Полёт⁠⁠

Лечу.

Куда? Зачем?

Лишённый имени и чувств,

И на лету летать учусь.

Дух замер, кувыркнувшись на качелях,

Вокруг оси исполнив солнышко как встарь.

Я не летел, но падал.

Нещадно сокращалась высота.

Но вам скажу — летел,

И ты, читатель, мне поверишь,

Ладно?

Мгновение назад закрылись двери

На двадцативосьмиэтажной высоте.

Я нëсся вниз, считая этажи.

Советский лифт — дитя знамëн и коммунизма,

Совсем немного до замены не дожил.

Стальной торос порвался,

Как на поношенных

Ботинках перетëртые шнурки.

И лифт мчал вниз, обвязан коконом каркаса,

А у меня на роже

Проступали желваки.

Лифт ничего не видел в жизни этой

Кроме замыленных подошв

И лап собачьих.

Не видел окон, лета,

Меня не видел в полный рост. Скажу вам больше —

Я для него не значил

Ничего.

Трудился лифт из года в год:

То взмоет ввысь, то бьëтся оземь.

Теперь мы с ним летим вдвоём,

В мою двадцать шестую осень.

Сейчас же всë моë — твоë,

Я твой багаж случайный,

Пленник.

Маша рукой, парю, качаясь,

С тобой сегодня в воскресение.

/Здесь моë небо не болит/

Язык от жути в нëбо вжался.

Один единственный бы шанс мне —

Остановиться в поцелуе от земли.

Наверное,

Такая невесомость.

Наверное,

Такая опостылость.

Бог издевался надо мной, не зная меры,

А впрочем, мне это знакомо.

И комом в горле крик застыл.

Удар

Я прилетел из ниоткуда в никуда

И лифт со мною.

Не скрою,

Там, на дне,

Меня с улыбкой встретил новый день.

А я лежал и тихо плакал,

Пока не выплакал всего себя-собаку.

Пылала шахта,

Щепы впились в рёбра, кутерьма.

Сегодня жизнь поставила мне шах,

Совсем немного не хватило ей на мат.

За мной в который раз осталось слово,

А лифт смонтировали новый.

Его боятся многие.

Меня повстретив, поп не перекрестится.

Хожу теперь пешком, мозолю ноги

И ненавижу лестницы.

Неоклассик

Виктор Кожевин