Как же ей безумно хотелось остановить время, замереть и остаться в бесконечном моменте своего чувственного желания.
Лия варила кофе и улыбалась медной турке, которая шипением поднимающейся пены соглашалась с ней во всем.
Джозеф, наконец, вернулся в реальность, оторвавшись от смартфона:
- Милая, мне нужно ответить на письма. Ты же понимаешь…
По его виноватому взгляду было ясно: ему совсем не хочется с ней расставаться, но служба в данный момент важнее.
- Конечно! Иди. Не буду тебя беспокоить. Я найду, чем заняться.
Она налила обжигающий напиток в большую черную чашку и исчезла за дверями своей спальни.
Вечер катился к своему завершению. Лия обложилась книгами любимых писателей, и весь день провела в кровати. Она выходила, время от времени, в гостиную, прижималась ухом к его двери и вновь возвращалась в свою уютную постель. В какой-то момент женщина незаметно для себя провалилась в дрему и крепко уснула.
Монотонный гул кофемолки разбудил ее, заставив нехотя открыть глаза. Лия мечтательно улыбнулась и сладко потянулась.
«Ароматный кофе и желанный мужчина, - счастливо мелькнуло у нее. - Сегодня будет лучшее утро в жизни. А завтра еще лучше, и еще! И не будет конца этому волшебству. Пусть так будет всегда!».
Когда она вошла в гостиную, Джозеф колдовал над туркой. Его почти не было видно за высокой барной стойкой, разделяющей столовую и мини-кухню. Поглощенный своими мыслями он не заметил, как Лия оказалась рядом.
- Это мне? - она стояла с пустой чашкой, готовая принять в дар ароматный напиток.
- Доброе утро. Хочешь, тебе.
Он улыбнулся, притягивая ее к себе свободной рукой. Лия прижалась к крепкому мускулистому телу и поцеловала Джозефа в небритую щеку.
- Ты хорошо спал?
- Я не спал. Нужно закончить одну работу. Это важно.
- Хорошо.
Она огорченно вздохнула.
- Мне, правда, жаль, что не могу уделить тебе время, прости, - Домбровский налил в ее чашку горячий напиток. - Поужинаем сегодня? Я закажу из ресторана еду.
- Мороженное хочу.
- Какое?
- Пломбир, фисташковое и шоколадное… И шаманское тоже.
- Как скажешь, милая…
Он зарылся лицом в ее волосы, нашептывая на ухо всякие непристойности. Лия ловко увернулась, игриво пригрозила ему и, смеясь, удалилась в свое убежище.
Что ж, еще один день без него. Она начинала скучать.
***
Вечер встретил ее тишиной пустынной гостиной. Джозеф так и не появился. Ужин прошел в мрачных мыслях. Лия страдала. Она с трудом запихнула в себя сваренные еще днем спагетти, пережаренные с томатной пастой, и отправилась спать. Резко изменившаяся действительность приводила ее в полную печаль и тоску. Будто и не было последних трех недель. Словно она спала-спала, и вот – очнулась. Все было, как будто, по-прежнему. Но теперь к ее счастливому одиночеству добавился долгожданный мужчина и противное чувство брошенной оставленности. Жгучее желание зайти в его комнату, прижаться и раствориться в нем, грозно преграждало чувство неуверенности в нужности этого действа. С одной стороны, она понимала важность его работы, с другой – терялась в догадках, что может помешать ему выйти, поцеловать, сказать пару приятных ее уху слов, и опять идти в свою берлогу. Она не понимала этого и отказывалась принимать. Так, в обнимку с мрачной пустотой, прошла следующая неделя. Джозеф забыл про нее. Досада медленно превращалась в обиду, а та, в свою очередь, уже передавала эстафету раздражению, граничащему с негодованием.
На восьмой день тишины она решительно вошла в его комнату. Домбровский сидел за столом и что-то быстро печатал.
Лия застыла, не зная, с чего начать:
- У тебя все хорошо?
Он молчал.
- Ты хотя бы спишь?
Ответом опять было молчание.
- Ты не разговариваешь со мной? Что происходит?!
Джозеф медленно повернулся, посмотрел на нее отсутствующим взглядом, и отрешенно произнес:
- Можно тебя попросить не отвлекать меня, когда я работаю?
Лия опешила. Она не знала, что на это ответить. Резко развернулась и хлопнула со всей силы дверью. В эту минуту ей хотелось собрать свои вещи и немедленно покинуть эту территорию. А еще лучше вернуть время назад и сделать все по-другому. Чувство, что ее использовали, да что уж, просто попользовались ее телом и выкинули за ненадобностью, вдруг захватило все ее сознание. Негодование. Злость. Ненависть. Она была в бешенстве. Зарывшись с головой под одеяло, гордая и неприступная Лия Свиридзе не хотела больше ничего знать и не хотела ни о чем думать.
***
Утро здоровалось проливным дождем. Под свистящее завывание ветра большие капли с силой бились о стекло. Голову разрывало от боли, давление давило на глаза. С прижатой ко лбу рукой Лия стояла за барной стойкой и судорожно искала в аптечке обезболивающее. Случайно кинутый взгляд на дверь Джозефа заставил ее на мгновенье застыть на месте. Большими глотками она запила две, наконец-то, найденные спасительные таблетки, и неспешно направилась читать висящий на его двери красный клочок бумаги.
«В комнату не входить. Я работаю. Спасибо за понимание».
Ее словно облили кипятком, а затем содрали кожу.
«Какая пошлость, - билась отчаянная мысль. - Зачем?”.
Шок. Боль. Пустота.
В следующий момент ее Эверест рухнул, превратившись в пыль.
***
Джозеф проснулся только на вторые сутки. Двадцать дней титанической работы мозга вымотали и истощили его организм до предела. Он похудел и осунулся. Лицо с ввалившимися щеками и безжизненными глазами скрылось за черной, с проседью, бородой. Он был похож на столетнего старца горного монастыря. Когда работа над диссертацией была закончена и сдана, Домбровский, прямо в одежде, рухнул в кровать, сомкнул веки, и опять потерялся на два дня.
Сейчас математик по призванию стоял перед зеркалом и брился. Черные волоски пенными облачками падали на белоснежный фарфор овальной раковины. Он аккуратно удалял следы многодневной сверхъестественной усталости и размышлял о досадной оплошности, которую совершил, согласившись работать на человека из Правительства. Жизнь удивила его в очередной раз. Он чуть не лишился своей должности в университете, потому что какое-то время был в объятьях женщины. Как такое возможно? Его работа никогда не уходила с первого места пьедестала. Волна необычных ощущений бродила по его телу, разбиваясь о холодный разум. Вместе с потерей мрачной растительности голова освобождалась от странных мыслей.
Бодрящий душ, пушистое полотенце, любимый парфюм. Свежий и благоухающий Джозеф готовился поздравить спящую красавицу с великолепным утром.
Но на ее двери, красным по белому, была аккуратно выведена надпись:
«Не входить. Не разговаривать. О своих потребностях докладывать в письменном виде. Бумага на столе».
Домбровский снисходительно улыбнулся. На обеденном столе действительно лежал лист бумаги и пишущая ручка. Он сел и сосредоточился, вертя ручку между пальцев.
Лия в злорадном превосходстве наблюдала за происходящим через замочную скважину и с презрением разглядывала его долговязую, и до невозможности исхудавшую, фигуру. Она не могла понять, как ее угораздило стать предметом банального мужского потребительства.
Так, ничего и не написав, Джозеф вышел из-за стола и вернулся в свою комнату.
Домбровский принял ее правила, но по-своему. Весь день из его комнаты тихо доносилась музыка балета Чайковского.
Разъяренной кошкой она металась по комнате. Лия Свиридзе готовилась к драке. Она жаждала превратить негодяя в унизительное и жалкое животное с единственным инстинктом.
В семь вечера Джозеф появился в гостиной. Камин пылал жаром огнедышащих поленьев. В белой батистовой тунике, расшитой красной арабеской, Лия непринужденно лежала на диване и увлеченно читала Чехова.
Оценив обстановку, Домбровский молча организовал себе холодный ужин, занял высокий барный стул за стойкой и, поглощая пищу, стал любоваться лежащей перед камином женщиной. Затем, так же молча, помыл посуду и покинул помещение.
Лия пыталась вникнуть в буквы. Мозг, в возмущенном негодовании сопротивлялся любой лишней мысли. Разум туманила жажда мщения. Она даже подумывала переехать в гостиную со своими бесчисленными чемоданами и коробками, чтобы заполонить собой каждый сантиметр не его пространства.
***
Спустя час во входную дверь позвонили. Домбровский, в элегантном белом костюме, вышел открывать гостям. Лия прислушалась к тихому мужскому разговору, но понять смысл не смогла. Она подбросила поленья в камин, и опять заняла свой пост.
Под звуки струнного оркестра к ней приближался Джозеф, толкая перед собой сервировочный столик, на котором расположился серебряный канделябр с двумя горящими свечами, большая креманка с разноцветными шариками мороженного, украшенная ягодами, и бутылка шампанского с высоким хрустальным бокалом. Как официант фешенебельного ресторана Домбровский, со всем подобострастием, пригласил даму принять сие яство. Лия, равнодушно изучив предложенное меню, отложила книгу, уселась в позу лотоса и пренебрежительным жестом отослала его вон. Джозеф молча поклонился и исчез. Она не видела его лица, поэтому не заметила, что он улыбается.
Всю следующую неделю Домбровский удивлял свою женщину всевозможными способами. Принимал любой ее женский каприз. Молча соглашался с любым ее желанием. Ждал утром. Провожал взглядом вечером. Лия же равнодушно наблюдала за его попытками вернуть утерянное. Внутри росла тоска и печаль. Она пристально всматривалась в его лицо и не верила. Теперь он казался еще хуже, чем она думала накануне. Обычный клоун. Его мужественность даже в том омерзительном поступке привлекала ее больше, чем подобострастное унижение перед ней в роли швейцара. Она обманулась. И не только в нем, но и в своих монументальных знаниях мужчин. Призрачный идеал догорал без права возрождения.
До конца транзита оставалось семь дней.
Шквалистый ветер лупил по стеклу мрачными каплями грозового дождя. Ветвистая молния салютовала раскатистым громом, на секунды ослепив гостиную. Лия вздрогнула. Перед ней стоял Джозеф. Взгляд его глаз впился в нее колючими иголками. Мужчина молча поднял женщину на руки и ультимативно понес в спальню. Его сильные руки крепко сжимали ее тело. С нарочитой аккуратностью он положил Лию на постель и опять застыл, поедая ее глазами. Каскад молний выхватывал из густой темноты комнаты его жесткий и властный образ. В этот момент ей стало по-настоящему страшно. Он стоял перед ней, как варвар перед своей последней жертвой.
Они сражались насмерть. Рвали друг друга на части. Ненавидели. Любили. Презирали. Боготворили. В передышках мирились, проваливаясь в тревожную дрему и, опять, ревностно дрались за право первенства. Никто не желал уступать. Каждый требовал свое.
Утром она проснулась в его объятьях.
- Милая, тебе нужно принять очевидную истину – мужчина всегда прав, -Домбровский едва заметно усмехнулся.
Лия лежала у него головой на плече. Ее пальцы нежно бродили по бледной мужской груди.
- Мы переезжаем в северную часть, - добавил он. - Я так решил. У нас будут дети. Много детей. Я согласен.
Джозеф чеканил фразы, будто взвешивал каждое слово и расставлял его в точности на свое место.
Лия молчала.
- Мы проживем с тобой долгую жизнь и умрем тоже вместе, - он крепко сжал ее в объятьях.
- Так и будет, - Лия поцеловала его в плечо и проворно выскользнула из крепких мужских рук. - Я пошла, сварю нам кофе. А ты просыпайся.
***
Мужчина и женщина. Чувства и разум. Иллюзии и вечность. Будто кадры кинохроники, минуты бежали, одна за другой, уводя время в безвозвратное будущее.
Такие непохожие они, как разноцветные паззлы, составляли картину воедино, но, к сожалению, не могли предвидеть ее окончательный сюжет.
В сумерках позднего вечера умиротворенный мужчина и его женщина безмятежно тонули в сумерках, созерцая вечность огня.
Лия, горько вздохнув, тихо прошептала:
- Я не могу иметь детей.
В гостиной повисло мучительное ожидание.
Джозеф немигающим взглядом смотрел на пламя огня. На его непроницаемом лице не дрогнул ни один мускул.
- Ты должна была меня предупредить. Мне надо подумать.
Вскоре математик по призванию покинул гостиную, оставив женщину в виноватом одиночестве разбираться со своими безжалостными терзаниями.
***
«Через три часа вы обязаны покинуть территорию и прибыть по следующему адресу...»
В семь утра смартфон пиликнул первым оповещением. Джозеф проспал всю ночь, как убитый. В то утро он мыслил, как никогда спокойно и бесстрастно. Холодный разум и ясный мозг праздновали торжество. Он обязан покинуть территорию – значит, он ее покинет.
***
Ее телефон запиликал птичьей трелью.
«Внимание! Уважаемая Лия Бенедиктовна, в 10.00...».
Лия лежала с открытыми глазами, свернувшись калачиком. Не хотелось ни двигаться, ни дышать, ни думать. Пустота. Апатия. Спокойствие. Разбросанные по комнате вещи тщетно ждали следующего путешествия.
***
Смартфон доставил очередное сообщение экстренных служб. Домбровский посмотрел на часы: большая стрелка начала обратный отсчет. Он был решителен и тверд, как никогда. У них час. Нет, только минуты, чтобы решить теперь их общую судьбу. Джозеф громыхнул стулом, поставив его прямо у ее комнаты, затем спокойно сел, и упрямым взглядом начал гипнотизировать дверь.
Лия вздрогнула от грохота. Сползла на пол и обняла подогнутые колени, положив на них голову. Телефон, оставленный на кровати, снова ожил предупреждением, но она уже не обращала на него никакого внимания.
Ее жизнь превратилась в ничто. Лию Свиридзе равнодушно стерли из будущего.
***
«Лия, пожалуйста, выйди. Ты должна принять решение. Я не знаю, что будет дальше. Думаю, мы справимся. Или умрем».
Джозеф горько усмехнулся своим мыслям.
***
«Мой любимый Джозеф, прости меня, что не сказала. Знаю, должна была. Прости».
Лия мысленно прощалась. Она не хотела, чтобы он видел ее такой. Еще вчера она приняла решение, что ни за что не покажет ему свою слабость и слезы. Все кончено.
***
«Выходи, девочка моя. Мы уедем из страны. Я все решу. Просто выйди и скажи, что ты со мной. Я не могу тебя заставить это сделать. Открой дверь и выйди. Это все, о чем я прошу».
Джозеф сидел на стуле и смотрел на дверь. Ему ничто не мешало войти, взять свою женщину, покинуть эту квартиру, город и страну. Ничего, кроме его ответственности за ее будущее. Этот город для них двоих был закрыт, а там, за пределами страны, существовала только неизвестность. Есть ли вообще теперь место под названием «там»? Возможно, «там» – давно уже безлюдная пустыня или бушующий безграничный океан. Он не мог, не имел права, брать на себя ответственность. Здесь у нее было право на жизнь. Там...
Смартфон в кармане жужжал уже непрерывно. Приходящие сообщения все строже и жестче требовали освободить транзитную зону. Джозеф ждал.
***
«Я буду думать о тебе всю жизнь».
Слезы покатились по ее лицу большими горошинами. Она больше не могла сдерживать свое отчаяние и неистово молила все силы мира спасти их обоих. Боль надвигающей потери обжигала сердце раскаленной до предела жалостью к их мертвому будущему.
«Забери меня, пожалуйста. Войди, обними и скажи, что все будет хорошо. Придумай что-нибудь. Ты же сильный! Умный! Ты все можешь! Прошу тебя, Джозеф, не бросай меня!».
Лия неистово сжала колени, только бы он не услышал ее нечаянных всхлипов. В эти минуты, горько рыдающая, она чувствовала себя убийцей несостоявшейся любви и их нерожденных детей.
Телефон, будто издеваясь над ней, равнодушно доставил последнее сообщение:
«Внимание! Последнее предупреждение! Немедленно покиньте территорию. В противном случае к вам будут применены меры карантина».
***
В десять утра, уже ни на что не надеясь, Джозеф сдался. Он отступил.
Еще раз одним коротким взглядом окинул комнату, мысленно попрощался с Лией, и вышел из квартиры.
Домбровский спешил. Порывисто спускаясь с лестницы, он практически выбежал из подъезда, пересек двор и устремился вниз по улице. Сосредоточенный на своих мыслях математик по призванию не заметил, как к дому подъехала большая машина с желтой надписью «Санитарная зона». Он уже ничего не видел. Он бежал. По его лицу текли слезы. Никто теперь не скажет точно, плакало ли это небо, обливая его лицо слезами, или это рыдало разорванное сердце влюбленного мужчины.
***
Дверь захлопнулась. Ударом железного молотка невидимый судья вынес ей приговор. Лия, покачиваясь, вышла из спальни. В гостиной одиноко стоял большой кожаный чемодан. Она нежно положила его на пол, легла рядом и обняла, прижавшись всем телом.
В дверь настойчиво позвонили. На мгновение затихнув, звонок разразился нескончаемым перезвоном. Собрав последние силы, Лия Свиридзе поднялась и направилась к двери.
***
Белый каменный забор тянулся вдоль всей улицы, уходя далеко за пределы видимости. Он остановился перед железными воротами, выкрашенными в ядовито-зеленый цвет.
Неприметную дверь обозначала лишь черная пуговка звонка. Мужчина уверенно нажал на кнопку.
- Слушаю! – голос «оттуда» был мужским и грубым.
- Меня зовут Джозеф Домбровский. Я хочу покинуть страну.
После небольшой паузы замок щелкнул, и дверь открылась, впуская его в новое пространство.
Шел дождь.