Первая вахта-4⁠⁠

Начало здесь:

Цепи пролетариев и латынь Цезаря (продолжение)

Оставив электрика в полном изумлении, мы благополучно добрались до милицейского уазика, который уже стоял на палубе «кардека», освобожденный от объятий судового погрузчика.

- Здесь нет моих сержантов – резюмировал милицейский прапорщик Мухин очевидное и внимательно посмотрел на меня – а где доктор опыты проводит?

Представив появление прапорщика в каюте Хабарова, я содрогнулся. Круиз патрульного уазика с тремя пьяными ментами, касками, автоматами и бронежилетами в Европу и обратно вряд ли останется незаметным ни здесь не там. Это вам не вечно зимующий бывший полярник Хабаров.

Сто пудов начнут искать машину, оружие, людей, если уже не начали.

- Стой тут, охраняй уазик, чтоб не угнали – сказал я прапорщику – сейчас приведу твоих коллег.

- Да как же его угонят? – удивился Мухин – отсюда даже не выехать.

- Это решаемо – ответил я – мы аппарель откроем, а докеры в нашем порту настоящие пролетарии.

- Какие пролетарии? – заинтересовался прапорщик Мухин

- Настоящие, которым нечего терять кроме своих цепей. А цепей у них давно нету, вот и берут чужие без спроса.

- Как берут? – не понял прапорщик. 

- Говорю же: без спроса – объяснял я прапорщику – якорь уже висит за бортом судна, только и надо, что аккуратно опустить его в грузовик, припаркованный на причале, и вместе с цепью отвезти в скупку металлолома, понял?

- Понял – согласился прапорщик.

- Вот и стой, а то на крышу твоей машины положат три тонны якоря и четыре смычки цепи, тут твой бобик и сдохнет, только баллоны полопаются.

- Может аппарель не открывать? – голос Мухина был просящий.

- Нельзя – твердо ответил я – по-другому тебе из трюма не выехать.

Оставив милицейского прапорщика бояться портовых пролетариев, я отправился в «Хабаровск» за сержантами Леликом и Боликом.

В "Хабаровске" Лелика и Боблика не было. "Пятнадцатилетний капитан" сидел уже в тельняшке и переводил девиз с татуировки, набитой на плече спящего радиста.

- Веди, вини, дефекали - читал латынь бывшему полярнику бывший подводник, ведя пальцем от буквы к букве - пришел! увидел! обосрался! или обосрал!

- А как же пришел, увидел, победил? - спросил Хабаров и показал герб на пачке Мальборо.

- Для девизов очень важно иметь вариативность высказывания, кто же знает, как дело пойдет – объяснял капитан-наставник – можно обосраться, а можно и обосрать. Двойственное или тройственное значение, игра слов предают девизу мистический, можно сказать сакральный смысл! Вполне возможно, что Гай Юлий Цезарь переделал свой девиз, когда большой политикой занялся и Рубикон перешел!

- Так разбудите Начальника и спросите, что за девиз такой – прервал я историко-лингвистический монолог бывшего подводника.

Радист не хотел просыпаться, но нас было больше, и мы были настойчивы.

Рассказ радиста был короток и прозаичен: татуировку ему делали два года назад в Гондурасе, где организм радиста, отравленный теплой водкой, не выдержал тропической жары и неконтролируемо избавился от излишков, испортив воздух и кушетку в тату-салоне. А набивщик был здоровый и злопамятный.

Дослушав эту карибскую историю, мы выпили, и я спросил:

- А где Лелик и Болик?

- Так доктор с Шуриком их в изолятор увели - ответил Хабаров.

- Зачем? – удивился я и подумал: "а не на каркал ли я про опыты?" Но действительность оказалась еще неожиданней. 

- Пытать – буднично ответил Хабаров – хотят узнать где часы и цепочка Шурика, а то те не помнят.

«Мне срочно нужно в изолятор» - понял я.

Переселение судеб и капельница доктора (продолжение)

Как известно: капитан на судне – «первый после Бога». А вот вторых много: старший помощник, старший механик, капитан-наставник вместе с механиком-наставником и даже суперкарго с представителем судовладельца. Особняком в этом списке стоит судовой врач. Медицинский блок - это, пожалуй, единственное место на пароходе, где капитан перестает быть «только первым» и уступает свою власть и свою ответственность доктору.

Подходя к двери медицинского изолятора, я испытывал некоторую робость.

«Зачем Доку лишние свидетели?!" - думал я: "может же он дверь не открыть и меня не пустить».

Меня пустили. Лёлик лежал на кушетке под капельницей, а матрос Шурик и милиционер Болик объяснялись друг другу в вечной любви и верной дружбе.

- Что это? сыворотка правды?– спросил я, показывая на капельницу.

Док улыбнулся, кивнул мне утвердительно и громко сказал:

- Да! Это амитал натрия. Сейчас Лёлик у нас все вспомнит!

И Лелик вспоминал:

- Шаверму у Мухина – это я доел. И пиво тоже я. А вот часы…- он закрыл глаза, бормотал ещё что-то невнятное и потом окончательно затих.

- Док - встревожился я - что с ним?

- Заснул – ответил Док и подкрутил колесико у капельницы – я ему физраствор капаю, чтоб быстрее протрезвел.

- А этим? – я указал на братающихся Шурика и Болика.

- А эти пока не даются! – ответил док и вытащил бутылку с недопитым «Абсолютом» из рук Болика.

- Друг! – меж тем орал пьяный Шурик – я тебе подарю самое дорогое, что у меня есть: свой паспорт моряка! с дарственной надписью!

- И я стану моряком? – икал Болик.

- Станешь – согласился Шурик, ища бутылку, которую забрал доктор.

«Раком ты станешь» - подумал я: «вместе с матросом Шуриком и со мной, а вот Док точно окажется не при делах».

- А я тебе дам свои корочки! – объявил Болик – будешь милиционером! мы поменяемся судьбами!

- Лучше печенью поменяйтесь! – прокомментировал доктор грядущее «переселение судеб».

- С тобой? - удивился Болик.

- Со мной поздно - ответил Док и указал на меня - а вот с ним можно, он ещё молодой!

- Я старый! - возразил я доктору - и пьющий! со мной нельзя!

- Ну, решим вопрос - согласился Болик и забрал бутылку у доктора.

- В честь чего у них такая любовь? – кивая на друзей-собутыльников, спросил я у Дока.

- Болик цепочку Шурику вернул – ответил доктор и глазами показал на шею Шурика.  

«Хорошо менты устроились» – философствовал я: «сначала забрали чужую вещь, потом вернули эту вещь её хозяину и всё! - они уже лучшие друзья».

Будущему матросу Болику стало жалко отдавать свои милицейские корочки, и он придумал разрезать их пополам.

- Давай так - предложил другу Шурику его друг Болик - разделим мои корочки по-братски: тебе достанется та половина, что с фотографией, а другую я себе оставлю, хорошо?

- Мне без фото! – не согласился Шурик – у меня ещё наклейка с Микки Маусом сохранилась, я её вклею и будет две корочки на двоих с двумя фотографиями.

- Гениально! Документ же без фото не действует! – восхитился Болик и захрапел.

- Так! – срочно приходилось брать инициативу на себя – Шурик, буди своего лучшего друга, затем грузите Лёлика на носилки и тащите его к аппарели, пока у нас на судне не открылся морской филиал Адмиралтейского РУВД.

Глазам прапорщика Мухина, бдительно охранявшему милицейский уазик, предстала странная процессия: на носилках, которые несли матрос Шурик и сержант Болик, спал младший сержант Лёлик, а рядом, держа в поднятой руке капельницу, шел доктор.

- Что? Опыты не удались? – спросил у меня ошарашенный прапорщик.

- Какие опыты? – удивился я, уже забыв о своей шутке «про опыты».

- Медицинские! – ответил Мухин и, держа в правой руке автомат, левой указал на Лёлика.

В этот момент матрос Шурик узнал свои часы на запястье прапорщика и, хрюкнув от неожиданности, выронил носилки.

Действующие лица (продолжение)

Матросы торгового флота, в отличии от ВМФ, бывают и сорока и даже пятидесяти лет отроду. С одной стороны, это хорошо: у такого моряка есть богатый жизненный и профессиональный опыт. С другой стороны, он не будет излишне рисковать собой и опрометчиво выполнять неразумные указания начальства.

Вот и матрос-артельщик Алексей, увидев своего коллегу Шурика, который сцепился с прапорщиком Мухиным, не выполнил моего приказа разнять дерущихся, а просто стукнул бутылкой «Абсолюта» по каске милиционера. Тот мешком осел на палубу.

Я осмотрел мизансцену: на носилках лежали два мента: Лёлик, и уроненный на него, Болик. Рядом стоял доктор с капельницей в одной руке, а другой рукой он пытался отделить Болика от Лёлика. Матрос Шурик уже снимал свои часы с руки прапорщика. Артельщик тоже мародерствовал: забрал у Мухина автомат и начал расстегивать бронежилет. Тут я понял, что, говоря современным языком, «мои компетенции заканчиваются» и срочно вызвал капитана-наставника к кормовой аппарели. Наставник пришёл довольно быстро и не один. С собой он привел полярника Хабарова.

- А у вас тут не скучно – оглядевшись, радостно прокомментировал наставник. Доктор уже разделил Лёлика, Болика и капельницу на три части и осматривал прапорщика Мухина. Матрос Шурик бинтовал себе рану на лбу, а артельщик Алексей отмародерил прапорщика и теперь откручивал колесо у милицейского уазика.

- Радмир Константинович? – обратился артельщик к наставнику – а можно я колесами с уазиком поменяюсь?

- А тебе зачем? – удивился тот. - У нас при церкви «буханка» есть – объяснял Алексей – на ней колеса совсем плохи.

- Раз на божье дело: то не жалко – согласился капитан-наставник и приказал Хабарову – помоги старообрядцу снять колеса с уазика.

- У вас аккумулятор новый? – спросил артельщик у Мухина.

- Он тебя не понимает – ответил за прапорщика доктор – ты его нокаутировал, подожди сейчас схожу за нашатырём, расспросишь.

- Радмир Константинович - я подошел к капитану-наставнику - можно мне пойти, а? у меня вахта заканчивается.

- Голубчик, ну конечно, идите, дорогой – заулыбался тот – а старпому так и передайте, мы тут сами всё закончим.

На мостике уже был Чиф - старший помощник капитана. Одетый в идеально белую форменную рубашку, свежевыбритый и надушенный, он казался олицетворением стабильности и рационализма в этом мире хаоса и абсурда.

- Как вахта? Что нового? – спросил он меня.

- Капитан Вася в прямом смысле слова объедает экипаж, полностью игнорируя судовую этику и гигиену, электрик Стасик отравил битым стеклом недоеденные капитаном пельмени и теперь чистит их от майонеза и шкурки в трусах и фартуке, нарушая своим гардеробом некоторые санитарные и многие нравственные нормы – я перевел дух и продолжил - есть посторонний на борту: полярник Хабаров, у него нет документов и он спаивает экипаж, проживая в самозахваченной каюте №10 под условным наименованием "Хабаровск", Хабаров находится в сговоре со старшим матросом Алексеем-Алкоголиком, он же артельщик, который не пьет и у которого есть неограниченный запас шведской водки «Абсолют», доктор помогает Хабарову и артельщику отлавливать спаивать всех, кто попадает на судно, хотя доктор и старовер: он исповедует ЗОЖ, пьяные тела потом уносят к нему в изолятор, говорят: «для опытов», где он ставит капельницы, то ли с амиталом натрия, то ли с физраствором.

- Кто говорит об опытах? – перебил меня старпом.

- Я говорю – ответил я и продолжил - матроса Шурика наряд ППС привез на борт пьяного и с паспортом моряка, в который были внесены незаконные изменения, четвертый механик украл с пирса милицейский уазик и поставил его к нам на «кардек»…

- Капитан-наставник прибыл? – опять перебил меня старший помощник.

- Прибыл – ответил я – и запустил на пароход двух ментов ППС, третьего, вместе с уазиком, завез уже четвертый механик.

- И что милиционеры делают? – полюбопытствовал Чиф.

- Главный из ментов подрался с Шуриком, который перед тем уронил одного пьяного «ппсника» на другого, да так, что Док еле смог разобрать их из одного тела обратно в два.

- А кто в драке победил, Шурик? – про доктора и ребус из падших милиционеров старпому было не очень интересно.

- Победил артельщик – ответил я – вооруженный "Абсолютом", он отправил милицейского прапорщика в нокаут, а Шурик свой лоб разбил об каску прапорщика.

- А наставник? – спросил меня старпом.

- Капитан-наставник возглавил «стаю» товарищей из Хабарова, Шурика и артельщика по разграблению милицейского «уазика» в пользу старообрядческой церкви на Охте и просил передать, что на «кардеке» они всё сами закончат.

- Что-то ещё? – Чиф посмотрел на часы, там было ровно четыре часа утра.

- Опасаюсь за жизнь и здоровье милиционеров из наряда ППС Адмиралтейского РУВД – ответил я и добавил – а так: вроде всё.

- Ну вот видите – улыбнулся старпом – ваша первая стояночная вахта на новом месте прошла вполне успешно, даже и в вахтенный журнал записать то нечего.

«Какие же у меня будут ходовые вахты?!» - подумал я, покидая мостик.