Подарок⁠⁠

На конкурс сообщества CreepyStory Конкурс для авторов страшных историй от сообщества CreepyStory, с призом за 1 место. Тема на март

Какая теплая и звездная выдалась сегодня ночь. В свете луны река и лес кажутся такими безмятежными и спокойными. Наверное, придя сюда пару недель назад, я наловил бы рыбы, наварил ухи и довольный завалился бы спать. Но я сижу на берегу, смотрю, как догорает моя машина. А ведь еще совсем недавно все было так хорошо!


Полтора года назад мне исполнилось восемнадцать. Мой папа, счастливый от того, что его наследник, единственная, как он сам говорил, радость в жизни, стал совершеннолетним, пообещал подарить мне собственную машину. Я сначала обрадовался, как любой нормальный парень в моем возрасте, а потом всерьез спросил его, как он это сделает. Городок у нас небольшой, отец – простой механик в полуразвалившемся таксопарке, воспитывал меня один после смерти мамы. Мы хоть и не бедствовали никогда, но я не представлял, где он возьмет деньги на покупку даже самой простой подержанной машины. А он вместо ответа только усмехнулся, хитро подмигнул мне и сказал, что это уже его забота, от меня требуется только получить права и поверить своему старику. Так я и сделал. Не сразу, конечно, нужно было еще подготовиться к поступлению в институт.

Но вот прошло полгода, я окончил школу, сдал водительский экзамен и получил желанные права. Как же папа тогда радовался! На следующий день мы пошли «выбирать» машину. Я понимал, что нам доступна только какая-нибудь пожившая «четырка» или другой уставший «Жигуль», я был бы бесконечно рад и такой машине. Но, признаюсь, когда продавец открыл гараж, я был ошарашен. Перед нами в куче старого хлама и под толстым слоем пыли стоял красный четыреста двенадцатый  «Москвич». Я, не веря своим глазам, не мог сделать и шага. Неужели это происходит со мной! Конечно, краска на ней поблекла, сидения покрыла паутина, колеса были немного спущены, а заднее стекло разбито, но все равно для меня это была машина мечты.

Заметив мое смущение, папа все понял и сам подвел меня к «Москвичу».

- Ну что, удалось мне тебя удивить? Или она для тебя недостаточно хороша?

- Нет, что ты, - я понемногу начал приходить в себя, - Это чудесная машина. Спасибо, папа! Это лучший подарок!

Папа выглядел довольным. Он еще раз осмотрел автомобиль, придирчиво, но больше для виду. Как я понял из его разговора с продавцом, они встречались раньше и уже обсудили все особенности технического состояния и вопросы покупки. Открыв водительскую дверь, папа жестом предложил мне сесть.

- Ну что, приятно почувствовать себя водителем? Только смотри, не разбей ее.

Я понимал, что он шутит. Хотя я действительно чудовищно боялся ее разбить. Но я переборол страх, взял ключ и завел «Москвича». Двигатель затарахтел, как бы прокашливаясь, а затем загудел ровно и бархатисто. В тот момент я осознал, что с этого звука начинается моя взрослая жизнь.

Мы были довольны покупкой. А продавец радовался даже больше нас. Как потом сказал папа, он несколько лет не мог продать машину, и когда папа согласился ее купить, предложил немаленькую скидку. Пока мы ходили вокруг «Москвича» и рассматривали его, продавец внимательно следил за мной, казалось, он боялся, как бы мы не передумали. Тогда я принял это за простое желание избавиться от хлама, сейчас я знаю, что он хотел избавиться от чего-то большего.


Под чутким папиным руководством я доехал до таксопарка. Там нам предстояло привести мою «Красную бестию» в приличное состояние. Первым делом мы заменили разбитое стекло, очистили ее от пыли и грязи. Когда мы начали менять колеса, машина сорвалась с одного из домкратов и чуть не раздавила папину ногу. Тогда мы не придали этому значения, но сейчас я понимаю, что это не было простой случайностью.

Пока папа настраивал карбюратор, уставший от долгого стояния, я решил перебрать старые вещи, которыми был заполнен багажник. Среди ремкомплектов, книг по обслуживанию, атласа дорог СССР, аптечки и других незаменимых для советского автовладельца предметов я нашел фотографию. На ней были два мужчины, один из которых, совсем молодой, сидел за рулем моей «Ласточки», а второй стоял рядом, придерживая открытую пассажирскую дверь. Они смотрели в камеру и искренне улыбались. Вот только надпись на обороте была странная: «СОЖГИ ЕЕ». Озадаченный, я решил поделиться находкой с папой. Взяв снимок, он задумался и даже немного погрустнел. Как оказалось, на фото были изображены первый владелец автомобиля и его сын. Папа сказал, что должно быть в тот день парень впервые сам поехал за рулем «Москвича», так же как и я.

- Бедный парень, - сказал папа, немного помолчав, - как жестоко с ними обошлась жизнь. Колька был моим другом, в соседних подъездах выросли. И дядю Мишу, отца его, я знал хорошо. Он нас, пацанов, иногда на своей красавице на речку возил. Всегда строго следил, чтобы Котька далеко не заплывал и долго в воде не булькался, а тот вечно обижался, ему стыдно было, что отец так за него переживает. У него кроме Кольки было еще две дочери, но они все с мамой время проводили, а вот дядя Миша в сыне души не чаял, носился с ним, как с писаной торбой. Это потом я от своей мамы, твоей бабушки, узнал, что Колька родился больным, и врачи говорили, что он совсем не жилец. Дядя Миша тогда чуть с ума не сошел. Ходили слухи, что он даже к каким-то бабкам-целительницам сына возил, все искал чуда. Хотя до этого здравомыслящим парнем был, комсомольцем. Не знаю, что в итоге произошло, но малыш его на поправку пошел. Врачи удивлялись долго, даже большому профессору в областном центре их показывали, тот, говорят, статью научную на основе Колькиной болезни опубликовал. Дядя Миша радовался, но стал каким-то задумчивым, будто ждал чего-то. И Кольку берег так, что младшие дочки его к брату ревновали, особенно когда маленькими были. А он, Колька-то, хорошим был парнем, добрым, помогал всем. Мы когда постарше стали, это он меня к отцу в гараж привел, тот нас научил с машиной обращаться. Да так они меня этим делом  заразили, что я пошел в училище на механика учиться. А Колька хотел в институт, все в Москву рвался, это его и погубило.

Познакомился он там с девушкой. Начали они гулять, и тут оказалось, что это не нравится одному ее отвергнутому ухажеру. Был он из очень непростой семьи, а потому подошел как-то к Кольке и просто предложил оставить эту девушку, пока у него не начались проблемы. Колька, добрая душа, ответил, что девушка сама выбрала его и выбор этот нужно уважать. А через неделю узнал, что его за аморальное поведение из института исключают и отправляют в армию. Ну а Колька гордый был, вспылил и попросил его в Афганистан отправить, чтобы послужить Родине там, раз с учебой не сложилось. Мы, когда об этом узнали, за Кольку все перепугались. Дядя Миша места себе не находил, даже сам в институт ездил, просил сыну жизнь не ломать. Но ничего у него не вышло, я уж и не знаю, какой важной семье они дорогу перешли.

Колька родителям старался писать, утешал их, убеждал отца, что ничего с ним не случится. А дядя Миша все ждал, когда сын вернется. И вот однажды весной пришло им письмо, что Колька пропал без вести. Случилось это за пару дней до свадьбы сестры Колькиной, как раз к ним родственники со всех концов страны съехались. Дядя Миша как про сына узнал, так почернел весь, как туча, и бросился на улицу. Братья его жены, что как раз на праздник приехали, кинулись за ним, боялись, как бы он глупостей не натворил. Пытались они его убедить никуда не ехать, но ничего не смогли с ним сделать. Так они все вместе на этой, теперь твоей, машине и поехали.

Не было их от силы часа три. Я это хорошо запомнил, потому что слух о Кольке быстро по двору разошелся, и мы с ребятами пришли к нему домой, чтобы сестер с матерью поддержать. Когда дядя Миша вернулся, я его сразу и не узнал. Это был не раздавленный горем отец, потерявший единственного сына, нет, он был похож на злобно сжавшийся комок ярости и гнева. Влетев в дом, он сразу начал кричать на жену, чтобы ее братья убирались, и он никогда больше их не видел и ничего ни о ком из них не слышал. Признаюсь, мы все тогда не на шутку перепугались.

Не знаю, чем у них все закончилось, но дядя Миша с того дня очень изменился, стал каким-то черствым, начал избегать общения с другими людьми. Первое время все порывался машину продать, но потом успокоился. Видимо, убедили его родственники, что все это глупости и сына он так не спасет. Свадьбу дочери отложили на год, отец все ждал, что Колька вот-вот вернется, что это какая-то ошибка, что его найдут. Но второго чуда не случилось, так мы его больше и не увидели. Жаль его, хороший был парень, и так глупо сгинул. И отца его тоже жаль, он так и не оправился от потери. Замкнулся в себе, пить начал, а потом жену схоронил. Так постепенно и угас. Первое время он еще на машине ездил, даже ко мне обращался, чтобы ее обслужить. А потом пропал. Я даже не сразу узнал о его смерти.

Когда папа закончил рассказывать, я увидел, как тяжело ему было заново переживать все это. Поэтому я предложить закончить на сегодня ремонт и пойти домой. Не спросил я и про странную надпись на фотографии. Честно говоря, меня настолько поразила драматичная история этих людей, что я не придал этому посланию никакого значения. А зря.

Примерно за месяц мы привели машину в порядок, а я более-менее освоился в роли водителя. А чувствовал гордость за себя и свою Ласточку, когда во время стояния на светофоре замечал удивленные взгляды. Конечно, молодой парень на такой роскошной, пусть и не новой, машине привлекал внимание. Большего мне и не надо было. К тому же, я уже почти забыл о странной находке. Но однажды, когда день был особо погожим, я опустил водительский противосолнечный козырек, и заметил на нем небольшой обрывок бумаги. При ближайшем рассмотрении это оказался вырванный из атласа автодорог фрагмент карты, на котором синим химическим карандашом жирно и криво, будто детской рукой, была выведена надпись «СОЖГИ ЕЕ». Подумав, что это часть какой-то игры детей прошлого владельца, я скомкал обрывок и выбросил его в окно. После этого машина даже будто резвее поехала, и я быстро перестал думать об очередном бредовом послании.

Лето заканчивалось, я должен был начинать учебу. Пришлось уехать из родного городка, оставив машину на попечение папы. Я с нетерпением ждал, когда смогу снова оказаться за рулем своей красавицы. Но я и представить не мог, при каких обстоятельствах снова ее увижу.


В конце зимы мне позвонил папа и попросил приехать при первой возможности. Он убедил меня, что с ним и с машиной все в порядке, но повод достаточно серьезный, чтобы ждать каникул. Не на шутку обеспокоенный, я с трудом дождался выходных и уже ранним субботним утром был дома. Папа, к моему удивлению, был спокоен.

- Помнишь, я тебе про дядю Мишу рассказывал? Так вот, позвонил его зять, тот, что нам машину продал, сказал, что нужно с нами встретиться. И просил, чтобы обязательно ты пришел. Не знаю, что за повод, но он очень просил не затягивать со встречей.

Папа дал мне время подкрепиться после дороги, и мы пошли в тот самый гараж. Там нас встретил продавец и еще один, незнакомый мне пожилой человек. Как оказалось, это был один из братьев жены дяди Миши, Семен Петрович, как он сам представился.

- Где машина? Надеюсь, вы от нее избавились? – он с ходу набросился на нас, - Вы же знаете, какие несчастья принесла она нашей семье? Почему вы вообще согласились ее купить? Понимаю еще, этому полудурку хотелось выгоды, не смог нормально избавиться от этой проклятой вещи, заработать хотел! Но ты-то, неглупый вроде был парень, ты же сам видел, в кого она Мишку превратила, зачем ты во все это полез?

Мы с папой опешили от таких обвинений. Мы стояли и тупо смотрели на Семена Петровича, не зная, что ему возразить. Он еще некоторое время нервно ходил по гаражу, затем снял со стены туристический складной стул, смахнул с него пыль и устало сел.

- О, да вы, ребята, похоже, и не в курсе того, во что вляпались, - устало начал свой рассказ Семен Петрович. - Но сначала пообещайте, что серьезно отнесетесь к моим словам. Наша семья очень пострадала, не хочу, чтобы и вам из-за нас пришлось горя хлебнуть. Слушайте внимательно и не перебивайте. Это очень непростая и долгая история.

Когда пришло известие, что Колька пропал, Мишка словно с цепи сорвался. Рванул в какую-то заброшенную деревню, мы с братом поехали с ним, чтобы он там глупостей не натворил. Не знаю, почему он так туда рвался, но место это выглядело жутко. Да и сам Мишка, когда вернулся, выглядел не лучше – все время бубнил себе под нос, что виноват, что нужно платить, только цена высока. Кричал, чтобы мы шли пешком, что машину нужно бросить здесь. Когда я хотел его успокоить, этот дурень дал мне в нос. Мы с братом надеялись, что если дать Мишке время, то он придет в себя. Но чем больше проходило дней, тем злее он становился. Его будто полностью подчинила идея о том, что нужно платить за сына. А мы не могли понять, как он собрался это сделать, не душманам же он в горы деньги повезет! Но, от греха подальше, документы на квартиру и машину вместе с ключами я у него забрал, племянница моя вынесла их тайком из дома, пока Мишка спал. Ох и кричал он, когда пропажу обнаружил! Проклинал нас с братом, говорил, что из-за нас все погибнут. Не сразу мы поняли, что он тогда был серьезен.

Сестра моя все ему повторяла, что сына это не вернет, что нужно  научиться жить с утратой, посвящать больше времени дочерям и маленьким внукам. Ей и самой несладко пришлось, еще и муж так себя вел. Она старалась держаться, но через несколько лет с ней приключилось несчастье. Как-то зимой, незадолго до того, как я забрал ключи от «Москвича», сестра выходила из машины, поскользнулась и сильно повредила ногу. Нога все не заживала, врачи говорили, что перелом сложный и восстановление будет очень долгим. Она так несколько лет в постели пролежала, но вроде пошла на поправку, стала понемногу ходить. А потом нога начала гнить. Дочери ее настояли, чтобы сестра легла в больницу, там ей и объявили, что сделать уже ничего нельзя.

Мы с братом как об этом узнали, сразу приехали. Боялись, конечно, что Мишка нас в дом не пустит, все-таки почти восемь лет не общались. Но, к нашему удивлению, вместо него нас встретил усталый старик с пропитыми и безучастными глазами. Он не сказал нам ни слова, не подал руки, просто молча провел в комнату к жене. То, что мы увидели там, потрясло нас даже сильнее. На кровати лежала сухая и изможденная старуха. Не знай я, кто это, я бы и в жизни не поверил, что это моя сестренка! А она ведь была на три года меня младше.

Придя в себя, я вдруг почувствовал жгучую ненависть к Мишке. Он загубил мою сестру, он своими глупостями вытянул из нее всю жизнь! Ух, как я хотел, чтобы он за все мне ответил! Я бросился к нему, с силой схватил за рубашку, посмотрел в его глаза и ужасом обнаружил, что они совсем пустые.

- Миша, что ты сделал? Как ты довел семью до такого? – спросил я его, не особо надеясь на ответ.

- Что? Ты спрашиваешь, как Я ДОВЕЛ до этого? –  он безумно смеялся мне в лицо. – Это все вы, только вы, два упертых братца-всезнайки! Вы не дали мне исполнить свой долг. Я должен был защитить сына, но не смог. А вы помешали мне все исправить. Теперь вы оба поплатитесь! Я уже не жилец, вся моя жизнь – кромешный ад, но вы! Вам еще предстоит узнать, каково это – бессильно смотреть, как умирает все, что тебе дорого!

Я был ошарашен. Ноги мои подкосились. Я разжал кулаки, отпустив Мишкину рубашку, сделал пару шагов назад, и, почувствовав спиной стену, бессильно сполз вниз. Из глаз моих полились слезы. Я перестал понимать, что происходит. Почти угасшая сестра, неживой и равнодушный Мишка, его безумная речь… Все это совсем выбило меня. Я знал, что еду навестить умирающую сестру, но где-то глубоко в душе надеялся на чудо. Увиденное же полностью растоптало все мои надежды, показав, что в жизни нашей семьи чуду места нет.

Не знаю, сколько времени я так просидел. Помню только, что брат привел меня в чувства и увел оттуда в гостиницу, где мы остановились, чтобы не напрягать племянниц хлопотами о нас. Конечно, он не поверил ни единому Мишкиному слову, говорил, что и мне не стоит воспринимать эти пьяные речи всерьез, что мы ни в чем не виноваты. Но я уже ни в чем не был уверен. Во мне самом будто что-то надломилось.

А через два дня нашей сестры не стало. Мы помогли организовать прощание и вскоре уехали сами. Мне не давали покоя Мишкины слова, но я не мог найти в себе силы объясниться с ним. Так прошла еще пара лет, как вдруг я понял, что должен действовать. Заглянув в календарь, я тут же решил, что сейчас самое подходящее время. Я собрался, взял все документы и поехал к Мишке.

- Сегодня Кольке исполнилось бы тридцать. Привет, Миша. Не прогоняй меня, - я стоял на пороге с тортом и бутылкой водки, - давай поговорим.

К моему удивлению, он пустил меня в квартиру и, не говоря ни слова, сразу безучастно пошел на кухню. Я закрыл за собой дверь, прошел за ним, накрыл на стол и заварил себе чай. Шурину я предусмотрительно сразу налил стакан водки. Некоторое время мы сидели в тишине, потом он залпом опустошил стакан и куда-то ушел. Вернулся весь в слезах, держа в одной руке фотографию, на которой у него на плечах сидел маленький Колька и радостно смеялся. В другой руке у Мишки был красный игрушечный «Москвич».

- Вот он, мой сынок. Мой маленький мальчик, - проговорил он, едва сдерживая рыдания, - как я мог не уберечь тебя! Прости меня, дурака старого, сынок!

Мишка плакал, сжимая в руках машинку. А я смотрел на нее и вспоминал, как маленький Колька любил эту игрушку и как говорил, что он вырастет и будет таким же большим и сильным как папа, и у него будет такая же машина, только самая-самая настоящая, и  он будет любить ее также сильно как папа. От этого и у меня на глазах навернулись слезы.

А потом Мишка заговорил. Когда врачи сказали ему про Колькину болезнь, он с ног сбился искать лекарство. И вот когда он уже почти отчаялся, знакомые сказали ему, что в соседней деревне живет бабка-целительница, которая будто бы еще до революции людей с того света возвращать научилась. Мишка особо в это не верил, но терять ему было нечего. Нашел он эту бабку, все ей рассказал, она велела привезти сына. Осмотрев малыша, сказала, что поможет, но только Мишка будет ее должником и в нужный момент отдаст то, что она попросит. Но если раньше времени с мальчиком что-то случится, тогда он расплатится жизнью другого дорогого ему человека. А тот готов был любые деньги отдать, лишь бы ребенок жил, вот и не сопротивлялся, даже не уточнил, в чем именно долг заключается. А когда врачи сказали, что Колька здоров, Мишка был так счастлив, что со временем перестал думать о бабкиных словах. Но сына берег. А потом случилось то, о чем вы и сами знаете. И тогда Мишка первым делом бросился в эту деревню, и, к своему удивлению, в покосившемся доме нашел эту бабку, еще живую. Едва она его увидела, как громогласно захохотала и начала читать какие-то заклинания. Все вокруг Мишки завертелось, его будто поднял какой-то вихрь, которым управляла безумная бабка. Она громко, но непонятно что-то кричала, из всех ее слов Мишка запомнил только: «Глупец! Не уберег сына – заплатишь кровью! Должен был отдать свою душу, теперь отдашь души других! Плати, глупец! Смерть принесет то, что твой сын любил больше всего».

Тут я посмотрел на машинку, и меня осенило. Вот то, что Колька любил больше всего. Парень он был совсем молодой, семьей обзавестись не успел, и отцовская машина была его самой большой страстью. Ведь и новые авто его не привлекали, почему-то именно к этой он питал такие нежные чувства. Мишка ему даже пообещал, что подарит «Москвича» на окончание института. Но не сложилось.

И тут я понял, почему Мишка обвинял нас с братом во всех грехах. В тот день он хотел избавиться от машины, а мы ему помешали. Когда я забрал ключи, я оставил в семье бомбу замедленного действия. Она уже забрала нашу сестру, любимую Мишкину жену, и пока она была в семье, мог пострадать кто-то еще. Нужно было что-то делать.

Пока я размышлял, Мишке стало немного лучше. Я предложил ему вместе закончить начатое. После недолгого обсуждения мы решили, что машину нужно увести в лес и сжечь. Договорившись встретиться завтра утром в гараже, мы пошли спать. Я подумал, что зятя в таком состоянии лучше одного не оставлять и решил переночевать в Колькиной комнате.

Когда я проснулся, Мишки дома уже не было. Сначала я думал, что он пошел в магазин за опохмелом, и волноваться начал только ближе к полудню. Еще раз прокрутив в голове наш разговор, я пошел сюда, в гараж, проверить, не решил ли он избавиться от машины самостоятельно. Увиденное здесь до сих пор у меня перед глазами. Все двери машины открыты, кругом валяется какой-то мусор, обрывки бумаги, заднее стекло разбито, а вон в том углу, зацепив галстук за крюк, висит Мишка. Придя в себя, я попытался ему помочь, но было уже поздно.

Организация похорон отвлекла меня от главной цели – избавления от «Москвича». Потом мне нужно было вернуться домой, однако я был тверд в своем намерении, даже запретил племянницам до моего возвращения пользоваться машиной, хоть и оставил ключи у них. Но какие-то силы, и я в этом уверен, были против исполнения моего замысла. Как только я вернулся домой, у меня случился инсульт. Жена чудом во время успела позвонить в скорую, меня откачали. На восстановление ушло несколько лет, но, как видите, хожу и говорю без проблем. Потом были различные семейные хлопоты, помощь детям с внуками, потом еще жена долго болела.

Так прошло несколько лет, но все эти годы я не оставлял мысли о том, что нужно избавиться от машины. Она столько лет стояла в гараже, заваленная хламом и никому не нужная, что, боюсь, сама стала частью проклятия нашей семьи и может представлять опасность для каждого, кто осмелится с ней связаться. Я надеялся, что она сгнила здесь или, по крайней мере,  уже не пригодна для поездок. И вдруг сейчас я узнал, что машина продана! Представьте, как я был этим шокирован, я ведь думал, что она уже давно превратилась в бесполезное ржавое корыто и никому и в голову не придет этот хлам восстанавливать. Знаю, вы можете не верить мне, считать, что я просто безумный старик, только услышьте меня: «Москвич» проклят! Не знаю, могли ли две загубленные жизни искупить Мишкин долг, но пока вы пользуетесь машиной, вам грозит опасность. Пожалуйста, сожгите ее, пока не поздно!

Закончив свой рассказ, Семен Петрович посмотрел на нас с надеждой. Он действительно верил во все, что  нам рассказал.


Услышанное глубоко потрясло нас с папой. Был уже глубокий вечер. Мы пообещали Семену Петровичу, что избавимся от машины, и попрощались с ним.

- Пап, ты правда считаешь, что машину нужно сжечь? - спросил я, когда мы отошли от гаража на приличное расстояние.

- Конечно нет, сынок. Ничего такого мы с ней не сделаем. Это же мой тебе подарок, от чистого сердца! Какой от подарка может быть вред?

- А как же все, что рассказал Семен Петрович? И те записки, которые я находил?

- Послушай, их семья очень несчастна. Они не смогли смириться с потерей дорогих им людей, вот и придумали оправдание. Ты же не веришь в проклятье бабки-колдуньи? Или думаешь, что машина живая? Как в том старом американском фильме, помнишь, смотрели, когда ты был маленьким?

Папа убедил меня, что повода для беспокойства нет, и на следующий день я уехал.


Несколько месяцев все было спокойно, я учился и предвкушал, как славно проведу каникулы в компании своей машины. А за пару дней до конца летней сессии мне позвонили папины коллеги и сообщили, что он в реанимации. Я сразу же бросился домой.

Папин врач не позволил мне с ним увидеться - слишком тяжелым было его состояние. Как мне рассказали, папа хотел подготовить «Москвич» к моему приезду и задержался в таксопарке допоздна, полируя его и подкачивая колеса. Закончил он ближе к полуночи, и на полпути к дому его на пешеходном переходе сбил какой-то пьяный идиот, угнавший машину в соседнем дворе. Папу обнаружили только утром и сразу привезли в больницу. Как мне передал его лечащий врач, пока папа был в сознании, он постоянно повторял «Сожги ее». Услышав это, я понял, что должен действовать…


Вот так я и оказался здесь. На берегу реки, где папа научил меня ловить рыбу, и где еще раньше он вместе с другом Колькой учился плавать. Папа смеялся над проклятием и призывал меня делать так же. Он единственный дорогой мне человек, и то, что с ним случилось, заставило меня поверить в реальность всей этой дикой истории. Есть только один способ положить этому конец, и видя, как горит мой чудесный красный «Москвич», я не испытываю ни капли сожаления. Наоборот, я рад от мысли, что мой отец остался жив и теперь он в безопасности. Надеюсь, папа был последним человеком, который пострадал от проклятия. И еще я верю в то, что с гибелью машины бабка-колдунья успокоится и не будет больше требовать расплаты. Что ж, только время покажет, прав ли я.