Первый зверьГлава 1⁠⁠

а1. Эхо на клавиатуре


В квартире пахло остывшим кофе, пылью и тихим гудением серверов. Романыч откинулся в своем кресле, скинул очки и с силой потер переносицу. Перед ним на мониторах плыли бесконечные строки кода, потоки данных с камер наблюдения и сканы старых, пожелтевших уголовных дел. Он собирал пазл, детали которого были разбросаны по всему цифровому миру.


Дверь щелкнула, и в квартиру, пропуская за собой клубы холодного ночного воздуха, вошел Илья. Он скинул мокрую куртку и бросил на пол возле дивана спортивную сумку.


«Ну как, пробежался?» — не отрываясь от экрана, спросил Романыч. Его голос был глуховатым, как у человека, который слишком долго говорит сам с собой.


«Ага. Город спит, кристаллы растут», — буркнул Илья, проходя на кухню. Он открыл холодильник, достал пачку творога и принялся есть прямо из контейнера. «У тебя тут опять пещера троглодита. Воздух стоялый».


«Воздух — это смесь газов. Ему и не положено быть свежим», — отрезал Романыч. Но Илья знал — это не грубость. Это концентрация. Значит, брат что-то нашел.


Илья подошел к его спине, смотря через плечо на центральный монитор. Там была карта города, испещренная алыми метками.


«Что это?»


«Статистика. Вернее, аномалия в статистике». Романыч щелкнул мышкой, и на соседнем экране появились две колонки: слева — архивные данные за прошлые годы, справа — за последний месяц. «Видишь? Рост по статьям „нахождение тел со следами насильственной смерти“ в периферийных районах. Небольшой, но статистически значимый».


«Маньяков стало больше? Спасибо, кэп», — фыркнул Илья.


«Не „больше“», — Романыч повернулся, и в его глазах горел тот самый огонек, который Илья называл «синдромом сыщика». «Иначе были бы всплески по всему городу. Здесь же — четкий кластер. Окраины, промзоны, лесополосы. Как будто... работает один человек. Один очень продуктивный человек».


Он переключил экран. Появилась фотография — нечеткий кадр с камеры наблюдения на автобусной остановке. Молодой парень в темной ветровке.


«Петр Семенов. Двадцать три года. Полгода назад попал в ДТП, черепно-мозговая, кома. Месяц назад... „проснулся“. Врачи называют это чудом».


«И что в нем чудесного?» — Илья прищурился.


«Он живет в районе, где было три из пяти последних находок. Его лицо я трижды ловил на камерах в радиусе километра от мест, где потом находили тела. Совпадение?»


«Теория заговора твоего уровня», — усмехнулся Илья, но в голосе его уже не было насмешки. Он доверял аналитике брата больше, чем собственным глазам.


«А теперь смотри сюда». Романыч вывел на экран другую картинку. Это было старое, отсканированное черно-белое фото из уголовного дела. Лицо, обезображенное ненавистью и пустотой. Андрей Чикатило. А рядом — фотографии с мест его преступлений, те самые, что хранятся в засекреченных архивах.


«Я запустил алгоритм сравнения почерка. Не ДНК, не отпечатков. А именно почерка. Расположение ран, глубина, угол... Машина выдает вероятность в 89.7%, что это работа одного и того же человека».


В квартире повисла тишина, нарушаемая лишь гулом компьютера. Илья перевел взгляд с экрана на брата.


«Это невозможно. Он умер. Давно».


«Я знаю. Но данные не врут. Данные — это единственное, что не умеет врать. Люди врут. А цифры — нет». Романыч откашлялся. «Я думаю, нам нужно провести полевой выезд. Последнее тело нашли сегодня утром в лесополосе у Кольцевой. Его еще не успели убрать. Поезжай. Посмотри. Почувствуй».


Илья молча кивнул. Он уже ненавидел это место, еще не увидев его. Он надел куртку.


«Бери с собой „Громовержец“», — сказал Романыч, имея в виду тот самый короткий стальной прут с выгравированными рунами.


«Уже беру», — Илья достал из-под дивана длинный сверток в ткани. «А ты?»


«А я попробую найти, откуда взялось это „чудо“ наступления комы. Кто его лечил, кто его выписал. У каждого чуда в нашем мире есть свой режиссер».


Илья вышел. Дверь закрылась. Романыч снова надел очки, и его пальцы вновь застучали по клавиатуре, отдаваясь тихим эхом в пустой, наполненной мерцанием экранов квартире. Охота началась.