По Ленинградским местам "Блокады" Чаковского⁠⁠

Этой зимой я прочитал роман-эпопею "Блокада" Александра Чаковского. Я купил три книги в "Старой книге" и решил прочитать к 80-ю снятия блокады Ленинграда. Возможно, это лучшее произведение из всех, что я читал! Я уверен, что любой велосипедист прочитавший этот роман тоже захочет совершить аналогичный велопробег.

Я живу на севере и первым делом поехал на Смольнинский аэродром, сейчас он называется терминалом аэропорта Ржевка и, к сожалению, заброшен.
Этот аэродром упоминается в книге 5, часть 2 глава 9:

Выехавший на Смольнинский аэродром генерал-майор Гусев позвонил оттуда по телефону Жданову и произнес только три слова:
- Прибыл, Андрей Александрович.
Этого было достаточно, чтобы Жданов вздохнул с облегчением.
- Подождите у телефона, - приказал он Гусеву и, не кладя трубку, прислушался, слегка наклоняя голову в сторону зашторенных окон. Там было тихо. Но Жданов взял трубку другого аппарата, задал кому-то короткий вопрос, выслушал ответ и вновь обратился к Гусеву:
- Задержитесь на аэродроме. Некоторые районы города под обстрелом.
- Доложу, - ответил Гусев и секундой позже сообщил:
- Принято решение все же ехать.

И я тоже поехал от Смольнинского аэропорта к Смольному собору.

В Смольном соборе происходит очень много событий романа и там бывают, наверное, все главные герои романа-эпопеи из советского Союза.

После Смольного я перекусил в пицерии и следующим пунктом была Кирочная улица. В книге 5, части 2, главе 10 описывается, как был вновь запущен трамвай.

Жданов повернулся в сторону Бычевского, собираясь поправить начинжа и поддержать командующего, но в этот миг Попков неожиданно крикнул:
- Товарищи! Послушайте!..
Все переглянулись. Потом, как по команде, повернулись к репродуктору, стоявшему на письменном столе. Метроном стучал чуть слышно и размеренно-спокойно.
- Да не то, товарищи! Слушайте... там!..
Попков весь подался к раскрытому окну. Через окно, откуда-то издалека, в кабинет впорхнул прерывистый звонок трамвая. Никакой другой звук не мог так взволновать собравшихся здесь людей, как этот заурядный трамвайный звонок. Все устремились к широко распахнутому окну.
- Сегодня по Кирочной пустили! - торжествующе объявил Попков.

Сейчас на Кирочной улице уже нет трамвайных путей.

Дальше мой путь медали к дому на набережной реки Фонтанки 3а, в котором располагалась подстанция, питавшая линию первого блокадного трамвая. Есть мемориальная табличка. Но, к сожалению, снимался какой-то фильм, наверняка очередной шедевр, спонсируемый фондом Кино, поэтому прилагаю скриншот с Яндекс-панорам.

Недалеко от блокадной подстанции находится музей обороны Ленинграда, а напротив входа памятник медицинским работникам. У архитектора Валицкого были наброски памятника медицинским работникам и в качестве вдохновения была Вера.

Дом радио на углу Малой Садовой и Итальянской улиц. Здесь архитектор Валицкий выступал по радио, его встретила и проводила наверх Ольга Берггольц и он был свидетелем допроса немецких пленных.

Немного попетляв я доехал до Большого дома на Литейном проспекте. Именно сюда Кравцов дал указание Анатолию прийти и сообщить кодовую фразу. "Товары завезены, откроется в положенный час".
От Большого дома я поехал к самой Южной точке - Пулковской обсерватории, повторяя маршрут батальона Суровцева и политрука Пастухова:
И вот через несколько часов он снова будет на передовой.
"Захваченный мыслями об этом, Пастухов невольно ускорил шаг.
— Не торопись, — угрюмо сказал Суровцев, — до Средней Рогатки еще далеко.
Батальону действительно предстоял дальний путь через весь город — по Литейному, Владимирскому, Загородному и Международному проспектам."

Сейчас Международный проспект назывется Московским. По пути к Пулковской обсерватории у меня было 2 остановки:

Первая после станции метро "Московские ворота", у мемориальной таблички второй дивизии народного ополчения. В этой дивизии служил водитель Суровцева, когда они собирали тела погибших и увозили в район деревни Пискарёвка для захоронения:

"А словоохотливый шофер продолжал:
— Вы, товарищ капитан, не думайте, что я все время баранку по городу крутил. Я двадцать девятого июня в ополчение пошел. Вторая дивизия народного ополчения — так тогда называлась. Геройское было у нас ополчение!.. Конечно, большинство молодые. Но и старичков хватало. Как им откажешь, когда такая война идет. Священная, как в песне поется. Как львы, можно сказать, дрались... А потом меня сюда, в Питер, вернули. Стар, говорят. Обидно, конечно, хотя сам понимаю, года с плеч не сбросишь."

Второй остановкой был монумент защитникам блокадного Ленинграда на Юге московского проспекта.

И вот Пулковская обсерватория. К ней можно подняться до мередианной дорожке.

С Пулковских высот хорошо просматривается весь город. Деревья мешают обзору, это лучший кадр, на котором видео Санкт-Петербург.

"Только сейчас до Суровцева полностью дошел грозный смысл слов, сказанных ему командиром полка: "Поймешь, когда наверху побываешь...
— Слушай, комиссар, — тихо сказал он молча стоявшему рядом Пастухову, — ты представляешь себе, что натворит немец, если захватит эту высоту?
Пастухов ничего не ответил.
Да и что он мог сказать? Без слов было ясно, что, захватив высоту, враги оказались бы поистине хозяевами положения."

После обсерватории я поехал к памятнику КВ-85, который установлен на том месте, где у самой границы Кировского завода тяжёлый КВ отражал атаки немцев.

Чуть севернее памятника КВ-85 находится огромный Кировский завод, на котором выпускались танки КВ. К зиме 1941 года завод был эвакуирован. Оставшиеся рабочие продолжали выпускать оружие для фронта.

Ещё севернее находится Нарвская застава, в районе которой жила Вера.

На набережной реки Мойки жила семья архитектора Валицкого. Я остановился у мемориальной таблички рабочим.

Поездка подходила к концу. На Дворцовой площади капитан Суровцев служил в штабе, а архитектор Валицкий один из обстрелов переждал в Эрмитаже.

Велопробег закончился на Пискаревском кладбище. Это крупнейшее воинское захоронение в мире. 490 тысяч человек похоронено здесь. Больше часа нужно, что бы обойти все это кладбище. В романа-эпопее страшнее всего именно описание Пискарёвки, дальше фрагмент от лица Веры:

"Так мы прошли метров тридцать, и, когда приблизились к тому, что издали показалось мне грудами дров, я поняла, что это не дрова, не бревна, а сложенные штабелями мертвые тела! Окоченевшие, скорченные, в той одежде, в которой их застала смерть, люди! Трупы заполняли доверху и траншеи, мимо которых мы сейчас шли. Это было страшное, освещенное желтым светом луны, безмолвное царство смерти...
Подойдя к деревянному щиту, я разглядела, что на нем красной, с замерзшими подтеками краской написано:

НЕ ПЛАЧЬТЕ НАД ТРУПАМИ ПАВШИХ БОЙЦОВ!

Мне показалось, что слова эти написаны кровью."

Хочется закончить пост самым поразившим меня эпизодом. Капитан Суровцев воевал на Невском пятачке, зимой 1941 его вызвали в Ленинград для проведения взрывных работ по обустройству братских могил. Он видит тела на улицах и вот Васнецовым фрагмент его диалога с Васнецовым:

"— Да. Ты прав. Воды нет. Энергии нет. Люди полуживые. Мертвых хоронить некому, да и негде: земля промерзла, как камень. А оружие армии даем! И не только нашему фронту! Еще и Москве помогаем. Вот ведь чудо какое, товарищ капитан Суровцев.
— Но как?!
— Как, спрашиваешь? Что ж, расскажу, военной тайны здесь нет. Про Сестрорецкий инструментальный завод слышал? Нет? Был такой. Теперь в Смольнинском районе размещается. Автоматы там производят. Снова спросишь — как? Отвечаю: вручную. Вручную детали выпиливают! Из каких узлов автомат состоит, ты, конечно, знаешь. Так вот, все узлы сделать вручную не могут. Везут то, что удалось собрать, на другой завод. На саночках везут. На тех самых, детских. Там заканчивают. А оттуда — на фронт... Вот на тебе полушубок. Вижу, не старый, не довоенного производства. Знаешь, где его сшили? На "Комсомолке". Есть такая швейная фабрика. Опять спросишь — как? Иглами. Руками промерзшими. Под обстрелами. Чтобы тебе и бойцам твоим тепло было. На многих заводах дети работают. Подростки. Ремесленники. Мне вчера директор одного из ремесленных училищ рассказывал: в столярной группе ребята клей съели. Фикус съели и другие цветы засохшие, что с лета в кадках оставались... Я, говорит, их от станков гоню отдыхать, не хотят. А потом у станков падают. От голода. А станки все же не простаивают. Ни минуты. Один рабочий упал — другой на его место... На Кировском полковые пушки делают и мины, — продолжал Васнецов, — а Кировский знаешь где? У немцев под боком. Спросишь, как делают? А так же, как и на других заводах: блок-станции монтируют, газогенераторы ставят, двигатели внутреннего сгорания — хоть крохи энергии, но получают! Так кто же все это делает? Мертвецы?! Смерть, говоришь, Ленинградом сегодня правит?!.. Нет, Суровцев, жизнь!"