Ответ на пост «Вопрос к старожилам Пикабу (в прямом смысле)»
Я 1986-го года рождения. Отец - военный, мать - бывшая учительница русского и литературы, впоследствии - тоже военная. Оба из двух самых южных районов Воронежской области, Богучарского и Кантемировского, оба из деревень. К моменту, когда я пошел в 1-й класс, наша семья переехала из Беларуси, где отец служил несколько лет, обратно на родину, в родную деревню отца и бабушки. Там я и пошел в школу. В это время под Богучаром была расквартирована военная часть, рядом с городом строился военный городок.
Это была уже середина 90-х, мама не могла найти работу по специальности, и отец устроил ее к себе в часть. Пока строился городок, мы с младшим братом были в основном на попечении бабушки, мамы отца. В 96-м мы переехали в новую квартиру, я пошел в новую, построенную в городке школу. Примерно тогда же ударил кризис - зарплату родителям задерживали на месяц, на два, на полгода. Я не знаю, как бы мы тогда выжили, если бы не родители матери и отца, если бы не деревня. Понятное дело, в деревнях тоже никто особо не шиковал, но в деревне, если ты не бухаешь и имеешь прямые руки, ты фактически на самообеспечении, хотя работать для этого приходилось с утра до вечера. Мы каждые выходные ездили то в одну деревню, то в другую, помогали по хозяйству по мере своих возможностей, а родители матери и отца помогали нам по мере своих - овощами, фруктами, молоком, вареньями, компотами, иногда - мясом, даже испеченным в печи хлебом. Зарплата была редким праздником - на столе на несколько дней появлялись колбаса, лимонады, сладости. Но в основном рацион составляли блюда из картошки (благо с двух огородов ею можно было запастись на весь год на несколько семей), макарон и круп.
Опять же, не могу сказать, что я ощущал какую-то бедность - в то время, да еще в военном городке, все жили примерно одинаково, сравнивать было особо не с чем. Исключение составляли разве что семьи, переехавшие, например, из Германии, но их было не так много, да и разница была не особо критичной - просто у кого-то дома была техника и мебель получше, кто-то служил на более "хлебных" должностях и имел возможность приносить что-то с работы домой. По этой же причине девальвация рубля нашу семью затронула слабо - у нас просто не было каких-то сбережений, вкладов или ценных бумаг, которые при этом обесценились бы. Зато я хорошо помню открытие памятника погибшим в Чечне, гранитную плиту со знакомыми фамилиями - эта война затронула не одну семью из наших знакомых.
Сейчас я понимаю, что в каком-то смысле мне очень повезло. "Лихие 90-е", можно сказать, прошли мимо меня - в военном городке и в деревне почти на границе страны "лихачить" было особо некому и негде. Бабушки и дедушки не дали нам с братом и нашим родителям умереть с голоду, когда денег не было по полгода подряд. Городок был новым, школа - тоже, мы со сверстниками, за редким исключением, были плюс-минус в одной лодке и жили в своего рода замкнутом сообществе военных, где завидовать было почти некому и незачем. Зато на каникулах в деревне у тети и у моих двоюродных братьев регулярно были драки деревня на деревню, с применением выдранных из заборов штакетин, и прочие радости жизни - сенокос, выпас деревенских или колхозных коров, уход за домашней скотиной, огороды, поливки, уборка урожая. Наши семьи постоянно помогали друг другу - потому и выжили.
Сейчас мне 35, я переводчик, работающий на удаленке, уже 20 лет живу в Воронеже. Детские годы вспоминаю с теплотой: несмотря на все трудности тех лет я понимаю, что многим пришлось гораздо труднее - особенно тем, кто потерял родных в Чечне, из-за наркомании или каких-то бандистких или уличных разборок.
Маминой деревни больше нет - к началу 2000-х оттуда уехала вся молодежь, остались только старики, автобусы перестали ходить, единственный магазин закрылся. Бабушку с дедушкой пришлось перевезти в районный центр, а дом вместе со всем двором сгорел, когда местный алкаш по пьяни случайно поджег луг недалеко от их дома. Когда я в первый раз повез свою девушку на малую родину знакомить с родителями, я заранее позвонил старшему двоюродному брату. Он встретил нас с автобуса на дедушкиной Ниве, которая десятки раз вытаскивала отцовкую "копейку" из сугробов на пути к ним. Не заезжая к родителям, мы поехали туда, в деревню на краю области, за которой был только лес и граница, по октябрьской грязи, по почти заросшей проселочной дороге, где только эта старая Нива и могла проехать. Там я водил свою девушку по давно уже остывшему пепелищу, по руинам построек, рассказывая, где и что было, как мы жили, о качелях в саду, сделанных дедом для своих пятерых внуков на ветке яблони, о погребе, который мы с братьями построили вместе, и о многом другом. В том числе и о том, что те руины - это одна из главных причин того, что я и моя семья остались живы в те годы, хотя тогда я этого не и понимал. Зато отлично понимаю сейчас, когда мне столько же, сколько моим родителям было в 99-м.